— Более чем зловещий символ, — проговорил наконец Сэм.
— Он также означал жизнь после смерти. В зависимости от контекста. Сельма, а еще есть?
— Да, целых три.
Она вывела изображения на экран.
Какое-то время Реми задумчиво изучала рисунки.
— А другие картинки есть для сравнения?
Сельма взялась за телефон.
— Если я не ошибаюсь, они тоже ацтекского происхождения, — продолжала Реми. — Справа Текиатль, символ кремня или обсидианового ножа. В середине Синактли, то есть крокодил. И последний — Шочитль, цветок: он обозначает последний день месяца, который состоял у ацтеков из двадцати одного дня.
— Эти символы тоже выделены отдельно, как и первый? — спросил Фарго Сельму. — Никаких примечаний?
Вондраш положила трубку.
— Ни единого. Венди сейчас пересылает нам хорошие, подчищенные рисунки.
Сельма свернула текущие изображения и отыскала новые, под именами «Кремень», «Крокодил» и «Цветок».
— Похоже на составные части одного целого, — задумчиво проговорила она.
— По-моему, тоже, — отозвался Сэм. — Реми, это ведь из ацтекского календаря, верно? Взглянуть бы на него во всей красе.
— Да у меня есть, Реми присылала.
Вондраш поискала на экране нужный файл и дважды по нему щелкнула.
— Ага, вот и календарь, — пробормотал Фарго. — С ума сойти, как они здесь разбирались?
— Вооружившись терпением, надо полагать, — усмехнулась жена. — Наши символы относятся к месячному кольцу, четвертому от края.
— Неудивительно, что в действительности он такой огромный. Сколько там в цифрах?
— Двенадцать футов в диаметре, четыре фута толщиной.
— Конечно, огромный — чтобы выделяться. Просто завораживает…
— Особенно если вспомнить, что календарю больше пятисот лет. Причем триста из них он пролежал под землей, под главной площадью Мехико. Его обнаружили рабочие, когда проводили ремонтные работы неподалеку от собора. Камень Солнца — одна из последних частиц ацтекской культуры.
В комнате повисло молчание.
У Сельмы зазвонил мобильник. Она нажала кнопку вызова и, выслушав собеседника, ответила:
— Хорошо, ждем. Тащи его к боковым воротам. Пит тебя встретит. — На этом разговор завершился. — Добо везет колокол, — пояснила Вондраш остальным.
— Шустро он управился! — восхитилась Реми.
— Чудеса! Ни дать ни взять рождественское утро, — улыбнулся Фарго.
Спустя двадцать минут в боковую дверь студии вкатилась конструкция из деревянных брусьев — на колесиках, высотой примерно по грудь; с одной стороны ее толкал Пит Джеффкот, с другой тянул Добо. Внутри сооружения покачивался корабельный колокол «Шенандоа». Волшебные руки Добо вывели с металла и пятна, и наросты, осталось лишь несколько потемневших участков. Бронза ярко сияла в свете галогенных ламп.
Облаченный в джинсовый комбинезон и белую футболку, Добо удовлетворенно рассматривал плоды своих трудов.
— Неплохо, верно? — Он упер руки в бока.
— Бесподобно! — похвалил Сэм.
Если бы Александру Добо не отличался редкостной улыбчивостью, его вид казался бы зловещим: лысая макушка, длинные густые усы… Как однажды заметила Реми, он напоминал заплутавшего в лабиринтах времени казака.
— Спасибо, дружище! — Он с чувством хлопнул Сэма по спине. Тот покачнулся, но успел переставить ногу — устоял… и незаметно отступил в сторону, подальше от румына. — А внутри видели? — продолжал Добо. — Ну-ка, загляните! Петр, помоги!
Вдвоем с Питом они сняли колокол с крюка, перевернули его устьем вверх и поместили в таком положении обратно в «клетку».
— Смотрите, смотрите!
Сэм, Реми и Сельма, подавшись вперед, заглянули внутрь колокола. Реми ахнула, а муж спустя мгновение обронил:
— М-да… Только я ничуть не удивлен.
— Думаешь, я удивлена? — отозвалась Реми.
Внутреннюю поверхность колокола усеивали десятки, а то и сотни выгравированных в произвольном порядке символов. Ацтекских символов.
Помолчав, Сэм тихо пробормотал:
— Добро пожаловать в безумный Блэйлок-экспресс…
Фарго собрали за столом всю команду и под пару заказанных в пиццерии пирогов устроили многочасовой мозговой штурм. Суть загадки, по их соображениям, сводилась к двум вопросам:
1. Стоит ли подвергать сомнению ценность находок, учитывая явные психические отклонения у Блэйлока?
2. Почему в дурацкую авантюру ввязалась шайка Риверы — купились на россказни Блэйлока или есть другие улики?
Ясно было одно: Ривера либо что-то искал, либо что-то охранял от посторонних глаз — вероятно, нечто, сохранившееся с ацтекских времен.
— Если вы правы насчет убитых туристов, — начал Пит, — то мексиканцы, очевидно, пытаются что-то скрыть. Вряд ли они пошли на преступление лишь из-за Блэйлока. Иначе Ривера с сообщниками задавались бы теми же вопросами, что и мы, относительного этого парня.
— Логично, — согласился Сэм.
— В таком случае, — сказала Венди, — возможно, Блэйлок был не сумасшедшим, а просто несколько эксцентричным и увлекся ацтекской культурой неспроста.
— Так же как и кораблем, — добавила Сельма.
— Ладно, — кивнула Реми, — будем придерживаться этой версии. Нам неизвестно, как и почему Блэйлок прикипел душой к «Шенандоа» или «Эль-Маджиди». Зато известно, что в определенный момент его разум переключился на ацтеков. Прежде чем двигаться дальше, нужно выяснить, когда изменились его интересы и по какой причине.
— Как продвигаются письма мисс Синтии? — спросил Фарго ассистентов.
— Через часок должны закончить, — ответила Венди. — Еще два часа уйдет на сканирование и оптическое опознавание символов компьютером. Тогда мы легко рассортируем их по датам и сможем забивать поиск по ключевому слову.
Сэм улыбнулся.
— Есть на вечер планы?
— Кажется, уже есть, — ответил Пит.
Давно изучив привычки мужа и его манеру работы, Реми ничуть не удивилась, когда, проснувшись среди ночи, увидела Сэма на краю кровати с планшетником «Apple» на коленях. Часы показывали 4.12.
— Муза прилетела?
— Я думал о хаосе.
— Ну разумеется.
— И о том, что большинство математиков в него не верят. Знают о его существовании — есть ведь теория хаоса, — но в глубине души верят лишь в основополагающий порядок. Даже когда им вроде бы и не пахнет.
— Пожалуй.
— Тогда зачем Блэйлок заморачивался с ацтекскими символами? Зачем навырезал их? И почему именно в колоколе?
— Полагаю, вопрос риторический, — усмехнулась Реми.
— Я постоянно об этом думаю. Ты читала в журнале стихотворение Блэйлока?
— Хм… не знала, что там встречаются вирши.
— Сам только наткнулся. Пит и Венди недавно загрузили, — сказал Сэм и принялся читать:
Посвящение в сердце любимой пишу
На gyrare Энгаи не сбиться с пути
Сверху видно, разбита земля на квадраты
Две стрелы полуночных на четверти день рассекут
Gyrare раз, gyrare дважды
Слова Древних — слова отца Альгаризмо
— Недурно для математика, — заметила Реми.
— Я вот прикидываю: может, он использовал колокол, потому что металл долговечнее бумаги? А может, из-за формы?
— Погоди, ты о чем?
— В первой строке — «Посвящение в сердце любимой пишу» — речь, скорее всего, о жене, об Офелии, в честь которой он переименовал корабль «Эль-Маджиди».
Реми с лету уловила мысль.
— А корабельный колокол — сердце корабля.
— Верно. Теперь вторая строка. «На gyrare Энгаи не сбиться с пути». На суахили «Энгаи» — один из вариантов написания слова «Бог» у масаев. А gyrare с латинского переводится как «вращаться, кружить». Также это синоним слов «вихрь» или «спираль».
— Например, спираль Фибоначчи. Основа божественного мироздания.
— Вот об этом я и размышлял. Блэйлок воспользовался спиралью как путеводной нитью. Сложи обе строки. Возможно, в колоколе выбит ответ на стихотворение-загадку. А техника шифровки основана на спирали Фибоначчи.
— И поскольку к тому времени, как он сделал надпись, Офелия уже умерла, а он нашел корабль «Шенандоа», его «посвящение» превратилось в нечто большее… — сказала Реми. — Ну а спираль? Как она сюда вписывается?
— Нарисуй золотую спираль.
— Минуточку.
— А теперь нарисуй еще раз, только наложи на колокол — сверху, от короны, разверни ее вниз к устью.
Жена согласно кивала.
— И там, где спираль пересечет символ… — Она пожала плечами. — Что будет?
— Не знаю. Может быть, это связано с тремя последними строчками в стихотворении. Я пока их обдумываю. Видишь ли, в журнале чаще всего повторяется изображение спирали Фибоначчи и ацтекские символы. Вероятно, в них ключ к тайне Блэйлока.
Утром Фарго, с полным кофейником, спустились в кабинет Сельмы, озаренный приглушенным светом галогенных ламп. Вондраш спала в углу на раскладушке. За столом перед лэптопами, подсвеченные сиянием мониторов, сидели Пит и Венди.
— А кому кофе? — прошептал Сэм.
Венди с улыбкой отрицательно мотнула головой, кивнув на стоящую перед ними батарею жестяных банок из-под «Ред булла».
— Почти закончили, — сказал Пит. — Герметичные мешки действительно спасли письма. По-моему, о письмах вообще постоянно заботились. Берегли как зеницу ока.
— Со всеми разобрались? — спросила Реми.
Венди кивнула.
— Только в нескольких местах не удалось прочитать. Сейчас загрузим в компьютер и через пару часов рассортируем.
— У Сэма чувство, что Блэйлок хочет поиграть… — проговорила Реми.
— Вот как? Мы все внимание! — оживилась Венди.
Когда Сэм изложил свою теорию, ассистенты задумались, потом дружно закивали.
— Убедительно, — изрек Пит.
— Присоединяюсь, — сказала Венди. — Блэйлок ведь был математиком. Математики обожают порядок, в том числе в хаосе.
Неожиданно с другого конца комнаты раздался скрипучий голос Сельмы:
— Кого провожают?
— Спи, спи! — махнула ей Реми.
— Поздно. Я уже встаю. Так кого провожают?
Выбравшись из постели, она медленно прошаркала к столу. Реми налила кофе и придвинула ей кружку. Пока Сельма завтракала, Сэм вновь изложил свою теорию относительно спирали-колокола-символа.
— Версия стоящая, — признала Вондраш. — Скорее всего, спираль начнет раскручиваться от короны. Но как узнать размах? По-вашему, последний виток приходится на устье. А если нет?
Сэм устало улыбнулся.
— У, кайфоломщица!
Команда вновь засела за обсуждение. В первую очередь их интересовал вопрос масштаба. Спираль Фибоначчи можно было наложить на сетку любой величины. Если Блэйлок действительно использовал спираль, то для первой ячейки взял за эталон определенный размер. Битый час они ломали голову, предполагая то одно, то другое, пока не поняли, что разговоры ни к чему не ведут.
— Тут может быть что угодно! — Сэм потер глаза. — Число, пометка, любые каракули…
— Или то, что мы еще даже не видели, — добавила Реми. — Что мы просмотрели.
Пит Джеффкот, совершенно измученный, уронил голову на стол и вытянул руки перед собой, врезавшись при этом правой в блэйлоковский посох. Тот с грохотом скатился на пол.
— Тьфу ты! — встрепенулся Пит. — Простите.
— Ничего страшного.
Сэм нагнулся за экспонатом.
Язык колокола, прежде примотанный к дереву кожаными обвязками, теперь свободно болтался на одном ремешке. Подняв обе составные части посоха, Фарго вдруг задумчиво уставился на конец деревяшки. Нахмурился.
— Сэм? — окликнула его Реми.
— Дайте-ка фонарик.
Венди достала из ящика светодиодный фонарь и передала Сэму. Фарго направил луч внутрь посоха, пробормотав:
— Он же полый… Мне нужен длинный пинцет!
Инструмент снова принесла Венди.
Сэм очень осторожно просунул кончики пинцета в отверстие, несколько секунд пошарил внутри и потянул обратно.
Из зажима торчал уголок пергамента.