Последняя схватка

XXIV ПАРДАЛЬЯН СНОВА ВСТУПАЕТСЯ ЗА ДРУГИХ

Отдав последние распоряжения мэтру Жакмену — тому самому трактирщику из Сен-Дени, в погребе у которого под присмотром Гренгая и Эскаргаса сидела Фауста со своими людьми, — Пардальян снова вскочил на коня и помчался в столицу.

Без приключений добравшись до таверны «Золотой ключ», шевалье спешился.

Сияющая мадам Николь выбежала ему навстречу. Она немедленно отвела Пардальяна в его комнату, которую всегда держала для него наготове, хоть шевалье вечно пропадал в разъездах.

Своими белыми руками мадам Николь быстро приготовила дорогому гостю роскошный обед.

И самолично подала его на стол: так заботливая мать потчует после долгой разлуки ненаглядного сына. Разумеется, сравнение это не вполне точное: слава Богу, пухленькая, цветущая Николь в свои тридцать пять лет могла быть кем угодно, но только не матерью господина шевалье.

Прислуживая Пардальяну, она с трогательной заботливостью предупреждала малейшие его желания; вдохновленная довольным блеском, который появился в его глазах, женщина болтала без умолку, забрасывая шевалье вопросами, на которые тот отвечал односложно… если вообще отвечал.

Пардальян ел не спеша, со вкусом. А насытившись, сообщил, что заглянул ненадолго и что вечером переберется в тайное убежище, о котором знала только Николь — и еще люди, с которыми он там скрывался.

Потом шевалье дал трактирщице короткие, точные указания. Она выслушала их с вниманием любящей женщины, которая запоминает все до мельчайших подробностей, понимая, что от этого может зависеть жизнь дорогого человека.

Николь уже не раз доказывала шевалье свою беззаветную преданность и удивительную смекалку, и потому он был уверен, что она все сделает как надо. Похоже, Пардальян не слишком спешил: сославшись на усталость, он решил немного вздремнуть — часов до двух пополудни. И, обложившись подушками, шевалье удобно устроился в большом кресле.

Зная привычки Пардальяна, мадам Николь придвинула к креслу столик и поставила на него блюдо с сухими бисквитами, хрустальный бокал и непочатую бутылку тонкого вина вуврэ. Потом женщина удалилась на цыпочках, поскольку веки шевалье уже опустились…

Как только она вышла, Пардальян немедленно «проснулся». Протянув руку к столику, он взял бутылку и наполнил бокал светлым шипучим вином. Потом шевалье поднес полный бокал к глазам. Казалось, Пардальян любуется легкими, похожими на мелкий жемчуг пузырьками. Но на самом деле он так глубоко задумался, что не замечал ничего вокруг.

Даже не пригубив вина, шевалье машинально поставил бокал на стол. Пардальяна одолевали невеселые мысли:

«В конченом счете я могу заявить Людовику XIII лишь вот что: „Сир, господин де Вальвер вручает вам четыре миллиона. Мы отняли их у вашего врага, испанского короля. Услуга за услугу… Вы вполне можете выделить графу двести тысяч ливров, и тогда он женится на любимой девушке, у которой тоже нет ни гроша“. И как бы я ни старался сказать это красиво — а я не очень-то речист — смысл моих слов будет именно таков. А что ответит король?.. Черт возьми, он сразу согласится, ведь игра, что называется, стоит свеч… Но я-то, я-то… на кого я буду похож?..»

Пардальян застонал, нервно забарабанив пальцами по столешнице. И принялся безжалостно бичевать самого себя:

«На кого я буду похож?.. Клянусь Пилатом, на одного из тех ростовщиков, которые ссужают деньги под огромный процент!.. Черт возьми, ну и мысли лезут мне в голову!..»

Он снова машинально взял бокал, медленно осушил его, а потом так резко поставил на стол, что основание бокала треснуло. Впрочем, шевалье этого даже не заметил. Нетерпеливо щелкая пальцами, он думал:

«Но ведь по справедливости Одэ должен получить заслуженную награду!.. А я-то знаю, что не такой он человек, чтобы о чем-то просить… и именно я втянул его в эту жуткую историю, то и дело вынуждая мальчика рисковать жизнью… и если он выпутается из всего этого целым и невредимым, то это будет просто чудо… В общем, мне самому надо позаботиться о том, чтобы графу достались деньги, которые причитаются ему по праву… Но как, тысяча чертей, как это сделать?.. Клянусь Пилатом, должен же быть какой-то более… м-м… пристойный способ… Думай, черт возьми, думай! Я уже заметил, что хорошие мысли приходят ко мне во сне… Значит, спать!»

Пардальян закрыл глаза — и замер. Спал ли он? Мы не знаем. Но похоже, что он таки задремал. Так прошло около двух часов. И вдруг шевалье вскочил, с трудом сдержав ликующий крик.

«Вот оно, черт возьми, вот самое простое решение! — радостно думал Пардальян. — Как же это я сразу не сообразил!.. Двести тысяч ливров?.. Да их, черт побери, должен дать граф Кончини!.. Он так богат, что ему ничего не стоит вручить Одэ эту сумму… А потом, маршал д'Анкр все-таки приходится девушке отцом! За ним приданое, тысяча чертей! Он просто обязан обеспечить свою дочь! Отличная идея!.. Я так и знал, что во сне меня осенит!.. Теперь можно и с королем поговорить!»

Пардальян быстро привел себя в порядок. Шевалье был в приподнятом настроении, в его глазах вновь вспыхнули лукавые огоньки. Он прямо помолодел, чувствуя себя двадцатилетним. Приосанившись, Пардальян вышел на улицу, напевая лихую песенку времен Карла IX… мелодию тех времен, когда шевалье как раз и было двадцать.

И продолжая мурлыкать себе под нос, Пардальян зашагал прямо в Лувр.

Стража уже получила по поводу шевалье особые указания, поэтому его немедленно провели к королю. Увидев Пардальяна, Людовик XIII тут же изъявил желание остаться с ним наедине. Приближенным Его Величества пришлось удалиться, что они и сделали, изнывая от глухой зависти.

Более четверти часа Пардальян с глазу на глаз беседовал с юным монархом. За это время шевалье рассказал все, что хотел. И, судя по его довольному виду, добился всего, о чем мечтал. По правилам этикета Пардальяну следовало ждать, когда король отпустит его. А шевалье встал со стула и заявил:

— А теперь, сир, я прошу разрешения удалиться. Королевская служба. Ваше Величество, спешные дела!

— Что ж, ступайте, шевалье, — улыбнулся Людовик. — Служба есть служба. Что бы ни случилось, я выполню свое обещание: буду лично присутствовать на свадьбе графа де Вальвера и потребую, чтобы господин д'Анкр дал за невестой двести тысяч ливров. — И с тонкой усмешкой добавил: — Это будет мне тем более приятно, что таким образом я проучу маршала и вознагражу графа за доблесть и верность престолу.

Но вдруг юноша обеспокоенно спросил:

— А вы уверены, что маршал согласится?

— Совершенно уверен, сир, — твердо ответил Пардальян.

— А вдруг он откажется? — засомневался Людовик.

— Не откажется, сир, — усмехнулся шевалье.

— А если заупрямится? — в волнении взглянул на собеседника король.

— Тогда Вашему Величеству достаточно будет повторить ему мои слова, и он станет как шелковый, — отчеканил Пардальян.

— Черт возьми! — воскликнул король, язвительно заулыбавшись. — Пожалуй, мне даже хочется, чтобы он сначала воспротивился… Я бы много дал, чтобы посмотреть, какое впечатление произведут на него эти слова.

— Можете на это не рассчитывать, сир: он сразу согласится и даже не пикнет.

Проговорив это с непоколебимой уверенностью, Пардальян пожал руку, дружески протянутую ему монархом, поклонился и двинулся к двери.

Людовик XIII проводил посетителя до выхода из кабинета. Это была третья по счету высочайшая милость, оказанная шевалье, еще более невероятная, чем первые две. Украдкой наблюдая за королем, Пардальян понял, что любезность Его Величества не была бескорыстной, поскольку монарх сгорал от желания поведать гостю что-то такое, о чем юноше было неловко говорить — или же он не знал, с чего начать. И вот Людовик всячески оттягивал миг расставания.

Пардальян не ошибся. Когда они уже были у дверей, король остановил шевалье. В глазах юноши светилось детское любопытство. И, наконец решившись, он застенчиво произнес:

— Итак, шевалье, вы уходите… даже не намекнув, что это за приятный… за замечательный сюрприз — как вы сами изволили выразиться — который собирается сделать мне граф де Вальвер?

Пардальян весело рассмеялся и сказал:

— Но, сир, какой же это будет сюрприз, если вы заранее все узнаете?

— Это верно, — вздохнул король, досадуя и улыбаясь одновременно.

— А кроме того, — серьезно добавил Пардальян, — граф де Вальвер уже не раз рисковал жизнью; возможно, и сейчас он идет по лезвию ножа только для того, чтобы преподнести вам этот прекрасный подарок. Не могу же я лишить графа удовольствия лично объяснить все Вашему Величеству! Поставьте себя на место Вальвера, сир. Каково бы вам было, если бы кто-нибудь оказал вам такую медвежью услугу?

— Вы правы, шевалье, — так же серьезно ответил король. И грустно добавил: — Но ждать до вечера… Я просто изведусь!

— Что ж, раз вы так нетерпеливы, можете выиграть несколько минут, если выйдете на набережную, как только начнет смеркаться… Не исключено, что вы станете свидетелем прелюбопытнейшего зрелища, — хитро усмехнулся шевалье.

— Я так и сделаю!.. — вскричал Людовик. — Ну, ступайте, шевалье, и да хранит вас Бог.

— Аминь! — с самым серьезным видом отозвался Пардальян.

И отправился к капитану гвардейцев. Тот был тронут и польщен визитом — и принял шевалье как самого дорогого гостя. Приятная беседа с Витри позволила Пардальяну, как он сам выразился, «славно скоротать часок». А потом капитан почел за честь проводить шевалье до парадного подъезда Лувра.

Еще с час Пардальян прогуливался возле дворца. Потом шевалье неспешно зашагал по набережной. Он прошел мимо Лувра, через Новые ворота проник за отремонтированную стену Карла V, оставил позади недостроенный еще дворец Тюильри… Слева от Пардальяна струилась река, а справа высилась крепостная стена сада Тюильри.

В ограждении, отделявшем набережную от Сены, была калитка. Пардальян подошел к ней и остановился, внимательно изучая реку и проложенную вдоль нее дорогу. Он, однако, так и не увидел тех, кого с таким нетерпением высматривал. Завернувшись в плащ, шевалье прикрыл полой лицо, шагнул к парапету, спокойно уселся и, свесив ноги над грязной водой, принялся терпеливо ждать: он зорко следил за рекой, за прибрежной дорогой — за другой дорогой, вливавшейся прямо в улицу Сент-Оноре возле обители капуцинов.

Лицо Пардальяна было мрачным, разочарованным и просто пугающим…