Повесть о Ферме-На-Холме

19 Берта Стаббс рассказывает все

Берта Стаббс жила в левом из трех примыкавших друг к другу каменных домов, получивших общее название Озерная Поляна и стоявших за околицей у самой деревни. В то утро, заявив о своем уходе из школы, она, кипя от ярости, направилась к себе и занялась тем, что всегда делала, находясь в возбужденном состоянии, — надела передник и принялась стряпать, мыть, чистить и убирать в доме.

Берта, которая славилась на всю деревню как отличный кондитер, затеяла ревеневый пирог, чтобы подать его на ужин своему супругу Генри Стаббсу, для чего извлекла из кладовки горшок с ревенем, заготовленным еще по весне, и банку клубничного варенья, подарок мисс Литкоу, — клубника была из сада Бетти Лич в Бакл-Йит. Пока пекся пирог, Берта замесила тесто для имбирного печенья и поставила на запечек кастрюлю супа из бычьих хвостов. Потом она вымела и вымыла пол на кухне, после чего набросилась на дубовый буфет высотой под потолок — изготовил его и украсил резьбой еще дед Берты, — где хранилась парадная посуда, в том числе синие стаффордширские тарелки, огромное блюдо и пивные кружки в виде толстяка в треуголке, присланные тетушкой из Дувра. Начав с самого верха и постепенно спускаясь до пола, она перемыла каждую тарелку, каждую чашку, каждое блюдце в горячей мыльной воде, тут же подогретой на кухонной печи. И пока вершила свой трудовой подвиг, не переставала сердито бормотать себе под нос: «Да мыслимо ли так поступить с невинным дитем… Нет уж, свой принцип соблюду!.. Назад ходу не дам — считай, с возу упало…».

Берта как раз ополаскивала последнюю тарелку и подумывала наконец присесть и отдохнуть, а то и свалиться недолго, как услышала, что кто-то стучит в кухонную дверь. Створка открылась, и в щель просунулась голова Эльзы Грейп.

— Здравствуй, Берта. — Эльза всегда чуралась церемоний, а потому вошла, не дожидаясь приглашения. Ее сопровождала Табиса Дергунья, черно-рыже-белая кошка покойной мисс Толливер, никогда не пренебрегавшая блюдцем молока в теплой уютной кухне. — Я тут заносила корзину бобов для миссис Причард да и подумала, не зайти ли к тебе поболтать. — Эльза возвела глаза на часы в дубовом футляре, стоявшие в углу. Стрелки показывали четверть четвертого. — Ты что-то рано сегодня из школы вернулась.

— И ноги моей больше там не будет, — мрачно сказала Берта и принялась вытирать тарелку с яростью, которая обнажала бурлившие в ней страсти. — Ни в коем разе. Близко не подойду, пока там эта мисс Краббе обретается. Давай-ка выпьем чаю, Эльза. — Она кивнула в сторону медного чайника, пыхтевшего на запечке. — У меня имбирное печенье, теплое еще. — Берта опустила взгляд на кошку. — Небось молока хочешь, мисс Табиса?

— Благодарю вас. Очень любезно с вашей стороны, — учтиво ответила Табиса и устроилась на коврике у камина — любимом месте Пышки, подвернув под бело-рыжую грудку передние лапы. Она знала, что Пышка ушла в Замок потолковать с Максом и вряд ли появится, чтобы предъявить свои права на этот коврик.

— Что ж, от чашки чая не откажусь, — благосклонно отозвалась Эльза и расположилась в кресле, пока Берта насыпала три ложки чая в будничный заварочный чайник и залила их кипятком.

Сегодняшние новости, по мысли Эльзы, были весьма любопытными, и она была рада поделиться ими с Бертой. За обедом в Береговой Башне она подслушала разговор капитана Вудкока и его сестры, из которого следовало, что нынешним утром в конторе Хилиса в Хоксхеде состоялось оглашение завещания мисс Толливер. Согласно этому завещанию некая дама из Манчестера по имени Сара Барвик, связанная с мисс Толливер каким-то непостижимым образом, — каким именно, можно только гадать — унаследовала Дом-Наковальню, а этому самому торговцу мануфактурой из Кендала досталась лишь коробка с письмами, которые его матушка писала своей сестре, то бишь мисс Толливер. А потом мисс Барвик собственной персоной заявилась в Сорей с мистером Хилисом (Эльза видела их своими глазами, когда шла в лавку купить катушку ниток и полфунта сахарной пудры) и прямо на дороге поболтала немного с Грейс Литкоу и мисс Поттер, а потом они все четверо пошли в Дом-Наковальню. Эльза была готова выложить эту интереснейшую историю, а также прокомментировать скандальную длину юбки мисс Барвик и любезный жест этого миляги мистера Хилиса, который подсадил мисс Барвик в экипаж, когда они уезжали.

Итак, Эльза имела в своем распоряжении все эти бесценные сведения, а Берта чуть не лопалась от желания сообщить ей кое-что совершенно новое. Откинувшись в кресле, Эльза взяла с тарелки еще теплое печенье и спросила, не скрывая интереса:

— Так что там еще натворила мисс Краббе?

— Что натворила? — возбужденно заговорила Берта, поставив перед Табисой блюдце с молоком. — Что она натворила? Я тебе скажу, что она натворила. — И Берта подробнейшим образом рассказала подруге обо всем, рассказала всю правду, прибавив не более двух-трех тут же сочиненных подробностей.

— Джереми Кросфилд? — удивилась Табиса, слизывая молоко с усиков. — Никогда не поверю!

— Джереми Кросфилд? — возмутилась Эльза. — Подумать только, обвинять беззащитного мальца! Интересно мне все же, куда этот школьный фонд подевался? Два фунта — это ж куча денег.

— Действительно куча денег! — воскликнула Табиса, произведя быстрые вычисления. Большинство мужчин в деревне приносили домой всего-то десять шиллингов в неделю, стало быть, два фунта равнялись месячному заработку, или стоимости аренды дома за два месяца, или цене трех-четырех овец.

— Ума не приложу, куда пропали деньги, — раздраженно сказала Берта, разливая чай. — Я тут подумывала, не пойти ли мне самой к викарию, или констеблю Брейтуэйту, или… — Она нахмурилась и помолчала. — Знамо дело, мисс Нэш велела мне молчать, так что навряд я пойду. Вот и ты об этом деле не трепись, Эльза, а то как бы мальцу не навредить разговорами. Ты наших деревенских знаешь, из мухи слона как пить дать сделают.

— Твоя правда, Берта, — согласилась Эльза, размешивая сахар. — Да только когда люди прослышат, что ты из школы ушла, разговоры-то все равно пойдут. Начнут спрашивать, почему, дескать, а что я отвечу?

— Отвечай: она свой принцип соблюдает, — сказала Берта тоном страдающего праведника. — Отвечай, мол, Берта Стаббс не станет работать с такой подлюкой, как мисс Краббе, ни стыда в ней, ни совести, вот.

Все это Табиса Дергунья рассказала Пышке и Плуту, когда тем же вечером после захода солнца они встретились в кустах за пабом.

Все это Эльза Грейп рассказала своей кузине Флори Стоукс, когда та пришла одолжить чашку сахара на кухню Береговой Башни, где Эльза готовила ужин капитану Вудкоку и его сестре. Флори принесла эту историю домой вместе с сахаром и повестью о мисс Барвик и ее наследстве и поделилась всем этим с матушкой, батюшкой и кузиной Рут Биркет, которая по случаю этим вечером пришла навестить семейство Стоуксов. Рассказ о загадочном наследовании мисс Барвик Дома-Наковальни Флори воспроизвела с умеренной точностью, добавив лишь приличествующие случаю предположения. В то же время артистический талант позволил Флори украсить исполнение сцены стычки между мисс Краббе и миссис Стаббс (этот эпизод с особой силой захватил ее воображение) многочисленными и разнообразными драматическими приемами. Одновременно были внесены улучшения в сюжет и диалог.

— Свара была, дальше некуда! — рассказывала Флори с большим воодушевлением. — Всем сварам свара. Берта Стаббс мела себе пол в коридоре, а тут слышит — мисс Краббе кричит: дескать, этот мальчонка спер три фунта, что собрали на крышу. Ну, Берта дверь отворила, да вошла, да и выложила ей все, так, говорит, этак и перетак, а та кричит: «Уходите, — кричит, — и никогда на порог не показывайтесь!», а Берта Стаббс ей спокойно так: «Я, — говорит, — сей момент отсюда ухожу, и ноги моей тут не будет, хоть вы на своих на костлявых коленках приползете да умолять меня станете!» — Флори вытаращила глаза и приложила руку с сердцу. — Будь я на месте Берты, я б до смерти перепугалась, грохнулась бы в обморок, как пить дать. Но Берту нашу на испуг не возьмешь! Она как перед мисс-то Краббе встала да кулаком перед носом-то ее помахала — и не таких, мол, в чувство приводили!

Когда представление закончилось, мистер и миссис Стоукс и Рут Биркет громко восславили бесстрашие Берты, а Флори испытала глубокое удовлетворение от семейного признания ее талантов. Они перешли к столу, накрытому к ужину, и продолжали обсуждение новостей за камберлендскими сосисками, отварной капустой, жареной картошкой и далее за паточным пудингом и чаем, пока Рут Биркет наконец не заявила, что уже поздно и ей пора возвращаться домой.

Количество людей, которым Рут Биркет пересказала повесть о героизме Берты Стаббс, к сожалению, по сию пору остается неизвестным. Однако, поскольку Рут вместе с тремя своими незамужними сестрами жила на полпути между Нижним Сореем и Хоксхедом и поскольку все четыре сестрички Биркет ежедневно ездили на работу в этот город, существует весьма значительная вероятность, что эта история нашла дорогу по меньшей мере в четыре хоксхедские семьи уже на следующее утро. Не стоит удивляться и тому, что школьный фонд для ремонта крыши, выросший согласно версии Флори до трех фунтов, продолжал увеличиваться, достигая четырех, пяти, шести и более фунтов в последующих пересказах, что позволило бы не только построить совершенно новую крышу, но и снабдить школу еще одним классным помещением, буде в том возникнет нужда.

Мисс Толливер была бы удивлена, узнав, как много денег собрали для школы дамы Сорея после ее кончины.