Однажды Мария Петровна шла из магазина на квартиру, неся в сумке полученный по карточкам паек.
По каменистым улицам города шли пешком и ехали на подводах, на машинах с узелками, узлами, корзинами и сундуками женщины, старики и дети. Слышался говор на молдавском и украинском языках. Девушки одеты в вышитые-полотняные платья, поверх которых были темные жилеты, а старики, несмотря на жару, — в остроконечных барашковых шапках.
Потеряв свой родной кров, сумрачные, запыленные, обветренные люди шли под кровли русских братьев. Беда еще больше. роднит и сплачивает людей. Посматривая на беженцев, Мария Петровна сочувственно думала: «Сколько горя переносят люди…»
Она остановила свой взгляд на высоком, мужчине, который был одет в черный помятый костюм. На его голове — дырявая соломенная шляпа. Розовое лицо, обожженное солнцем, обросло густой щетиной рыжих волос. Нос облупленный, горбатый, хищный. Кого-то он напоминает? Высокий человек шел в толпе беженцев, как и все, неторопливо, устало, с поникшей головой и лишь иногда посматривал по сторонам, и взгляд у него был какой-то прицеливающийся, словно он все фотографировал глазами, запоминал. «Где я видела эти глаза? Кого же он напоминает? — думала Мария Петровна. — Где-то я видела этого человека давно-давно… Костюм на нем старый, а ботинки хотя и запыленные, но видно, что новые, на толстой подошве. И узелок у него под мышкой в какой-то чужой тряпке… Никогда я не видела такой расцветки…»
Так, размышляя и временами посматривая на этого человека, Мария Петровна прошла вслед за ним целый квартал, а потом вдруг круто повернулась и быстро зашагала домой. «Там меня Коля голодный ждет, а я тут хожу за каким-то типом», — думала она с досадой. Но как она ни старалась убедить себя в том, что этот человек совсем чужой и ей совершенно не нужен, он почему-то не выходил у нее из головы. «Где-то я его видела раньше…»
Входя в свою комнату, где ее ожидал Николай Павлович, Мария Петровна на ходу сказала:
— Коля, извини, я немного задержалась: в очереди стояла и встретила на улице какого-то знакомого…
— Кого же? — Не знаю.
— Ты, Маша, как-то странно говоришь: знакомый, а сама не знаешь, кто.
— Ничего странного нет, Я его где-то и когда-то видела, а где и когда, не помню.
— В городе сейчас, Маша, тысячи беженцев, и немудрено, если кто-нибудь из наших старых знакомых и встретится.
— Он, Коля, какой-то подозрительный.
— Чем? — усмехнулся Николай Павлович.
— А что ты смеешься! Ты читал в газете, как недавно поймали шпиона? Красноармейцем нарядился.
— А почему ты думаешь, что твой знакомый незнакомец непременно шпион?
— У него ботинки новые и узелок в какой-то чужой тряпочке…
— Ну, знаешь, Маша, по таким признакам можно сотни людей зачислить в шпионы.
— Не знаю, но мне он показался подозрительным,
— Чего же ты тогда не проследила за ним?
— Да к тебе торопилась — ты ведь с утра не ел.
— Ладно, Маша, давай поскорее поесть, а то мне надо идти в штаб округа,
— Зачем?
— Вызывают.
— Наверно, призовут в армию?
— Что ж, мне не привыкать, Маша.
Николай Павлович уже ходил в военкомат и просился в армию, но ему отказали. Даже более молодого Ивана Даниловича и то не взяли, «Пока работайте, — сказал майор, — а когда потребуетесь, призовем, не беспокойтесь — не забудем».
А сейчас почему-то вызвали в штаб.
— Коля, и я пойду с тобой, — решительно сказала Мария Петровна.
— Ну, зачем ты пойдешь?
— А вдруг тебя оттуда и прямо на фронт. Должна же я знать.
— Эх, какая ты беспокойная, Маша. Ты же знаешь, что на моей ответственности большое хозяйство и его надо будет сдать.
— Все равно, Коля, я пойду.
Они подошли к трехэтажному серому зданию с большими зашторенными окнами. Здание стояло на углу широкой асфальтированной улицы Буденного и Пушкина, посредине которой проходил бульвар с широкой аллеей больших лип. На бульваре, под сенью лип, стояли белые скамейки.
Штаб имел два входа: один с улицы Буденного, а другой — с улицы Пушкина.
Войдя в бюро пропусков, Николай Павлович обратился к дежурному Лейтенант быстро выписал пропуск и четко, раздельно сказал:
— Пройдите товарищ Ладильщиков, в первый подъезд, направо, второй этаж, комната сорок три. А вам что, гражданка? — спросил он, обращаясь к Марии Петровне,
— Я с мужем пришла…
— На вас у меня вызова нет.
Когда за Ладильщиковым закрылась массивная дубовая дверь, Мария Петровна вышла наружу. Палило солнце. Было сухо, жарко. Хотелось пить. Посидеть бы теперь а тени, но Марии Петровне не хотелось далеко отходить от штаба. «А может, Коля недолго, — думала она. — А если долго?.. Ужасно томительно и скучно ждать…» Мария Петровна быстрыми шагами пересекла улицу, купила в киоске газету, вернулась обратно к штабу и, присев на каменную ступеньку, стала читать. Ее тревожили военные сообщения: за такой короткий срок враг продвинулся так далеко… И когда же, наконец, его остановят?.»
К штабу то и дело подъезжали машины и мотоциклы. В них сидели загорелые, запыленные командиры. Они озабоченно взбегали по каменным ступенькам и скрывались за дубовой дверью.
К Марии Петровне подошел красноармеец с карабином на плече и вежливо, но решительно сказал:
— Здесь, гражданка, сидеть нельзя. Прошу.
Мария Петровна сердито покосилась на красноармейца, встала и пошла к бульвару Пушкина. Там сидеть удобнее, есть скамейки, и оттуда она увидит второй подъезд, а то вдруг Коля выйдет там и она прозевает его, сидя у первого подъезда. Надо сесть на таком месте, чтобы видеть оба подъезда. Обычно занятые скамейки сейчас пусты. Мария Петровна села на скамью, под тенью липы, и тревожно задумалась. «Как же быть, если Николая возьмут в армию? Ваня тоже долго не удержится на «брони». Что же тогда станется с аттракционом? Кто будет выступать? Сколько труда в него вложено, и все может пойти прахом. Такая ужасная война! И главк куда-то эвакуировался — не отвечает. Видно, не до нас им теперь…»
Раздумывая о своем, Мария Петровна не заметила, как к ней подошел красноармеец с карабином на плече и спросил с каким-то обидным для нее подозрением:
— Что вы тут делаете, гражданка?
— Ничего. Просто сижу.
— А почему вы все время смотрите на штаб?
— Жду мужа, Ладильщикова.
— А-а, — улыбнулся красноармеец, — я знаю его, в цирке видел. Силен. Но вы все-таки отойдите подальше. Здесь нельзя сидеть.
— Да что вы ко мне пристали?! — вспылила Мария Петровна. — От штаба прогнали, и здесь я вам мешаю.
— Что вы, гражданка Ладильщикова, я к вам первый раз обращаюсь.
Марии Петровне стало неловко. Она ошиблась. Как я многим гражданским людям, все красноармейцы ей казались на одно лицо.
Мария Петровна встала со скамейки и пошла в конец бульвара, к киоску с прохладительными напитками. Это хоть и подальше, но зато оттуда хорошо видны оба подъезда штаба.
Рядом с киоском — «грибок» чистильщика сапог. Чистильщик — смуглый, толстый, с черными, как вакса, усами и большими волосатыми руками, Перед ним на деревянном кресле сидит человек, закрыв лицо газетой. Случайно взгляд Марии Петровны упал на его обувь. Новые ботинки с толстыми подошвами! Человек скользнул взглядом поверх газеты — посмотрел на штаб. Горбоносый, розовощекий, с блекло-голубыми, прицеливающимися глазами. Но на голове у него теперь была кепка, а узелка уже нет.
Попивая газированную воду маленькими глотками, Мария Петровна временами косила глаза на странного незнакомца. Кто он? Откуда? Почему он здесь? И опять, как нарочно, встретился ей… Просто случайное совпадение. Но где же она его видела раньше, давно? Почему он чистит ботинки? Что же в этом особенного! Не ходить же ему все время грязным. Запылился в дороге и теперь приводит себя в порядок. Нормально. Но почему чистильщик так долго чистит ему ботинки, временами тихо перебрасываясь с клиентом короткими фразами?
Мария Петровна отошла от киоска и села неподалеку на скамейку.
Незнакомец встал, небрежно бросил чистильщику новую рублёвую бумажку и подошел к киоску.
— Прошу, мадам, стакан воды, — сказал он довольно чисто на русском языке.
Где она слышала этот мягкий голос и почему он так назвал продавщицу — «мадам»? У нас так не принято обращаться к женщине. У Марии Петровны мгновенно промелькнуло далекое воспоминание: «Кто ее так называл? Карл Шюлер, Шредер и Пауль Финк… Да, да, Пауль Финк!.. Этот незнакомец отдаленно напоминает Финка, но тот был молод, с добрыми голубыми глазами, зато нос, как и у этого, — большой, горбатый, хищный… Фу, какая чепуха! Как здесь может оказаться Пауль Финк?!. Впрочем, почему как? Он же немец! Его могли забросить к нам в тыл для разведки… Тем более, что он бывал у нас ранее на гастролях и хорошо знает русский язык… Но если это — действительно, он и узнает меня?.. Может насторожиться и замести следы…» Мария Петровна торопливо развернула газету и, прикрыв лицо, как будто углубилась в чтение.
Облокотясь на стойку и посматривая на штаб, незнакомец медленно выпил стакан воды и, бросив на прилавок монету, неторопливо зашагал по бульвару. Куда он направился? Не надо пока вставать. Надо проследить издали, чтобы не возбудить у него подозрения.
Черномазый чистильщик стукнул об ящик щеткой и, оскалившись белыми зубами, сказал, обращаясь к Марии Петровне:
— Прошу, мадам. Чистим-блистим! «И этот тоже называет «мадам».
Мария Петровна встала со скамьи и пошла вслед за незнакомцем. Вот он свернул налево к улице Буденного. Незнакомец пересек перекресток улиц и подошел к газетному киоску. Облокотись о стойку, он начал читать газету, кося глазами на штаб.
Мария Петровна оглянулась вокруг. Где же патруль? Когда не надо, так он тут как тут и гонит честных людей, а когда надо, так его днём с огнем не сыщешь. Медлить нельзя. Подозрительный человек может уйти, и тогда его ищи-свищи в большом многолюдном городе. Да что ж я долго раздумываю — штаб же рядом! Быстрыми широкими шагами Мария Петровна направилась в бюро пропусков. У окошка в очереди стояло несколько командиров, Мария Петровна протиснулась к окошечку сбоку.
— Гражданка, надо в очередь, — сказал командир, стоявший в хвосте.
— Мне срочно надо, товарищ,
— И нам всем срочно.
— У меня дело такое…
— И у нас дела важные.
Втиснув голову с копной пышных волос в окошечко, Мария Петровна тихо, умоляюще, с дрожью в голосе сказала:
— Пропустите меня, пожалуйста, к начальнику. Лейтенант узнал Марию Петровну.
— Я же вам, гражданка Ладильщикова, сказал, что на вас вызова нет,
— Да я по другому делу… По важному…
Дышала Мария Петровна напряженно, лицо у нее покраснело и все было в капельках пота.
— А вы к какому начальнику хотели пройти? — спросил лейтенант,
— К самому главному, к командующему, И немедленно.
— Немедленно нельзя, Он занят.
— Но мне нельзя ни минуты ждать, а то…
— А что у вас случилось? По какому вы делу?
— Я не могу вам сказать вслух. Мне срочно надо по важному государственному делу… Пустите же меня! — крикнула Мария Петровна.
Лейтенант вскочил со стула и открыл дверь,
— Войдите сюда, гражданка Ладильщикова.
Войдя в маленькую дежурку, Мария Петровна что-то шепнула лейтенанту на ухо, и тот озабоченно закивал головой.
— Садитесь. Я сейчас позвоню.
Через пять минут она вышла из штаба и вслед за ней — лейтенант и два красноармейца с карабинами. Но незнакомца около киоска уже не было.
— Ушел. Ах, какая досада! — проговорила Мария Петровна, оглядываясь по сторонам. — Нет, кажется, вон он направляется к горсовету.
— Чтобы его не спугнуть, мы пойдем в отдалении и будем за вами следить, — сказал лейтенант, — а вы как поровняетесь с ним, так вытрите со лба пот. Ваше движение будет сигналом для нас.
Горсовет — белое трехэтажное здание — осаждало множество людей. Люди сидели и стояли и в комнате ожидания, и в вестибюле, на лестнице, и снаружи на парадном крыльце. Они приглушенно разговаривали, курили, а некоторые из приезжих, разложив на коленях узелки, трапезничали. Одни из них уезжали и добивались транспорта для отъезда, а другие только что приехали и добивались получения жилища. Подозрительный незнакомец вошел в эту толпу.
Вскоре в подъезде штаба показался Ладильщиков и оглянулся по сторонам. Куда делась Маша?
Из ворот штабного двора вынырнул обшарпанный легковой газик и остановился около первого подъезда. Шофер, рябоватый молодой мужчина в пилотке набекрень, открыл дверку и любезно сказал:
— Прошу, товарищ Ладильщиков.
— Да вот у меня здесь где-то жена была, — проговорил Николай Павлович, посматривая по сторонам.
— Жену потеряли? — с улыбкой спросил шофер. — Ничего. Найдется, Куда прикажете?
Медленно садясь в машину, Ладильщиков сказал:
— Гм… Наверно, ушла домой. Да, заедем на минуточку в цирк, а потом в пригородный совхоз.
— Есть! — отчеканил шофер.
Черный «козел» зафырчал и быстро покатился по мостовой, весь трясясь и поскрипывая. Это был каким-то чудом сохранившийся первенец Горьковского автозавода ГАЗ-А.
Заехав в цирк, Ладильщиков спросил о жене, но Иван Данилович сказал, что она еще не приходила.
— Странно. Куда же она делась?
— Николай Павлович, если не секрет, зачем вас вызывали в штаб? — спросил Петухов.
— Для тебя, Ваня, не секрет. Предложили готовить служебных собак для фронта.
— Для какой службы?
— Я тебе, Ваня, потом все расскажу. Сейчас мне некогда.
— А как же насчет нашей эвакуации?
— Пока придется подождать.
— А как же наша работа в цирке — придется бросить ее?
— Нет, придется и выступать, и собак готовить.
— А справимся ли?
— Надо справиться — война… Ну ладно, Ваня, я сейчас поеду в совхоз, а ты здесь действуй за меня. Маше скажи, как она придет, что все в порядке. Я скоро вернусь.
Но вернулся Ладильщиков лишь к вечеру. Около балагана его встретила Мария Петровна, усталая, осунувшаяся, но с радостным блеском в глазах.
Она отозвала мужа в сторонку и прошептала на ухо:
— Задержали.
— Кого?
— Того подозрительного типа… Помнишь, я тебе говорила о нем? Знакомым оказался.
— Кто же?
— По-моему, Пауль Финк.
— И ты уверена?
— Почти. Но он отказывается, и все документы в порядке,
— Может быть, ты ошиблась?
— Там разберутся, Коля,