Позывной «Хоттабыч»

Глава 24

Вдоволь насмеявшись, я попытался вернуть доцента в русло нашей предыдущей беседы:

— А я слышал, что видеть Источник могут только Медики, да и то — не каждый встречный-поперечный…

— Да, — согласился Вильям Карлович, — это действительно так. Но видите ли в чем дело: мой Дар, он сродни медицинскому направлению Силового воздействия. Только Дар Медиков позволяет исправить так называемые дефекты, как отдельных органов и тканей, так и всего организма в целом, приближая его к некоему эталонному и идеальному образцу. Я же могу позволить себе работать лишь… — Он немого замялся, видимо, пытаясь подобрать определение, чтобы я побыстрее его понял. — Видоизменяя «внешние» параметры тканей, формируя их в некую новую форму…

— Ничего себе — «внешние»! — Я даже присвистнул от удивления. — «Отрастить» человеку шакалью или птичью башку, да чтобы она еще и функционировала нормально? Что-то вы себя явно недооцениваете, Вильям Карлович!

— В том-то и весь фокус, что нормально функционирующую птичью башку я не смогу, как вы выразились, «отрастить». Резерв не позволит! Я довольно посредственный Силовик, увы! Понимаете, Гасан Хоттабович, — произнес историк, бросая окурок в мусорный ящик, — это все очень сложно объяснить человеку, абсолютно не разбирающемуся в нюансах… Я даже немного теряюсь… Медики, воздействуя на больной организм, приводят его в норму…

— То есть, лечат?

— Совершенно верно! — ответил Вильям Карлович. — Я же, когда воздействую своим Даром, ничем подобным не занимаюсь — я лишь преобразую… Черт, — он нервно пощелкал пальцами, — давайте, для примера, возьмем человека с дефектом зрения.

— Давайте.

— Если бы я, чисто теоретически, оказался способен на серьезные Тератоморфические преобразования, то, даже «отрастив» этому индивидууму птичью башку, я не избавлю его от дефекта зрения! Как не избавлю от любого другого внутреннего дефекта, если бы преобразованию подвергался бы весь организм. Понимаете, теперь, о чем я?

— Похоже, дошло, — покивал я головой. — Если бы вы надумали преобразовать человека с язвой желудка, допустим, в сфинкса[56], то даже после полного «перерождения» язва желудка никуда не исчезнет.

— В яблочко, уважаемый Гасан Хоттабович! — довольно воскликнул историк. — В самую его сердцевину. Так что, вот такой из меня вышел «Медик»… несколько недоделанный… Фикция, и только, — немного уныло закончил он.

— А я бы на вашем месте, уважаемый Вильям Карлович, и не унывал бы ни разу! Да если бы мне достался такой редкий и уникальный Дар… Для меня, право слово, загадка, что вы такими возможностями так безответственно манкируете! Да к вам очереди на недели, а то месяцы вперед выстраиваться должны, как к самым лучшим Медикам Союза!

— Не понял вашего посыла, — неожиданно затупил Вильям Карлович, — не потрудитесь разъяснить?

Я подивился такой дремучей непроходимости этого, в общем-то, очень умного и деятельного старичка. В его-то возрасте совмещать работу в институте, с лекциями в училище и еще неведомо какой хрени, чтобы добыть достаточно средств для комфортного существования своей семьи, само по себе достойно всяческого уважения. Но этот престарелый «деятель» науки даже на склоне лет не понял, что всю жизнь просидел «золотом бочонке», считая свой уникальный Дар лишь никчемным приобретением. Вот что значит отсутствие коммерческой жилки! Да он же — настоящий «комбинат красоты»! Пластический хирург и косметолог в одном флаконе! Да это, поистине, золотое дно! Ну, по крайней мере, в моем мире и в моем времени было именно так — бюджеты в сфере красоты далеко переплевывали бюджеты на развитие комической отрасли! Печально, но это неоспоримый факт!

— Вы знаете, Вильям Карлович, сколько стоит красота? — неожиданно спросил я, чем совсем уже огорошил старичка-собеседника.

— Не понимаю, причем здесь какая-то красота? И причем здесь её стоимость?

— Нет, вы просто задумайтесь: на какие ухищрения идут женщины (да и некоторые мужчины тоже), чтобы выглядеть неотразимо? И сколько же усилий, а в конечном итоге и материальных вложений, стоит женская красота? А увядающая женская красота? — Я пытался планомерно двигать свою мысль к намеченной цели. — Задумайтесь еще и о том, сколько вам будут готовы заплатить стареющие, но пытающиеся вернуть навсегда утраченную молодость, состоятельные матроны?

— А почему они вообще должны мне платить? — продолжал тупить старый немец. — Ведь ни я… ни даже все Медики вместе взятые… Да никто в этом мире не в состоянии вернуть утраченную молодость! — наконец яро возразил мне Вильям Карлович. — Уж мне ли, историку, изучающему проявления Силы, этого не знать! Это все досужие вымыслы и сказки!

— Глядите шире, коллега! Внимательно! — Теперь уже я пощелкал пальцами перед самым его носом. — Никто в мире не может вернуть утраченную молодость? Так?

— Так! — согласно кивнул историк.

— А вернуть лишь видимость молодости? Замаскировать постылое «осеннее увядание» под желанное «благоухание весны»? — Я начал сыпать красочными образами. — Возможно? А, Вильям Карлович? — Но старичок не ответил на мой риторический вопрос, полностью «погрузившись в себя». А Остапа, тем временем, понесло:

— Вы же можете подтянуть обвисшую кожу? И пускай она так и останется старой и дряблой, но выглядеть-то она будет почти как новенькая! Идем дальше: если уж вам под силу вырастить лосиные рога провинившемуся курсанту, то уж поправить форму носа какой-нибудь недовольной сим выдающимся органом «красотке» — вообще плевое дело! Вы хоть представляете, сколько таких «красоток» в одном лишь Советском Союзе? И они все ваши! А исправить какое-нибудь врожденное уродство? Это ж вообще, можно сказать, богоугодное дело! Да что я вам рассказываю, товарищ Шильдкнехт? Вы же умнейший человек, Вильям Карлович! Неужели не сумеете развить эту тему самостоятельно!

Минут пять престарелый немец не подавал никаких признаков жизни, только тихо сопел и фыркал, по-старчески жуя сморщенными губами. Похоже, что и про отложенную на время лекцию для курсантов он забыл напрочь. Я же терпеливо дожидался, сидя рядом на лавочке, когда он выйдет из этой прострации. Даже еще одну папироску выкурить успел. Только на этот раз тот самый казенный горлодерный «Дымок», полученный по ведомости у начхоза.

— Гасан Хоттабович! — В глазах седого историка, наконец, появились хоть какие-то проблески разума. Ну, наконец-то, а то я уж думал все — потеряли старика! — Дорогой вы мой человек! — Вильям Карлович кинулся ко мне с распростертыми объятиями. — Где же вы были все это время? Какие возможности! Какие перспективы! А хотите, я прямо сейчас вас «омоложу»?

— Э, нет, не нужно! — Я поспешно отстранился от воодушевленного историка, готового вот прямо сейчас для меня «горы свернуть». — Я и так в училище, как бельмо на глазу! А если еще и вот так сразу и «омоложусь»? Спасибо, конечно, за предложение Вильям Карлович, но как-нибудь в другой раз!

— Обращайтесь в любое удобное для вас время, Гасан Хоттабович! — Положив руку на сердце, заверил меня будущий советский монополист в области «красоты». — Если получится — я вам по гроб жизни обязанным буду!

— Обязательно получится! — Жизнеутверждающе ответил я. — Вполне рабочая схема.

— Вы очень необычный человек, товарищ Абдурахманов! — восторженно произнес старичок, порывисто хватая меня за руку. — Я очень рад, что судьба свела нас с вами! — Он энергично тряхнул своей почти аскетической ручонкой, но его рукопожатие было необычайно сильным и крепким.

«А этот престарелый недомерок не так уж и хил, как кажется, — с удивлением отметил я. — И в этом мы с ним удивительно похожи. Мы оба не те, кем кажемся на первый взгляд».

— Обращайтесь ко мне за любой помощью и по любым вопросам!

— Вы лучше просветите меня по поводу отметин на Источнике. — Я вновь свернул на интересующую меня тему. Ведь ни один специалист-Силовик, с которыми я «сотрудничал» в этом мире, даже не догадался, что я уже умирал (если бы предварительно не покопался бы у меня в голове). А этот сморчок-профессор прокусил тему, можно сказать, с первого взгляда!

— Ах, да! — опомнился профессор. — Мы же не закончили с этим вопросом, переключившись на довольно занятное обсуждение моей будущей специализации, как Силовика.

Ага, представляю себе эту новую категорию специалистов — Силовиков-Косметологов или Силовиков-Пластических хирургов.

— Так вот, что касается вашего Источника… Кстати, вы знаете о его совершенно нетрадиционном расположении? — спросил меня Вильям Карлович.

— В районе сердца? — Вопросом на вопрос ответил я.

— Так вам уже это диагностировали эту уникальную ситуацию. — Как должное воспринял мой ответ доцент Шильдкнехт. — Тем лучше — меньше объяснять. Так вот, в свое время, занимаясь изучением древних мифов, сказок и легенд, я обратил внимание на одну закономерность, повторяющуюся практически у любого этноса — это наличие божеств, умирающих с завидной регулярность, а затем с такой же регулярностью воскресающих. Ранее, еще до повторного обретения Силы…

— В смысле, повторного обретения? — этот момент я как-то не понял. — А что, они куда-то исчезали?

— Вы меня удивляете в очередной раз, Гасан Хоттабович! При всем вашем знании истории — не каждый товарищ сумеет вспомнить хотя бы пару имен древнеегипетских богов…

— Хм, трудно вспомнить, когда не знал, — пожал я плечами.

— Ну, да, в этом вы правы, — согласился Вильям Карлович. — После четырех классов «церковно-приходской» наивно требовать большего!

— Читать-писать умеют — и то хлеб!

— Та вот, несмотря на все ваши знания, вы удивляетесь абсолютно элементарным вещам!

Да, блин, палюсь ведь не по-детски! Ну, а как мне еще адаптироваться и социализироваться в этом безумном мире. Плевать, пусть что хочет, то себе и думает! Моя задача побыстрее усвоить новый материал, инициализироваться и обрести Силу! А каким способ способом — дело десятое!

— Но это не страшно! — обнадежил меня доцент. — Этот момент мы будем подробно разбирать на моих лекциях! Он входит в программу, подготовленную и утвержденную Наркомсилом.

— Хорошо, я подожду. Так что там с вашими исследованиями?

— Так вот, — стартанул историк прямо с того где и остановился, — ранее, еще до повторного обретения Силы, все эти древние мифы, эпосы и саги считались обычными сказками, не имеющими ничего общего с действительностью! Однако, после того, как Сила стремительно ворвалась в нашу жизнь, эти сказки начали принимать в расчет даже самые передовые ученые того времени. Все наперебой кинулись на поиски древних забытых знаний, и некоторые в этом нимало преуспели! В основном — потомки знатных аристократических семей, как оказалось, «пробудиться» удается в этой жизни далеко не каждому!

— Да, имею некоторое представление на этот счет…

— «Естественный отбор» у вас, конечно, начитывать не будут, но я постараюсь хотя бы вскользь коснуться этого вопроса, — пообещал Вильям Карлович. — Если вам интересна эта тема.

— Буду премного благодарен…

— Не стоит, Гасан Хоттабович! — отмахнулся доцент. — В принципе, если я и отвлекусь, то ненамного. Ох! — Переполошился историк, взглянув на вытащенную из кармана жилетки серебряную луковицу старинных часов. — Нас уже в классе, наверное, потеряли. А об изменениях Источника мы свами сможем и вечерком поболтать за «чашкой чая». — И Вильям Карлович сделал недвусмысленный жест рукой, известный любому алкашу.

— Боюсь, что у меня на вечер немного другие планы…

— Какие же? — разочаровано протянул старичок, которому, видимо, не терпелось отблагодарить меня за подкинутую идею. — Я могу вам помочь?

— Думаю, что вам будет несколько неприятно, — максимально тактично произнес я, — а мне — не совсем удобно. Вечером мне придется грести лопатой, простите, Вильям Карлович, натуральное дерьмо в нашем общественном туалете. Залет и наказание — не это ли квинтэссенция курсантской службы? — философски заметил я.

— Это возмутительно! — Вильям Карлович даже покраснел от негодования. — Заставлять почтенного человека чистить общественный туалет? Да это просто ни в какие ворота… Я сейчас же отправлюсь к начальнику училища генерал-майору Младенцеву! И потребую, слышите! Потребую, чтобы он срочно наказал того ублюдка…

— Вильям Карлович, не надо! — попытался остановить я «раздухарившегося» старичка. — Успокойтесь! Я сам разберусь со всеми проблемами! Уж не мальчик давно!

— Точно разберетесь? — продолжая сердито сверкать глазами за линзами очков, уточнил он.

— Точно! И не надо за меня так переживать! Я и сам за себя постоять умею! Лучше пойдемте в класс — мы с вами и так засиделись.

— Пройдемте, мой друг, — не стал спорить доцент, — надо все-таки вложить немного знаний в некоторые буйные головы!

— Согласен, — произнес я, поднимаясь с лавки. — Ученье свет, а неученых — тьма!

Старичок, весело улыбнулся моей бородатой шутке и его праведный гнев куда-то испарился. Мы вместе неспешно посеменили по направлению к учебной аудитории.

В классе за наше отсутствие навели идеальный порядок: поставили на место сдвинутые парты и лавки, на специальной полочке у доски лежал большой кусок мела и мокрая тряпка, да и сама доска была протерта начисто, без единого белого развода. Что сказать, сумел себя преподнести ученикам Вильям Яковлевич! Прямо как у Пушкина: «Он уважать себя заставил, и лучше выдумать не мог». А уважение в нашем мире (да, в общем-то, и в любом другом) дорого стоит!

Мы расселись по своим местам: историк за преподавательский стол, а я за свою парту. В классе за это время никто не проронил ни слова — стояла прямо-таки гробовая тишина. Ни один из курсантов не желал испытывать на своей шкуре неудовольствие «страшного в гневе» Силовика-Тератоморфа. А то еще и «не расколдует» после уроков!

— Извините, ребятки, за небольшое опоздание! — Сходу извинился доцент, вновь утыкаясь носом в раскрытый журнал. — Несмотря небольшую задержку, я отпущу вас с урока вовремя, как это и предусмотрено расписанием.

Но даже и после этого жизнерадостного утверждения в классе продолжала стоять гробовая тишина — слышно было, как одинокая муха бьется в оконное стекло.

— Что ж, товарищи курсанты, давайте для начала познакомимся. Меня фамилия Шильдкнехт, если кто не запомнил, или у него есть некие трудности с запоминанием имен — запишите! Шильд-кнехт! — по слогам произнес он. — Если перевести с немецкого — это означает «знак воина»!

А ему идет эта фамилия — уж очень «боевой» старичок.

— Вильям Карлович! — продолжил историк. Запомнили, товарищи курсанты? — спросил он.

И весь класс, как один человек, четко отрапортовал:

— Так точно, товарищ Шильдкнехт!

От громкого рева полутора десятков луженых глоток Вильям Карлович недовольно поморщился, но высказывать своего «фи» не стал. Когда перестали дрожать плохо закрепленные стекла в оконных рамах, доцент устроил небольшую перекличку, а после продолжил:

— Я, как вы уже слышали, буду преподавать на вашем курсе дисциплину «История Силового дела». Итак, товарищи курсанты, что же такого важного и не менее интересного может нам дать изучение «Истории Силового дела»? Никто не хочет высказать свои предположения на этот счет?

Но класс стойко молчал.

— Хорошо, — так и не дождавшись ответа, произнес доцент в полной тишине. — До сих пор наша передовая советская наука так и не смогла с точностью установить, чем же на самом деле является, так называемая, Сила. Или, как её еще называли при свергнутом царском режиме — Магия. Либо же, пользуясь официальным термином, используемым различными церковными конфессиями — Божья Благодать…