Повесть об укротителе

НЕУДАЧНАЯ ПОКУПКА

Хищники — львы и медведи — находились в подвале зоомагазина, в тесных железных клетках. Спускаясь по каменным ступенькам в подвал, Карл Шюлер спросил:

— Как поживает мой питон, господин Ладильщиков? — Хорошо.

— О, у нас первоклассный товар. Фирму Гагенбека знает весь мир.

Они подошли к клетке, в которой мордой друг к другу лежали два молодых льва величиной с большую собаку.

Показывая на молодых львят, Шюлер продолжал расхваливать свой живой товар:

— Два брата — Султан и Цезарь. Малые ребята. Львы — зер гут. Особенно Султан — спокойный, послушный. Рекомендую.

— Поднимите их.

— Пожалуйста.

Шюлер взял железный крюк, стоявший в углу, и, снег-ка тыкая им львов, весело сказал:

— Ну, ну, майн киндер, господа львы, прошу встать. Покупателю — лицом товар.

Львята приоткрыли глаза, потянулись и, зарычав, нехотя поднялись. Ах, как сладко спалось, а тут беспокоят! Один из них вяло ударил лапой по железному крюку и отошел в угол.

— Это Цезарь, Злой. Не рекомендую. Трудно работать с ним.

Другой лев подошел к решетке и с видимым любопытством посмотрел на чужого человека.

— А это Султан. 3амечательный. Добрый. Рекомендую. Это чудесный лев для дрессировки. И недорогой. Прошу смело взять. Ви будете меня помнить…

— Хорошо, я его возьму.

— Будем довольны, господин Ладильщиков.

Попав в вагон, Султан всю ночь вел себя неспокойно, а утром, когда его привезли в Москву и покормили, лев еще более заволновался: топтался на месте, перебирал ногами, а то ложился и стонал как-то по-человечески.

— Коля, что с ним такое? — спросила Мария Петровна.

— Наверно, о братишке скучает. Они ведь в одной клетке жили.

К вечеру лев затих и задремал, положив голову на мягкие лапы. Но на другой день после кормежки Султан опять забеспокоился.

— Коля, что это у него за опухоль? — спросила Мария Петровна, показывая на живот,

— Не знаю.

— Надо было лучше смотреть, когда покупал, — с упреком сказала Мария Петровна.

— Этого не было у него тогда.

— Ох, сынок, — сказала Клавдия Никандровна, — нельзя верить торгашам. Все они одним миром мазаны. Им лишь бы деньги содрать, а там хоть трава не расти.

— Надо позвать Романа Алексеевича, — решил Николай Павлович.

Ветеринарный врач, осмотрев льва, как-то особенно серьезно сказал:

— Должен вас, Николай Павлович, огорчить: у Султана грыжа.

— Как же теперь быть?

— Попробуем пока обойтись без операции. Надо ему туго забинтовать живот. Сумеете?

— Суметь-то сумеем, Роман Алексеевич, — сказал Николай Павлович, — да будет ли он терпеть повязку?

— Попробуйте.

— Последние деньги на льва ухлопали, а будет ли из него толк… — сказала Клавдия Никандровна.

— Вот именно! — подхватила Мария Петровна. — И где у тебя, Коля, глаза-то были, когда ты покупал льва?!

— Ну, что же теперь делать? — смущенно проговорил Николай Павлович.

Клавдия Никандровна не любила, когда ее Коля ссорился с женой, и стремилась разрядить грозу.

— Маша, — сказала она, — вы написали бы этому Шюлеру письмо и пригрозили бы ему законом. Нельзя обманывать.

— Пусть Коля и пишет. После драки кулаками не машут.

Николай Павлович написал Шюлеру большое письмо и вскоре получил ответ. Карл Шюлер писал, что это «маленькое недоразумение, и все уладим, к нашему удовольствию. Мы очень ценим свою клиентуру. Если Султан не пойдет в работу, фирма может принять его обратно за половинную стоимость. Но у Султана хороший характер и, я думаю, вы, господа Ладильщиковы, захотите его оставить у себя».

— Каков гусь, а? — промолвил Николай Павлович. — Может принять за половинную стоимость. Коммерсант!

— Не коммерсант, а просто жулик! — сердито выпалила Мария Петровна. — Вот тебе и гарантия!

— Ну, будет тебе расстраиваться, Маша, — мягко сказал Николай Павлович. — Мне нравится Султан, и, может, все окончится хорошо.

Султан оказался спокойного нрава и позволил забинтовать ему живот, но, когда хозяева ушли от него, он зубами сорвал повязку и разодрал её когтями в клочья. Как же быть? Как заставить льва не трогать повязку? Забинтовали живот утром и тут же стали кормить льва, Отвлечённый кормом, Султан не тронул повязку. Обычно после кормления опухоль увеличивалась и боль усиливалась, а тут поел — и боли нет. Почувствовав облегчение, лев не тронул повязку. Он, наверно, «понял» связь между повязкой и болью: не было повязки — была боль, наложили повязку — нет боли.

Вскоре Султан привык к хозяевам и при встрече лизал им руки. Николай Павлович садился верхом на льва и бинтовал ему живот.

Прошел месяц. Николай Павлович уехал на гастроли. Султана снова осмотрел врач и многозначительно сказал:

— М-да, никакого улучшения. Придется делать операцию.

— Роман Алексеевич, а после операции он сможет работать? — спросила Мария Петровна.

— Не ручаюсь.

— Тогда пока не будем. Я позвоню Шюлеру. Мария Петровна пошла на междугородную телефонную станцию и связалась по телефону с Ленинградом, Еле сдерживая гнев, сказала в трубку:

— Господин Шюлер, Султану не легче.

— Ви, наверно, тяжело заставили его работать, прыгать. Он был совсем карош. Ваш муж сам смотрел товар.

— Лев ещё не работал, господин Шюлер. Вы обманули нас!

— Что ви, мадам, фирма Гагенбека никогда никого не обманывает. Если грыжа — не страшно для жизни. Сделайте операцию.

— Но доктор сказал, что он не ручается за хороший исход. Я прошу заменить льва. Вы же продавали с гарантией.

— Мадам, я прошу тихо, вежливо. Расходы на операцию мы можем принять на фирму. Но это наша любезность. Я рад вам помочь, мадам, но…

— Мне не нужна ваша любезность, господин Шюлер, — резко сказала Мария Петровна и бросила трубку на рычажок.

Мария Петровна вернулась домой сильно расстроенная.

— Ты только подумай, мама, какой обманщик и наглец этот Шюлер?!

— А ты, Маша, не больно расстраивайся. Все они шулера такие. Не обманешь — не продашь. Может, все обойдется, бог даст.

— Да что там бог даст, мама! Надо делать операцию. Роман Алексеевич сказал:

— Видите ли, Маша, хищники плохо переносят общий наркоз, слабеют, А без усыпления эту операцию сделать трудно.

Мария Павловна пригласила на дом плотника, и по указке ветврача он смастерил для льва хирургический стол с отверстиями по бокам. Поверхность стола сделали с углублением, вроде неглубокого корыта. Льву надели намордник и, сделав ему укол снотворного, положили его спиной на стол-корыто и привязали. Султан сначала беспокоился, но вскоре затих — действовал введенный морфий. Около него присела Мария Петровна и, поглаживая, приговаривала ласково:

— Султан, Султанушка, спокойно, спокойно. Ветврач сделал несколько уколов в больное место и «заморозил» его кокаином, чтобы Султан во время операции не чувствовал боли. Врач сделал операцию и туго забинтовал живот, а поверх повязки прикрепил металлическую сетку.

— Ну вот, — сказал Роман Алексеевич после работы, — операция прошла хорошо. Пациент вел себя примерно. Просто молодец. Признаться, я не ожидал. Теперь, Маша, подержите его с недельку на молочной диете и проследите за повязкой, чтобы не сорвал. Но я думаю, сетка надежно предохраняет шов от коготков…

Дежурили около Султана Мария Петровна и Клавдия Никандровна посменно круглые сутки. На льва надели намордник и снимали его лишь во время кормления. Но лев пытался сорвать повязку когтями. Строгий окрик, а иногда и хлыст останавливали его, Лев похудел, бока у него ввалились, живот подтянуло.

Прошло несколько дней. Трудно стало женщинам: и за другими зверями надо было ухаживать, и глаз не сводить с Султана. Недосыпали. И вот однажды, уже на седьмые сутки, когда врач должен был снять швы, случилась беда. Во второй половине ночи, в самые тяжелые часы для бдения — от трех до шести часов утра — дежурила Мария Петровна. Тяжелая, мягкая истома овладела ею. Она сопротивлялась сну: пробовала ходить, делала гимнастику, но как только присядет, прислонится к клетке, так и наваливается на нее сон, смыкает веки и, кажется, тянет ее в какую-то приятную тину и уже нет сил сопротивляться.

— Маша, Маша, ты спишь?! — кричала Клавдия Никандровна, тряся ее за плечо.

Мария Петровна вскочила и, протирая глаза, забормотала:

— Нет, нет, я не сплю, мама… Я только присела… — Ты гляди, что с Султаном-то случилось!

— Ай! Тихо, Султан, тихо! Нельзя!

За львом тащился кровавый бинт. Султан чесал лапами живот.

— Скорей, мама, позвони Роману Алексеевичу! — крикнула Мария Петровна и вошла в клетку.

Вскоре приехал ветврач Добросмыслов с кожаным изрядно потертым саквояжиком, в котором у него находилось в полной рабочей готовности все необходимое для оказания первой помощи.

— Ах, как же вы не усмотрели?! Я же вас предупреждал.

Добросмыслов оделся в белый халат и хотел войти в клетку, но Султан вдруг зарычал и, опустив голову, не сводя с врача сверкающих глаз, захлестал себя по бокам хвостом.

— Что с ним? — недоуменно спросил Добросмыслов, остановившись у дверцы.

— Он вас, Роман Алексеевич, запомнил в белом халате, когда вы делали операцию, — сказала Мария Петровна. Дайте инструмент, я сама, а вы мне скажите, как надо сделать.

— Нате.

Добросмыслов передал Марии Петровне маленький ящичек с инструментом, вату и бинты.

Мария Петровна осторожно сняла с Султана остатки бинта. Лев тихо рычал, но хозяйку не трогал.

— Смотрите, Роман Алексеевич, кажется, швы целы.

Добросмыслов присел на корточки возле клетки и заглянул под живот льву.

— Да, целы. Ну, слава богу. Заживает, зудит, вот он и почесал немного. А коготки-то у него стальные. И сетка не помогла. Хорошо, что сразу хватились.

Мария Петровна смазала царапину йодом и снова наложила повязку.

— Ещё денька два-три покараульте, — сказал Добросмыслов, — и все будет в порядке.