Последняя схватка

XIII ЧТО ЗА ЭТИМ ПОСЛЕДОВАЛО

Кончини немедленно подозвал своих помощников, которые в бессильной злобе изрыгали жуткие проклятия, поминая всех демонов ада. Роспиньяк, Лувиньяк, Роктай, Эйно и Лонгваль вытянулись перед маршалом в струнку. Тут подоспел и Стокко.

— Господа, — страшным голосом изрек Кончини, — сто пятьдесят тысяч ливров тому, кто любым способом избавит меня от этих негодяев. Я сказал: сто пятьдесят тысяч ливров. Уточняю: пятьдесят тысяч — за юнца, сто тысяч — за старшего. Действуйте.

Кончини знал, что его головорезы смертельно ненавидят Пардальяна и Вальвера. Но он совершенно правильно полагал, что денежная награда подхлестнет их еще больше. Каждый выбрал двух-трех самых верных своих людей — назовем среди них господина де Базоржа, господина де Монреваля, господина де Шалабра и господина де Понтрая — и все, не теряя ни секунды, устремились за эскортом и вскоре настигли королевских гвардейцев, лошади которых шли шагом. Преследователи — их было около пятнадцати — разбились на группы, состоявшие из двух-трех человек. Что касается Стокко, то обычно «солдаты» Кончини сторонились его: ведь он не был дворянином. И сейчас, никого не дожидаясь, бандит знаком распустил свою братию и, прикрыв плащом лицо, с горящими от жадности глазами первым бросился добывать вожделенные сто пятьдесят тысяч ливров, обещанные маршалом д'Анкром.

Конная группа вступила на улицу Сен-Дени. Пардальян и Вальвер по-прежнему жили в доме герцога Ангулемского: этот особнячок подходил им по всем статьям и был надежным убежищем, так как имел два выхода на разные улицы. Действительно, Ландри Кокнар каждое утро выбирался за провизией, Гренгай ежедневно выскальзывал наружу, чтобы наблюдать за особняком герцогини де Соррьентес, да и шевалье с графом вовсе не сидели сиднем в четырех стенах, но ни одной из многочисленных ищеек еще не удалось напасть на их след.

Понятно, что Пардальян не собирался приводить полуроту гвардейцев прямо к порогу своего дома. Не хотел шевалье вести их и к таверне «Золотой ключ». У Пардальяна были на то свои причины. Когда Витри поинтересовался, куда их сопроводить, шевалье указал на гостиницу «Золотой лев», находившуюся на улице Сен-Дени, на углу улицы Коссонри: хотя жилище, которое Вальвер занимал на улице Коссонри, и не являлось частью гостиницы, оно тоже принадлежало ее владельцу.

И конный отряд остановился у «Золотого льва». Всполошившийся хозяин выбежал на крыльцо, следом устремилась взволнованно галдящая прислуга. Движение на улице замерло, у гостиницы тут же собралась толпа зевак. Из окон высовывались любопытные.

Гвардейцы выстроились в ряд и снова взяли на караул. Их капитан любезно простился со своими спутниками. Потом Пардальян и Вальвер спешились, взбежали на крыльцо и оглянулись. Видя, что Витри не двигается с места, явно решив до конца выполнить возложенное на него поручение, они в последний раз раскланялись и вошли в общий зал.

Когда дверь за Пардальяном и Вальвером закрылась, Витри развернул своих людей, и отряд все так же медленно отправился назад в Лувр.

До сих пор хозяин «Золотого льва» считал Вальвера самым обычным постояльцем, но теперь готов был поверить, что имеет дело с принцем крови. Прижав к груди белый колпак, трактирщик устремился за Одэ, непрестанно кланяясь и называя юношу «монсеньором». Но оба гостя вышли через заднюю дверь и направились по аллее к дому, в котором не так давно жил молодой граф.

— Что будем делать, сударь? — спросил Вальвер. — Вернемся в мои прежние апартаменты?

— Вот уж нет, — живо возразил Пардальян, — мы отлично устроились в особнячке герцога Ангулемского. Выберемся на улицу Коссонри и вернемся туда.

Через несколько минут Пардальян взял Вальвера под руку и предложил:

— Заглянем, пожалуй, в «Золотой ключ». Надо узнать, нет ли вестей от Эскаргаса. Что-то он долго не возвращается… Конечно, он малый не промах, но боюсь, что он все-таки попался.

Шевалье и граф свернули направо. Но на углу им пришлось подождать, пока гвардейцы выедут с улицы Сен-Дени.

А в нескольких шагах от наших героев притаился Стокко, горящими глазами наблюдавший за вожделенной добычей. Он знал о жилище Вальвера. И увидев, что эскорт остановился возле гостиницы «Золотой лев», бандит подумал:

«Пташки быстро упорхнут отсюда. Войдут — и сразу выйдут… А направятся они, скорее всего, на улицу Коссонри. Надо последить за ними, corbacco!»

Стокко ловко прошмыгнул сквозь строй гвардейцев и спрятался за углом, прикидывая про себя:

«Отсюда просматривается и вход в гостиницу, и вся улица Коссонри. Им от меня не уйти. Нападать на них я не буду, а то от меня, бедного, мокрое место останется… Я просто узнаю, где их логово. А там что-нибудь придумаю. Устрою им ловушку, и сто пятьдесят тысяч ливров монсеньора Кончини у меня в кармане!.. Все денежки достанутся мне одному!.. Corpo di Cristo! Да с таким богатством я куплю себе герцогство в Италии и стану важной птицей!»

Будь у Роспиньяка те же намерения, он поступил бы точно так же, как Стокко. Но Роспиньяка обуревала ненависть, а не жадность. Он не думал об обещанной награде, которая казалось простодушному Стокко больше, чем была на самом деле. Барон с радостью отдал бы и собственные скромные средства, лишь бы отомстить Вальверу.

Роспиньяк скрежетал зубами, вспоминая о смертельном оскорблении, нанесенном ему на глазах у всего двора. И думал лишь о том, что два его неуловимых врага где-то совсем рядом и что нельзя их упустить, а то они снова исчезнут. Барон понимал, что эти храбрецы могут уложить пятнадцать его головорезов — и тогда на его голову падет новый позор. Но лютая ненависть заглушила голос разума.

Роспиньяк с нетерпением ждал, когда же гвардейцы Витри отправятся обратно в Лувр. Когда эскорт остановился возле «Золотого льва», барону пришлось задержаться недалеко от Фуражной улицы. Его люди подтянулись к нему.

Понимая, что сейчас эскорт развернется, Роспиньяк приказал своим солдатам укрыться на Фуражной улице. А сам остался с лейтенантами на углу, не спуская налитых кровью глаз со своих врагов, за которыми следовал с улицы Сент-Оноре. Увидев, как они заходят в гостиницу, барон гневно бросил:

— Как только Витри уведет гвардейцев, мы ворвемся внутрь, все переломаем, устроим пожар, камня на камне не оставим, но не выпустим их живыми. Обещаете, господа?

— Обещаем, — вскричали хором Роктай, Лонгваль, Эйно и Лувиньяк.

— Господа, — страшным голосом продолжал Роспиньяк, — уступаю вам свою долю из вознаграждения, обещанного монсеньором, если вы позволите мне самому расправиться с дьяволом во плоти по имени Вальвер.

Лейтенанты запротестовали:

— Он отхлестал нас своей шпагой!

— А меня он отделал сапогом! — прорычал Роспиньяк. — Понимаете, сапогом?! Да еще и на глазах у короля, королевы и всех придворных! Что значит ваше унижение по сравнению с моим?

Лейтенанты переглянулись и склонились перед бароном:

— Раз так, он ваш.

— Спасибо, господа, — поблагодарил Роспиньяк со свирепой улыбкой, мрачно подумав при этом:

«Вот и хорошо… Я бы на все пошел, если бы они попытались украсть его у меня».

Четверка лейтенантов отправилась отдавать распоряжения своим людям.

Конный отряд ушел, и движение на улице возобновилось. Роспиньяк обернулся. Лонгваль, Эйно, Лувиньяк и Роктай стояли у него за спиной. А за ними держались их люди. Барон уже собирался увлечь всю банду за собой, как вдруг застыл от изумления.

В двадцати шагах от себя он увидел тех, кого рассчитывал захватить в гостинице. Они шли под ручку, спокойно, не таясь, и весело разговаривали, словно их ничто не тревожило, словно они даже не подозревали о нависшей над ними смертельной угрозе.

Так, по крайней мере, показалось Роспиньяку. Он затрясся от сатанинской радости и с ликованием подумал:

«Сам ад посылает их мне! Уж на этот раз им не уйти!..»

Барон тихо отдал распоряжения лейтенантам, а те быстро проинструктировали своих людей. Все шпаги разом вылетели из ножен. И головорезы устремились на улицу Сен-Дени, вопя во все горло:

— Держи!

— Хватай!

— Бей!

— Не жалей!

— Смерть негодяям!..

Вся улица заволновалась, поднялся страшный шум. Оглушительно завизжали испуганные женщины, мирные прохожие в ужасе бросились врассыпную, не чая выбраться из этого ада живыми.

В мгновение ока пространство между улицами Коссокри и Фуражной опустело, и налетчики могли действовать без помех.

Бандиты не стали мудрить: половина нападавших бросилась на наших героев, а все остальные побежали, прижимаясь к домам, чтобы отрезать Пардальяну и Вальверу все пути к отступлению. Но, это не привело к желаемому результату.

Роспиньяк сильно ошибался, решив, что шевалье и граф ни о чем не подозревают. Оба они были предельно собранны и ждали нападения, хотя и не говорили об этом. Едва увидев Роспиньяка, они сразу поняли, что происходит.

Оба выхватили шпаги, ожидая, что будет дальше. В этот миг на смельчаков и налетели бандиты. Легко разгадав маневр негодяев, наши храбрецы решили внести в него свои изменения. Впрочем, оба прекрасно знали по личному опыту, что в таком неравном бою обычно побеждает тот, кто первым наносит удар.

Они переглянулись и молниеносно перешли в наступление. Перехватив шпаги, как дубинки, Пардальян и Вальвер отскочили в стороны и обрушили массивные железные рукояти на головы тех, кто пытался зайти графу и шевалье в тыл. Еще один прыжок, и они снова оказались посреди улицы.

На них стремительно надвигалась шеренга из восьми человек. Но самые резвые вырвались вперед, и шеренга на глазах распалась.

Пардальян и Вальвер ринулись на двух бандитов, которые мчались быстрее других, и снова пустили в ход импровизированные дубинки. Оба негодяя рухнули без чувств. Это были Лувиньяк и Эйно.

Наши смельчаки снова перехватили шпаги и мгновенно выставили вперед клинки. Очередные нападавшие не успели отразить молниеносных выпадов и осели на мостовую, проткнутые насквозь.

Бой только начинался, а шестеро головорезов уже вышли из строя! А наши герои не получили еще ни одной царапины.

События развивались с поразительной быстротой. И у графа, и у шевалье было словно по двадцать рук. На храбрецов бросались, но они внезапно оказывались в другом месте. А налетчик оставался лежать в луже крови.

Роспиньяк явно проигрывал. Вступив в бой, он вновь обрел утраченное хладнокровие. И теперь оценив обстановку, понял, что дело плохо, но еще не все потеряно. Барон сообразил, что, сражаясь поодиночке, все его люди будут перебиты один за другим. Свистком он дал им команду сомкнуть строй.

Теперь Пардальяна и Вальвера окружили со всех сторон. Наши герои встали спина к спине, размахивая шпагами и никого к себе не подпуская.

Нападавшие изрыгали проклятья, подбадривая друг друга. Сжав зубы, Пардальян и Вальвер стояли молча, спина к спине: ноги двух отважных воинов будто вросли в землю, глаза горели. Смельчаки не атаковали своих врагов… пока что не атаковали. Рассекая шпагами воздух, Пардальян и Вальвер высматривали, в каком месте можно будет прорвать железное кольцо врагов.

Впрочем, выжидали шевалье и граф недолго. Внезапно Пардальян сделал молниеносный выпад, и на секунду зазевавшийся солдат рухнул как подкошенный.

Тут за дело взялся и Вальвер, уложив сразу двоих. Бандит, которого он поразил, уцепился за соседа, и тому пришлось с силой оттолкнуть раненого. Воспользовавшись этим минутным замешательством, Одэ нанес удар и второму негодяю — тот со стоном повалился на первого.

Из четырнадцати человек, которыми недавно командовал Роспиньяк, осталось лишь пятеро, включая Роктая и Лонгваля. Имей эта шестерка дело с обычными фехтовальщиками, бандиты еще могли бы рассчитывать на победу. Но куда им было тягаться с Пардальяном и Вальвером! А те немедленно продемонстрировали свое искусство, перейдя от обороны к наступлению.

Роспиньяк понял, что его отряд разгромлен. Теперь лишь Лонгваль и Роктай дрались с прежней горячностью. Трое остальных явно сникли и только и искали случая сбежать с поля боя.

Но барон был полон решимости скорее умереть на месте, чем испытать позор столь унизительного поражения. С самого начала битвы Роспиньяк нападал на Вальвера. Барон кидался на юношу с отчаянной яростью, не жалея себя и не думая о защите.

После успешного прорыва кольца Пардальян и Вальвер уже снова стояли плечом к плечу, так как их противники опять выстроились в шеренгу.

Роспиньяк устремился на своих врагов: он искал смерти. Несколько раз барон сознательно опускал шпагу, но Вальвер и Пардальян, будто сговорившись, не воспользовались этой возможностью отправить его на тот свет. Роспиньяку стало ясно, что его щадят.

Это было достаточно унизительно, ведь барон считался одним из лучших фехтовальщиков в Париже. Но страшнее было другое. Роспиньяк понял, что его ждет очередной публичный позор. И барон знал, что избежать этого позора ему не позволят.

От этой мысли Роспиньяк совсем потерял голову. Звенели клинки, а он бессвязно бормотал:

— Убейте меня! Ну убейте же меня!

Сильный и смелый человек, он без зазрения совести натравил банду убийц на двух других людей, а теперь, не переставая нападать на своих врагов, сам молил их о смерти… В этой сцене было что-то отталкивающее и обескураживающее.

Роспиньяк признавал собственное бессилие, признавал свое полное поражение. Победители могли бы радоваться, но они отнеслись к своему триумфу совершенно спокойно. Отразив очередной удар, Пардальян только пожал плечами. А Вальвер предупредил барона:

— Убивать тебя я не собираюсь, иначе ты не попадешь в руки палача. Но проучу я тебя как следует.

— Дьявол! — взревел Роспиньяк.

Отчаянно отбиваясь, он нащупал левой рукой кинжал, решив вонзить его себе в горло, чтобы избежать чудовищного унижения, которое уже пережил два раза.

Пардальян и Вальвер видели, что трое людей барона выразительно озираются по сторонам… Шевалье пожалел их и насмешливо крикнул:

— Да бегите же, спасайте свои шкуры!

Надо отдать солдатам Кончини должное: они не были трусами. Как им ни хотелось последовать мудрому совету Пардальяна, они не решались бросить своих командиров. Тогда наши герои так насели на выдохшихся бандитов, что те дрогнули и пустились наутек.

Но тут же угодили прямо в лапы двум отчаянным молодцам, которые налетели на изрядно потрепанных головорезов, размахивая дубинками, издавая ослиный рев, лая, хрюкая и мяукая. Парни в одно мгновение уложили двух беглецов на месте. Лишь третьему удалось спастись — и он скрылся в неизвестном направлении.

Роктай и Лонгваль все еще сражались, но долго продержаться они не могли. Роспиньяк понял, что все кончено, и зарычал:

— Чтоб тебе гореть в аду, дьявол! Живым я не сдамся!

Барон поднял кинжал, чтобы перерезать себе горло, и вдруг ему показалось, что само небо обрушилось ему на голову. Он упал как подкошенный, уткнувшись лицом в канаву, и уже не услышал голоса, который с южным выговором произнес:

— Эй вы, жулье поганое, черт бы вас побрал, а ну-ка повернитесь да покажите свои преступные морды!..

Эти слова были адресованы Лонгвалю и Роктаю. Но отреагировать лейтенанты не успели — по той простой причине, что почти одновременно рухнули с пробитыми головами.

Это отличились Ландри Кокнар и Эскаргас, подоспевшие на помощь своим хозяевам, когда исход боя был уже предрешен. Верные слуги не пощадили тех, кого их господа, вероятно, не стали бы добивать.

Покрытый дорожной пылью Эскаргас только что вернулся в Париж, выполнив таинственное поручение Пардальяна. И именно Эскаргас рукояткой своей шпаги до полусмерти пришиб Роспиньяка. И, сам того не подозревая, спас таким образом барона от нового унижения.

А Ландри Кокнар только что купил короткий ломик, которым и уложил Роктая и Лонгваля. Мы знаем, что Ландри имел на них большой зуб. И сейчас не промахнулся, наконец вымещая на обидчиках свою злобу.

Оставшись без противников, Пардальян и Вальвер вложили шпаги в ножны и задумчиво обозрели поле боя. На залитой кровью мостовой лежало четырнадцать тел. Четырнадцать! Четырнадцать из пятнадцати, набросившихся на двоих, чтобы их прикончить.

— Бедолаги! — тихо сказал Пардальян с невыразимой грустью в голосе.

— Они хотели подло убить нас, — мягко напомнил Вальвер. — Мы лишь спасали свои шкуры, сударь.

— Увы, это так, — вздохнул шевалье.

— Впрочем, мы же только вывели их из строя, — утешил Пардальяна Одэ. — Конечно, ранения у них серьезные, но я готов поспорить, что все они выживут.

— Дай-то Бог, — прошептал Пардальян.

— Уверяю вас, что эти двое уже не дышат, — вмешался Ландри Кокнар, показывая на Роктая и Лонгваля.

Их тела валялись в уличной сточной канаве. Пардальян и Вальвер увидели, что это действительно трупы. Удары страшной силы раскроили им черепа, и мозга разбрызнулись кровавой кашей.

— Черт! Тяжелая же у тебя рука, — покачан головой Пардальян. — Не мог бить поаккуратнее, дикое ты животное?

— Сударь, — ответил Ландри Кокнар со зловещим спокойствием, — эти двое набросили мне петлю на шею и тащили меня на виселицу, как грязного поросенка. И я поклялся, что оба падут от моей руки. Я просто сдержал слово…

— Какой ты, право, мстительный, — заметил Вальвер.

— Знаете, сударь, я чуть не принял сан, а церковники — самые мстительные люди на земле, — объяснил Ландри Кокнар. И елейным голосом добавил: — Теперь я ничего против них не имею. И даже с чувством прочитаю «Отче наш» и «Богородицу» за упокой души каждого из них.

— В любом случае, — проговорил Пардальян. — я не советую тебе хвастаться этим ударом перед моим сыном Жеаном.

— Это почему, господин шевалье? — удивился Ландри.

— А потому, что он сам хотел разделаться с ними, — мрачно усмехнулся шевалье. — В отличие от тебя он никогда не собирался посвятить себя церкви, но мстителен он не меньше, чем ты. И если он, не дай Бог, узнает, что ты лишил его удовольствия отправить их на тот свет, тебе несдобровать.

Ландри Кокнар явно разволновался, а Пардальян, пряча улыбку, продолжал:

— Нечего нам здесь задерживаться. Если на нас снова нападут, не знаю, хватит ли у меня сил для нового сражения, ведь мне не двадцать лет, как вам.

Вальвер рассмеялся. Его забавляло, что шевалье с некоторых пор завел привычку рассуждать о своем возрасте и жаловаться на немощь. Но задерживаться возле трупов действительно не имело смысла, и Одэ не стал возражать. Четверка победителей направилась к улице Коссонри.

Пардальян подозвал к себе Эскаргаса, и тот на ходу принялся докладывать о том, как выполнил поручение шевалье. Похоже миссия Эскаргаса увенчалась полным успехом: лица Пардальяна и Вальвера, который, видимо, тоже был в курсе дела, засияли, а в глазах у наших храбрецов запрыгали смешинки, словно в предвкушении какой-то веселой шутки.

Мужчины шли не торопясь, внимая Эскаргасу и не подозревая — или только прикидываясь, будто не замечают, — что Стокко крадется за ними, прикрывая лицо полой плаща.

Да, Стокко с самого начала неотступно следовал за ними. Увидев, что Роспиньяк напал со своими людьми на двух храбрецов, Стокко сразу понял, чем все это кончится.

«Их всего пятнадцать человек, — подумал он. — А один господин де Пардальян стоит двадцати. И его молодой спутник не уступает ему в силе. А может, юноша даже превосходит шевалье… В общем, дело ясное: господин барон потерпит поражение. Было бы глупо вмешиваться. Лучше переждать, а потом возобновить охоту. Но на всякий случай достань кинжал, Стокко, и будь готов вонзить его в спину одному из них — а то и обоим, чтобы честно заработать обещанные денежки, corbacco!»

И бандит отошел в сторону. Издали он следил за развитием событий. Но все закончилось еще быстрее, чем он рассчитывал, и кинжал ему так и не понадобился. Тогда Стокко возобновил слежку… Шпионил он мастерски — и законно гордился тем, что добыча, от него никогда не ускользала. Но на этот раз Стокко крался за графом и шевалье с удвоенной осторожностью, поскольку Пардальян внушал этому негодяю панический ужас.

А шевалье и его спутник не ускоряли шага. Время от времени они останавливались, чтобы обсудить новости, услышанные от Эскаргаса, — а тому явно было что рассказать. Пардальян, Вальвер и их слуги шли открыто, не таясь, и никто из них ни разу не обернулся.

Спокойная уверенность наших героев облегчала задачу Стокко. Он ликовал в душе, полагая, что они не подозревают о его присутствии. Но бандит по-прежнему был начеку. И даже не позволил себе подкрасться поближе, хотя сгорал от любопытства, страстно мечтая услышать, о чем же они там толкуют.

Дойдя почти до конца улицы, четверо мужчин снова остановились. Стокко замер на месте, выискивая глазами, куда бы юркнуть, если они вдруг обернутся. Но спрятаться было негде. Надо было либо двигаться вперед, либо отступать. Негодяй сделал вид, что разыскивает какой-то дом. Стокко твердил себе, что они не должны оглянуться. А если это и случится, то они все равно не узнают его, с головы до ног закутанного в плащ.

Но бандит ошибся. Пардальян резко повернулся на каблуках. Стокко задрал голову и, стоя к шевалье почти спиной, принялся изучать здание, возле которого оказался, но краем глаза он обеспокоенно следил за Пардальяном. А тот медленно направился к соглядатаю. Стокко беззвучно выругался:

«Porco Dio! Неужели признал? Плохи мои дела!»

Пардальян действительно понял, кто топчется посреди улицы. И, приближаясь к негодяю, приветствовал его такими словами:

— Эй, Стокко! Долго ты будешь плестись за мной? Мне это надоело! Сделай одолжение, исчезни, пока я не прихлопнул тебя, как муху. А не то — прощайся с жизнью!

Стокко на секунду обмер — но не растерялся. Не долго думая, он отпрыгнул в сторону и сломя голову помчался прочь, словно за ним гнались все демоны ада. Однако Стокко не был трусом.

Улепетывая со всех ног, он бросил взгляд через плечо. Пардальян стоял на месте. Стокко облегченно вздохнул, но бега не замедлил. Пардальян двинулся к своим спутникам. Тогда Стокко перешел на шаг. Четверка свернула налево, на улицу Свекольный Ряд. Тут Стокко крутанулся на каблуках и припустил за нашими храбрецами.

Но в этот день удача ему изменила: когда Стокко вынырнул из-за угла, четверка бесследно исчезла. Набравшись терпения, негодяй до темноты рыскал по торговым рядам от улицы Коссонри до Фуражной, вынюхивая, высматривая, выспрашивая, — но все впустую.

Только сгустившиеся сумерки заставили Стокко отказаться от дальнейших поисков. Уходя, он утешал себя таким рассуждением:

«Пусть у меня не все получилось, но я не терял время даром. Эти люди там! Раз они так быстро исчезли, значит, затаились где-то совсем рядом. Вероятно, укрылись на улице Свекольный Ряд или в начале Фуражной. Им просто некуда было больше деться. Завтра я их обязательно накрою, если только черти опять не собьют меня с пути!»