И все– таки на следующий вечер сели играть на бушуевской койке -чтоб убить время, не всерьез – пять человек: Лешка, Иван Ступнин, сам Бушуев и еще двое – долговязый Харитон Козлов и рыжий Петр Саватеев. Вокруг встали любопытные, среди них Егор Петухов, которого всегда волновало, когда деньги переходили из одного кармана в другой.
Ставки были маленькие, копеечное счастье приходило то к одному, то к другому. Снова заметно везло Лешке. Он сорвал банк. Егор Петухов крякнул:
– Бывают же такие везучие!
Иван Ступнин вздыхал:
– Перипетия… Ну-коcь, кто по гривенничку, а я на все стукну. Удача небось рисковых любит.
Мало– помалу игра стала расти, на смятом одеяле зашуршали не только рублевки, а десятки, четвертные, даже сотни.
Выигрывал Лешка, выигрывал Иван Ступнин. Бушуев спокойно вынимал из кармана деньги, небрежно бросал.
– Это что!… Разве ж игра?… Помню, деточки, по десяти тысяч в банке стояло.
Начали подсаживаться и другие. На днях выдали зарплату, все были при деньгах, каждый считал, что можно позволить себе удовольствие – проиграть или выиграть по мелочи.
Один только Егор Петухов, поджав скопчески губы, следил за картами, провожал глазами руки, прячущие деньги в карманы, осуждающе качал головой, но от играющих не отходил. Никто не обращал на него внимания.
После того как распаренно-красный, торжествующий Иван Ступнин наложил свою широкую лапу на банк, Егор подтолкнул в бок Лешку:
– Ну-ко, подвинься. У меня ноги не железные.
– Уж не сыграть ли хочешь? – спросил Бушуев.
– А что, я хуже тебя?
– Прогоришь. Карты скупых не любят.
Еще долго Егор не решался, сидел, смотрел, поджимал губы, наконец не выдержал.
– Подбрось, что ли, и мне карту.
Но Бушуев, показывая щербатинку в зубах, насмешливо оскалился в лицо.
– Положь на кон шкурку.
Егор вскипел.
– Шпана безродная! Не доверяет! Уж кому бы не верить, то тебе.
– Зачем лезешь, коль не веришь?
– Дай карту! Побогаче тебя, урка приблудная, расплачусь, коль проиграю.
– Деньги на кон или катись!
– У-у, висельник! Плевал я на твою игру. Тьфу!
Егор поднялся, прошел на свою койку, лег.
– Ты зря человека обижаешь, – упрекнул Бушуева Иван Ступнин. – У нас промеж собой пакости не водится. Проиграет – отдаст.
– Отдаст? Я, браток, знаю таких живодеров. Удавится. Достается им, когда попадают в холодные места. Требуху-то быстро из них вышибают.
– Я б твою требуху пощупал, да рук пачкать не хочется, – проворчал Егор, не поднимая головы.
– Иль схлестнемся? У тебя же кулаки пудовые, чего робеешь?
– Хватит вам, дети малые! Ты глянь, нe перебрал ли? Четвертую карту тянешь.
– Перебрал, долбани его петух в зад…
Шла игра, раздавались голоса, то сдержанно-выжидающие, то настороженные, то удивленные. Шла игра, доносился шелест денег. Егор слез с койки, вытащил свой чемодан, отпер замок.
Расправив плечи, с выражением какого-то кислого пренебрежения на лице, подошел к играющим.
– Вот, приблудный, не лист с веника – деньги. Дай карту.
Бушу ев хохотнул:
– Вот так отломил! Сколько же ты на этот пятерик червончиков собрать хочешь?
– Поскалься, у меня, поскалься! Сколько хочу, столько и выкладываю. Давай карту.
– На всю бумажку?
– Рубь ставлю.
– Не мельчись, все равно прогоришь.
– Рубль ставлю, – со злым упрямством повторил Егор.
– Эх, расчетлива девка, да принесла в подоле.
Бушуев принялся ловко раздавать карты.
Карта, брошенная Егору, утонула в его красной, с обломанными ногтями ручище, глаза остро уставились в ладонь, губы свело, казалось – вот-вот Егор изумленно свистнет. Бушуев с издевочкой щурил свои порочно-чистые глаза, показывал щербатину в плотных зубах.
Как только Егор сел, игра сразу же изменилась. До сих пор шутили, перекидывались незначительными замечаниями, похохатывали, проигрывали легко, чувствовалось, что, несмотря на поднявшиеся ставки, играют для удовольствия. С появлением Егора ставки не возросли, а, наоборот, уменьшились, но шутки как-то сразу увяли, все вдруг стали серьезны, на скомканные деньги глядели не прямо, а как-то стыдливо, искоса.
Бушуев все еще ухмылялся, но нет-нет да прикусывал нижнюю губу, и тогда на худощавом, вытянутом, с плоским подбородком лице появлялось что-то стремительное, острое, напоминающее выражение кошки перед прыжком на воробья.
Егор Петухов, напряженно приподняв плечи, стал метать банк. Но как-то быстро этот банк у него разобрали. Бушуев, пригребая к себе кучу мятых бумажек, бросил взгляд на Егора.
– Отчаливай. Кончилась твоя пятерка.
Те пять рублей, с которыми вошел в игру Егор Петухов, проиграны были незаметно, без особой боли. Осталось только ощущение неухваченного счастья.
Сердито посопев, Егор встал.
– Обождите, не начинайте.
Снова вытащил чемодан, погремел замком, выложил на койку бумажку. Иван Ступнин ухмыльнулся во всю физиономию.
– Перипетия ты, а не человек. Опять пятерку вынес, как нищим напоказ.
Бушуев ничего не сказал, только перетасовал карты и бросил на койку сто рублей.
– Кто смелый? Можно на все.
Запахло крупной игрой. Кто-то из стоявших попросил:
– Ну-ко, ребята, выдвинем в проход койку, мы присядем.
– Зачем мебель трогать, давай прямо на пол.
– И верно, чего в тесноте-то! Не в праздничных одежах, не попачкаемся.