ОЛЕСЯ
Два слова описывают это место — казенный дом. Здесь нет ни тепла, ни снисхождения. СИЗО остается СИЗО, несмотря ни на что.
Сильнейшая тошнота разрывала меня изнутри уже второй день.
— Господи, когда же это закончится?!
Проклятое ведро в углу, видавшее виды, обильно украшенное нецензурными надписями, не могло дать мне ответов.
Несмотря на прохладу, царившую в помещении, я не могла остановить поток пота, беспрерывно скатывающегося по моему лбу.
Звонко лязгнули замки, когда дверь распахнулась. Резкий, беспристрастный голос отдал команду:
— Лицом к стене!
Перед тем, как выполнить приказ, я увидела идущего прямо на меня невысокого мужчину с темными волосами. Его щеки были выбриты до бледно-синего оттенка, а короткая стрижка подчеркивала маленькие, глубоко посаженные глаза… Он был одет в штатское, но каждое его движение выдавало в нем оперативника полиции.
Жгучий запах дешевых сигарет вонзился в мои ноздри, вызывая мгновенное отвращение и новую волну тошноты. Оперативник презрительно взглянул на ведро и с сарказмом заметил:
— Похоже, тебе не по вкусу местная кухня. Нет ничего хуже, чем эта баланда. Ну ничего, выйдешь отсюда, да забудешь.
Я на минуту потеряла дар речи.
— Но… как? — вырвался у меня вздох, больше похожий на всхлип.
С холодным щелчком наручников на моих запястьях, твердой рукой меня вывели меня из тесной камеры.
— Спокойствие, только спокойствие, — как говаривал Карлсон. Выпускают тебя, Лисенок!..
Это прозвище вызвало в моей голове вихрь воспоминаний, которые и так не давали мне покоя. Все эти мучительные пятнадцать суток. Было ли мне от этого горько? Безусловно. Я скучала по Тимуру…
Коридор изолятора, несмотря на поздний час, пульсировал жизнью, следуя давно установленным правилам. По узкому, едва освещенному пространству, двое охранников в форме вели мимо нас женщину, чьи горькие слезы смешивались с кровью на ее домашнем халате. Она бессильно стирала капли с опухшего лица, издавая приглушенные стоны. Я неосознанно отступила назад, стараясь избежать столкновения с этой мрачной картиной.
— Почему меня отпускают? — с недоумением спросила я.
— Не ершись ты! Все в порядке! Потерпевший отозвал свои обвинения, и у него больше нет к тебе претензий.
— Вот так просто?!
— Бывает такое, и не редко.
Дежурный на проходной сосредоточенно заполнял бланки, которые, судя по всему, были крайне важны, хотя и выглядели помятыми, как будто их только что вытащили из кармана старой куртки. Он поднял голову при звуке наших шагов и уставился на нас своими неподвижными, как у рыбы, глазами.
— Эту отпускаем, — безапелляционно произнес оперативник, указывая на меня.
На грубом лице дежурного мелькнуло выражение, отдаленно напоминающее удивление.
— Фамилия, имя, отчество? — спросил он сухо, готовясь записать мои данные.
Видя, что никто не спешит “доставать из широких штанин” заветный ключ, чтобы меня отпустить, я почувствовала себя растерянной, несмотря на всю былую закалку.
— Зайцева… — пробормотала я еле слышно.
— Девушка, полное ФИО!!! — повторил дежурный с явным раздражением. В его глазах промелькнуло усталое разочарование, напоминающее чувства преподавателя, вынужденного обменять престижную кафедру в Москве на класс в интернате для детей с особыми потребностями.
— Зайцева Олеся Давыдовна.
Короткие мужские пальцы резво забегали по клавиатуре.
Замерла, задерживая дыхание, а вдруг шутка?
Я выглядела так, как будто меня, приговоренную к смертной казни, уже посадили на электрический стул, и вдруг объявили о неожиданном перерыве в подаче электричества.
Последующие несколько минут дежурный успешно занимался телефонными переговорами.
Слезы медленно набирались в моих глазах, и я осознала, что сейчас не сдержусь. Все прошедшие дни я не допускала такой обыденной женской слабости, стремясь быть сильной, или по крайней мере казаться таковой — и мне это удавалось.
“Не смей рыдать, дура!” — внутренний голос вмешался без церемоний, как обычно, без тени такта. “Думаешь, твои слезы кого-то тронут?”
— Ваши вещи, — конверт с мелочью плавно перекочевал в мою потную ладонь. — Можете проходить!
Тяжелые стальные перегородки начали медленно раздвигаться, издавая глухой скрежет.
Я выскочила на улицу, словно в состоянии сомнамбулы, и оперлась о холодную стену, ища опору. Не может быть, этот бесконечный кошмар действительно закончился? — думала я, с жадностью вдыхая прохладный воздух.
— Олеся! Давай в машину, холодно!
Когда я увидела, что у входа стоит и ждет серый Лексус, я оцепенела от неожиданности.
— Камиль… — одними губами прошептала я, подходя ближе.
Я медлила с посадкой в машину, колеблясь. Моя готовность столкнуться с Тимуром стремилась к абсолютному нулю.
— Его здесь нет, — счел нужным пояснить Камиль.
Я все же кивнула, и послушно села в машину.
— Ты в порядке? — меня окинули пристальным взглядом, от которого захотелось поежиться.
Я хотела забыть хотя бы на время, как корчилась от тошноты, переживая разные догадки.
— Нормально, — отозвалась и тут поняла, что у меня стучат зубы. — Почти. Наверное. Я не пойму.
— Тут такое дело… — Камиль начал нервно болтать, извлекая из пиджака конверт. — Не злись, ладно? — пробормотал он.
Я едва коснулась взглядом конверта, протянутого мне, и тут же отвела глаза.
Теперь я поняла, какая цель привела его сюда — избавиться от меня, и ничего больше. Стало очень холодно, словно в душе замерзла глыба льда.
— Слушай, я же тебя изначально предупреждал, что такой, как Тим глазом не моргнет и бросит женщину, как только ему приглянется другая.
Я опустила взгляд на переплетенные на коленях пальцы, пытаясь осознать услышанное.
— Другая?
— Короче говоря, Тимур женился на одной там, — лицо Камиля заметно побледнело. — Без свадьбы, без понтов, просто расписались.
В носу защипало, я отвела глаза и, чтобы скрыть смущение, полезла в карман, сделав вид, что мне срочно необходимо что-то в нем отыскать. Прекрасно поняв, какие чувства меня одолевают, Камиль тем временем отвернулся к окну.
— Знаешь… — бледно улыбнулась. — Передай ему мои глубочайшие поздравления! А я свою работу считаю выполненной, — подавив в себе стыд, я гордо вздернула подбородок и взяла конверт.
Меня не волновало, что он мог обо мне подумать.
Камиль лишь кивнул, а затем добавил:
— Кристину поместили в центр реабилитации, если тебе интересно.
У меня вырвался нервный хриплый смешок, и я покосилась на него слегка безумным взглядом.
— Не интересно…
Открыв дверцу машины, я с облегчением выбралась из нее.
— Эй, Олесь! — Камиль спустил окно пониже и высунул голову из машины. — Я могу подвезти.
Я еще немного постояла, приходя в себя и пытаясь усмирить бурлящие эмоции, после чего повернулась.
— Не надо нас подвозить…