Потерянные души

Глава 14

Спустя несколько часов промышленные трубы Гэри задышали голубым огнем, будто дракон в потерянном мире. Я глядел в жидкую черноту по краю шоссе, увидел гигантский комплекс, очерченный нагими шарами света, мерцающими на фоне мрака. Сернистый воздух пропитало зловоние тухлых яиц.

Наш город выставил в полуфинал сыновей тех, кто работал на этих химических и сталелитейных заводах. Будто мы набрали мутантов из какой-то галактической тюремной колонии.

Я свернул на последний съезд с шоссе и двинулся вниз по пандусу, инкрустированному алмазами из битого стекла. Под опорами, поддерживающими шоссе, я увидел самодельный город из ящиков и брезента, лучи фар отражались на средневековых панцирях колесных колпаков. Венцы синего пламени освещали кольца друидических фигур с воздетыми руками — словно они воскрешали мертвецов. Инстинктивно я заблокировал дверцы.

В конце пандуса тлел одинокий красный свет.

Я не остановился, проехал напрямик, сделал крутой поворот и услышал, как колпак с одного из моих колес укатился в темноту.

По улицам призраками бродили проститутки в коротких юбчонках, скользя в неоновом кровотечении вывесок, — черные рабыни, прикованные к ночи золотыми звеньями. Из окошка машины я видел близорукие взгляды мужчин, курящих и пьющих возле выгоревших зданий, ряды автомобилей с открытыми капотами, поставленных на цементные блоки, заколоченные досками витрины магазинов, разбитые окна.

В большом захиревшем мотеле мужчина в сетчатой майке зарегистрировал меня. Именно тут остановились все, кто приехал на игру из нашего города. В каком-то номере звучала музыка из «Быстрого танца». Люди танцевали на стульях и на двуспальной кровати. Вечеринка перехлестнула в соседний номер через смежную дверь.

Из этого номера вышли мэр с шефом и увидели, как я открываю дверь своего. Шеф, качнувшись, остановился как вкопанный:

— Лоренс! Господи! Не ожидал увидеть тебя здесь… — Он покачивался и тыкал пальцем в ночь. — Чтобы попасть на небеса, ты должен пройти врата ада! — Тут шеф позволил своему лицу расплыться в ухмылке, и я испытал прилив жгучей ненависти к нему.

— Почему бы, шеф, вам не вернуться туда? — сказал мэр.

Шеф вроде бы нуждался в помощи, чтобы сориентироваться, куда ему идти. Прежде чем удалиться, он откинул голову и скосил глаза на меня:

— Мы добились! — При этих словах он сжал кулак. — Мы будем внукам рассказывать про завтрашний день!

Другой рукой он ухватил мое плечо для равновесия. Его дыхание было сладким от алкоголя.

— Это Планета Обезьян, вот что это такое. Знаешь, у них в команде полно черномазых, будто только что с невольничьего корабля. Ей-богу! Руки — лопатища. — Он почти повис на мне.

Я подождал, пока мэр не направил шефа к танцующим.

Шеф вопил:

— У нас тут школьный альбом. Погляди, кто против нас! Не Имеющие против Имеющих Еще Меньше, Чем Не Имеющие!

На стоянку въехала машина. Снег порозовел от вспышки стоп-сигналов. По ту сторону шоссе из депо раздавалось лязганье буферов.

Вернулся мэр.

— Пойдем в твой номер. — Он обнял меня одной рукой за плечи. — Черт, чем скорее шеф отправится на пенсию, тем лучше. Он становится обузой.

У меня в номере мэр встал у окна, освещенный со спины, так что его лицо оставалось почти невидимым. Просто силуэт в окне. Минуту-другую он молчал, только слушал ритмы музыки, вибрирующие по всему мотелю.

Я ждал, сидя на кровати — такие трясутся, если сунуть монету. Покрывало было усеяно следами от сигарет.

Мэр тяжело вздохнул:

— Перейду прямо к делу. На тебя поступила жалоба. Мне казалось, я приказал тебе не приближаться к этой женщине. Я думал, мы договорились.

— Лейкок. Он вам звонил?

Мэр отошел от окна, и его лицо материализовалось.

— Речь не о нем. А о тебе. — Он сел на стул у столика и провел рукой по волосам.

Я ничего не сказал.

— Я свою часть сделки выполнил. Заставил шефа заняться этим звонком. Он его проследил. Кэндол разговаривала со своей сестрой. Она тяжело переживает смерть ребенка. Вот о чем эти звонки, о ее вине. Она боится вернуться домой, вновь посмотреть в лицо всему этому. Люди часто поступают так, прячутся от других, прячутся от самих себя. Это психологическое проявление горя, ощущения вины. Часть процесса.

Я помалкивал. Я полагал, что мэр накинется на меня, но он заговорил о себе:

— Я старался, как мог, помогать здесь всем, едва началась эта заварушка, и куда бы я ни кидался, на меня клали. Служба обществу — неблагодарный труд. Люди все время только и ждут, как бы тебя подковырнуть.

Мэр посмотрел на меня.

— Знаешь, что устроил мне Эрл Джонсон? Является на стоянку и с ходу выбирает лучшую машину. Хочет ее испробовать. А потом говорит мне, что с деньгами у него туго. И просит меня пойти ему навстречу. Сует мне грош и уезжает в новой машине. А мне остается только проглотить этот убыток. Видишь, с чем я сталкиваюсь? Оказываю кому-то любезность, и вот как со мной обходятся!

Музыка загремела — кто-то открыл дверь дальше по коридору. Вечеринка была в полном разгаре. Дверь захлопнулась, и стены моего номера завибрировали.

Мэр повысил голос:

— Дерьмо! Представляю, как нас всех заберут за нарушение общественного порядка. Они нам это устроят, как пить дать. Я хочу убраться к черту из этого черномазого городишки. — Мэр повернулся, чтобы уйти.

Я сказал:

— Погодите.

— Что-о?

— Кайл виделся с этой женщиной.

— То есть как это — виделся?

— Когда я ночью следил за ее домом, туда подъехала машина, та самая, в которой я видел вас с Кайлом и Эрлом, когда они ее опробовали.

Мэр оцепенел.

— Никогда не поверю.

— Я думаю, может, все знают, что натворил Кайл. Лейкок сказал мне, что ребята приходят к этому дому по ночам. По его словам, в школе ходят слухи, будто Кэндол — привидение, что она умерла в ту же ночь, когда ее дочку убили, но вернулась наложить проклятие на улицу, вернулась искать свое дитя.

Мэр ничего не сказал. И я продолжал:

— Я говорил Кайлу, что он, когда станет знаменитым, сможет спасти свою душу, анонимно поддерживая деньгами женщин вроде Кэндол. Может, он уже старается спасти свою душу…

Мэр, казалось, не осознавал моего присутствия.

Я ждал в тишине, оглашаемой только глухими ритмами музыки внизу.

Мэр опустил голову. Он так ничего и не сказал, а затем вышел за дверь, впустив волну холодного воздуха заполнить оставленный им вакуум.

В винном магазине напротив мотеля я купил бутылку «Краун ройал» в положенном мешочке из голубого бархата с золочеными шнурками. Для полного забвения не хватило пары глотков.

На следующий день было мучительно даже просто посмотреть в окно. Мотель был пуст. Время приближалось к двум часам дня. Я пропустил игру.

В регистратуре белая толстуха поставила мне в счет будущую ночь. Она смотрела «Я люблю Люси» по маленькому телевизору. Люси фасовала шоколадные конфеты в коробки на конвейере, проверяя каждую на брак, откладывала бракованные — но не успевала за конвейером. Он двигался все быстрее, и Люси совала конфеты в рот, за ворот блузки, а звуковая дорожка с записью смеха набирала громкости. Толстуха улыбалась, будто это было смешно, будто над отчаянием такого рода стоит посмеяться.

А где-то за стенами мотеля в режущем холоде ясного субботнего дня Кайл Джонсон каким-то образом уже поднялся из ада к следующей невероятной победе, и в эту минуту я почувствовал, что все с ним случившееся, возможно, было именно тем, в чем он нуждался с самого начала, чтобы подстегнуть его, толкнуть к обретению славы.

Оглядываешься на историю и видишь, что люди совершали великие подвиги в наихудших обстоятельствах, борясь с собственными демонами. Так не был ли это еще один такой случай?