Сам Курихара ничего не говорил об исследовании печени Айко Нагаямы. Он не просто отказался обсуждать эту тему, а сказал как-то странно: мол, у шефа есть к Эйити разговор.
«В чем дело?»
Эйити вернулся в отделение весь в сомнениях.
В отделении никого не было. Даже Курихара, с которым он только что говорил по телефону, испарился. Сквозь давно не мытые оконные стекла на столы, книги, лабораторную посуду проливался полуденный свет, в лучах которого плясали пылинки.
Эйити пристроился на одном из стульев, чтобы выписать рецепт отцу.
Зазвонил телефон. Не вынимая сигарету изо рта, Эйити снял трубку и услышал голос шефа:
— A-а, это ты? Курихара, наверное, тебе сказал. Есть сейчас кто-нибудь в отделении? Отлично! Подождешь меня? Скоро буду.
В ожидании шефа Эйити с чувством смутного беспокойства в груди рассматривал сигаретный дым, поднимавшийся от его пальцев.
Тут он заметил почтовую открытку, приколотую кацелярской кнопкой к маленькой панели у входной двери.
Открытка была от Тахары и адресована всем сотрудникам отделения:
«Прошло больше двух недель, как я сюда приехал. Поначалу я никак не мог привыкнуть и чувствовал себя не в своей тарелке, но в конце концов успокоился и взялся за дело. Сейчас я даже доволен, что оказался здесь. Стал думать, что это мое назначение — делать все возможное для пациентов, которых угораздило оказаться в месте с таким уровнем медобслуживания. Благодарю всех, с кем мне довелось работать в нашей больнице…»
Эйити оживил в памяти заурядную внешность Тахары. Этот человек никогда не заботился о своем внешнем виде. Маловероятно, что он когда-нибудь вернется в отделение. Тахара сошел с дороги, ведущей к успеху, и движется в каком-то ином направлении. Даже молодые коллеги, сочувствовавшие Тахаре, больше не упоминали его в своих разговорах. О нем все больше забывали…
«А вдруг…»
Острая боль вдруг пронзила грудь Эйити.
«Разговор с шефом… А вдруг они и меня хотят сослать куда-нибудь, как Тахару?..»
Он бросил тлеющий в его пальцах окурок в пустую банку из-под лекарств. За неприятными мыслями, кружившимися в голове Одзу, и застал его тихо вошедший в комнату Утида.
— Извини, что так долго. Эти парни в Министерстве здравоохранения — дубиноголовые. Как с ними разговаривать? Когда на днях мы играли с ними в гольф, они говорили, что все вроде как решено, а теперь выясняется, что все по новой надо!
Поворчав о чем-то, к чему Эйити не имел никакого отношения, завотделением сказал:
— Присядь-ка… Причина, по которой мы взяли на исследование пункцию печени у пациентки Нагаяма… — Он остановился и покосился на дверь. — Вообще-то, кроме профессора Ии, меня и Курихары, об этом никто не знает. Так что пока не надо никому в отделении об этом говорить.
— Конечно.
— На днях профессор Ии ужинал с отцом Курихары. Говорили о нашем онкологическом центре, и Курихара-старший попросил нас провести дополнительные испытания нового антиракового препарата, который разрабатывает его компания. На экспериментальном уровне можно ожидать высокой эффективности, но проблема в том, что препарат влияет на печень.
Эйити вернулся мыслями назад. Ёсико говорила ему, что они с отцом собираются на ужин с Курихарой и его родителем. Вот тогда-то, должно быть, и состоялся разговор на эту тему.
— И вот, мы думаем испытать этот препарат, сдерживающий распространение раковых клеток, на пациентке Нагаяме.
Завотделением, не поднимая головы, бросил взгляд на Эйити.
— Сказать по правде, Нагаяме-сан уже нельзя помочь. Слишком поздно. Сам понимаешь, наверное. Еще мы думали о вашем пациенте с раком легких, Тадзима-сан… да, директор фирмы, но у него, похоже, печень очень серьезно поражена.
Утида быстро посмотрел на часы.
— Вот что я хотел тебе сказать. Мы не должны были в обход тебя брать пункцию печени, но ты ведь понимаешь. Если новый препарат покажет эффективность, надо, чтобы наше хирургическое отделение подготовило публикацию для научного симпозиума. Мы хотим, чтобы этим занялись вы с Курихарой. Его отец обещает под это дело серьезные деньги выделить. На исследования…
Он поднялся со стула со словами:
— Так или иначе, пока все держим в тайне. Понимаешь?
— Понимаю. — Эйити поклонился и проводил шефа до двери.
«Вот так. Вот оно что!»
Эйити радовался, что оказался среди тех, кто относился в их отделении к «посвященным». Если бы дело обстояло иначе, зачем было шефу раскрывать молодому врачу такие секреты.
«Если новый препарат покажет эффективность, надо, чтобы наше хирургическое отделение подготовило публикацию для научного общества. Мы хотим, чтобы этим занялись вы с Курихарой».
Слова шефа все еще звучали в ушах Эйити. Он представил, как стоит на фоне доски и проекционного экрана, выступая с информацией о результатах дополнительных исследований нового лекарства.
Его взгляд невольно переместился на открытку Тахары. Печальное лицо коллеги будто взывало к нему:
«Неужели тебе до такой степени дорога своя карьера?»
Эйити попытался насмешливо усмехнуться. А печальное лицо Тахары продолжало:
«То, что ты собираешься делать, — то же самое, что давать пациентам бесполезный бетион».
«Это совсем другое, не то что бетион. Препарат, который мы будем испытывать, — новая разработка».
«Но это же эксперимент на живом человеке. Разве не так?»
«Покажи мне врача, который не хотел бы поэкспериментировать на людях. Если бы мы не делали новые операции, не испытывали на людях лекарства, прогресс медицины был бы невозможен».
«Но что будет, если пациент падет жертвой этих экспериментов?»
Тахара не сводил с Эйити глаз. Чтобы укрыться от этого взгляда, Эйити сорвал открытку с панели, швырнул ее в урну и пробормотал:
— Ты трус! Пока есть такие врачи, как ты, прогресса в медицине быть не может!
Когда в тот вечер Эйити вернулся домой, он застал отца в гостиной с газетой в руках в хорошем настроении.
— Привет! Сегодня утром все было здорово. Спасибо тебе. Ты ужинал? — поинтересовался отец.
— Я ел.
Эйити, против обыкновения, приветливо посмотрел на отца. Слова, которые он услышал от шефа, вызвали радость в его душе.
— Вот, лечись. — Он достал из сумки лекарство, которое выписал для отца. — Пей каждый раз через полчаса после еды.
Эйити поднялся, чтобы уйти к себе, но отец остановил его:
— Эй! Давай чайку выпьем.
Из кухни вышли мать и сестра.
— Отец сказал, что посмотрел, где ты работаешь, — сказала мать, наклоняя чайник. — Мы сейчас только об этом и говорили.
— Вот такая у тебя родня. — Сестра высунула язык и засмеялась.
— Послушайте! Эйити в больнице не последний человек. Когда мы проходили по коридору, один пациент подошел к нам и поблагодарил его за помощь.
— A-а, этому человеку в нашем отделении сделали операцию, удалили легкое.
«Когда Эйити в последний раз так спокойно и непринужденно разговаривал с родными? Сколько лет назад? Вот так, по-семейному, мы все собирались, когда он школу оканчивал», — думал Одзу.
— Врач — хорошая профессия. Я рад, что ты ее выбрал. Видеть страдающих людей, которых ты лечишь своими руками…
Эйити едва заметно скривился. Старик все видит в розовом сентиментальном свете. Это тот самый непереносимый гуманизм, который исповедует отцовское поколение.
— Я не лечу болезни одними руками. Такие времена миновали. Медицина стала системной наукой.
— Но радость излеченного пациента остается прежней. Оно одинакова — что прежде, что сейчас.
— Конечно. Но пациенты приходят и уходят. С каждым сантименты разводить нет времени. Мы не похожи на врачей из кино или телесериалов.
Одзу собрался открыть рот, но остановился. Ему не хотелось портить этот замечательный вечер очередной пикировкой с сыном.
— Ну да, конечно. Но сегодня в твоем корпусе я увидел женщину на каталке, которую выкатила из лифта медсестра. Цвет лица у нее был ужасный.
Одзу сменил тему, и на посуровевшее было лицо Эйити вернулось прежнее выражение:
— A-а… это пациентка, проходившая сегодня обследование. Ей скоро предстоит операция.
— Она твоя пациентка?
— Моя. Но она не только у меня наблюдается. Она вдова, зовут Айко Нагаяма. Муж ее вроде на войне погиб.
Эйити заметил, что отец пристально смотрит на него.
— Что-нибудь не так?
— Как, ты сказал, ее имя?
— Ее имя? Айко Нагаяма. Ты что, ее знаешь?
— Нет, — покачал головой Одзу.
Сомнений не оставалось. Это была она. Но женщина, которую он увидел сегодня утром издалека в конце коридора… как она осунулась и исхудала! Она была юной девушкой, купавшейся в море на пляже в Асия. И Одзу не мог вызвать в памяти нынешний облик Айко, которую встретил в больнице.
— Эта женщина, — обратилась к Эйити мать, — что у нее?
— Э-э… онкология. Рак желудка.
— Рак желудка лечат, правда? — вмешалась в разговор сестра.
— На ранних стадиях. Если рак на слизистой оболочке, тогда нестрашно, но если он дал метастазы — дело плохо.
— А у Нагаямы-сан метастазы?
— Да.
— Тогда от операции толку не будет?
— Пока не разрежешь — не поймешь.
Похоже, этот разговор уже потерял для Эйити интерес. Он допил чай, взял газету, которую отложил отец, и спросил у матери:
— Фуро готово?
— Можешь идти. Скажи, если прохладно, я включу газ.
Он встал и направился к дверям и неожиданно услышал за спиной голос отца:
— Я хочу, чтобы ты ее лечил.
Эйити удивленно обернулся.
— Вылечи ее.
— Отец! Есть рак, который можно вылечить, и есть рак, с которым ничего поделать нельзя. Врач не может знать точно, пока не разрежет больного.
Одзу слышал, как сын поднялся на второй этаж, потом спустился и открыл стеклянную дверь ванной комнаты.
— Послушай, — не поднимая головы, заговорила жена, — ты ее знаешь… эту женщину?
— Почему ты спрашиваешь?
— Так просто. Мне почему-то вдруг показалось…
Одзу промолчал и переключил внимание на телевизор. На экране с профессиональной улыбкой заливался какой-то певец.
«Хирамэ опять позвал ее», — размышлял Одзу. Он не думал, что когда-нибудь еще встретится с Айко, но вот судьба свела их снова. Не иначе как Хирамэ с того света это устроил. Но зачем? Для чего?
— Мне нравится эта песня, — тихо проговорила дочь Юми, не сводя глаз с экрана. — Пластинку, что ли, купить.
— Дорогой, примешь лекарство? — Жена налила в стакан воды и поднесла Одзу. — Эйити говорил: через полчаса после еды.
Лекарство было горькое. Одзу глотнул еще воды.
Если бы Хирамэ был жив, сидел бы он сейчас вот так в окружении своей семьи, смотрел телевизор и вел ничего не значащие разговоры или нет?
Однако Хирамэ умер на войне, и ему было столько же лет, сколько Одзу. Таким, как он, не предоставилась возможность пожить нынешней жизнью. Но счастливы ли те, кто остался в живых?
Несколько дней спустя после полудня завотделением, Курихара и Эйити ожидали в конференц-зале одного человека. Должен был прийти сотрудник научно-исследовательского подразделения фармацевтической компании, принадлежавшей отцу Курихары, и дать разъяснения, касающиеся нового препарата.
— Так вот, я думаю, что на следующей неделе надо оперировать Айко Нагаяма… — высказывал шефу свои соображения Курихара, обхватив руками спинку стула, на который он уселся верхом. — А чтобы посмотреть, как будет действовать новый препарат после операции, предлагаю за пять дней до нее прекратить прием FU-5 и митомицина.
— Хорошо, — кивнул Утида, поковыряв мизинцем в ухе. — Полагаюсь на вас в этом деле. Обсудите между собой и вперед. Что-то он опаздывает. Ведь на четыре договорились. Так ведь?
— Точно. Сказали, он уже выехал. Может, в пробку попал.
— Похоже на то.
— А профессор Ии будет? — поинтересовался Эйити.
Завотделением усмехнулся:
— Он опять в Министерстве здравоохранения. Они его не отпускают. Кстати, Курихара-кун! Ты с дочкой профессора вроде в гольф ходил играть?
— Да.
Крупное лицо Курихары слегка покраснело, он бросил быстрый взгляд на Эйити и добавил:
— Меня попросили, и мы вместе играли на поле.
— Она в первый раз вышла на поле?
— Да. Но до этого она, похоже, много занималась на тренировочной площадке.
— И как у нее получается?
— Мне кажется, неплохо.
Завотделением поднялся и встал перед Курихарой, сложив перед собой руки, словно собирался ударить клюшкой по мячику.
Через грязноватые окна конференц-зала сочился бледный свет ранних сумерек, бросавший тени на большой стол и стулья.
Эйити отвел в сторону застывший взгляд, стараясь сдержать острое чувство ревности и злости, закипевшее в нем от того, что отношения Ёсико и Курихары стали еще ближе.
«Может, они еще и обручиться собираются».
Но так просто это у вас не получится, пробормотал про себя Эйити. В ящике стола у него лежала фотография. Если Ёсико узнает про связь Курихары с этой медсестрой, Симадой, с помолвкой дело гладко не пройдет. Вопрос в том, когда и каким образом ей сообщить об этом…
Дверь отворилась. Вошел лысеющий человек с портфелем в руке и каплями пота на лбу, поклонился присутствующим. Это и был сотрудник фармкомпании.
— Извините за опоздание. На улицах бог знает что творится. Проехать невозможно.
— Мы так и думали, — с любезной улыбкой заявил завотделением, обращаясь к вошедшему. — Присаживайтесь, пожалуйста.
Заняв свое место, сотрудник с озабоченным видом разложил на столе бумаги и слайды.
— Новый препарат представляет собой доработанный продукт на основе известного вам адриамицина D, — начал он свои объяснения. — В нем устранены присущие адриамицину побочные действия — выпадение волос, воспаление слизистой оболочки рта, снижение уровня белых кровяных телец…
Повозившись со слайдпроектором, он продолжал:
— Это испытания, проведенные нами на животных…
Проиллюстрировав динамику трансформации опухолей после двух, трех недель и месяца приема, специалист сделал вывод:
— Соответственно, мы полагаем, что новый препарат имеет более высокую эффективность в сравнении с адриамицином, FU-5 и Z-4828.
— У него уже есть название?
— Пока нет. В лаборатории мы его называем блалиамицин.
— Гибрид блаомицина и адриамицина, — рассмеялся Утида, однако лицо собеседника оставалось серьезным.
— На фазе опытов над животными препарат более эффективен, чем FU-5, и в плане предотвращения распространения раковых клеток.
— А что у людей?
— Проблема — воздействие на печень…
Специалист включил свет и снова вытер вспотевший лоб носовым платком.
Ему задавали вопросы еще около часа.
— Мне кажется, лучше всего использовать его в комбинации с митомицином и FU, — проговорил Утида, глядя на Курихару. Он придерживался мнения, что антираковые препараты эффективнее применять в комбинации, чем по отдельности.
— Не размоется ли эффект от нового препарата, если комбинировать его с другими? — покачал головой Курихара. — В случае Нагаямы-сан я все-таки думаю использовать только этот препарат.
Курихара понимал, что, если применять новый препарат в комбинации, они не получат по нему эксклюзивных данных для доклада на научной конференции.
Из окон больше не было видно бледного вечернего солнца, еще несколько минут назад заглядывавшего в конференц-зал.
— Ну что, подведем черту? — предложил завотделением, похлопывая правой рукой по плечу. — Соберемся еще раз и подробно обсудим ваш будущий доклад.
Эйити поднялся и открыл дверь конференц-зала гостю, который уже собрал все свои материалы.
— Что у вас еще сегодня? Может, пойдем пропустим по маленькой? — предложил Утида, но Курихара поклонился:
— Извините, сегодня хочу вернуться пораньше.
— Свидание, что ли?
— Не в этом дело…
— Да ладно тебе! От нас можешь не скрываться.
Втроем они вышли из конференц-зала. Дойдя до конца пустого коридора, Курихара еще раз извинился перед шефом и попрощался. Утида, глядя, как массивная фигура в белом халате удаляется по галерее в корпус хирургического отделения, высунул ему вслед кончик языка:
— На свидание потащился. Точно, на свидание.
Выйдя из лифта, Эйити сослался на несделанную работу и вернулся в отделение.
Несколько минут он боролся с искушением проследить за Курихарой. Ему казалось, что шеф прав и Курихара отправился на свидание с Ёсико.
Эйити снял трубку телефона и позвонил в хирургическое отделение на пост медсестер.
— Алло! Доктор Курихара на месте?
— Только что ушел, — услышал он простодушный ответ медсестры.
— Вот как. — Эйити взял сумку, погасил свет в отделении. Быстрым шагом прошел по пыльному коридору и направился к вестибюлю.
Впереди, метрах в пятидесяти, он заметил Курихару, который не спеша направлялся к выходу. Он шел, слегка опустив голову, и, как и Эйити, нес в руке сумку.
Эйити остановился. Курихара двинулся к автобусной остановке напротив главного входа больницы.
«О черт!» — подумал Эйити. Курихара знал, что он пользуется электричкой, а не автобусом, и ему наверняка покажется странным, если Эйити явится на остановку.
«Зачем я это делаю? — спрашивал себя Эйити. — Мне от этого одна мука, если я увижу Курихару с Ёсико».
Он это понимал. Знал, какой удар будет нанесен его достоинству, если Ёсико встретит Курихару приветливым взглядом или радостной улыбкой. Что же тогда толкало его устроить за ними слежку?
Постояв немного на остановке, Курихара неожиданно зашагал к станции, где останавливались такси.
Увидев, как он садится в машину, Эйити ускорил шаги.
— Поезжайте, пожалуйста, за той машиной, — попросил он водителя, когда дверь такси автоматически открылась.
— Забыли что-то? — спросил водитель.
— А?
— Парень в той машине что-то забыл?
— Ага!
Машина двинулась в сторону Аоямы. Наверное, они собрались поужинать в каком-нибудь модном ресторане на Аояме, подумал Эйити. Он в таких заведениях почти не бывал и тут же почувствовал себя никчемным и жалким. Ревность колола грудь.
В Мэйдзи Гайэн такси, в котором ехал Курихара, свернуло направо и покатило по аллее, обсаженной гингко.
— Стоп! — крикнул Эйити водителю.
— Остановить?
Эйити расплатился с водителем и, делая вид, что прогуливается по аллее, следил взглядом за такси Курихары, подъехавшем к художественной галерее.
Машина остановилась, но Курихара выходить не стал. К такси быстро подошла стоявшая на каменных ступеньках галереи женщина.
Это была не Ёсико.
Женщина подсела к Курихаре, и такси унеслось в сторону Харадзюку.
«Если не Ёсико… то, может быть, Симада?»
Эйити не мог знать наверняка. Однако он был доволен результатом слежки: Курихара встречался с другой женщиной.
На посту медсестер висела доска, на которой мелом записывали график операций и имена пациентов. На следующий день на доске появилась фамилия Айко Нагаямы.
После того как операция назначена, жизнь пациента становится очень беспокойной. Приходится вновь делать кардиограмму, проверять объем легких; в центральной лаборатории берут новый анализ крови из уха.
Это делается для того, чтобы не только определить группу крови, но и определить время, за которое у пациента свертывается кровь при начавшемся кровотечении. Вытекающая из уха кровь собирается на длинную полоску бумаги, пока не остановится.
Заключение центральной лаборатории показало, что при наличии незначительных проблем с сердцем операция Айко Нагаяме тем не менее не противопоказана.
— Доктор!
За четыре дня до операции Эйити посетил Айко в палате. Она сидела на кровати и писала письмо. Заметив врача, она отложила бумагу и ручку.
— Мне перестали давать лекарство, — с удивлением в голосе проговорила Айко.
— А-а, — протянул Эйити, кивая с безмятежным видом. — Мы переходим на новый препарат. Поэтому прием старого лекарства прекратили.
— Новый препарат?
— Ну да. Будем использовать его после операции. Разве Курихара-сэнсэй вам не говорил?
Айко покачала головой, хотя смена препаратов, похоже, не вызвала у нее особых подозрений.
— Говорят, после операции очень пить хочется, — с улыбкой проговорила она.
— Так все говорят. Но все как-то с этим справились — смогли потерпеть. Вот и вы сможете.
— Нет, что вы! Из-за этого я не переживаю.
— Об операции беспокоетесь?
— Как только подумаю о войне… мы тогда столько пережили, что привыкли к страданиям. Так что операция на этом фоне — пустяк.
Горшков с растениями в ее палате прибавилось. Видно, она любила цветы, Эйити часто видел, как она их поливала.
— Кто-нибудь придет в больницу из вашей семьи, когда вас будут оперировать?
— У меня мужа нет, детей тоже. — Айко опять улыбнулась. — Но есть близкие подруги. Они придут.
— Понятно. Ваш муж на войне погиб?
— Да. Он служил на флоте.
«И вы с тех пор одна?» — собрался было спросить Эйити, но сдержался.
— Я хотела… — На ее лице появилось просящее выражение. — Вы не отпустите меня перед операцией из больницы часа на три?
— Отпустить? Сейчас у нас очень важный период. Вдруг вы, не дай бог, простудитесь, что тогда делать? У вас какое-то важное дело?
— Я думала до операции прибраться на могиле мужа.
Эйити взглянул на Айко с удивлением. Прибраться на могиле мужа перед операцией? Это действие казалось ему бесполезным и бессмысленным.
Наступило утро перед операцией.
В палате сестра дала Айко Нагаяме легкое снотворное, сделала инъекцию.
— Теперь не вставайте. У нас были пациенты, которые после этого, думая, что крепко держатся на ногах, вставали и падали.
Подтягивая одеяло к подбородку, Айко улыбнулась и кивнула. Скоро ей предстояло лечь на операционный стол, но она не казалась сильно взволнованной.
— Ты еще не засыпаешь? — Две подруги Айко, сидевшие у изголовья, внимательно посмотрели на нее.
— Пока нет. — Она моргала с натянутой улыбкой. — Вчера было очень забавно. Пришел анестезиолог, молодой доктор, и стал меня осматривать…
— И что?
— И с таким серьезным видом спрашивает: «Сколько вы выпиваете?»
— Я слышала, на пьющих анестезия плохо действует.
Айко кивнула:
— Вот на меня она сразу должна была подействовать… а пока нет.
— Я думаю, это не анестезия. Настоящую тебе дадут в операционной. Ты хорошо спала?
— Да… Мне приснилась школа.
Айко стала вспоминать с подругами, как они учились в женской гимназии Конан.
— Помните нашу старенькую электричку? Мы ездили вместе с мальчишками из Нады. От них потом все время пахло…
— Интересно, что со всеми стало? Все, наверное, замуж вышли, детей нарожали.
— А эти мальчишки все время за нами бегали.
— Точно. Но ничего толком сказать не могли.
— А если мы им что-то говорили, они делались красные как раки и вообще ничего не могли сказать. Такие наивные были школьники, да?
— С нынешними не сравнить. Взять моего сына. Он с девчонками может часами болтать и на родителей внимания не обращает, даже если мы рядом сидим!
— Я засыпаю.
Айко прикрыла глаза, а ее подруги, отойдя к окну, смотрели на небо. День выдался облачный, вдали едва слышно гудели машины и грузовики.
— Жаль, что она не сходила на могилу мужа. Я ей об этом сказала, — прошептала одна подружка другой.
— Мне не нравятся все эти строгости, которые они тут завели. Уж это-то могли ей позволить.
— Правда.
В коридоре послышались шаги. Сестра, которая давала Айко снотворное, вместе с другой сестрой закатила в палату кровать на колесиках.
— Ну что же, Нагаяма-сан! Едем в операционную, — сказала сестра, встав у изголовья Айко. — Расслабьтесь. Сейчас мы вас переложим на эту кровать.
Айко улыбнулась подругам:
— Скоро увидимся.
— Держись! Мы тебя подождем здесь, в палате. Тебе что-нибудь нужно?
— Ничего, — сказала Айко, но, посмотрев на стоящие на полу горшки с цветами, добавила: — Не польете мои цветы?
В операционной шумела вода. С пола смывали пыль и кровь от предыдущей операции. На стеклянном столике медсестры в голубом хирургическом блузоне и большой маской на лице тупо позвякивали скальпели и пинцеты.
— Не волнуйтесь, пожалуйста, — обратился к Айко уже знакомый ей анестезиолог. — Сейчас вы уснете. А когда проснетесь, операция уже закончится. — Он попросил пациентку начать считать.
— Раз. Два. Три, — бормотала Айко еле слышным вялым голосом. Она быстро погрузилась в глубокий сон.
В операционной вновь наступила тишина. Шум воды, в которой отражался свет астральных ламп, лишь подчеркивал повисшее в помещении безмолвие.
Минут через десять появились завотделением Утида, главный хирург, и два ассистента — Курихара и Эйити. На них были белые халаты, одетые поверх резиновых фартуков, и сандалии. Сестра натянула им на руки стерилизованные перчатки, и они встали в ряд перед погруженной в наркоз пациенткой.
— Ну вот, — негромко проговорил завотделением, — начинаем операцию. Все готовы?
— Тонометр, внутривенные катетеры установлены, — отрапортовал Эйити.
Сестра захватила пинцетом ватный тампон, пропитанный настойкой йода, и, не говоря ни слова, провела им по телу Айко.
— Скальпель.
Взяв в правую руку в перчатке электрический скальпель, Утида слегка наклонился вперед. Послышался свистяще-шипящий звук. Вдруг открылась полоска белого жира, и в тот же миг Эйити увидел, как струей ударила темная кровь. Громко крякнув, Курихара перехватил зажимами кровеносные сосуды, а Эйити перетянул их шелковыми нитками.
Иглу внутривенного катетера вставили в вену на ноге Айко, и по резиновой трубке в ее тело стала поступать жидкость, содержащая стимуляторы сердечной деятельности, витамины и адреналин.
— Давление?
— В порядке.
Утида уже разрезал мечевидный отросток грудины и остановил скальпель чуть левее пупочной впадины. Потом вскрыл брюшину.
— Давление, сердце?
— В норме.
Небо затянули облака. В больнице амбулаторные пациенты с утомленным выражением на лицах, как обычно, сидели в ожидании своей очереди; слышались детские голоса, плач младенцев. В палате Айко две ее подруги тихими голосами продолжали переливать из пустого в порожнее.
— И вот он стал тонуть. Этот парень из Нады…
— Он что, плавать не умел?
— Вроде не умел. Такой переполох поднялся… А он, похоже, в самом деле ее любил…
— Разве он не знал, что у Айко уже был жених?
— Кто его знает. И вообще, она почти ничего о нем не знала.
— Ну да. Ребята из Нады тогда были такие…
Она посмотрела на часы на запястье.
— Еще и двух часов не прошло.