Постельничий

ГЛАВА 5

Это было похоже на попадание пули в тело, если была бы возможность смотреть изнутри. Удар. Взрыв. Разрыв тканей. Всё пространство вселенной колыхнулось и сдвинулось с места...

Мир был гармоничен. Мир был совершенен. Для живущих всё было понятно, привычно и любимо. Я видел и принимал его всеми доступными чувствами странного человека, которого хорошо знал. Человека ли? По крайней мере, в этот момент он выглядел именно так. Я не могу описать современным языком те предметы в том мире, что я видел. Впрочем, как и не могу гарантировать, что правильно интерпретировал чувства непосредственных участников и сами события. Настолько поражало их восприятие. Определений этим вещам, явлениям и понятиям просто нет. А опускаться в мелочах до «это была коробочка такого-то размера цвета ближе к красному» и расплываться в пространных метафорах, просто не хочется. Хотя полностью избежать этого, конечно, не получится. Иначе и не пересказать наблюдаемое, а я много раз пытался сформулировать эти образы словами, чтобы иметь возможность рассказать, когда возникнет такая необходимость. Вероятно, в этом будет моё спасения от периодически накатываемого на меня одиночества в знании, и защита от запредельного переживания из-за невозможности вмешаться и хоть как-то изменить, помочь в той или иной ситуации. Возможно, когда-нибудь я расскажу обо всём кому-то.

«Это» повторялось много раз. Я видел «это» много раз. И с неким затаённым страхом перед неизбежным и неизвестностью, с азартом участника происходящего, с предвкушением разгадки, пытался определить суть наблюдаемого и дать хоть какое-то объяснение, более-менее понятное человеческому разуму. На основе тех минимальных знаний, которыми владел, я придумал сам для себя определённую историю и в рамках её строил догадки о том, что не понимал до конца.

Время. Не так. ВРЕМЯ. Стремительный поток, пронзающий всё и вся на своём пути, двигающийся в одном направлении с одинаковой скоростью в любой точке пространства. И это движение не откуда-то куда-то. Оно вовсе не имеет направления, видимого нами. Оно протекает через «эфир сущего» в любом месте мира, возникая как бы из одного неизвестного пространства и тут же исчезая в загадочном другом, устанавливая для каждой точки один и тот же момент настоящего. Это «кровь» Создателя и, как и кровь у человека, она определяет жизнь, возможность получать энергию, информацию и необходимые ингредиенты для материи и сознания, даёт возможность творить и поддержать созданное в нужном состоянии гармонии, унося всё ненужное. Что будет, если остановиться кровь в теле человека, если сердце перестанет перекачивать её — наступит смерть. Что будет, если произойдёт застой в каком-то отдельном месте — окружающие это место клетки и ткани отомрут. Что будет, если физически повредить систему сосудов — кровь изменит привычное направление движение и покинет тело, прекратив выполнять свою функцию. И во всех этих случаях кровь свернётся, застынет и перестанет быть тем, чем являлась.

Айо-Ехиб-Хроисл-Каладум. Примерно так бы звучало полное имя этого человека, если бы его попытались произнести вслух. Он был одним из огромного множества других обитающих в этом мире. Сам факт жизни, существования, был для них достаточен. Благоговение перед сущим, перед гармонией окружающего. Наслаждение от созерцания и трепетная забота о ком-то невообразимо могущественном, частью которого являешься. И в то же время определённая цельность, независимость и способность к созиданию. Всё это, на мой взгляд, наполняло живущих людей.

Айо находился в странном помещении, очертания и мебель, если всё это можно так назвать, которого периодически менялись послушное чьей-то воли, преображаясь в довольно сложные, замысловатые и необычайно притягательные виды, сообразно задуманному или просто под воздействием ежесекундных эмоций и чувств. Иногда «стены» строения исчезали и там показывалась природа с очень необычными растениями и периодически мелькающими животными. Их внешний вид был понятен и казался знакомым и в то же время совершено неопозноваем мной. Сознание же его было нигде и в то же время везде, то только в какой-то области мироздания, то соединялось с другими и распространялось, растворяясь в бесконечности. И то, чем он занимался не так уж важно. Тем более что я ни хрена не понимал и малой части происходящего. Главное, что он был увлечён и ему нравилось его занятие. Перед его «взором», то скрещивались и переплетались какие-то потоки или нити и он, казалось, разгадывал их таинственный узор и что-то менял и распутывал. Замедляясь, вёл диалог совсем с иными носителями мыслей, где-то внутри звёзд или внутри планет. То перед взором появлялись маленькие частицы, которые также обладали каким-то своим сознанием, они общались, соединялись, распадались и снова соединялись, образуя новую материю, которую подхватывали невообразимо быстрые «импульсы-шарики» и уносили за грань контроля в предназначенное именно им место. То я видел яркие звёзды в их бесконечной энергетической круговерти и Айо как-то вчитывался в характеристики процессов и ныряя в эту раскалённую стихию, вступал в разговор с гигантским разумом ядерной энергии, добирался до атомов и что-то добавлял или убирал там, в чём-то помогая. Всё это имело ещё и свой звук, в том числе, принятого бы нами за музыку, а парой и за песни. Были отношения и с женщинами и детьми. Иногда он уходил, иногда принимал другие формы, иногда его действия напоминали приём пищи, что именно он ел не берусь сказать, как мне кажется, фрукты там были точно. А иногда происходило то, что совсем не вызывало во мне ассоциаций и какого-либо понимания. Слишком было сложно. Потому не возьмусь даже описывать. Главное, что это вызывало полное согласие в самом Айо и всё происходящее имело какой-то потаённый смысл, где каждый выполнял свою роль и нёс свою долю ответственности.

Во всём происходящем не было никакой магии, как бы могли подумать многие ныне живущие. Я чувствовал обычные слова-мысли, которые приобретали форму или сплетались в формулы и программы заключённые в виде непривычных носителей информации. Подчас чрезвычайно маленьких, а парой объединяющих огромные массивы последовательностей. Но главное всё это согласовывалось с кодом гармонии, нитью-резонатором метаданных, неуловимо для меня, но не для Айо, присутствующей в потоке времени, пронизывающей, как я уже говорил, всё пространство.

Наблюдать спокойную череду событий этого мира из раза в раз мне приходилось по-разному. Иногда долго, разнообразно, но с повторением, иногда более кратко. Порой менялись главные герои, от имени которых я лицезрел происходящее, но чаще всего, как и сейчас, был именно Айо. Одно оставалось неизменным — это был отрывок бытия, разной продолжительности, непосредственно предшествующий последующему.

Это было похоже на попадание пули в тело, если была бы возможность смотреть изнутри. Удар, взрыв, разрыв тканей. Всё пространство вселенной колыхнулось и сдвинулось, расширяясь от точки проникновения. Затем с ужасающими энергетическими выбросами в различных местах эфира стали появляться огромные проплешины, нарушая и сдвигая реальность ещё больше, почти сразу они сжимались и начинали засасывать в себя всё сущее. Высвобожденная энергия убивала, уничтожала на своём пути звезды и планеты, расшвыривая их в разные стороны, разнося страшный стон тающих сознаний. Впитываясь в материю эта энергия дестабилизировала реальность и вносила диссонанс в мироздание.

Постепенно скорость процесса замедлялась и чем дальше от центра события была материя, тем меньше её ещё затронула катастрофа.

Время, вытекая не удалялось, а сворачивалось, закручивалось в гигантские спирали, утягивая за собой всё, что попадалось на пути и застывало, делая из сломанных систем и разрушенных миров, как бы фотографию катастрофы. Энергия замирала во вне, не могущая совершить ни одного действия.

Мысль-крик:

“ — Что это?”

Какофония образов в голове:

“ — Беда!!!“

Один за другим из контролируемого пространства исчезали сознания. Боль и стон заполнили эфир. Разрывались связи. Взрывались в гамма-всплесках звёзды, гравитационным безумием разрушались планеты и куски их тел начинали своё новое движение, астероидов, комет и газовых скоплений. Надрывались и гибли, распадаясь на молекулы Старейшины, пытавшиеся остановить безумие или хотя бы самим остаться в реальности. Те, кто был ближе к «дырам» умирали мгновенно. Кто был подальше в страшных мучениях — исчезая постепенно. Они не желали смириться и напрягали все силы, чтобы противостоять неизбежному, но мыслей как это исправить ещё не было и могущества не хватало. Многие застывали как статуи, когда до них доползала «свернувшаяся кровь». Больше всех повезло тем, кто был на пути потока, но в достаточном отдалении от неизвестного пространства и «воронок», затягивающих в себя всё, позволяя тем самым наступить следующему мгновению.

Одним из первых, что-то сделать сумел именно Айо. Он закрутил время через и вокруг себя, заставив его двигаться силой своей мысли двумя петлями, похожими на цифру восемь или знак бесконечности. Туда куда простиралось его сознание, появлялась энергия и оживала материя и реальность. Затем он объединил сознание с другими «активными» и вместе они сумели, что-то понять. Увы, скорость обмена мыслями-словами была слишком быстрой для того, чтобы воспринять смысл способен был и я.

Насколько я уловил, Старейшины и другие мыслящие смогли перемещать «кровь Создателя» между сотворёнными разделёнными пространствами при помощи полей гравитации, не давая ей останавливаться и по возможности истекать в неизвестность. По сути, сформулировали один из новых законов мироздания. При этом возникла определённая зависимость течения времени от масс объектов и неравномерность его распределения, но это дало движение и вернуло возможность существовать. Постепенно добрались и освободили замерших. Правда, не все измерения удалось охватить, а также это требовало постоянного «эффекта присутствия»: контроля сознанием со стороны, пусть не всех, но огромного числа ещё живых Старейшин и «Иных». Время пока всё так же поступало оттуда откуда и раньше, но уже невозможно было точно сказать — это также было заслугой энергии тяготения или продолжало работать «Сердце», чем бы оно не являлось, которое качало жизнь всегда. Часть сделанного старшими, можно упрощённо сравнить с шунтированием и с пропусканием через очистительное измерение, где с этого момента, отделялся и накапливался отпечаток всего прошлого.

Дальнейшие события опять шли урывками. Причём как и раньше, каждое отдельное из них, я не способен был определить по продолжительности, так как именно время являлось пострадавшим и причиной происходящего, и у меня просто не было возможности его измерить. Кроме боли и растерянности в эфире, присутствовали и странные замыслы: то ли ритуалы, то ли научные эксперименты. Переживания за кого-то неизмеримо мудрого, от которого поступали указания что и где надо исправить. Совместными усилиями свободные сознания пытались восстановить пространство и местами это даже получалось, но что их потуги в бесконечной вселенной. Они также убедились, что произошедшая катастрофа затронула все обозримые параллельные миры, а скорее всего, совсем всё мироздание. Айо оказался самым сильным и способным в управлении временем. Он обучал других людей контролю и регулированию необходимых процессов. Создавая единую гармоничную систему взаимосвязи, подчинённую единому закону. Он ли был инициатором этих действий или выполнял указания, я понять не мог. Эх! Слишком большая разница в скорости и уровне мышления.

Сознания погибших и потерявших тела людей и иных, словно по чьей-то воле, не растворялось в небытие, а объединяясь в сложном алгоритме, втягивалось полностью в единое поле, как бы окутывало некоторые точки притяжения, соединяясь между собой информационными каналами и иногда соприкасаясь с разумами активных живых. Существовавшая система становилась новой, обновлялась. Невидимые поля знаний, невиданная ранее возможность к восстановлению, ведь раньше разумные были вечны, не умирали и не гибли.

В какой-то момент, словно что-то услышав Айо шагнув переместился на Землю и оказался на скалистом плато. Прямо перед ним диаметром несколько километров, «поглотив» огромные горы, разверзлась пустота. Чернеющая дыра непроглядной расщелиной уходила вглубь земли, постепенно разлагая и впитывая в себя окружающие камни. Воздух с рёвом втягивался внутрь. Недалеко стоял один из сыновей Айо Зеус и только его усилия не давали процессу ускориться. Становилось понятно, что планета обречена и эта пока ещё маленький излом относительно быстро поглотит и другое пространство на много световых лет вокруг. Усилий не хватало. Огромные жгуты молнии срывались с небес, раскалывали пространство ударяли в края ямы и змеясь разбегались по кромке, формируя материю заново; били прямо в Зеуса и, проходя через него, срывались с рук яркими шарами устремляясь куда-то в центр этой огромной пасти, но гасли, там не преодолев и сотни метров. Вспышки высвечивали пять силуэтов, которые находились внизу, внутри тьмы, и ещё каким-то образом оставаясь целыми, крутились как в водовороте, погружаясь всё глубже. Айо остановил время то, что рядом, оставив его только для себя, и всё замерло. Прямо перед ним возник яркий золотой жгут, он раскрутился и как хлыст бросился вниз и там зацепив еле видимые тени в одно мгновение выдернул их раскидал на самом краю. Это оказались ещё пятеро из детей Айо. В то же мгновение реальность опять ожила и борьба продолжилась. Но теперь поднявшись, младшие устремили свои взоры на отца и, согласовав частоту ментальной энергии, стали действовать совместно. Усилием разума создали огромную сеть такого же светящегося золотого плетения, которая как крючками вцепилась в края разлома и стала стягивать пространство, формируя материю, гораздо быстрее, чем она распадалась. Закрыв эту «гадость» обессиленные младшие, повалились на Землю, которая, казалось, издала стон облегчения. Старший же продолжил непрерывно общаться с другими Старейшинами и «Иными».

Некоторые области, видимые им и вроде как неохваченные, представлялись страшными местами. То, что там происходило можно было назвать хаосом. Время проистекало там спонтанно, то гигантскими толчками, то еле заметными проявлениями, то вовсе замирая, из-за чего материя разрывалась от энергетических катаклизмов различного вида, измерения перемешивались, искажая реальность. О разнообразных живых формах и людях, находящихся там, я старался и не задумываться. Некоторые Старейшины и «Иные» продолжали гибнуть, застывали от случайно задевавших их разломов, нескольких затянуло в безвременье, когда они помогали друг другу. В какой-то момент решение было принято. Дети подошли к отцу и обняли его, а затем заключили его в кольцо. Он же стал больше, всё больше и больше, становясь гигантом.

Айо увеличивался, теряя форму человека, перестраивая вокруг себя законы и материю, преобразуя их в нужные ему последовательности и элементы. Занимаемое им пространство всё увеличивалось. Но при этом видимая реальность не менялась. Он становился самим миром как бы растворяясь в нём и одновременно растворяя его в себе. В какой-то момент он стал больше планеты и продолжил расти. Сознание как таковое уже почти не принадлежало ему и не содержало в себе личности, оно стало программой, подчинявшей время определённым правилам, делая необходимые процессы непрерывными, безошибочными и измеряемыми. Весь потенциал разума был занят одной-единственной задачей и прерваться от этого уже не мог. По крайней мере, я так понял произошедшее. Потом я увидел, как бы часть вселенной, ту часть, которую мог воспринять мой мозг. В ней во многих местах, происходило тоже самое: как огромные кляксы новый алгоритм расплывался и соединялся, стараясь не оставить неконтролируемого пространства. Старейшины и «Иные» уходили, объединяясь и становясь навсегда частью фундамента для законов мироздания. Отдавали жизнь, скрепляя собой разрывы — перевоплощаясь в скрепы нового мира. Но не все и, как мне показалось, не везде. Слишком мало их осталось, а оконечности вселенной я не видел. Их поступок решил проблему со Временем и хоть оно не вернулось к прежнему течению, но решение было, а вот другие проблемы не исчезли. И они не заставили себя долго ждать. Страшные изменения перекинулись из неживого мира в мир живых, или появились там одновременно, но замечены были только теперь. Кровь одной из великих матерей остановилась внутри тела без каких-либо понятных причин.