Его положили в общежитии на ту койку, где раньше спал Толя Ступнин, Лешкин дружок, уехавший в город на курсы.
Голова откинута на подушке, небритый подбородок торчит вверх, под щетиной возле кадыка бьется жилка, глаза закрыты, тонкие руки вытянуты вдоль тела, пальцы безвольно согнуты – усталые руки. В общежитии жарко, одеяло накинули только на ноги, плоская, ребристая грудь обнажена, на ней вытатуирована надпись: «Года идут, а счастья нет».
Сплавщики толпились вокруг, перекидывались вполголоса замечаниями:
– Видать, мужик тюремной жизни понюхал. Ишь украсился: «счастья нет»…
– Тут-то, считай, счастлив. Не подвернись на берегу Лешка, кормил бы рыб.
– И то цепок – из такой кипени выкрутиться.
– Случалось, видать, попадать в переделки…
Егор Петухов озабоченно произнес:
– Ненадежный человек. Как бы он за нашу доброту того… Не обчистил.
– Ну, ему теперь не до твоего сундука. Эту ночь спи спокойно.
В углу Лешка, приглушив таинственно голос, в который уже раз рассказывал:
– …Гляжу: мать честна, развернуло. Я кричать. Мать честна, а порог-то шумит…
Засунув глубоко руки в карманы, упершись в грудь подбородком, из-под надвинутой на лоб кепки разглядывал нежданного гостя Дубинин.
Тонкая кадыкастая шея, устало вытянутые руки, мокрые грубые башмаки, брошенные под койку, и эта надпись… Дубинин жевал потухшую цигарку, разглядывал, и чем дольше глядел, тем сильнее испытывал жалость к этому незнакомому человеку.
Встретится такой на дороге – пройдешь мимо, не оглянешься вслед. Есть ли у него родня, есть ли хоть на свете человек, который бы искренне, от души пожалел его? Не подвернись под руку бревно – был и исчез, не оставил ни имени, ни смутной по себе жалости, ничего. Вот он, увильнувший от смерти, – на чужой койке, чужие люди с бесцеремонной жалостью разглядывают его…
Дубинин с трудом оторвал взгляд от надписи, наколотой на костлявой груди.
– Ребята, – спросил он, – кто раздевал? Документы-то есть ли?
– Есть. Поразмокло все. На пeчи разложили сушиться. Пятнадцать рублей было в кармане – нe богат.
– Давай все сюда.
Дубинин осторожно взял мокрые бумаги, раздвинул плечами рабочих и вышел.