— Алистер собирается убить меня.
Я с ней не соглашаюсь. Когда он узнает, что она лгала о том, где она была, он может просто убить нас всех.
— Он будет в порядке. Это не твоя проблема, что в этом году он выкручивается. Это не значит, что мы должны пропустить веселье, — говорю я.
По словам Браяр, Парни из Холлоу отказываются от участия в игре этого года. У Браяр хватило смелости солгать ему, сказав, что она будет в своем общежитии с Лирой всю ночь. Я надеюсь, ради нее и ради меня он никогда не узнает правду.
— Ребята, вы уверены в этом? — спрашивает Лира. — В прошлом году люди попали в больницу.
— Не волнуйся. Это всего лишь игра. Насколько это может быть плохо?
Я позволила вопросу Браяр повиснуть в воздухе.
Я не знаю, что ответить, потому что знаю, что как только Пустоши узнают о том, что ребята не участвуют, они станут еще более яростными в своем стремлении к победе.
Ветер резко бьет мне в лицо, заставляя меня дрожать. Это может быть первый день весны в календаре, но цветения в такую холодную погоду не будет. Снег прекратился несколько недель назад, но холод задержался и продлится еще несколько недель.
Весна — это яркие краски и свежий солнечный свет. Здесь это просто означает другой оттенок серого.
Я иду посередине между Браяр и Лирой, все мы одеты в теплую одежду: ботинки, шапочки — у Лиры даже темно-красный шарф. Мы понятия не имеем, как долго длятся эти игры, но мы знаем, что чем дольше мы будем на улице, тем ниже будет температура.
Мы наблюдаем, как несколько человек перед нами толпятся через неактивные ворота безопасности, которые обычно сканируют вас на наличие незаконных предметов. Сегодня они просто еще одно препятствие. Я прижимаю руки к холодному металлу, перепрыгиваю через веретена на другую сторону, готовясь последовать за небольшой толпой внутри парка.
Меня сильно толкает в бок группа буйных парней, которые перепрыгивают через меня и толкают друг друга.
— Смотри, придурок, — шиплю я.
Один из них поворачивается ко мне, ухмыляясь, и медленно осматривает мое тело.
— Эта задница тебе сегодня не поможет, принцесса. Если этот толчок для тебя слишком силен, я думаю, тебе лучше уйти, пока ты и твои богатые друзья не пострадали.
Я щурю глаза.
— Как жаль, что вы, мальчики, пришли только для того, чтобы проиграть. Опять-таки.
Он кудахчет, полный злобы, полный обещаний.
— Это довольно крупный чек, который ты обналичиваешь. Лучше иметь что-то, чтобы поддержать это. Не хотелось бы, чтобы это дерьмо подпрыгивало.
Они отступают все дальше в темноту, их тела исчезают, но слова остаются. Это похоже на игру, но, в конце концов, это битва. Та, за которую будут бороться кровью и агрессией, накопленным негодованием, которое подпитывало столетнее соперничество.
Богатые против бедных.
Пустоши против папиных денег.
— Я ненавижу дерзких засранцев, — фыркает Браяр, когда она перепрыгивает.
— Ты буквально встречаешься с одним таким, — шучу я, слегка улыбаясь.
Лира громко смеется, поднимая настроение, снимая тяжесть ситуации. Я ненавидела, что Браяр приходилось лгать Алистеру. Я знаю, что это убило ее, но он бы ее не отпустил. И я думаю, она чувствует то же, что и я, — то, что чувствуем все мы.
Это особенное.
Это другое.
Наш способ укрепить нашу связь. Что-то для нас и только для нас.
— Они правы, ты же знаешь, — звук гвоздей по классной доске наполняет мои уши. — Тебе не следует быть здесь.
Мне не нужно оборачиваться, чтобы узнать, кто это, или даже спрашивать, кому было адресовано это заявление. Тот самый напыщенный баритон я слышала еще с детского сада. Единственное, что было хорошо в заключении в психиатрической больнице, — это побег от Истона.
Я испытываю к нему одну исключительную эмоцию: чистую ярость. Я ничего не хочу больше, чем смотреть, как он рушится подо мной. У меня есть список людей, которых я собираюсь уничтожить, прежде чем покину Пондероз Спрингс в этом году, и прямо под моим отцом сидит мой бывший парень и его коррумпированная корона.
— Тогда как неудобно для тебя, потому что я здесь, — говорю я, разворачиваясь и оказываясь лицом к востоку впервые почти за год. — И я планирую остаться.
У него больше нет ничего, чтобы властвовать надо мной. Не Рук, не Роуз. Я уступила его желаниям, желаниям его отца, чтобы спасти мою сестру. Чтобы защитить Рука. Теперь, когда мне больше не нужно этого делать, я отказываюсь кланяться мудаку, который ниже меня.
Кто всегда был ниже меня.
— Рад снова тебя видеть, Сэйдж, — он внимательно смотрит на меня, и мне становится физически плохо от того, что я когда-либо позволяла ему прикасаться ко мне. Впустила его в мое тело.
— Слишком рано, если ты спросишь меня, — отвечаю я.
Я почти смеюсь над ним, как даже в джинсах и футболке от него все еще пахнет той престижной позицией, которой он так гордился. Его небольшая группа друзей следует за ним, и на секунду я ненавижу себя за то, что однажды позволила себе сделать то же самое.
Следовать.
Думаю, больше никогда. Никогда.
— Я вижу, ты завела себе новых друзей. Твой папа знает о том, с кем ты тусуешься? — он поднимает бровь, слишком совершенную, чтобы быть естественной. — Я полагаю, теперь это уже не имеет значения, не так ли? Ты уже испорченный товар — можешь тусоваться с теми, кто разделяет эту черту.
— Испорченные товары, которые ты пытался надуть в прошлом семестре, — встревает Браяр, стоя рядом со мной. Лира подходит ближе, ее челюсти напряжены, а глаза суровы.
Похоже, я не единственный человек, у которого неприятный привкус во рту после общения с Истоном Синклером. Тепло разливается по моему телу, зная, что у меня есть люди, которые поддерживают меня, даже в этой небольшой ситуации конфронтации. Я знаю, что могла бы справиться с этим самостоятельно, но все равно приятно, что они рядом.
Чтобы кто-то был.
— Твой отец знает, что ты нарушаешь границу, собираешься нарушить бог знает сколько законов сегодня ночью? Я знаю, что ему нравится держать тебя на коротком поводке.
Он скрипит зубами.
— Следи за собой.
— Что? Я задела больное место дорогого папочки, Ист? — я злобно дуюсь.
Он делает целеустремленные резкие шаги, прежде чем приблизиться, глядя на меня сверху вниз. Я стою на своем, вздернув подбородок. Я никогда раньше его не боялась и не собираюсь этого делать сейчас.
Влиятельным людям не нужно ничего доказывать, но слабые мужчины набрасываются, когда их репутация находится под угрозой. А Истон всегда был слабым, выполнял приказы отца, заботился о его грязном белье, диктовал ему.
— Тебе следовало остаться в стороне, — шипит он. — Я должен убедиться, что ты умрешь, как твоя сестра, чтобы я мог избавиться от тебя.
Моя рефлекторная реакция — дать ему пощечину даже за то, что она упомянула ее. Меня тошнит от того, что люди напрасно произносят ее имя. Говорить о ней так небрежно, используя ее смерть как оружие против меня. Я бы все отдала, чтобы вырвать это у них изо рта, чтобы отомстить им всем, пока они не превратятся в прах.
Я просто хочу, чтобы парни это увидели. Что у нас один и тот же мотив.
Алистер, Тэтчер, Сайлас и Рук.
Много лет назад я бы сказала, что мы совершенно разные, а теперь мы очень похожи. Но они никогда не поверят этому — даю слово.
Я собираю всю свою ярость, всю свою скрытую злость, все то, чего никогда не говорила ему раньше, и плюю ему на ботинки. Моя белая слюна прилипает к его дорогим дизайнерским кроссовкам.
— Ты хочешь избавиться от меня? Тогда сделай это, киска, — выдавливаю я. — Но тебе лучше убедиться, что ты сначала убьешь меня, Синклер. Потому что я иду за твоей чертовой головой.
Я годами ждала, чтобы высказать свое отвращение к золотому мальчику Пондероз Спрингс на открытом воздухе, где меня мог услышать любой. Я хочу, чтобы они все знали, как сильно я ненавижу того, кому они поклоняются. Я хочу, чтобы они все знали, что он всего лишь жевательная резинка под моими ногами. Что он всего лишь пешка в шахматной игре своего отца.
Все больше людей заполняют ворота, вызывая суматоху вокруг нас, но мы стоим как вкопанные, глядя друг на друга сверху вниз. Моя угроза висит в воздухе, как маятник, раскачивающийся из стороны в сторону.
Браяр мягко хватает меня за предплечье.
— Он того не стоит. Не дай ему испортить сегодняшний вечер. Ну давай же.
Я смотрю на него еще немного, прежде чем позволить ей увести меня прочь, не потому, что я не хочу стоять с ним лицом к лицу весь день, а потому, что она права. Он не испортит это.
— Боже, я ненавижу его. Я бы с удовольствием скормила его огненным муравьям, — говорит Лира, качая головой.
— Лира, я говорю это как комплимент, — мягко говорю я, — но иногда ты меня пугаешь.
Она слегка приподнимает рот, давая мне улыбку.
— Спасибо.
Мы беремся за руки, оставляя Истона и его щенков позади. Я стараюсь не думать о том, что мы все в одной команде, и в какой-то момент нам, возможно, придется поработать вместе с ними сегодня вечером.
Это признак чего-то нового, чего-то хорошего. Возгорание огня, которого я не чувствовала уже давно. Браяр и Лира кажутся настоящей связью, настоящими друзьями, и мне стыдно признаться, что у меня никогда не было этого раньше. И чем больше я с ними, тем больше я этого хочу.
Странно, какими обычными были вещи, какими простыми они казались в последние несколько недель — совместные прогулки на занятия, занятия, вечера кино. Я даже записалась на театральный класс, страсть, которую я похоронила, думая, что она умерла, когда меня отослали, но обнаружила, что все это время она ждала моего возвращения.
Я стала членом их Общества Одиночек, и это было хорошо.
Я продолжаю жить, существовать, и я стараюсь не чувствовать себя виноватой, когда получаю от этого удовольствие, не опасаясь, узнают ли они мои секреты или нет, потому что все обо мне, по сути, было раскрыто.
Я не могу прожить и двух дней, не думая о том, как Роуз бы это понравилось. Как бы она преуспела в колледже и с этими девушками. Они бы полюбили ее. Она бы их любила. Есть так много вещей, которые Рози не успела полюбить.
Истон, Каин, моя семья, они испортили достаточно хорошего в моей жизни, и я не позволю им отобрать у меня что-либо еще.
Музыка рикошетит в парке, несколько аттракционов загораются, пробуждаясь от спячки. Это только усиливает всеобщее волнение, напоминая всем нам, зачем мы вообще пришли.
Побеждать.
Одна только мысль вызывает у меня выброс адреналина. Нервы жужжат в моем животе, когда я пытаюсь угадать, в какую игру мы будем играть. я готова играть; хоть я и знаю, что Вест Тринити играет грязно, я готова.
Даже при свете фонарей, освещающих часть парка, все равно темно. Зимой здесь нет проточной воды, и это место кажется пустынным и жутким, готовя почву для заведомо коварной игры, в которую мы не можем не играть. Ветер воет, как предупреждение сирены, деревья нависают над головой, и туман начинает оседать.
Летом он переполнен местными жителями и их детьми, но теперь это просто похоже на еще одну забытую вещь, которую Пондероз Спрингс отмела в сторону. Еще один призрак.
Вместе мы добираемся до места, где собралась остальная часть группы, собравшись вокруг небольшой деревянной сцены, где они иногда устраивают представления на водную тематику для маленьких детей. Сегодня вечером это отправная точка, где мы узнаем, с чем мы столкнулись.
Мы стоим сзади, и когда музыка стихает и ее сменяет звук ботинок, мы наблюдаем, как на платформу выходят четыре фигуры в плащах. Они стоят неподвижно, все смотрят вперед, а один из них держит в правой руке факел.
Они смотрят на нас сверху вниз, ожидая. Все успокаивают свои голоса, масса замолкает. Все они в противогазах, их личности скрыты от нас. Мое сердце стучит в ушах, кровь быстро бежит по моему телу.
— Добро пожаловать в Перчатку, — говорит один из них громким голосом. Это не что-то громкое или неприятное; это непрозрачно и угрожающе. Он прислушивается к негласному предупреждению, что, хотя это может быть весело, это будет непросто.
В моей крови просачивается предчувствие, я оглядываюсь и на наших противников, и на товарищей по команде. Некоторые из них снабжены сумками для книг, внутри которых черт знает, что, что заставляет меня чувствовать себя неподготовленной.
Это ощущение прямо перед тем, как ты войдешь в дом с привидениями — это звучит как забавная идея, когда ты находишься в конце очереди, но теперь, когда ты стоишь рядом, это кажется намного страшнее.
Одна из фигур зажигает спичку, и шипение пламени отдается эхом, как раз перед тем, как они зажигают конец факела и целеустремленно поднимают его в воздух.
— По традиции Пондероз Спрингс выбрала место, и теперь Вест Тринити должна поделиться выбранной игрой, — говорит он.
На этот раз говорит другой.
— Игра этого года будет — Захват флага.
— Давайте, черт возьми!
— Черт возьми!
Слышны крики и крики. Энергия в этой области заряжена, электризуется, как будто ты держищься за провод под напряжением. Он проходит через всех нас.
Я смотрю на Браяр и Лиру.
— Достаточно просто, верно?
— Легко, — успокаивает Браяр.
— Флаги уже спрятаны в указанных вами районах. Вы можете играть как командой, так и по отдельности, но цель одна и та же. Получите флаг другой команды, прежде чем они получат ваш. Вест Тринити начинает на севере, а Пондероз Спрингс на юге. Когда вы доберетесь до места старта, сирена сообщит вам о начале игры.
Тридцать пять акров водных аттракционов в окружении сосен — все это честная игра. Они могут быть где угодно.
Было много места, чтобы покрыть. Почти слишком.
— Все идет. Без правил. Никаких правил, — заявляют они. — Победитель получает все, и, как всегда, постарайтесь не умереть.
— Ребята, — пыхтит Лира, — я не могу дышать, — она держится за бок, немного наклоняясь, и глубоко втягивает воздух.
— Тсс, — шепчу я, тонкая полоска пота прилипла к моему лбу, грудь болит от втягивания холодного воздуха.
Мы прячемся за баком, будка прикрывает нас спереди. Мы на их территории, и были там последние двадцать минут, но безуспешно, чтобы найти флаг. Резкий свист пронзает мои уши, когда я вижу, как в нескольких футах от нас приземляется еще одна сигнальная ракета.
У меня глаза чешутся от дыма, который они выпускали — видимо, они привезли целый арсенал вещей, чтобы помешать нам победить: дымовые шашки, сигнальные ракеты, мины-ловушки всех видов. Я видела, как парня обрызгали перцовым баллончиком.
Я боюсь, потому что очевидно, что они сделают все, чтобы победить. Даже если это означает причинение вреда.
Все тело болит от бега.
Мы придерживались плана: залечь на дно, не попадаться на глаза. Мы недостаточно сильны и не экипированы чем-либо, что могло бы отбиваться от наших противников. Поэтому мы решили, что идти за их флагом лучше, чем найти наш и защищать его.
Мы маневрировали через парк, уворачиваясь от игроков Вест Тринити.
— Все внутренние аттракционы заперты. Не может быть, чтобы флаги были внутри. Они должны быть где-то высоко, — бормочет Браяр, понизив голос.
— Единственное место, которое находится на возвышении в этой области, — это Зона высадки. Она немного впереди, но все остальное здесь находится низко над землей.
— Тогда пойдем туда. Нам нужно торопиться, я сомневаюсь, что Истон и его отряд смогут отбиваться от Вест Тринити еще долго.
Я осматриваю местность еще раз, прежде чем мы вырвемся из укрытия, медленно шагая и стараясь не шуметь. Вдалеке раздаются крики и зловещие звуки. Каждый скрип или вой ветра заставляет меня нервничать.
Адреналин маскирует мой страх, заставляя меня двигаться, даже когда мой мозг начинает паниковать. Мы три девушки, отколовшиеся от группы на вражеской территории. Враги, которые готовы зайти так далеко, как им нужно, чтобы победить нас.
Я стараюсь не думать об этом, позволяя стремлению к победе подпитывать меня.
Мое дыхание выходит видимыми затяжками, и эти слои одежды только заставляют меня больше потеть. Зона высадки находится в пределах видимости, извилистая деревянная лестница, ведущая к огромной горке, выделяется среди остальных аттракционов.
Это должно быть там.
— Эй, — шепчет Браяр. — Это что?
Она указывает налево от нас, где бассейн с искусственными волнами стоит неподвижно. Это, пожалуй, единственное место, где есть вода в этом сезоне. Это широкое сооружение сужается по мере приближения к бетонной стене, которая удерживает всю воду внутри и хранит оборудование, создающее волны. В мелком входе в бассейн почти не осталось воды; вся она собралась в более глубокой части, где сидит такая темная и мутная.
Именно тогда я замечаю большую вывеску на выступе бетонной стены с надписью «Волновая лагуна». Над вывеской проходит знамя с развевающимися в воздухе лентами, а в центре — привязанный оранжевый флаг.
— Черт возьми, мы нашли его, — выдыхаю я с улыбкой на лице, слишком переполненная гордостью, чтобы заметить надвигающуюся опасность.
— Слава богам, — хрипит Лира.
— Боги? — я смеюсь.
— Я агностик,— она пожимает плечами. — Неправильно говорить только об одном.
Прежде чем мы можем двинуться к флагу, я слышу резкий свист, пронзающий воздух, за которым следует ярко-красный свет, летящий по небу, прежде чем катиться перед нами. Вспышка выбрасывает искры и дым, который обжигает мне глаза.
Группа парней выходит из тени, каждый с разных направлений, окружая нас по кругу. Еще две сигнальные ракеты зажжены и отправлены в нашу сторону. Раздражающий дым заставляет меня кашлять, когда я прикрываю нос рукой.
— Я надеялся, что сегодня вечером снова найду тебя, — говорит один из них, угрожающе размахивая хоккейной клюшкой по кругу. — Мы предупреждали вас, девочки.
Мы были так близки, а теперь кажется, что так далеки.
— Что мы будем делать? — нервно говорит Лира, когда они приближаются.
Я ненавижу отсутствие ответа. Что мы могли сделать? Их трое и нас трое, но они вооружены. Мы ничего не можем сделать, кроме как бежать.
— Мы должны разделиться. Нам нужно бежать, — говорит Браяр, кашляя вместе с ней. — Сэйдж, иди за флагом. Лира, беги в противоположном направлении.
— А ты? — спрашиваю я, нервничая из-за ее ответа.
— Не беспокойся об этом. Просто иди.
Это рискованный шаг, авантюра, и мне это не нравится. Они могли бы поймать нас еще до того, как мы уйдем, — они могли бы поймать нас вообще. Но мы должны воспользоваться этим шансом. Мы должны что-то сделать.
Каждый из нас делает вдох, этот момент замирает во времени, хищники приближаются.
Я бегу первой, попадая в пропасть между двумя из них, Лира делает то же самое в противоположном направлении. Мои ноги толкают меня вперед, мои ботинки врезаются в землю, когда я игнорирую любую логику и просто позволяю своему телу двигаться. Это чистый адреналин, и все, о чем я могу думать, это схватить этот флаг.
Завершение этого.
Победа в этом.
Только когда я оказываюсь в нескольких футах от меня, я оборачиваюсь и мельком вижу Браяр, которая вообще не бежала. Она осталась там, как приманка. Парень с хоккейной клюшкой отстраняется, тупым концом цепляя ее сзади за ноги. Ее крик боли заставляет меня остановиться, и мне тут же хочется бежать обратно к ней.
Когда она падает на колени, ее светлые волосы развеваются перед лицом, она кричит: «Сэйдж, иди!»
Это заряд мотивации, зная, что, если я дотянусь до флага, все это закончится. Один из других парней направляется ко мне, и тогда я снова начинаю бежать.
— Не позволяйте ей получить флаг!
Я качаю руками, заставляя ноги работать быстрее, чтобы пройти мимо ожога в легких.
Я взбегаю по краю бассейна, перелезая через ворота, которые выводят меня на сторону, куда допускаются только сотрудники. Я слышу его приближающиеся шаги, его руки скользят по воротам, когда он приближается ко мне. Я оглядываюсь, пытаясь придумать свой следующий шаг, что я собираюсь делать дальше.
— Куда теперь, девочка? — мрачно бормочет он.
— Вверх, — выдыхаю я.
Я хватаюсь за стену, взбираюсь на нее, видя, что мне достаточно места, чтобы встать обеими ногами, но только в этом месте. Мне придется идти боком, спиной к бассейну с волнами внизу, и мне не за что ухватиться.
Я поворачиваюсь к приближающемуся ко мне мужчине и обратно к заполненному илом бассейну. Вода темная, черная, как уголь, наверху от холода плавают кусочки льда. Либо проиграешь и будешь избит до смерти, либо рискнешь упасть.
Падение меня не убьет — стена недостаточно высокая, чтобы это сделать, — но мой страх перед водой усугубляет ситуацию.
Мурашки пробегают по моим рукам, когда я ставлю правую ногу на выступ, прижимая руки и лицо к холодной вывеске. Он обжигает мою теплую кожу, но я не смею двигаться слишком резко. Ветер сильно бьет в меня, заставляя сильнее наклониться к вывеске, пытаясь не дать ему оттолкнуть меня.
Мое горло настолько пересохло, что я не могу глотать, дышать по-настоящему.
Моя вторая нога шатается, но она следует за мной, и вскоре я переваливаюсь через край, мои пятки свисают с края, а пальцы ног пытаются удержать меня в равновесии.
Не падай. Не падай. Не падай.
Я продвигаюсь ближе к центру, где развевается флаг.
Мое сердце колотится о грудь, чем ближе я подбираюсь, давление давит на мое плечо, пытаясь работать только на инстинктах, а не на Браяр и Лире.
Достигнув центра вывески, я смотрю вверх, прямо надо мной оранжевый материал. Финиш совсем рядом, победа так близка, что я чувствую ее вкус. Мои пальцы покалывают, когда я приподнимаюсь на цыпочках.
В моей голове я отстаю. Все задерживается — я чувствую себя вялой, как будто двигаюсь в замедленном темпе.
Моя рука обхватывает материал, ощущая его на ладони. Я вытаскиваю его из фиксированного положения, подношу к груди, держу так, будто это новорожденный ребенок.
Я это сделала. Мы сделали это.
— Черт побери! — кричит кто-то прямо перед тем, как рука врезается в вывеску, заставляя ее дрожать. Это выводит меня из равновесия, и я ничего не могу сделать, чтобы не упасть назад. Мои руки цепляются, отчаянно ища, за что бы ухватиться.
Но ничего нет.
Падение не постепенное, как в кино.
Нет, я падаю быстро, тяжело, врезаюсь в ледяную воду, как звезда с неба на скорости миллион миль в час, и сгораю заживо, когда приземляюсь.
Кусочки твердого льда врезаются мне в спину, прежде чем вода уносит меня. Он погружает меня почти мгновенно, поглощая меня, как голодный зверь.
Я обернута холодными руками смерти, свернувшимися вокруг меня, как нежелательные объятия, и я поражена интенсивностью холода. Он окружает меня, проникает в мою кожу, проникает в мои кости и с каждой секундой все глубже погружается.
И нет ничего, кроме тьмы. Даже когда я открываю глаза под поверхностью, она просто заполнена ничем, кроме чернильно-черного.
Я хочу выплыть на поверхность. Я хочу, чтобы покалывание в легких прошло, но мои конечности… Я хочу бороться, что-то делать, но ничего не получается. Мой мозг остановился, и мое тело понятия не имеет, что делать. Нигде нет никаких чувств.
Я парализована. Слишком замерзла, чтобы двигаться, чтобы спасти себя.
Страх взял верх.
Страх умереть и не быть в состоянии предотвратить это. Это полностью вне моего контроля.
Страх не знать, что меня ждет дальше. Страх неизвестности.
Внезапно я слышу музыку. Музыка Рози.
Песни, которые она проигрывала в своей комнате, когда работала над скульптурой, и мне интересно, было ли это то, что она чувствовала прямо перед смертью.
Я хочу плакать из-за нее, потому что я надеюсь, что она не боялась, но я знаю, что она была. Она была одна, думая, когда же мы появимся, чтобы спасти ее, но мы так и не пришли, не вовремя. Она умерла, думая, что ее спасут, а мы даже не знали, что она пропала.
Пока не стало слишком поздно.
Она умерла одна и испуганная.
Покинула землю совершенно противоположным образом по сравнению с тем, как она жила.
Она всегда была храброй, окруженной счастьем и людьми, которые ее любили.
И теперь мы умрем так же.
Наедине, и никто не спасет нас.
Я набираю слишком много воды через нос и рот. Есть утешение в том, что я увижу ее снова. Пятна заполняют мое зрение, все внезапно становится туманным, и я чувствую кайф. Я теряю сознание, падаю все дальше и дальше от себя.
Наконец, поддавшись боли, погрузиться в воду, которая, как я знала, рано или поздно придет за мной.
Тепло обволакивает меня, и я думаю, что это все. Я умираю.
Но я жестоко встречаюсь со злобным воздухом. Он прижимается к моей коже, это внезапное ощущение энергии, проходящей через меня, и сильное желание закашляться берет верх.
Мое тело дрожит от хрипов и холода.
Я не уверена, рада ли я тому, что, жива, или просто шокирована.
Я цепляюсь за то, что держит меня, мои руки цепляются за это, цепляются за это всем, что у меня есть, потому что это похоже на противоположность смерти. Это похоже на жизнь, на воздух.
— Тебе не суждено умереть, — слышу я. — Не так просто.
Даже через свои спутанные чувства, даже захлебнувшись водой, я чую его запах. Как каннабис и дым. Бензин и старая кожа. Он чувствует себя твердым под моими пальцами, теплым под слоем влаги, покрывающим нас обоих.
Мои глаза распахиваются, и сквозь туманное зрение я вижу его.
Рука.
Его мокрые волосы прилипли к лицу, щеки раскраснелись, а квадратная челюсть напряжена, когда он пытается перестать дрожать.
Он выглядит таким разрушенным, но таким красивым.
Такой хорошенький мальчик, но даже Люцифер когда-то был хорошеньким.
Самый красивый.
Ангел.