Посвисти для нас

Школа Нада

«Когда мы готовили уроки, в класс вошел директор, ведя за собой новичка и служителя, тащившего парту. Некоторые из нас дремали, но тут все мы очнулись и вскочили с таким видом, точно нас неожиданно оторвали от занятий.

Директор сделал нам знак сесть по местам и затем, обратившись к классному наставнику, сказал вполголоса:

— Рекомендую вам нового ученика — он поступает в пятый класс.

Новичок все еще стоял за дверью, так что мы с трудом могли разглядеть этого деревенского мальчика лет пятнадцати, ростом выше нас всех. Волосы у него были подстрижены в кружок, как у сельского псаломщика, держался он чинно, несмотря на крайнее смущение…»

С этой сцены начинается «Госпожа Бовари», роман Флобера. В тот день в вагоне синкансэна Одзу прокручивал в голове пленку воспоминаний, и в его памяти медленно, словно мыльный пузырь, всплывал день, когда к ним в класс привели того новичка…

В классе С шел урок рисования. Одзу с одноклассниками, зевая, слушали, как проповедует старый учитель, прозванный ими Светотенью.

— Английский живописец Тернер, видите ли… какие бы неудачи его ни преследовали…

Он откинул голову, демонстрируя через редкие волосенки круглую загорелую лысину.

— …никогда не отступал перед трудностями. Например…

К сожалению, Одзу совершенно не запомнил, что Светотень говорил дальше, потому что, как и другие ученики, зевал и ковырял в носу.

В школе Нада учеников с самыми лучшими оценками определяли в класс А. У кого показатели были так себе — отправляли в класс В. Уделом совсем уж безнадежных оставались классы С и D.

— Тернер был очень упорный человек. Вот и вы тоже, если постараетесь… сможете на будущий год перейти в класс А.

Светотень хотел нас подбодрить, воодушевить, но его никто не слушал. Все думали только о том, чтобы урок быстрее кончился, хоть на минуту, и не могли дождаться большой перемены на обед.

— А-а-а-х! — Вдруг кто-то громко, как корова, зевнул на весь класс.

— Кто это сделал? — рассвирепел Светотень. — Что за невоспитанность! Как можно так себя вести!

В этот момент дверь отворилась, и классный ввел в класс новичка. Прямо как в «Госпоже Бовари»…

— Можете не вставать. — Классный указал подбородком на паренька в замызганной серой форме. — Это Хирамэ-кун[3]. Он перешел к нам из школы Какогава.

От парты к парте, как круги по воде, прокатилось хихиканье. Хирамэ[4]! Вот это фамилия! И лицо у парня такое же чудное, точно у рыбы.

Парень, сгорбившись, стоял возле учительского стола, тараща тусклые глазки, словно лупоглазая золотая рыбка в аквариуме.

— Прошу любить и жаловать новичка, помогать ему, пока он у нас не привыкнет. — Классный зорким взором углядел свободную парту позади Одзу. — Ну, иди, садись и внимательно слушай, что рассказывает учитель.

Время от времени через окна класса со двора доносился хрипловатый голос приписанного к школе офицера, отдававшего команды.

Да. Затяжная война в Китае еще продолжалась. Недавно в придачу к двум отставникам, занимавшимся с учениками военной подготовкой, к Наде прикомандировали еще майора-кадровика.

— Тернер, видите ли…

После того как классный удалился, Светотень совершенно забыл, что всего несколько минут назад он распекал ученика, позволившего себе громко зевнуть, и продолжил свою нравоучительную лекцию, вызывающую смертельную тоску у всего класса.

К неудовольствию Одзу, устроившийся за ним новичок сразу принялся ерзать на стуле. Но еще больше раздражал доносившийся с задней парты слабый запах. Странная смесь маринованной редьки и пота…

— Эй!..

В спину Одзу ткнулся палец. Обернувшись, он увидел уставившиеся на него мутноватые глазки на рыбьем лице.

— Эй!..

— Чего тебе?

— Про что это он трындит? Сейчас какой урок?

— Рисование, — ответил Одзу шепотом, чтобы Светотень не услышал.

Какое-то время было тихо. Хотя ерзанье не прекратилось и странный, невозможный запах тоже никуда не делся, что действовало Одзу на нервы.

— Эй!..

Одзу снова почувствовал палец на своей спине.

— Чего тебе?

— Сколько время?

Одзу не ответил. Новичок особо не стеснялся — тычет в спину, да еще с идиотскими вопросами лезет. Вот козел!

Вдруг с того места, где сидел Хирамэ, донесся протяжный, тоскливый и нелепый звук: «У-у-у-у!» Его слышал не только Одзу. Этот звук — будто утка прочищала горло — к удивлению всего класса, повторился еще два раза.

Давясь смехом, мальчишки обернулись назад.

— Что это значит? — Светотень схватился обеими руками за край стола и скорчил свирепую физиономию. — Кто это сделал?! Встать немедленно!

Моргая потухшими глазами, Хирамэ неуклюже поднялся со стула.

— Ты?

— Угу-у! — печально протянул Хирамэ. — У меня в животе бурчит.

Весь класс так и покатился от смеха. И только Светотень смотрел печально.

— Я не собирался бурчать, это он сам. Живот.

— Садись!

— Угу! — Хирамэ тихо сел на место. Всем уже было не до урока и не до Тернера, о котором продолжал бубнить учитель. Мальчишки, посматривая на Одзу и Хирамэ, высовывали языки, корчили рожи, широко разевали рты.

— Тернер, видите ли, был великий человек…

После уроков…

Мальчишки расходились по домам: выйдя из школьных ворот, миновали сосновую рощу и, вытянувшись цепочкой, как муравьи, зашагали по дороге вдоль речки.

В то время в районе Хансин все школьники носили форму бледно-желтого цвета, а на ногах — гетры и грубые ботинки на манер военных.

С виду все казались одинаковыми, но, присмотревшись, класс А от С и D можно было отличить сразу. Отличники «ашники» выступали как петухи — высоко подняв головы, они направлялись к остановке электрички, выстроившись в строго установленном школьными правилами порядке. Кое-кто из них перебирал карточки с английскими словами, умудряясь зубрить на ходу. За ними шли еще мальчишки — кое-как закинув ранцы за спину, оглушая друг друга пронзительными криками и то и дело останавливаясь. Так могли себя вести только классы С и D.

А дальше все пошло как-то странно.

Тянувшаяся по берегу Сумиёсигавы, которая больше напоминала ручеек и становилась похожа на речку только в дождливый день, дорога вливалась в шоссе, связывавшее Осаку и Кобэ. На этом самом месте школьная процессия резко замедляла ход. Здесь всегда стоял крошечный ларек, где продавались тайяки[5]. Ноздри мальчишек дразнили запахи фасолевого мармелада и теплой пшеничной муки, и просто так пройти мимо у них никак не получалось. Но и остановиться у ларька они тоже не могли — ученикам категорически запрещалось покупать еду и есть за пределами школы. Если бы кого-то поймали у этого ларька, отвели бы в учительскую. Могли, чего доброго, и на день отлучить от школы.

И…

Подойдя к перекрестку, школьники замедлили шаг, жадно вдыхая запах, вынужденные довольствоваться лишь доносившимся до них слабым ароматом.

Одзу, который в тот день шел немного поодаль от других мальчишек, испытывал те же чувства. Растущий организм требовал постоянной подпитки, и к трем часам на него нападал зверский голод. Он закрыл глаза, вдыхая сладковатый запах.

Тут кто-то хлопнул его по плечу. Одзу обернулся. Это был Хирамэ.

— Десять сэн есть?[6] — часто моргая, пробормотал он.

— Есть.

— Купи печеньки!

— Нельзя! — Одзу покачал головой. — Если какой-нибудь учитель заметит, огребем по полной программе. А среди старшеклассников есть стукачи. Меня накроют, сто процентов.

— М-м… — с недовольным видом промычал Хирамэ, хлопая глазами.

— А почему нельзя поесть, раз хочется?

— Потому что это неприлично.

— Покупать тайяки неприлично? Почему?

— Потому что мы уже в средней школе учимся.

— Если тем, кто в средней школе, неприлично, то кому прилично?

Одзу глядел на рыбью физиономию Хирамэ с моргающими глазками и не знал, что ответить.

Когда они миновали ларек с печеньями, Одзу почувствовал еще какой-то запах. Странный. Это пахло от Хирамэ.

— Ты это… вообще моешься?

— Я? Не люблю я это дело.

Вышли на шоссе, и Одзу спросил:

— Ты на электричке?

Он сам добирался до школы на старенькой коричневого цвета электричке из одного вагона, которая ходила по рельсам, проложенным вдоль шоссе.

— Ну да! — кивнул Хирамэ. — Я живу в Нисиномии. Схожу на Нисиномия-сантёмэ.

— Хм! А я в Сюкугаве.

— Сюкугава? Так нам в одну сторону.

Одзу, однако, не слишком вдохновляла перспектива тащиться с этим душным парнем в одном вагоне. Он знал, что тем же маршрутом разъезжаются по домам после уроков и девчонки из гимназии Конан. Они набивались в электричку на предыдущей остановке. Какие у них будут физиономии, когда унюхают пахнущего маринованной редькой Хирамэ?

Ох уж эти девчонки в белых школьных матросках! Обтянутые матросками круглые плечи, оформившаяся грудь. Одзу почему-то весь деревенел, когда оказывался с ними в одном вагоне. Они были почти ровесники, но если девчонки день ото дня становились все краше, то мальчишки наоборот — прибывало прыщей. Менялся голос. Иногда Одзу хотелось куда-нибудь спрятать свое корявое тело от девчоночьих взглядов.

На остановке уже ждали электричку пять-шесть мальчишек из Нады.

— Мне к обеду ужас так есть хочется, — грустно проговорил Хирамэ.

— Все равно — чего животом-то бурчать?

Стуча по рельсам, к остановке со скрипом подкатил облезлый вагон. Одзу зашел через переднюю дверь, стараясь держаться подальше от Хирамэ, но отвязаться от него не сумел. Шмыгая носом и хватаясь за кожаные поручни, Хирамэ протиснулся за ним. На переднем сиденье, крепко сжав колени, сидели три девчонки в белых матросках и юбочках.

— А тайяки-то там что надо, — сказал Хирамэ, не замечая смущения Одзу. — Я вообще сладкое люблю. Калпис, дориконо[7]…

— А-а…

Девчонки, еле сдерживаясь, чтобы не прыснуть от смеха, стрельнули в мальчишек глазами и тут же отвели взгляд.

— Завтра контрольная по математике.

Одзу попытался увести разговор в сторону от печенья, на котором зациклился Хирамэ.

— Да ну? — Хирамэ только моргнул. — Завтра обязательно попробую купить тайяки.

— Смотри, как бы кто-нибудь из учителей не увидел. Не будь дураком.

— Да никто не заметит. Возьму и куплю.

— И когда ты покупать собрался?

— Э-э… Во время уроков, — спокойно проговорил Хирамэ.

«Он что, совсем ненормальный?» — мелькнуло в голове Одзу.

Девчонки, хотя и не смотрели в их сторону, наверняка все слышали. Это можно было понять по презрительным усмешкам, промелькнувшим на их розовых, как наливные яблоки, лицах.

Электричка загрохотала на повороте, Хирамэ слегка покачнулся, и на пассажиров так и пахнуло маринованной редькой и потом. Девчонки сморщились.

«Да… Вот как бывало».

Поезд, покинув Нагою, шел по холодной стылой долине Мино. Глядя на тянувшуюся за окном вагона цепочку невысоких мрачных гор, Одзу вспоминал лица старых приятелей, которых уже нет на этом свете, и горько улыбался.

«Чудной он был парень».

Интересно, что сейчас поделывает Хирамэ, если он жив. Превратился в такого же потертого, плешивого, средних лет типа, как я?

«А на следующий день этот малый притащил в школу кошку».

Именно так. На следующий день была контрольная по математике. Перед началом уроков Хирамэ снова повторил, обращаясь к Одзу:

— Я все-таки куплю тайяки.

— Кончай! Ничего у тебя не выйдет.

— Выйдет! Я принес кошку, в коробке сидит.

— Кошку?!

— Ну да. Спрятал ее за площадкой, где из луков стреляют.

— Зачем тебе кошка понадобилась?

Хирамэ хитро ухмыльнулся, тряхнул головой.

Первым уроком шла история, на втором должна была быть контрольная по математике. Пухлый учитель по прозвищу Фугу[8] написал на доске условия задач и раздал всем листы для контрольной работы.

Одзу взглянул на доску: из четырех задач две — вообще темный лес. Даже смысл понять нельзя. Он огляделся по сторонам. Сидевший справа Хасимото делал ему знаки: подскажи, мол. Одзу покачал головой: что он мог подсказать? Кто-то тяжело вздохнул…

В этот момент за окном раздалось протяжное «мяу!». Услышав жалобное мяуканье котенка, зовущего маму, мальчишки на миг замерли, но тут же тишину нарушил чей-то смех.

— Ну-ка тихо! — прикрикнул Фугу.

— Мяу! Мяу! Мяу!

Котенок надрывался под самым окном класса.

— Сэнсэй! — Один из учеников поднялся, скорчив сверхсерьезную физиономию. — Надо с ним что-то делать. С этим котенком. Как контрольную писать, если он все время мяучит?

— Точно! — поспешили поддержать товарища остальные мальчишки. — Размяукался тут во все горло.

Было видно, что Фугу растерялся. Он подошел к окну и, перегнувшись через подоконник массивным телом, глянул вниз.

В этот момент Одзу уловил движение сзади, где сидел Хирамэ. Он и представить не мог, что этот мутноглазый парень способен двигаться так стремительно. Кроме Одзу никто больше не заметил, как Хирамэ выскользнул из класса.

Учитель обернулся на вредных мальчишек, обвел их осуждающим взглядом и приказал сидевшему на передней парте:

— Эй! Пойди и выброси его куда-нибудь.

— У меня тогда времени на контрольную не останется. Так нечестно!

Его сосед, прыщавый мальчишка по имени Сонода, поднял руку и с насмешкой в голосе предложил:

— Сэнсэй! Я могу выбросить кошку, если вы мне «отлично» поставите…

Ученики класса С получали удовольствие от вида растерянного, не знавшего что делать учителя. Хорошо бы котенок мяукал погромче и пожалобнее. Хорошо бы эта дурацкая контрольная сорвалась. Никогда прежде мальчишки не были так едины, никогда не воплощали в жизнь принцип своей школы — «Умей употребить энергию во благо себе и другим», сформулированный Кано-сэнсэем.

— Вы… — с подозрением в голосе вымолвил Фугу, обводя взглядом класс, — нарочно сюда кошку принесли. Так ведь?

— Что вы на нас наговариваете! — запротестовал кто-то пронзительным голосом, и весь класс возмущенно загудел.

— Мы-то тут при чем!

— Так, значит? Понятно.

Учитель математики сделал знак рукой, чтобы успокоить разворошенный пчелиный улей:

— Все! Тишина! Продолжаем контрольную.

— А с кошкой что делать?

— Я сам ее выброшу. И не пытайтесь списывать, пока меня не будет. Это бесполезно. Я сразу пойму, кто списал.

Он обернулся в дверях, словно говоря: «Запомните хорошенько», и нехотя вышел в коридор.

В классе поднялся невообразимый шум. Кто-то кричал кошке, чтобы мяукала громче, кто-то поспешно пытался списать у соседа ответы, а сосед ругался на него: «Да не лезь ты! Я ж просто так написал, что в голову взбрело».

Лишь одному Одзу было как-то не по себе в охватившей класс кутерьме. Может статься, выскочивший из класса Хирамэ и Фугу-сэнсэй столкнутся лбами в коридоре. Если это случится, Хирамэ запросто могут отправить в «отпуск», хотя он только-только к ним перевелся.

«Ну что он творит!»

Одзу никак не ожидал, что этот туповатый с виду моргун окажется таким шустрым и нахальным.

Котенок перестал мяукать. «Кис-кис-кис!» — послышалось под окном, и учитель математики поднял котенка за шкирку двумя пальцами.

— Сэнсэй! Отнесите его подальше! — крикнул в окошко один из учеников.

Дверь в класс тихонько отворилась, и показалась постриженная ежиком голова Хирамэ. Его лицо было мокрым от пота. В руке он держал бумажный пакет с тайяки.

— Вот! Купил!

— Ну дурак! — щелкнул языком Одзу. — А если бы тебя заметили?

— Но не заметили же.

— Ты на Фугу не налетел там?

— Я увидел, что он идет, и быстренько спрятался. Ух, даже дух перехватило.

Сладкий аромат печенья с задней парты поплыл по классу. У Одзу в животе что-то буркнуло.

— Дай одну штучку.

— Не-а… — хладнокровно отрезал Хирамэ. — Кто не работает, тот не ест… Хочешь штучку — гони пять сэн.

На второй день после контрольной Фугу отлупил Хирамэ перед всем классом.

В то время в отличие от наших дней учителя частенько распускали руки с учениками. Телесные наказания были обычным делом не только в Наде, но и в других школах. Отцы не ходили выяснять отношения, когда их детям доставалось от учителей, а школьники уже на следующий день после наказания как ни в чем не бывало снова начинали шалить и проказничать. Такие были времена.

В тот день Фугу вошел в класс в возбужденном состоянии.

— Встать! — скомандовал староста класса Саката. Все привстали со своих мест со страдальческим видом и тут же плюхнулись обратно на стулья.

— Сегодня…

Фугу положил на стол контрольные, которые писали два дня назад, и обвел класс осуждающим взглядом.

— Перед началом урока хочу вам кое-что сказать. Я никогда не говорил, что вы должны писать контрольные на «отлично». Но вот я проверил, что вы сделали в последний раз. И что? Какое там «отлично»! Самый лучший результат в классе — ниже пятидесяти баллов[9].

Втянув головы в плечи, словно черепашата, мальчишки слушали наставления учителя. В классе С подобные нотации звучали чуть ли не каждый день, поэтому никто к ним всерьез не относился и не слушал. Все тайком зевали, ожидая, когда учитель закончит читать мораль. Так ведут себя люди, которые, стоя под козырьком, ждут окончания дождя.

— В классе А такие задачи щелкают за двадцать минут. А вы? Говорю — как об стенку горох. И вам не стыдно?

«А чего стыдного-то?» — прошептал Одзу. Наверняка все остальные шептали про себя то же самое.

«Ну чего ты раскипятился?.. К чему вся эта суета?»

Вот что было у всех на уме. Зубрежкой пусть «ашники» занимаются, а мы сами по себе, потихоньку-полегоньку…

— Однако сейчас меня возмущает не ваша низкая успеваемость. Для меня это не новость. Я уже привык, что в классах С и D учатся лентяи и отстающие.

Хм-м. Из-за чего тогда он так разошелся?

— Что меня возмутило… — Фугу сделал паузу. — Нашелся человек, написавший в контрольной работе легкомысленные и издевательские ответы. Слушайте меня внимательно. Хирамэ! Подойди ко мне!

Все удивленно обернулись назад. Хирамэ заморгал и подошел к учительскому столу.

— Твоя фамилия Хирамэ?

— Да.

— Расскажи всем, что ты написал в контрольной работе.

Хирамэ молчал, насупив свою рыбью физиономию. Фугу взял листок с контрольной работой, лежавший сверху стопки, и приказал:

— Будешь читать?

— Э-э… — Держа листок в руке, Хирамэ тихонько спросил учителя: — Мне как читать: вслух или про себя?

— Читай вслух.

— Я… — Хирамэ покачал головой. Он явно чувствовал себя не в своей тарелке. — Мне стыдно читать. Я написал, чтобы вы прочитали, а не чтобы всем показывать.

— Не юли! Если тебе так стыдно, что ты даже читать не хочешь, зачем ты это написал?

Весь класс с любопытством и интересом наблюдал за диалогом Фугу и Хирамэ.

— Ладно. Я прочитаю. Решите следующее уравнение. — Хирамэ еле слышно пищал, как комариный рой, забившийся под карниз крыши. — Дано: прямоугольный треугольник со сторонами х, у и z, как на рисунке, х² плюс у² равно z².

— Это вопрос. Какой ответ ты написал?

Хирамэ опустил глаза и молчал. Класс затаил дыхание и тоже молчал.

— Я спрашиваю: что ты написал?

— Вот…

— Не «вот»! Как ты ответил на вопрос?

— Ну… я, э-э… Я ответил: «Правильно. Я тоже так думаю».

Одзу сначала не понял, что говорит Хирамэ. Судя по отсутствующим взглядам других учеников, они тоже ничего не понимали. И вдруг до всех дошло.

Позавчера в контрольной Хирамэ на все вопросы написал: «Правильно. Я тоже так думаю». И больше ничего.

Все так и покатились со смеху. В истории класса С было много случаев, когда ученики выводили учителей из себя, но никто из них не писал такого в контрольной работе.

— Что за смех?! — заорал на мальчишек Фугу. Прежде никто его не видел в такой ярости. — Как можно так издеваться над человеком, который вас учит?! Всему же есть предел! Хирамэ! Встать смирно!

Своей здоровенной ручищей учитель отвесил Хирамэ оплеуху. Звук получился такой, будто разломили сухой рисовый крекер.

— Будешь час так стоять!

Понятно, что остаток урока ученики класса С вели себя смирно. Никто не кидался шариками из жеваной бумаги, не пускал по кругу сомнительные фотокарточки. Опустив глаза и сдерживая зевки, мальчишки рассеянно взирали на цифры на доске, напоминающие заклинания.

Время от времени Одзу посматривал на Хирамэ, стоявшего у учительского стола. Несмотря на то что ему только что со всей силы закатили оплеуху, в его тусклых глазах ничего не изменилось. Его жалкая фигура напоминала осла, привязанного к дереву на полуденном солнцепеке.

«Интересно, что у него сейчас в голове?» — подумал Одзу.

Рисуя на доске цифры и треугольники, Фугу то и дело сверлил Хирамэ глазами. Похоже, случившееся вывело учителя из себя. Но даже под этими пронизывающими взглядами выражение тупой безропотности на лице Хирамэ не менялось.

— Ну и зачем ты так выпендрился? — спросил Одзу, когда тянувшийся мучительно долго урок все-таки закончился, учитель вышел из класса, а Хирамэ вернулся на свое место.

— А я все равно думаю, что правильно ответил, — пробормотал Хирамэ, глядя в пол.