Потерянные души

Глава 8

Немного погодя я услышал, как подъехала Лойс. К этому времени я выпил что-то около восьми порций водки с тоником. Бутылка была почти пуста. Я встал и отдернул занавеску с пьяным триумфом.

Лойс смотрела на дом. Я припарковал машину под ее навесом.

Макс принялся лаять и царапать окошко.

Шеф затормозил позади Лойс и вылез из машины. Лойс глядела на меня и качала головой. Я стоял у окна, сложив пальцы козырьком, чтобы лучше видеть в темноте.

Шеф смотрел на мою машину. Мне показалось, что он что-то сказал. Я услышал голоса, затем он увидел, что я выглядываю в окно. Он держал бутылку с чем-то, будто приехал в гости. И все еще держал ту большую пенопластовую руку. По его походке было видно, что он много пил. Машину шефа оплели разноцветные ленты.

Какого черта я оказался частью этого грустного зрелища, соперничая с шефом из-за Лойс? Вот мой «шевроле-сайтейшен» под навесом Лойс всего лишь в одном шаге от «шеветт» Лойс.

Запах алкоголя ударил Лойс в нос, едва она вошла в дверь.

— Господи помилуй, какого черта ты тут делаешь? Неужто ты был на матче в таком виде?

Пит заверещал со шкафчика и спикировал на плечо Лойс. Потом зашипел на меня.

— Черт, что тут творилось?

— Надеюсь, я не испортил твою маленькую вечеринку, Лойс? Взялась за прежнее? — Я направился к ней, и тут Пит, щелкнув клювом, укусил ее за палец.

— Пит! Нет! — Она попыталась его схватить, но он заметался по кухне и снова опустился на верх шкафчика, где начал прохаживаться взад-вперед вне себя от злости. — Что, черт дери, ты с ним сделал?

Рука Лойс кровоточила. Я сказал: «Дай-ка мне», но Лойс отдернула руку:

— Убирайся вон, сейчас же! Сукин ты сын! — Она прижала другую руку к ране, но кровь просачивалась сквозь пальцы. Лойс пошла в ванную.

Я последовал за ней со стаканом.

— Прошу прощения.

Лойс держала руку под струей холодной воды, розовевшей от крови.

— Черт возьми, Лоренс! Ну зачем ты выпустил его! — Она всхлипнула. — И вообще зачем ты пришел! Какого черта тебе от меня нужно?

Я, пошатываясь, шагнул к ней и взял ее за запястье:

— Дай-ка мне! — Я окунул палец в водку и смочил тыльную сторону ее ладони. Лойс вздрогнула.

— Прекрати! — Но ее голос стал мягче.

— Не дергайся. — Я приклеил пластырь к ее руке, не слишком ловко, и она поежилась. Глаза у нее стали влажными. — Прости, — зашептал я. — Прошу прощения. Хочешь позвать шефа? Я сейчас же ухожу.

Лойс помотала головой:

— Не надо… Не надо об этом.

Пит на подрезанных крыльях полувзлетел над лестницей. Пролететь далеко он не мог. Он проскакал по коридору и остановился в дверях, вызывающе глядя на нас.

Лойс прижала руку к виску, всхлипывая.

— Иди к черту, Пит. — Пит замахал крыльями. — Знаешь, Лоренс, сколько живут попугаи? Восемьдесят лет, а то и больше, вот сколько. Пит нас всех переживет. — Лойс снова всхлипнула и утерла нос о плечо. — По-моему, Лайонел сделал это мне назло. Богом клянусь, он обзавелся этим попугаем назло мне.

Я улыбнулся.

Лойс продолжала говорить:

— Лайонел-то знал, сколько живут попугаи. Уж он бы выяснил. — Она села на крышку унитаза и отпила большой глоток из моего стакана. — Вот так я существую. Именно так. Пит за мной приударяет.

Я снова потрогал ее руку и прошептал:

— Прошу прощения.

Лойс отбросила мою руку:

— Это все не о тебе, слышишь меня? Почему мужчины воображают, будто всегда все про них?

Я ей не ответил.

Лойс сделала еще глоток.

— Пит обожает делать гнездо из старых газет. Потом кусает меня за палец, и тащит к своей клетке, и говорит: «Пит хороший мальчик». Любимая его фразочка. Пит — то, Пит — это.

Лойс повысила голос:

— Может, я и покладиста, но не настолько, ты слышишь. Пит? Откуда, черт подери, ты взял, будто можешь командовать женщиной вроде меня? — Она вышла в коридор, и Пит заверещал, растопырив крылья, а потом попытался цапнуть ее за щиколотку и потащить за собой. — Ты, метелка из перьев! Ты меня слышишь? Метелка из перьев!

Мы ушли в ее спальню, чтобы избавиться от Пита, хотя он и долбанул дверь клювом, прежде чем смириться. Лойс погладила пластырь на руке и села на край кровати. Успокоившись, она открыла дверь. Но Пит уже исчез. Она крикнула ему вслед:

— Я тебя прощаю, договорились? — И вернулась в спальню.

Я наблюдал, как она раздевается, увидел багровеющую полосу, которой резинка нейлоновых трусиков опоясала ее талию, будто перепиленную пополам. Она села перед трельяжем и начала снимать косметику. Подсветка трельяжа создавала сияющий нимб.

Материализовался Пит. Лойс поместила его на туалетный столик, и он любовался собой в зеркале. Она чмокнула птицу в голову.

Я почувствовал, что комната заходила ходуном. И попытался встать:

— Пожалуй, я пойду…

Лойс обернулась ко мне:

— Ты не можешь вести машину. Останься… я хочу, чтобы ты остался. — Она провела гребешком по волосам.

Голова Пита повернулась, его глаза отразили свет.

Меня знобило. Голова раскалывалась.

— Я ухожу… я должен вернуться домой.

Лойс пропустила мои слова мимо ушей и отправилась на кухню. И Пит за ней. Я услышал, как она заговорила с ним. Потом вернулась, села рядом со мной, дала мне таблетку аспирина и стакан воды.

Я проглотил таблетку и выпил всю воду.

Стоя на полу и глядя на меня снизу вверх, Пит казался очень маленьким. Я встал, чтобы уйти, и понял, что не могу.

— Поспи, Лоренс.

Я закрыл глаза, услышал, как Лойс выдворила Пита из комнаты. Когда я открыл глаза, Лойс прерывисто дышала. Она прижала палец к моим губам — чтобы я молчал.

— Просто обними меня, Лоренс.

Мы лежали рядом, и Лойс рассказала мне, что перед началом матча мать погибшей девочки зашла в похоронное бюро. Коронер выдал разрешение на похороны. Я не открывал глаз. Я не знал, что ей известно, сказал ли ей шеф что-либо, сообщил ли, что мы сделали. Лойс шептала:

— Эта женщина хотела, чтобы они вырвали молочные зубы девочки и отдали ей… Потребовала, чтобы они обстригли ей ногти и отрезали часть волос. Гробовщик сказал, что она была точно зомби. Он позвонил нам в управление. Кончилось тем, что шеф поехал туда и отвез ее домой. С ней никого не было. Ни единого родственника, никого.

Я чувствовал, что Лойс вся дрожит. Она снова села на кровати.

— Как могут люди быть настолько потерянными, настолько одинокими?

Комната кружилась. Я сосредоточился на вентиляторе под потолком и сказал тихо:

— Я больше года ждал, прежде чем сказал отцу про свой развод.

Лойс смотрела на меня сверху вниз. Я увидел, что ее лицо приближается к моему, и закрыл глаза.

Глубокой ночью я очнулся. Телевизор был приглушен. Я услышал, как какой-то тип разъяснял свою формулу успеха на рынке недвижимости, как можно покупать дома, не выкладывая сразу денег. Супружеские пары сообщали, каким образом они получают шестизначные доходы, как замечательно укрепились их браки и уверенность в себе.

Я поглядел на экран. Тип, продающий кассеты по недвижимости, сидел на балконе гавайского отеля над пляжем. На столике перед ним стоял тамошний коктейль с зонтичком. Он держал кассеты в руке и гарантировал стократное возвращение денег. На заднем плане кипел прибой.

Тут я расслышал собачий лай и вспомнил, что Макс сидит в машине.

Стрелки часов светились на пяти тридцати. На тумбочке я увидел фарфоровую кошечку, лежащую на спине, задрав лапы в воздух. Вместилище для жвачки. Лойс засунула комок жвачки ей между лапами. Внезапно я ощутил запах мяты.

Я ушел, не разбудив Лойс.

С подъездной аллеи я подобрал газету. Под передовицей о нашей победе мелким шрифтом кратко упоминалось дорожное происшествие. Девочку кремировали без посторонних. Жуткая мысль — ребенок, превращенный в горстку пепла.

Я каким-то образом ощущал себя ответственным за этот ничего не говорящий конец. Стоя на утреннем холоде, я трясся в ознобе и думал о жизни этого ребенка, растворившейся в нашем оглушающем стремлении к чемпионскому титулу, и о том, как центральная фигура всего этого прячется за футбольной маской по моему настоянию.