Позывной «Хоттабыч»

Глава 16

— Подъем, старая, ты, калоша! — Веселый голос командира вырвал меня из блаженного сновидения, в котором я, как в забытой далекой молодости обихаживал сладкую, как патока, медичку Аннушку. — Солнце уже давно встало!

— Вот черт неугомонный! — проскрипел я, продирая слипшиеся веки. — Такой сон не дал досмотреть!

— Чего показывали-то? — полюбопытствовал оснаб, присаживаясь на табуретку рядом с моей больничной шконкой.

— Того самого показывали, — ворчливо отозвался я, поднимаясь на кровати и опуская босые ноги на пол, — чего я, по причине преклонного возраста, давно лишен!

— Ох, тля! Бабы, что ли, снились? — «Виновато» потупился Петр Петрович, но по его хитрому лицу было видно, что нисколько не раскаивается в содеянном, а попросту мысленно ржет и морально «издевается» над своим старым, даже ошень-ошень старым другом.

— Бабы, как есть бабы… — Я недовольно покосился на Петрова. — Всю малину мне обломал, гад!

— Ничего, позже досмотришь. — «Обнадежил» меня оснаб.

— Ага, держи карман шире! — Я покрутил головой и пошевелил плечами, разминая затекшие мышцы. — Здесь повтор киноленты по просьбам трудящихся не прокатывает! Засранец ты, командир… Ладно, ты молодой засранец — не разбираешься еще совсем в «колбасных обрезках»! Прощаю! — великодушно произнес я, окидывая взглядом свою комнатушку.

Да-да, проснулся я и на этот раз в том же самом лазарете, где вот уже несколько дней меня активно пользовали товарищи Мозголомы. Именно сюда я и вернулся после той, можно сказать эпохальной встречи с легендарными товарищами Сталиным и Берией.

— Это я-то молодой? — возмутился Петров. — Да мне шестой десяток скоро…

— Ну, я и говорю, — непочтительно перебил я своего куратора, — совсем еще дриста желторотая, штаны на лямках! — Ох, как же мне не хватало такой вот «шуточной» пикировки после его смерти. С нашим-то уровнем напряжения и адреналина на службе, такие вот шуточки и подколки действуют не хуже любой психологической разгрузки. Ну, еще и нажраться в хлам когда-никогда. — Ох, а это что за хрень? — Удивился я, когда увидел на подвешенные к ручке дверей плечики с форменным кителем полковника НКГБ СССР. Новенькие погоны так и сверкали в лучах весеннего солнца, пуская зайчики по стенам моей палаты.

— Это не хрень, товарищ Хоттабыч! — сурово произнес оснаб. — Это — военная форма! И попрошу относиться к ней с должным почтением! — жестко отчеканил он.

Ну-да, ну-да, это преклонение перед военными регалиями у потомственного офицера-аристократа, с несколькими поколениями служивых в роду, впитано с молоком матери. Действительно, чего это я? Видать, выживаю потихоньку из ума.

— Виноват, товарищ оснаб! Исправлюсь! — ответил я, вталкивая ноги в шлепки, стоявшие возле кровати.

— Цени оказанное тебе доверие, товарищ полковник.

Подволакивая ноги, и шлепая задниками тапочек по заскорузлым старческим пяткам, я добрался до формы и снял вешалку с ручки.

— Ох, мать моя женщина! — не сдержался я, когда развернул форму лицевой стороной к себе. Вся «грудь» кителя была увешана орденами и медалями… Моими… Заслуженными кровью, потом и лишениями! Еще там, в моем родном мире…

— Как?.. — прошептался я негромко. В горле от нахлынувших воспоминаний и чувств вновь встал комок, а в носу предательски защипало… — Откуда?..

— Оттуда. — Оснаб приподнялся со стула и легонько постучал указательным пальцем по моей плешивой голове. — Руководством было решено вернуть тебе все награды…

Я пробежал взглядом по наградам еще раз: Орден Отечественной войны первой степени, два Ордена Красной Звезды, медали, уж и не упомню все… Вот только серебряного юбилейного ордена, выпущенного в восемьдесят пятом, в честь сорокалетия Победы, не было.

— Правильно мыслишь, Хоттабыч! — улыбнулся Петр Петрович. — Восстановили только те ордена и медали, аналоги которых существуют в нашем мире. — А ты, оказывается, настоящий герой, старина!

Вот же ушлый жучара! Опять в моей голове, как у себя в кладовке шурует! Закрыться, штоль?

— Отличная идея! — одобрил мою невысказанную мысль оснаб. — Способность закрываться от Менталистов-Мозголомов тебе просто необходимо развивать. Чем больше тренируешься — тем лучше работает! В идеале: нужно всегда ходить с подобной мысленной защитой! А еще лучше — это научиться генерировать фальшивый поток мыслей. Иначе твою защиту на раз вычислит даже самый слабенький Мозголом!

— Это, как это? — тут уж я натурально опешил. — Фальшивый поток мыслей? Скажешь тоже! У меня же не две башки, как у Тяни-Толкая Чуковского!

— Если сильно постараться — сможешь! — безапелляционно заявил Петров. — Судя по тому, как ты быстро настрополился защищать «стеной» свое собственное сознание — зачатки Мозголома у тебя имеются.

— Чего? Я — Мозголом?

— Не только, — покачал головой оснаб. — Ментальный блок, «Холодец», а вчера ты еще и землетрясение в центре Москвы умудрился устроить! А этого, на моей памяти, никому не удавалось! Вообще, подобное проявление Силы — большая редкость! Если не сказать точнее — уникальность! Ты — разноплановый Силовик, такое бывает довольно часто. Обычно максимум способностей проявляется в какой-нибудь одной области, которую каждый Силовик старается развивать. Все остальное можешь считать «счастливой» прибавкой, этаким призом.

— Бесплатный бонус, как любили говорить торговцы в моем мире. А я кто?

— Это можно будет сказать только после прохождения инициации. Чего зря гадать, и бежать впереди паровоза?

— Пожалуй, ты прав. — Я согласно кивнул и положил китель на кровать. — А как этот, фальшивый поток мыслей развивать? — вернулся я к интересующей теме. Он уж очень мне не хотелось, чтобы кто-нибудь, без моего согласия, копался у меня в черепушке.

— Вот вроде ты и дед-пердед, а спешишь, как прыщавый въюнош, со взором горящим, — усмехнулся командир.

— Так потому и спешу: сколь мне того времени осталось?

— Возможно, ты и прав, — задумчиво произнес оснаб.

— Ты мне «на пальцах» объясни, — попросил я. — Хотя бы принцип работы этой хреновины.

— Прямо так на пальцах?

— Угу! — Я поспешно кивнул.

— Сложно. — Выдавил улыбку оснаб. — У нас еще найдется на это время. Я сам тобой капитально займусь! — Он улыбнулся, но уже более хищно.

Да, плавали — знаем! Этот запросто может все соки выдавить на тренировках. И выдавит, уж будьте покойны! Но сколько раз я в трудных ситуациях эту науку с благодарностью воспринимал — по пальцам хрен пересчитаешь.

— А для тренировки навыка, который пригодится впоследствии, могу посоветовать один примитивный способ, который ты точно в состоянии освоить…

— Это какой? — Я преданно заглянул оснабу в лицо, словно голодный пес, ожидающий своей «дачки» — давай, дескать, не тяни.

— Тебе случалось быть в такой ситуации, когда, прослушав какую-нибудь навязчивую песенку, ты никак не можешь от нее избавиться? — спросил бывший командир, а ныне мой непосредственный куратор.

— А то, иногда такая плешь «привяжется», хоть караул кричи! — согласно закивал я. — И крутиться в башке: круг за кругом, круг за кругом, круг за кругом, словно заезженная пластинка!

— Вот! — Оснаб наставительно ткнул указательным пальцем в потолок. — Это состояние нужно научиться фиксировать! Мелодия, либо песенка, в голове крутиться, но ты же в это время не перестаешь мыслить?

— Нет, конечно! Хотя иногда это очень сильно нервирует!

— Крутящаяся в мозгах навязчивая песенка создает «Ментальный шум», блокируя от проникновения в ваш мозг хитрожопых умников с зачатками дара Мозголома. Но! Она таки блокирует, создает помехи, и уже так просто считать информацию слабому Силовику будет не под силу! Он «услышит» лишь крутящуюся в твоей голове навязчивую мелодию!

— Офигеть! — произнес я, опускаясь на кровать. — Никогда бы не подумал…

— Молодец, раз дошло! — довольно произнес Петр Петрович. — Такое состояние является слабым подобием, некоей «предтечей» навыка «фальшивого потока сознания».

— Могу посоветовать после закрепления навыка «Ментального шума», попробовать воздвигнуть «стену» и «вынести» навязчивую мелодию за её пределы. Чтобы опытные Менталисты, продавившись сквозь «шум» на нее натыкались. Но, думается мне, что все закончиться только этим «шумом». Профессионалов своего дела ты этим, конечно, не проведешь, — он улыбнулся, — но таких спецов на самом деле очень и очень мало! И большинство из них задействовано в службах ГБ или состоит на учете.

— То есть, — переспросил я, — на бытовом уровне это маловероятно?

— Совершенно верно! Однако, учитывая твой потенциальный резерв мощного Силовика, хрен его знает, кто захочет этой ситуацией воспользоваться.

— Понятно — нет ничего нового в мире, даже в другом!

— Бдительность! Бдительность! И еще раз бдительность, товарищ Хоттабыч! Не время расслабляться!

— Враг, сука, не дремлет! Значит и нам недосуг!

— Очень правильный подход, — похвалил меня между делом командир. — Опытного спеца срезу видно!

— Опыт не пропьешь… Кстати, — хлопнул я себя сухой ладошкой по лбу, — готов проставиться по поводу своего возвращения на службу, командир! Традиция жеж…

— И? Какие проблемы? Боишься не осилить стопку-другую?

— Не-е-е, — замотал я головой. — Это дело мне только густую кровь чуть-чуть разгонит… Но профессор Виноградов явно не будет в восторге.

— А мы ему не скажем, — заговорщически прошептал оснаб, косясь на входную дверь. Не дай Бог, промухаем главного кремлевского Медика! — Так в чем проблемы, товарищ Хоттабыч?

— Да как-то «поиздержался» я… — Натянув на рожу печальную «маску Пьеро», затянул я жалостливым голоском профессионального попрошайки. — Не местные мы, от поезда отстали! Помогите, люди добрые, кто, чем может! И лучше, если это «чем» будет сорокоградусным «зеленым змием».

— Слушай, тебя хоть сейчас на паперть выставляй! — не сдержался и «покатился» от смеха оснаб, глядя на мою вытянутую «кислую» харю.

— Месье, же не манж па сис жур! Гебен мир зи битте этвас копеек ауф дем штюк брод. Подайте что-нибудь бывшему депутату Государственной думы![38]

— Ну и произношение у вас, Киса! — произнес Петров, вновь «складываясь» от смеха. И, кстати, а почему бы вам не назваться Кисой?

Это он чего, надсмехается, сволочь? — А вот мысли свои я уже закрыл непроницаемой стеной: дружба дружбой, а табачок — врозь. Со своими тараканами в голове я как-нибудь сам управлюсь.

— Произношение у меня идеальное! — делано возмутился я вслух. — Французский — вполне, а немецкий — так тож настоящий нижнесаксонский диалект! А насчет Кисы Воробьянинова, так он же опустившаяся донельзя старорежимная мразота! Даром, что дворянин! Куда ему до Хоттабыча?

— Ну-да, ну-да… — Покивал оснаб, погрузившись в какие-то собственные мысли. — А вот с языками у тебя действительно все отлично обстоит. Особенно с немецким! И это здорово, старина!

— На своей войне натаскался, — пояснил я. — Частенько фрицев допрашивать приходилось, да и, случалось, диверсиями баловался в тылу врага.

— Да, знаю, — согласился оснаб. — Еще пригодятся эти знания!

О! Точно! Постоянно забываю, что меня тут капитально так «выпотрошили». И вся моя жизнь записана и запротоколирована. Конечно, записать все подробности никаких протоколов не хватит. Но вот общая инфа по вашему покорному слуге — для ГБ теперь открытая книга.

— А с со средствами у тебя никаких проблем нет! — Он поднял с пола потертый кожаный портфель, набитый чем-то, что его бока натуральным образом раздулись. — Держи! — он суну мне в руку небольшую пачушку потрепанных купюр. — Это аванс — на денежное довольствие ты поставлен!

Я покрутил деньги в руках и положил рядом с собой на кровать:

— Хорошо! На проставу хватит!

— А теперь, давай-ка займемся тем, для чего я собственно и пришел. — Значит, все «наградные» побудут пока у меня, — сообщил он, показав мне перетянутую аптечной резинкой пачку документов, — у тебя их все равно хранить негде! Ты не беспокойся, все оформлено чин-чинарем… Ага, вот где оно… — наконец, произнес Петр Петрович, обнаружив в «бездонном» чреве портфеля искомое. — Держи!

В мою подставленную ладонь легла красная книжица с «серпасто-молоткастой» звездой и аббревиатурой НКО под ней. Еще ниже — «Главное управление контрразведки „СМЕРШ“». Эх, давненько я не брал в руки такое вот удостоверение — почитай с 1946-го года! Твою же медь, как ностальгией пахнуло! Я развернул удостоверение и уставился на свою старую и обрюзгшую физиономию. Это когда они успели меня запечатлеть? Да я на снимке еще и в полковничьей форме, которую первый раз сегодня увидел? Ай, молодца, ребятки, прямо на ходу подметки режут! И мне это нравиться! Именно так надо работать…

А вот то, что я прочитал, подвергло меня очередному ступору:

— Полковник Абдурахманов? Гасан Хоттабович? Вы это серьезно?

— А чего ты хотел? — хохотнул Петров. — Ты на подпись в удостоверении глянь!

— Ох ёп! Личная подпись наркома обороны СССР товарища Сталина?

— А то! Назвался груздем — полезай в кузовок и цени оказанное доверие! Мне ради этого дела даже детскую книжку пришлось раздобыть и прочитать…

— Ничего, командир, тебе полезно немного развлечься! — Я вновь включил ворчливого старикана.

— Занятная история, — согласился со мной оснаб, — не пожалел, что прочел!

— То-то же! — продолжал я ворчать. — Окультуриваться надо! И какой я теперь, по-твоему, национальности с такими-то данными? Джинн, шайтан, марид или араб?

— Ну, зачем же так? Ты русский…

— Да договаривай уже, командир, думаю, что легенду под меня вы уже проработали.

Оснаб вновь залез в свой пухлый портфель и выдернул из него стандартную папку на тесемках.

— Изучай! Теперь это твоя настоящая биография. Наши люди, там, где нужно, все устроят.

— Обязательно изучу. — Я даже спорить не стал: легенда — это основа! — А в трех словах?

— Абдурахманов, Гасан Хоттабович, одна тысяча восемьсот сорок первого года рождения. Сирота, настоящих родителей не помнит. Беспризорником усыновлен бездетной парой азербайджанцев Абдурахмановых… Короче, Хоттабыч, сам прочитаешь! — неожиданно возмутился Петров, я ж к тебе секретарем не нанимался?

— Обязательно прочитаю, товарищ оснаб… — Я ехидно улыбнулся. — Только это: один глаз у меня не видит — катаракта, черт бы её побрал, а на втором близорукость минус 10! Очки бы мне, командир…

— Черт! — выругался Петр Петрович. — Прости старина, у меня, похоже, после нашего ментального общения, возник небольшой когнитивный диссонанс[39]. Все время считаю, что это я тебя старше…

— Ух, тыж, командир, откуда таких умных словов набрался? Твой двойник о таких выражениях и не слыхал, наверное.

— Так я ж высокоранговый Менталист, — пояснил Петр Петрович. — Тут хочешь, не хочешь, а полный курс психиатрии и еще всего до кучи корячится. Работа с мозгом штука тонкая! Если хочешь расти в Силе — учись, паши и лезь из кожи!

— И как, получается? — Я прищурил свой мутный глаз.

— А ты еще не понял — твой куратор один из лучших Мозголомов в стране! — с гордостью заявил Петров.

— Да понял, понял я, Петрович! В общем, устроили вы мне веселую жизнь! — тяжко вздохнул я. Но это так, на самом же деле жить — здорово! Даже такой старой развалиной, как я. А если еще ты, к тому и нужен… своей семье, детям-внукам, Родине… То жизнь становиться во стократ радостнее!

— Очки я тебе сейчас раздобуду, — пообещал Петров, — легенду заучишь! Зазубришь, что бы от зубов отлетало! Вернусь, проверю! — Оснаб поднялся со стула и пошел к двери.

— Не учи ученого! — вновь проворчал я. — Правда, память у меня нынче, что решето. Но я приложу все усилия! Торжественно обещаю! — И я осалютовал командиру «пионерским приветом».

— Да, и на сладкое, — остановился, взявшись за ручку двери Петров. — Полковником контрразведки тебе быть до завтрашнего дня…

— А что завтра? — Кольнули меня нехорошие предчувствия.

— А с завтрашнего дня, Гасан Хоттабович, вы — курсант Силовой спецшколы Красных командиров!