Повседневная жизнь русских щеголей и модниц

Глава 1 Египет. Жизнь и смерть с ароматами бальзамов

Рассказ о модницах и модниках нам бы хотелось начать с очень отдаленного исторического периода, с тех времен, когда на нашей планете процветала древнейшая египетская цивилизация.

Египет — греческое название страны Кем, что в переводе означает «загадка, тайна». Таинственной эта древняя земля представлялась не только древним грекам, но и нам, жителям XXI века, многое предстоит разгадывать в этой далекой цивилизации.

Религия и магия органично пронизала жизнь и смерть египтян. Сложны их представления о Едином Боге, создавшем Небо и Землю, и множестве богов, которые были лишь образами, ипостасями, «именами» этого Единого Бога. Обитатели страны Кем, возможно, ближе всех известных нам цивилизаций подошли к пониманию сути таинственной связи Жизни и Смерти и их взаимного продолжения друг в друге.

Необъяснимы приемы строительного мастерства, с помощью которых создавались невероятные по своей красоте и размерам памятники Древнего Египта. Над ними оказалось не властно даже время. Знаменитые пирамиды и Сфинкс, колоссы Мемнона, храмовый комплекс Абу-Симбел, высеченный из скалы, строгие и изысканные храмы Карнак и Луксор, до сих пор не перестают поражать своей красотой многочисленных туристов.

Тайной окутан и возраст древнеегипетской цивилизации, одни документы датируют его в 6 тысяч лет, другие насчитывают 70 тысяч лет. Согласитесь, существенная разница!

Эти вопросы потребуют от историков и археологов многолетних исследований, которые, в свою очередь, преподнесут ученым еще немало сюрпризов. Но все же двухсотлетняя работа египтологов, а именно таков возраст этой науки, принесла немалые результаты. Шаг за шагом ученые восстанавливают картину жизни древних обитателей страны Кем. Обнаруженные ими настенные росписи и богатая утварь захоронений знатных египтян рассказали о необыкновенном пристрастии их и к роскошным одеждам, и к украшениям, и ароматным бальзамам, и косметике.

Когда-то, еще в доисторический период, или проще говоря в каменном веке (4–3 тыс. лет до н. э.), люди, населявшие эту землю, носили одежду, не отличавшуюся какой-либо пышностью. Мужчины и женщины опоясывали бедра поясом и одевали плащи, скреплявшиеся застежками и булавками. Ювелирные мастера изготовляли простые и необходимые в туалете красавиц украшения: ожерелья, ручные и ножные браслеты, шпильки и гребни. Их делали из металла, золота или кости и украшали рисунками птиц или животных.

Такие гребни и шпильки скрепляли замысловатые прически. Ночью, чтобы не разрушить их, модницы подкладывали под голову специальные приспособления — изголовья.

Правы философы, утверждавшие, что нет ничего нового под луной. Так, спустя тысячелетия, в XVIII веке, дамы порой и вовсе отказывались от сна во имя сохранения уложенных локонов, а модницы 60-х годов XX века, соорудив на голове «плетенки» с высоким начесом, удерживаемые изрядным количеством шпилек, заколок и, наконец, скрепляющего лака, не могли позволить развалиться эдакой красоте за одну ночь и спали подложив под шею жесткие валики.

Шли годы, династии фараонов сменяли друг друга, и только пирамиды могли бы рассказать о том, как причудливы бывали запросы модников, и сколько труда потребовалось мастерам, чтобы удовлетворить запросы капризных клиентов. Ювелирные золотые изделия, найденные в гробнице Тутанхамона (1351–1342 гг. до н. э.), — кольца, ожерелья, амулеты и колье, ткани, похожие на вуали, дают представление о пристрастиях египетских правителей к роскоши, а настенные рисунки служат доказательством того, что не только фараоны, но и их приближенные ценили красоту одежды и украшений.

В эпоху Птолемеев (в 4–1 вв. до н. э.) эта слабость широко распространилась среди жителей самого разного социального статуса, богачи носили золото, люди среднего достатка изделия из керамики и бронзы. Щеголи надевали на запястье не один, а множество браслетов, массивные золотые кольца с бирюзой и лазуритом, цепочки, серьги из золота и серебра. На шею вешали нагрудные ожерелья из пяти-шести рядов бус, с причудливыми застежками, на голову водружали замысловатые по форме диадемы.

Богатые египтянки в обычные дни надевали простые платья — прямые на бретельках, а выходную, нарядную одежду — тунику из льна — заказывали гофрированной. Ее украшали тоже гофрированным поясом, всевозможными золотыми и серебряными подвесками. Причем дамский наряд почти не отличался от мужского. Правда, дамский полупрозрачный шили с разрезом почти до талии. Модница скрепляла платье на левом плече, оставляя правое открытым, позволяя любоваться браслетами.

Сандалии делали из папируса, кожи и золота. Об удобстве последних распространяться не имеет смысла, от них болели ноги, но на какие жертвы не пойдешь, чтобы выказать свой достаток и положение.

В числе немногих предметов, доставлявших собою приятное и веселое расположение духа, благоухание и косметика занимали далеко не последнее место. Египтяне считались самыми большими ценителями благовоний. Их закупали в тропических областях Африки через Нубию (территория современного Судана).

Ароматические вещества играли в жизни египтян существенную роль: ими окуривались жилые комнаты и храмы, их использовали в ритуальных обрядах, без них не обходился ни один праздник. Жители страны Кем просто не представляли своей жизни без благоухания, но без них они не представляли и своей смерти. В храмах бога Солнца Ра смолы и растительные масла жгли по утрам, на восходе солнца, приветствуя его появление. Мирру или сок бальзамического дерева сжигали, когда солнце достигало зенита, а на закате приходила очередь умело и тонко составленных смесей из различных ароматических веществ.

На папирусе, хранящемся в Лейденском музее в Нидерландах, записаны причитания одного вдовца, обращенные к покойной жене. Он вспоминает, что любил ее на протяжении всей совместной жизни, что «… никогда не скрывал… своих доходов… Никогда не было, чтобы я пренебрег тобой… Мои благовония, сладости и одежды я никогда не отсылал в другой дом…».

На пышных торжествах египетским владыкам подносились роскошные подарки: страусовые перья, экзотических обезьянок, драгоценные сосуды, колесницы и, конечно же, благовония. Потребность в последних заставила царицу Хатшепсут (1525–1503 до н. э.) снарядить экспедицию в страну Пунт, которая, по рассказам, дошедшим до ее царственных ушей, славилась изобилием драгоценных смол и бальзамов.

Страна благовоний, ладана и мирры — земной рай, мало известная и чуть ли не легендарная область, простиралась по обоим берегам Красного моря, предположительно на территории нынешних Суакима и Массауа.

Морская экспедиция египтян оказалась удачной. Эскадре, состоявшей из пяти кораблей, посчастливилось добраться до страны Пунт, и путешественникам был оказан прекрасный прием со стороны повелителя Пареху и его жены Ати. Взамен своих даров египтяне увезли домой тридцать одно благовонное дерево и «груды благовонных смол, черного дерева, слоновой кости, золота, драгоценного дерева, ладана», ароматных семян, три сорта благовоний (тишепс, хесаит, ихмет), терпентин и черную краску для глаз.

После возвращения домой жрецы принесли в дар богам продукты Пунта, а «ее величество собственноручно изготовила благовонные масла для своих членов; она источала аромат божественной росы, ее благоухание проникло до Пунта, кожа ее была словно пропитана золотом, и лицо ее блестело от благовоний наравне со звездами в праздничном зале, перед лицом всей земли».

В торжественные дни знатные египтяне услаждали свое обоняние не только курением благовоний и обильными окроплениями. Приглашенным на праздник гостям служанки раздавали цветы лотоса и благоухания в виде белого надушенного колпачка, который водружался на голову. Это украшение слуги делали из пучка волос, обмазанного ароматным маслом.

По-видимому, такие колпачки надежно крепились на голове и не мешали своим владельцам. Художники того времени никогда не упускали возможности изобразить смешной или нелепый эпизод, но ни разу не показали, чтобы благовонное украшение свалилось у кого-нибудь с головы.

Гостей развлекали песней и музыкой.

Так пел неизвестный арфист, рассказывая о тщетности всех усилий человека избегнуть смерти. А потому «свершай свои дела на земле по повелению своего сердца… Причитания никого не спасали от могилы. А потому празднуй прекрасный день…».

Да и в будни ароматные изделия всегда оказывались под рукой, богатые женщины хранили духи и бальзамы в красивых ларцах, а душистые травы носили при себе в маленьких мешочках — и для услады обоняния и как магические амулеты, предохранявшие и защищавшие их. Они пользовались душистыми водами, маслами и благовониями, содержавшими мускус, мирру, розу и ладанник.

В домах простых людей курили терпентин, или живицу — смолистую жидкость, выделявшуюся при ранении хвойных деревьев. Его использовали для получения канифоли, скипидара и бальзамов. Попадая в огонь, он издавал душистый аромат, доставлявший наслаждение людям и богам.

Когда же наступал закат человеческой жизни, жрецы готовили знатного покойника к трудной дороге по царству теней, они сохраняли нетленным его тело с помощью дорогих бальзамов. Время донесло до нас папирус, подробно рассказывающий о ритуале бальзамирования. Обряд пеленания совершался со словами, обращенными к усопшему: «Благовония из Аравии принесены тебе, чтобы сделать твой запах совершенным с помощью божественного аромата. Принесены тебе жидкости от Ра, чтобы был у тебя… прекрасный запах в Зале (Суда). О благоуханная душа великого бога, ты издаешь такой сладкий аромат, что лицо твое никогда не будет меняться и портиться… Твои члены станут юными в Аравии, а твоя душа появится над твоим телом в Танетер» (то есть «божественной земле»).

После этого жрец или бальзамировщик брал чашу с жидкостью, в состав которой входило десять благовоний, и дважды смазывал тело с головы до ног, особое внимание уделяя голове. Затем он говорил: «Осирис (т. е. умерший), ты получил благовония, которые сохранят твои члены нетленными… Мазь проникает в тебя, чтобы укрепить твои члены и возрадовать твое сердце, и ты явишься в образе Ра. Благодаря ей (мази) ты будешь, здоров, когда вечерней порою воссядешь на небесах и твой аромат будет разливаться в номах Акерта (области в подземном царстве)… Ты получаешь кедровое масло в Аментете (мифическая область), и кедр, исходящий от Осириса, входит в тебя; он избавит тебя от врагов твоих и защитит в номах… Ты получаешь масло из страны Ману (запад, страна, где заходит солнце)… и смолы Финикии и битум Вавилона дадут тебе возможность успокоиться в подземном мире».

Но те, кому пока еще не уготовано это далекое путешествие, должны были позаботиться о достойной земной жизни. Подумать не только об одеждах и благовониях, но и о косметике, которая делает внешность еще прекраснее.

Утренний туалет фараона обставлялся со всей пышностью, какая была возможна. Знатнейшие люди Египта почитали за огромную честь присутствовать на нем, и, разумеется, из дворца эта церемония перекочевала в их дома. Первым приступал к своим обязанностям цирюльник, он приходил к своему хозяину утром, тщательно и аккуратно брил его голову и щеки. Затем наступала очередь специалистов по умащениям и благовониям, они приносили благоухающие сокровища в сосудах из хрусталя, обсидиана и алебастра, а в маленьких холщовых мешочках, завязанных шнурками, лежала косметика для подводки глаз — зеленый порошок из малахита и черный из галенита (его еще называют свинцовый блеск).

Женский туалет ни в чем не уступал мужскому, требовалось уложить волосы в замысловатую прическу, накрасить губы, щеки и ногти, удалить с лица и тела портящие красоту волоски и т. п. С запахом пота боролись натираясь мазью, составленной из скипидара, ладана и порошка из неизвестных зерен. Чтобы сделать кожу упругой, прибегали к смеси меда с порошком из алебастра, натрона и «северной соли». Были и другие снадобья, с помощью которых боролись с пятнами и прыщами на лице.

В эллинистическом Египте (305–30 г. до н. э.) город Александрия превратился в важнейший экономический и культурный центр мирового значения. Благовония и пряности доставляли купцы из стран Средиземноморья, Малой Азии и Индии. Город стал Центром производства, потребления и продажи косметики и парфюмерии. Здесь было множество мастерских по производству благовонных масел, различных мазей и помад, красок для лица, волос и ногтей, для услады души и тела предлагали египетские, персидские и индийские товары. В это время ассортимент парфюмерно-косметического сырья был достаточно богат и разнообразен. Брови и ресницы окрашивали черным пигментом на основе сульфида свинца и сажи или сурьмяного блеска, охрой и добываемым на Синайском полуострове малахитом. Краской для волос служили: хна, басма и масляный экстракт можжевеловых ягод. Ногти красили в оранжево-красный цвет хной, специально приготовленной для этого. Помады готовились на основе животных жиров с добавлением оливкового масла, пахучих концентратов и красителей.

Кроме растительного сырья Египет закупал в других странах сырье животного происхождения: серую амбру, мускус и цибет. И вскоре Александрия стала главным поставщиком благовоний в Грецию, Малую Азию и Рим.

Глава 2 Греция. «Нежные плечи одела в тонковолокные ткани»

Культурное наследие Древней Греции оказало огромное влияние на развитие европейской цивилизации: воздействовало на формирование политического и религиозного мышления, литературу и искусство, философию и правоведение. На протяжении многих веков греческая история и язык занимали важное место в европейской науке и образовании. Греческие традиции в архитектуре, ювелирном искусстве, в работах гончарных мастеров и портных не раз возвращались к жизни французскими или английскими модами. Если в конце Средневековья античные устои наиболее ощутимо проявились в Германии, то в конце XVIII века — начале XIX века они проникли во многие европейские страны.

А сами жители Эллады, вернее их цивилизация, за длительный путь своего развития, впитала в себя культуру многих соседних регионов. С соседями торговали и объединялись в ходе военных конфликтов. Древнейшие греческие племена восприняли достижения критской культуры (с XVI в. до н. э.). Колонизация эллинов (в VIII–VI вв. до н. э.), распространившаяся на северное побережье Эгейского, Мраморного и Черного морей, на Северо-Восточную Испанию, Киренаику (Северная Африка), повлияла на развитие их торговых связей.

Греческая знать не могла похвастаться столь пышными одеждами и горами золота, что были в обиходе египетских фараонов и их приближенных. Но о своем платье беспокоились и богатые и бедные, последние, не имевшие даже сменной одежды. Единственное платье аккуратно носили, и заботливо вычищали, поскольку считалось, что «доброе имя одежды опрятностью мы наживаем…».

Состоятельный человек старался роскошным платьем напоминать окружающим о своем высоком социальном положении, а за одно и о надлежащем почтении к нему. Приблизительно в VIII веке до н. э. Гомер произнесет фразу, которая на многие столетия определит место одежды в жизни общества: «Кто хилого в рубище бедном уважит?..» В его время носили просторные, незамысловатые по крою одежды. Исподним платьем служил хитон, обычно он был короче, чем верхнее платье, его подпоясывали и закрепляли на обоих плечах или на одном. Ценилась тонкая ткань.

Плащ — гиматий набрасывали поверх хитона, элегантно забросив его полу через левое плечо. Потом, позже, в моду вошел небольшой плащ — хламида, застегивающийся пряжкой на груди или правом плече.

Выбор сорта ткани зависел от времени года, в холодные дни надевали шерстяные плащи, которыми иногда пользовались как покрывалом, а в теплые отдавали предпочтение легким полотнам. Самым распространенным цветом верхней праздничной одежды был белый. Женские платья, длинный хитон, гиматий и пеплос, шили из тех же материй: виссона — тонковолокнистого, легкого полотна из хлопка или льна, реже из шелка.

Женщины любили цветные ткани, украшенные полосками и клетчатым узором, вытканными или вышитыми цветами, звездочками, оборками и бахромой.

Головные уборы носили редко, их надевали в дальнюю дорогу, чтобы укрыться от зноя или дождя. Женщины пользовались на улице вуалями, платками или краем верхней одежды, накидывая его на голову и прикрывая часть лица.

Обувь разнообразием не отличалась. Сандалии — кожаная подошва, привязанная к ногам ремнями, особенных изменений в конструкции не претерпевала. Модники меняли лишь цвет завязок и рисунок их переплетения.

Любили ювелирные украшения. Ценились предметы, сделанные с неподражаемым мастерством. Модники и модницы были, вероятно, столь критически настроены к работам ювелиров, что последним приходилось часто отказываться от уже принятой техники и сюжетов на своих изделиях со сценками из мифов и легенд и, утоляя прихоть капризных клиентов, искать новые формы и новую технику.

Застежки оказались одними из самых распространенных украшений. Их делали из простых и драгоценных металлов, украшали камнями и рельефными рисунками. Гомер рассказывал, что Одиссею принадлежала золотая застежка, поражавшая красотой всех, кто ее видел.

Женщины ценили ожерелья, Гомер описывал одно из них: золотое, с нанизанным на него янтарем — Электрами.

Носили красивые серьги, цепочки или шейные повязки. Изделия создавали в основном из серебра, отделывая их драгоценными камнями. Золото не всегда позволяли себе даже богатые.

Уделяя немало внимания одеждам и драгоценностям, не забывали о красоте лица и тела. Начиная с 4 века до н. э. женщины, чтобы сохранить белизну кожи, прятались под зонтом. Эта мода пришла с Востока, откуда и привозили зонты. Некоторые из них делали простыми (жесткими), другие с механизмом для раскрытия и поддержания его раскрытым. Рукоятку часто удлиняли и сильно загибали, чтобы позади идущая рабыня могла нести зонт, отбрасывающий тень на ее госпожу.

Юноши, желавшие сохранить кожу светлой, тоже пользовались ими. Не известно, насколько много было таких изнеженных красавцев, но современники не одобряли подобную моду, находя в этом некое неприличие.

В жару обмахивались веерами из раскрашенных листьев или павлиньих перьев.

Невозможно представить жизни наших героев без самого необходимого для них предмета — зеркала. В 5 веке до н. э. изобрели новый тип зеркал, их стали делать складными. Зеркальную поверхность защищали крышкой, которую, для услады глаз, покрывали чудной гравировкой. Наибольшее распространение имели ручные и стоячие зеркала из полированной бронзы или серебра. Поудобнее усевшись в кресло

женщина имела возможность неторопливо нанести косметику на свое лицо, порадоваться красоте и юности или огорчиться, заметив морщинки, оставленные временем и заботами.

Владелец же такого зеркальца не только любовался собой, но и решал, когда пойдет к брадобрею в цирюльню, подровнять бороду или сбрить ее в зависимости от моды. Кто побогаче вызывал брадобрея на дом, а знать держала у себя рабов, специально обученных этому ремеслу. А как не полюбоваться в зеркальце на свою прическу, блестящие завитые кудри — это ли не наслажденье!

Греки считали волосы главным украшением лица, особенно светлые. В древние времена спартанцы с юношеских лет не стригли волос. Геродот рассказывал, что лазутчик Ксеркса видел, как спартанцы перед решительным сражением причесывали и украшали свои волосы.

Женщины носили прически, по-видимому, заимствованные на Востоке, они состояли из массы завитушек и косичек, уложенных на темени или затылке. Прически скреплялись шпильками, украшались диадемами, жемчужными сетками и венками, в волосы вплетали повязки — сфендоны, украшенные золотом, жемчугом или драгоценными камнями. Сфендона, похожая на налобник, поднималась над волосами наподобие диадемы.

Косметические изделия и благовония в Элладе распространились очень широко. Греки не только заимствовали применение благовоний у египтян, но и нашли способ придавать жирам и маслам ароматы, настаивая их на душистых веществах. Писатель Аристофан, живший в Афинах в IV веке до н. э., перечислял среди косметических принадлежностей: красители для волос, румяна, краску для глаз, косметические мушки и многое другое. По его словам, гречанки румянились, подкрашивали губы, подводили брови, оттеняли веки, красили ресницы, пользовались духами, которые хранили в изящных керамических флаконах (лекифах), или употребляли ароматные помады. Волосы или парики модниц пахли нардом, так древние писатели называли растения, принадлежавшие к семейству валерианы аптечной.

Греки приписывали благовониям волшебную силу, они считали, что ароматы, поднимаясь в воздух, изгоняют злых духов и замещают их добрыми. К тому же благовония и масла оказывали лечебное воздействие на организм, восстанавливали его силы, придавали бодрости:

А еще греки верили в то, что ароматы могут помешать опьянению, а потому во время пиршеств дома и залы наполнялись запахами благовоний.

Что же говорить о самой распространенной причине использования духов — удовольствии! В домах знатных модниц и модников проливалось море духов. Аспасия (ок. 470 г. до н. э. — ?), гетера, любимица поэтов и философов, жена Перикла, принимала лавандовые ванны и душилась ирисовым и розовым маслами. В 319 году до н. э. греческий философ, ученик и друг Аристотеля, Теофраст, в книге «Характеры» напишет о человеке, притязающем на изысканность: «Он очень часто стрижется, следит за белизной зубов, плащи меняет почти неношеные, умащивается благовониями…» А философ Диоген Синопский (ок. 400 — ок. 325 до н. э.) восклицал: «Зачем заливать волосы духами? Ветер подхватывает улетающие запахи, и только птицы ощущают их. По мне уже лучше омывать ноги маслами, запах которых тягучий и обволакивает все тело…»

Духи и притирания хранили в маленьких шкатулках, которые делали из дерева, стекла и слоновой кости. Шкатулки побольше использовали для хранения бронзовых или костяных гребешков, туда же могли положить ухочистку, шпильки или щипцы для завивки волос. Еще были коробочки и сосудики, в них хранили краски в виде порошков, мази и масла для косметических и лечебных целей.

Косметические средства и парфюмерия были так популярны, что в Афинах лавки парфюмеров представляли собой места собраний, куда стекались местные жители для обсуждения политических и общественных вопросов.

Глава 3 Рим. «Не завещай никому ни вина, ни своих благовоний…»

Насколько влиятельным оказалось культурное наследие Римской Империи для народов Европы и Азии, видно уже по тому, что даже в наши дни нет-нет да и вспомнят талантливых римских полководцев или правителей, ученых или писателей, градостроителей или модников. Вы не ошиблись, прочитав слово «модников», и это не опечатка. Вместе с политической и военной мощью Рима пышным цветом расцвело расточительство и щегольство, которому, кстати, вовсю старались подражать европейские франты конца XVIII — начала XIX века.

В далеком прошлом культура древних жителей Рима латинян и сабинян находилась под значительным влиянием греков и этрусков, и потому их быт был таким же неприхотливым. Много веков спустя Овидий (43 до н. э. — ок. 18 н. э.) скажет:

В то время и платье носили простое. Нижней одеждой служила туника, поверх которой надевали тогу. Прямая туника ничем не украшалась, правда, понемножку модницы вносили в нее некоторое разнообразие: снабдили ее множеством складок, а потом и рисунком, определяющим социальное положение владельца.

В обществе щеголей постепенно сложились правила, регламентирующие манеру носить одежду. Тунику следовало подпоясывать и обдергивать так, чтобы спереди она спускалась чуть ниже колен, а сзади доходила до коленного сгиба. Причем, если владелец спускал ее значительно ниже, наши герои-щеголи презрительно фыркали, считая такую манеру женской, а если поднимал выше — смеялись и говорили, что хозяин ее стал похож на центуриона, сейчас бы сказали «на солдафона». Тунику обязательно подпоясывали, «распущенной» ее иногда носили рабы и ремесленники, не подпоясываться можно было дома, но ходить в таком виде по улице — совершенно неприлично! Правда, богатый и знатный модник, поддразнивая людей и возбуждая к себе интерес, позволял себе такую вольность.

Туники для знати шили преимущественно из белоснежной шерсти, реже из льна. Одежды сенаторов и всадников украшались пурпурными вертикальными полосами — «клавами», которые шли параллельно одна за другой от шеи до самого низа туники. Полководец-триумфатор одевал на торжество пурпурную (красно-фиолетовую) тунику, расшитую золотом.

Краситель получали из пурпурных желез улиток некоторых пород. Мелких улиток толкли, у крупных выскребали пурпуросодержащее вещество, всю эту массу очищали и оставляли размешанной в воде до выпадения окрашенного осадка. Запах смеси оказывался настолько неприятным и устойчивым, что спасение от него искали в благовониях.

Поверх туники одевали тогу — одежду привилегированного сословия. Для нее покупали кусок материи и кроили одну деталь в форме эллипса. По размеру ткань оказывалась более пяти метров в длину и двух метров в ширину. Ею сложно «оборачивались» и хитроумно укладывали в складки на плечах и на уровне бедер. Если пола тоги волочилась по земле, то это говорило о небрежности ее владельца — неумело одетая, она вызывала насмешки щеголей. Облачиться в нее самостоятельно было почти невозможно, помогали обученные этой науке рабы. Такие специалисты еще с вечера укладывали заново складки тоги, прокладывали их тоненькими дощечками и прихватывали зажимами до утра.

Рассказывали, что Гортензий (114–50 до н. э.), знаменитый оратор и соперник Цицерона, который славился еще и своим франтовством, не мог позволить себе выйти из дома, тщательно не проверив, хорошо ли сидит на нем тога. Когда однажды в тесноте и толкотне римских улиц кто-то смял ее складки, Гортензий подал на обидчика в суд за оскорбление.

Проблемы возникали не только в носке, но и чистке тоги. Мыслимое ли дело постирать такой кусок ткани! Этой работой занимались валяльщики. Сначала они выколачивали одежду, топтали ногами, стирали в воде, смешанной с селитрой и мочой, отбеливали при помощи серного пара, а затем расчесывали щетками и гладили особыми прессами. Разумеется, шерстяное платье, вычищенное таким образом, считалось изношенным.

Римский поэт Марк Валерий Марциал (ок. 40 — ок. 104 г. н. э.) жаловался, что за лето в Риме он изнашивал четыре тоги. Утомительно каждый день носить ее, поэт говорил, что для полного счастья ему не хватало сбросить тогу и остаться в одной тунике.

Одежде уделялось так много внимания, что в I веке в империи вошло в моду переодеваться к обеду и в течение его несколько раз менять платье. Марциал издевался над одним богачом, который одиннадцать раз вставал из-за стола, чтобы надеть новое платье. Овидий не советовал молодым людям так уж увлекаться своей внешностью:

Но разве послушает щеголь, он и сандалии подбирает не простые, а с орнаментом на подошве, выложенным из гвоздей, чтобы их рисунок отпечатывался на песчаном полу дома.

Женская одежда походила по силуэту на мужскую. Дамы носили тунику, поверх которой надевали длинную столу с рукавами и поясом, а на нее набрасывали паллу — широкое длинное платье. Столу носили только почтенные замужние женщины, и уж конечно не женщины легкого поведения и не рабыни. Платья украшали золотой отделкой и поясами и фибулами — пряжками для скрепления одежды. Если мужчины столько времени посвящали своему туалету, то что говорить о дамах!

Овидий предостерегал от чрезмерной пышности одеяний:

Кто-то так и поступал, а кто-то мечтал о бесчисленных платьях, которые, может, и не «к лицу», зато роскошны. Одно время пределом мечтаний щеголих были шелка.

Шелк появился в Риме еще в конце I века до н. э., его завозили с острова Кос, который славился с древнейших пор изготовлением и экспортом шелковых прозрачных одежд. Мода на них продержалась в Риме приблизительно сто лет. В течение этого времени прозрачные одежды являлись грезами гетер и предметом негодования для морализирующих философов. Легкая, обычно пурпурная, расшитая золотом одежда словно «обнажала женщин». Известный философ и писатель Сенека (ок. 4 до н. э. — ок. 65 н. э.) писал: «Можно ли назвать одеждой то, чем нельзя защитить ни тела, ни чувства стыдливости… их достают за огромные деньги, чтобы наши матроны показывали себя всем в таком же виде, как любовникам в собственной спальне».

Но в тех кругах, где просто завязывались любовные связи, одежды эти оказались желанны. Возлюбленная Марциала сообщила ему, что где-то продаются прозрачные краденые шелка, и потому они очень дешевы, если он поторопится, удастся сделать выгодную покупку. Что-то, правда, ей не понравилось в этих тканях, а потому она просит Марциала все же купить ей «самого лучшего китайского шелку с Этрусской улицы».

А сколько времени уходило на то, чтобы украсить свои туалеты ювелирными украшениями! Следовало подобрать к лицу венок (сначала их плели из цветов и листьев различных растений, позднее отливали из золота), купить красивую повязку для своей прически или украсить ее нитками жемчуга. Выпросить у отца или мужа деньги на серебряные или золотые серьги или в виде маленьких полушарий, или в форме больших капель. Найти модное ожерелье из жемчуга или металла, заказать мастеру браслеты, которые носили не только на руках, но и на щиколотках. А кольца? Какая модница или модник не хочет, «чтоб самоцвет ярче на пальце сверкал»!

Кольца римляне знали с древних времен, их делали из железа и использовали только как печати. Со временем среди знати появилась мода на золотые кольца. Сципион Африканский Старший (235–183 до н. э.), полководец и государственный деятель, первым стал носить кольцо, украшенное драгоценным граненым камнем. Потом надевали по несколько колец, украшенных камнями с вырезанными на них изображениями лиц и разных предметов — геммы (или камеи). Изумительным мастерством отличались геммы из изумруда и сапфира, но подобные украшения были очень дороги, а модников хватало и среди людей со средним достатком. Для них изготавливали геммы из дешевого стекла. Стекло очень тщательно обрабатывали и с виду отличить подделку не удавалось.

Щеголи унизывали свои пальцы таким количеством колец, что римский оратор Марк Фабий Квинтилиан (ок. 35 н. э. — ок. 96 н. э.) предписывал коллегам не обременять руки перстнями и уж тем более не носить их выше среднего сгиба пальцев.

Во времена Римской империи как никогда много внимания уделяли красоте лица и тела. О внешности, ее роли в жизни человека писали философы и поэты, о ней говорили как о драгоценном даре богов, о котором надлежало помнить и непременно заботиться.

Как-то писатель и философ Апулей (ок. 125 — ок. 180 н. э.), перефразируя Гомера, сказал: «…никоим образом не следует презирать славные дары богов; ведь этими дарами наделяют сами боги, и многим из тех, кто желал бы их, они не достаются».

По его мнению, в женской красоте нет ничего важнее лица и волос. «Причина такого моего предпочтения ясна и понятна, ведь эта видная часть тела всегда открыта и первая предстает нашим взорам, и чем для остального тела служат расцвеченные веселым узором одежды, тем для лица волосы — природные его украшения…

Что же скажешь, когда у волос цвет приятный и блестящая гладкость сияет, и под солнечными лучами мощное они испускают сверканье или спокойный отблеск и меняют свой вид с разнообразным очарованьем: то, златом пламенея, погружаются в нежную медвяную тень, то вороньей чернотою соперничают с темно-синим оперением голубиных горлышек? Что скажешь, когда аравийскими смолами умащенные, тонкими зубьями острого гребня на мелкие пряди разделенные и собранные назад, они привлекают взоры любовника, отражая его изображение, наподобие зеркала, но гораздо милее? Что скажешь, когда заплетенные во множество кос, они громоздятся на макушке или, широкой волною откинутые, спадают по спине? Одним словом, прическа имеет такое большое значение, что в какое бы золотое с драгоценностями платье женщина ни оделась, чем бы на свете ни разукрасилась, если не привела она в порядок свои волосы, убранной назваться не может».

Этот отрывок дает представление лишь о некоторых прическах, модных во времена писателя, добавим, что женщины по части выдумки причесок были очень изобретательны. Им придавались самые причудливые формы, зачастую использовались накладные волосы и парики, для них закупали волосы в Германии, особенно ценились светлые. Со временем научились обесцвечивать и подкрашивать собственные темные.

Мужчины долгое время отращивали длинные волосы и не брили бород, и только в 300 г. до н. э. в Риме впервые появились первые парикмахеры, прибывшие из Сицилии. С тех пор римляне стригли волосы ножницами и завивали их щипчиками. Бороды брили бритвой, при этом согласно обычаю, заимствованному у греков, римляне торжественно приносили в жертву богам первые волосы своих детей и волосы первой бороды юношей. Мода на ношение бород оказывалась капризной, она то возвращалась, то вновь исчезала.

Косметика и парфюмерия использовалась в невероятно больших количествах. Уже в I веке до н. э. Рим ежегодно вывозил из Египта 3 тысячи тонн ладана и до 600 тонн мирры. Кроме этого он закупал благовония и косметику у арабов, которые доставляли ее из Индии, Цейлона, Индонезии и Китая.

Литература той эпохи рассказывала об употреблении косметики и благовоний, о том, что человек уже не мог представить своей жизни без них. Овидий в проникнутой юмором и иронией поэме «Наука Любви» отмечал важную роль косметических и парфюмерных средств в сложной науке обольщения:

Мало лиц без недостатков. Если вы бледны — подкрасьте себя румянами, если смуглы — нанесите на кожу немного белил, положите на веки тени — они понадобятся для того, что придать лицу выразительности, советует поэт. Украшайте себя, но только так, чтобы вас при этом не видели.

Остерегайтесь чересчур увлекаться косметическими средствами! Некоторые матроны столько сил и времени тратили на различные косметические ванночки, маски и т. п., что не вызывали ничего, кроме раздражения, сатиры Ювенала (римский поэт середины I в.) тому подтверждение:

Происхождение обычая украшать свою внешность Овидий видел в том, что человеку свойственно украшать все. Он украшал позолотой стены своих домов, свой земляной пол он укрывал мрамором, так неужели же собственная внешность не заслуживает внимания?!

Желание хорошо одеться и накраситься не покидает женщину, даже когда она одна и ей вроде бы не перед кем являть свои достоинства.

Со временем страсть к парфюмерии и косметике усилилась. Сенека в «Письмах на моральные темы» вспоминал, что когда Гораций (65 г. — 8 г. до н. э.) намеревался рассказать о человеке пустом и изнеженном, то говорил: «Пахнет духами Букилл…», «а покажи Букилла теперь, — рассуждал Сенека, — да он покажется вонючим, как козел… Теперь мало душиться — надо делать это по два-три раза на день, чтобы аромат не улетучился».

Марциал в своих «Эпиграммах» риторически восклицал:

В праздники, в знаменательные дни драгоценные ароматы лились рекой, а дым от курений «затмевал солнце». Большие общественные помещения орошались душистыми водами или винами, настоянными на душистых веществах, главным образом на шафране. Пол театральной сцены, по словам Овидия, был красен от жидкого шафрана, а во время гладиаторских боев арена оказывалась скользкой от него. Поэт восхищался ловкостью героя:

Для тех же целей использовался мускус и благоухающие жидкие масла. Гамма ароматизированных продуктов становилась шире. Во время принятия ванны, до и после еды считалось правилом хорошего тона покрывать свое тело маслами и мазями и в целях гигиены, и просто для удовольствия.

Имя торговца благовониями Косма не сходило со страниц литературных произведений тех лет. Аромат причислялся к столь изысканному наслаждению, что, по мнению Марциала, его можно было приравнять лишь к поцелую мальчика.

Римляне подмешивали духи в вино, невзирая на то, что некоторые примеси, такие, как мирра, придавали ему горький вкус и бывали вредны. В жилищах знатных людей постоянно курились наполненные сухими дзетами урны. При погребении жены Нерона Поппеи Сабины (ок. 31–65 н. э.) курений и ароматов израсходовали такое количество, какое обычно употребляли в течение года. Во времена Элагабала (Марк Аврелий Антоний — римский император с 218 года) был учрежден сенат женщин для обсуждения вопросов моды и косметики. Попытка остановить столь расточительное использование курений, так как их могло бы не хватить на случаи более важные, не увенчалась успехом.

Марциал напутствовал своих соплеменников:

Произнося эти слова, поэт, наверное, не думал, что спустя пару столетий или немногим более того, привычный быт изнеженного патриция рухнет под натиском варваров и недовольством тех, кому были недоступны подобные роскошные утехи. И уже совсем не мог предположить Марциал, что те же варвары, поглотившие их добротно устроенный мир, вернут к жизни многие традиции империи. Они будут благоустраивать жилища на манер римских, развивая науки и искусства, возьмут за основу научные идеи, разработанные учеными античного мира. Пройдет несколько столетий, и жители европейских городов, постепенно изменив свой облик, когда-то устрашавший римских матрон, проникнутся интересом к эстетической стороне жизни, и собственная внешность будет волновать их отнюдь не меньше, чем римлян, и наслаждение изысканными одеждами и ароматами будет им так же понятно и доступно.

Глава 4 Византия. «Парфюмерный» рынок у Халки

Античные традиции и культура были характерны и для образовавшегося в IV веке государства Византии. Оно возникло при распаде Римской империи и включало в себя Грецию, Центральные и Восточные Балканы, Малую Азию, Сирию, Палестину и Египет. В 313 году император Константин признал христианство и перенес империю в город Византий, переименованный в Константинополь. В IV веке столицу империи Константинополь называли не иначе как «мастерской великолепия». Просуществовав до XV века, Византия оставалась все это время символом роскоши и богатства, а ее знать традиционно хранила верность блеску своих дворов и нарядов.

Основной одеждой являлись полотняная или шерстяная туника и плащ, модными стали мужские штаны. Длинная туника со временем претерпела изменения, у нее появились длинные рукава. Щеголи того времени, в основном молодежь, стремясь подчеркнуть красивое, физически развитое тело, носили рукава очень широкие у проймы и совсем узенькие в запястьях.

Туники отличались друг от друга и покроем, и материей. Некоторые одевали только в торжественных случаях, другие предназначались на каждый день. «Клавы», пурпурные полосы на одежде сенаторов в Риме, и в Византии являлись непременным отличительным признаком высокого положения. Только теперь изображались и полосы, и квадраты, и ромбы, и углы, и кресты. Высшим отличительным знаком императора стал золотой ромб (тавлин) на его пурпурном плаще. Приближенные носили пурпурные ромбы на белой одежде. Знаками отличия сделали также золотые пояса, бляхи и застежки.

В гардеробе императора появилась парадная туника, которая называлась дивитисий, в нем венчались на царство, надевали его на церемонию бракосочетания, в нем ходили на литургию и принимали иностранных послов. Потом он стал называться саккос и под таким названием вошел в облачение русских патриархов.

К нему полагались не менее пышные одежды: плащ-хламида, цикаций или лор. Платья были накидными, их шили из настолько дорогих, ярких тканей, что они оказывались настоящим произведением искусства. Платьями украшали парадные залы дворцов, внутреннее убранство церквей, посылали в дар чужеземным правителям и, конечно, дарили друг другу.

В IV веке популярность пришла к одеждам из тканей, расшитых очень крупными рисунками, на которых разворачивались целые картины, навеянные как языческими мотивами, так и христианскими. Пощеголять в ней любили и мужчины, и женщины. В таких нарядах модники выходили на центральную площадь города, давая возможность зевакам обозреть себя со всех сторон. Дети смеялись, показывали на них пальцами; взрослые с почтением, насмешкой или завистью рассматривали эти одежды. Мода на крупный рисунок тканей продержалась довольно долго, и два века спустя им на смену пришли пестрые восточные ткани с мелким рисунком.

В среде богатых молодых щеголей на рубеже IV–V веков вошло в обычай носить обтягивающие ногу сапоги, расшитые яркими узорами из шелковых нитей. Обращаясь к франтам, осторожно ступающим по улицам, опасающимся запылить или испачкать в грязи свою изящную обувь, Иоанн Златоуст (344–407), один из главных отцов церкви, ядовито советовал ради пущей сохранности вешать сапоги па шею или положить их себе на голову.

В X веке в гардеробе модников появился новый вид одежды, который получил вначале очень широкое распространение среди придворных — скарамангий. Это была кафтанообразная одежда азиатских всадников-кочевников. Кафтан (распашная одежда разного покроя, но непременно имеющая спереди полы) полюбился византийцам, его носили и высшие сановники и сам василевс, его украшали вышивкой, золотыми нашивками, жемчугом и драгоценными камнями. Кафтаны шили из ярких тканей — зеленых, розовых, голубых, желтых и т. п., и иногда делали разноцветными, то есть верхняя часть скарамангия была, например, зеленой, а низ шили из фиолетовой ткани.

Все это пышное многоцветье — не на каждый день, домашняя одежда даже знатных людей была довольно скромной. Многие женщины носили темные длинные туники с длинными рукавами из льна или шерсти, а когда выходили на улицу, поверх нее наискось надевали плащ-покрывало. Хитроумные модницы умели проявить такое искусство в ношении этих простых одежд, что становились еще соблазнительнее, нежели их соперницы в дорогих шелках.

Неотделимы от одежды и украшения — жемчуг, золото, серебро, бисер и драгоценные камни. Со временем ювелирные украшения становились сложнее, в X–XI веках в оформлении многих из них появилась перегородчатая эмаль.

Страсть модниц к драгоценностям была так велика, что они не расставались с ними, даже когда ходили в баню. Иоанн Златоуст решился сказать в ту пору, что женщины любят драгоценности так же, как собственных детей, и что чрезмерная роскошь мешает выявиться их природной красоте. Его слов не слышали, вернее, не хотели слышать, женщины и в церковь приходили в нарядных платьях, сияя золотом и драгоценными камнями. Новые моды или чья-то красота обсуждались повсеместно: дома за трапезой, в гостях, на рынке, на улице и даже по окончании церковной службы. Затмить соперниц следовало во что бы то ни стало, и женщины докучали своим мужьям постоянными требованиями купить «и платье более дорогое, чем у соседки и женщины равного звания, и белых мулов, и золотую сбрую».

Тон задавали самые знатные особы государства. Супруга императора Юстиниана I Феодора (500–548) женщина влиятельная, принимавшая участие в политической жизни страны, своим внешним видом являла живое произведение искусства. Золотая пудра усыпала ее голубоватые волосы, розовая краска украшала ногти на пальцах ног. Сотни флакончиков и косметических приборов покрывали ее туалетный столик цитрусового дерева. Ее взор услаждали подушки, обтянутые китайским шелком и набитые пухом понтийского журавля, а обоняние — благовония.

Использование различных благовоний в языческих обрядах нашло продолжение и в религиозной жизни христиан, хотя ранние христиане и считали культовые воскурения проявлением язычества, но все-таки признали священным елей, памятуя, что по Евангелию Мария Магдалина помазала им ноги Иисуса Христа. Религиозный писатель Симеон Новый Богослов (949–1022) рассказывал о праздничных благовониях, состоявших из многочисленных компонентов, знаменовавших собой разнообразие духовных даров, которые надлежало заслужить человеку. Сложные смеси, «благоуханием своим услаждающие чувства», символизировали гармонию духовного начала в человеке и означали благоухание древа жизни. Благовоние выступало в византийской традиции устойчивым символом святого духа. При богослужениях его укладывали в кадильницы, использовали при совершении таинства миропомазания, нередко дарили при обряде благословения.

Признаком хорошего тона считалось преподнести императору в качестве подарка ладан, полагали, что он облегчает душу. Курились благовония в дни профессиональных торжеств, например, когда совершался обряд богослужения при утверждении чиновника в должность.

Конечно, византийцы знали не только лампадное масло, церковные службы и посты, но и ни с чем не сравнимый азарт на ипподроме, любовные томления и муки ревности, соленое острословие и вино не только в причастной ложице. Тому доказательство «Любовные письма» Аристения (VI век), в которых оживает атмосфера частной жизни человека.

Для влюбленного все прекрасно в объекте его воздыханий. Ослепленный чувствами, он забыл, что такое количество благовоний частенько свидетельствует о том, что перед ним жрица любви, и любой, кого не коснулась стрела Амура, сказал бы:»… В такой час порядочные женщины не ходят по людным улицам, так разодевшись и любезно глядя на встречных. Не чувствуешь, как даже на расстоянии от нее пахнет духами?»

Воспитанная женщина обязана быть умеренной в использовании парфюмерии и косметики, иначе она даст повод злословить в свой адрес: «… явилась, украсившись как только могла; щеки у нее сияли от притираний…»

Знатные дамы проявляли большую заботу о своей внешности и не только щедро умащивали себя маслами, кремами и благовониями, но и стремились расширить свои познания в области косметологии. Они читали медицинские трактаты, в которых рассказывалось о борьбе со старением, дефектами и заболеваниями кожи: морщинами, пятнами и бородавками, рассказывали о том, как устранить угри и прыщи, неприятный запах изо рта или остановить выпадение волос.

В одном из них, написанном в XI–XIV веках, наряду с показаниями лечения разных болезней, рассуждениями о правильном питании и человеческом теле нашли место косметические рекомендации. «Если на лице появятся морщины, — читаем в сборнике — то, взяв костоса половину унции (мера веса равная 16 драхмам = 28,35 г.), камеди (смола, добываемая из Acacia arabica) четверть унции, сухих корок дынь четверть унции и, все это хорошо растерев, раствори в уксусе и намажь лицо, а на второй день умой лицо с мукой из нута или чечевичной мукой…»

Также от морщин «… полезны семена редьки (перевод может быть не точным) с горьким миндалем, растворенные в старом вине…», а чтобы уничтожить лишние волосы рекомендовали «1 кубок сока из чашечек «волчьего молока» (возможно молочай бутериаковый), вина и растительного масла по 1 кубку, перемешав, помажь ровно и вскоре, вспотев и соскоблив мазь, найдешь волосы на скребке: если же через 40 дней волосы вновь поднимутся, то они будут пушистыми…».

Для окраски волос в темный цвет использовали сок растения анемона (ветреницы), а для их осветления рекомендовалось взять измельченный осадок кипяченого вина, примешать в него смолы сосновых шишек в размере половины осадка, растворить все это в розовом масле и намазать волосы, а на третий день вымыть их в бане.

Купить многочисленные компоненты для составления косметических мазей можно было у торговцев, которые составляли целую корпорацию и звались мироварами — те, кто варил «миро» (душистое масло), хотя прежде всего мировары являлись торговцами благовоний, пряностей, красителей и некоторых лекарственных веществ. Торговля эта давала ощутимую прибыль, так как значительной статьей расходов у знатного византийца были покупки благовоний и косметики. Аристократы пользовались ароматными маслами и смесями, их ценили так же, как дорогую одежду, роскошные покрывала и украшенные камнями гребни. На праздники дома освещались факелами, которые «… при горении… источали сладкий дух и вместе со светом дарили ласкающий обоняние запах». Слуги покупали в лавках мироваров индийский перец и нард, доставляемый из Лаодикеи, корицу с Цейлона или из Средней Азии, алоэ с Явы или Суматры, амбру и мускус (последний везли из Тибета, его использовали как закрепитель ароматов), знаменитый аравийский ладан, душистую смолу смирну (мирра) и бальсамон.

Прилавки мироваров располагались в Константинополе в районе роскошного здания Халки и Милии — грандиозных триумфальных ворот с четырьмя арками, обращенными во все стороны света. Своеобразный парфюмерный рынок находился недалеко от этих строений, кстати, расположили его именно здесь не случайно, а с той целью, чтобы ароматы благовоний доносились до изображения Христа (украшавшего Халку) и услаждали обитателей императорских дворцов.

Мировары закупали свои товары у купцов из Халдии и Трапезунда, сейчас Трабзунд — порт в Турции, в то время он был важным пунктом внешней торговли Византии.

Торговая деятельность строго регламентировалась. Определялся день, в который мировары делали закупку товаров. Для купцов устанавливался срок, за который они должны продать свой товар — не больше трех месяцев, после чего им надлежало покинуть столицу. Если же регламент нарушался, виновники строго наказывались, их били, остригали и присуждали к ссылке. Подобное наказание ожидало и тех мироваров, которые располагали свои лавки в неуказанных местах, или повышали цены на товар сверх должного, или понижали их, тем самым допуская конкуренцию, или прятали его, чтобы во время недостатка товара повысить на него цену. Так же считалось неэтичным дробить товар на более мелкие части против того, что установлено.

Взвешивали благовонные смолы и порошки на аптечных весах (зигиях) и заворачивали затем в страницы ветхих книг. Мировары, между прочим, пользовались очень дурной репутацией: в их лавках часто обманывали.

Рассказ о Византии и пристрастиях ее жителей к косметике и благовониям окажется неполным, если не рассказать об императрице Зое (978–1050), чьи познания в области составления благовонных смесей и приготовления лечебных снадобий были так велики, что позволяли ей приготовлять как изумительные косметические мази, сохранявшие молодость кожи, так и смертоносное зелье.

Об императрице поведал ее современник Михаил Пселл. Он занимал высокое положение в византийском обществе и благодаря своим ученым познаниям в области философии и риторики оказался в числе приближенных к императорам и не понаслышке рассуждал о придворных интригах и жизни двора.

По его словам, наша героиня была: «… роста не очень высокого, с широким разрезом глаз под черными бровями и носом с еле заметной горбинкой.

… В своей жизни имела она два пристрастия: одно к золоту, другое к индийским ароматическим растениям (особенно к деревьям, сохранявшим естественную влагу, карликовым маслинам и лавру с белоснежными плодами)…

Зоя терпеть не могла женских занятий, не притрагивалась руками к веретену, не касалась руками ткацкого станка и ничего другого в этом роде… Одно только увлекало ее и поглощало все внимание: изменять природу ароматических веществ, приготовлять благовонные мази, изобретать и составлять одни смеси, переделывать другие, и покои, отведенные под ее спальню, выглядели не лучше рыночных лавок, в которых хлопочут ремесленники и приставленные к ним слуги. Перед спальней горело обычно множество горнов, одни служанки раскладывали кучи ароматических веществ, другие их смешивали, третьи делали еще что-нибудь».

Если нужных компонентов не могли найти на местном рынке, их привозили из Индии и Эфиопии.

«Зимой от всего этого царице еще была какая-то польза: пылающий огонь подогревал ей холодный воздух, в жаркое же время года тяжко было даже приблизиться к этому месту, и лишь одна Зоя, казалось, оставалась бесчувственной к жару и, как стражей, окружала себя многочисленными огнями».

Известность в истории она получила не столько благодаря своему увлечению, сколько придворным интригам. В 1028 году пятидесятилетнюю невесту Зою выдали замуж за столь же постаревшего жениха — шестидесятилетнего Романа III Аргира. Брак преследовал политические цели. «Молодые» страсти к друг другу не питали. Какое-то время спустя во дворце появился красивый юноша Михаил. «Был он и телом прекрасно сложен, и с лицом совершенной красоты, сверкающими глазами и воистину розоволатый». Михаил являлся младшим братом очень предприимчивого и ловкого придворного Иоанна Орфанотрофа. Юноша, невзирая на страшный недуг — эпилепсию, сразу же обратил на себя внимание императрицы.

Их роман был бурным, любовники довольно скоро перестали скрывать свои отношения. «Сам император… спокойно относился к любовным чаяниям или, лучше сказать, отчаянной любви своей супруги, а возмущались ею сестра императора Пульхерия и все поверенные в ее тайны…»

Однако вскоре Роман почувствовал недомогание. Судачили, что будто ему в пищу понемногу подкладывали отравы, которую, возможно, составила сама Зоя, подозревали в этом и Иоанна Орфанотрофа.

Между Пульхерией и императрицей началась настоящая война, которая закончилась победой последней. Пульхерия умерла внезапно, та же судьба постигла одного из ее поверенных, другой предпочел не рисковать жизнью и покинул дворец. Эти события заставили остальных призадуматься о собственной участи и поутихнуть.

Смерть к несчастному и нелюбимому мужу так долго не приходила, что злоумышленники пошли на крайние меры. Императора Романа III Аргира утопили. Многие не верили, что убийство произошло из-за ссоры или чьей-то вспышки, слишком подозрителен оказался внешний вид покойника.

Михаил Пселл рассказывал: «… лицо Романа исказилось, но не вытянулось, а раздулось, его цвет изменился и был не как у умерших своей смертью, а как у распухших и пожелтевших от выпитого яда, в щеках же, казалось, не осталось и кровинки. Волосы на голове и подбородке вылезли настолько, что напоминали горелое жнивье с видимыми издалека прогалинами…»

И как не поверить в страшное предположение, если после смерти царя в 1034 году императором провозгласили Михаила Пафлагонца, того самого удачливого любовника, страдающего падучей. Ходили слухи, что Зоя пыталась отравить и самого Иоанна Орфанотрофа, хитрый придворный так много знал, что стал ей опасен. Правда, яд не подействовал, потому что, вроде бы, изготовляла его уже не Зоя, а некий Константин Мукупелис.

Слухи об отравительстве и «чародействе» возобновились с новой силой после смерти Михаила в 1041 году, справедливости ради надо сказать, что к смерти молодого императора-эпилептика Зоя не имела никакого отношения. Ее сослал в монастырь собственный приемный сын, и тогда-то опять всплыла тема отравительства. В указе о пострижении говорилось о посягательстве Зои на жизнь приемного сына. Правда ли это или интриги двора, не известно.

Не будем касаться нравственного облика императрицы и вернемся к тому, с чего начали, остановимся на ее увлечении косметологией. Судя по тому, что собственную кожу Зое удалось сохранить упругой и свежей (или так природа распорядилась), она стала отличным косметологом. Пселл рассказывал, что уже на склоне лет «… все ее тело сверкало белизной. Тот, кто стал бы любоваться соразмерностью частей ее тела, не зная на кого смотрит, мог бы счесть ее совсем юной; кожа ее не увяла, но везде была гладкой, натянутой и без единой морщины».

Зоя составила сборник из рецептов различных кремов, часть из которых уцелела в составе медицинского трактата XI–XIV веков, хранящегося сегодня в библиотеке Лоренцо Медичи во Флоренции. Мы приведем один из них, который называется «Мазь госпожи Зои-царицы».

«Берется следующее: финики… давленные, слива сочная, мягкий изюм, мягкий инжир, луковицы лилии, которые сварив с медом, искроши, а затем, соединив со всем, упомянутым ранее, и все это одинаково измельчив, добавь миро».

Крем готов, может именно благодаря ему Зое удалось сохранить молодость своей кожи…

Кстати, долгое время ее трактат приписывался перу Евпраксии (Добротен) Мстиславны, внучке Владимира Мономаха, которую выдали замуж в 20-х годах XII века за византийского императора Алексея II Комнина. После замужества она взяла имя Зоя.

История донесла до нас рассказ об одной яркой представительнице прекрасного пола, увлеченно занимающейся косметологией, но, к сожалению, время стерло воспоминания о многих других, кто посвятил многие годы изучению подобных проблем. Их социальное положение не вызывало столь пристального внимания, а деятельность казалась заурядной и злободневной, и некому было рассказать об их достижениях и открытиях в области парфюмерии и косметики.

Многие письменные источники погибли в бесконечных войнах и стихийных бедствиях. Но они погибли для нас, живущих сегодня, а в те времена различные достижения в области косметики быстро распространялись среди женщин, рецепты переписывались или запоминались.

Предположить, что русские купцы, вернее их жены, не проявляли интереса к византийским косметическим продуктам трудно, хотя и обратное почти бездоказательно. Но мы все же постараемся узнать об интересе наших далеких предков к косметике и парфюмерии, обратившись к тем немногочисленным литературным памятникам, что сохранились до нашего времени.