Правда, которую мы сжигаем

Кладбище.

По выходным здесь оживленно и пахнет незаконными действиями. Именно здесь богатые дети получают свою дозу, живя так опасно, как только могут, не пожиная никаких последствий. Крики толпы ревет почти так же громко, как двигатели на трассе.

Это живой, дышащий зверь, питающийся адреналином.

Бои. Наркотики. Секс.

Единственное место, где можно найти проблемы, когда ты активно их ищешь.

— Я не подписывался быть вьючным мулом, — тяжело говорит Тэтчер, помогая Алистеру вытащить бесчувственное тело Каина на пустую колею.

— Перестань ныть, — ругается Алистер сквозь стиснутые зубы.

Вместе они бросают его на асфальт, его голова без поддержки ударяется о твердую землю, его глаза дергаются, когда он начинает становиться более бдительным. Удара, нанесенного Алистером сбоку по голове, было достаточно, чтобы вырубить его, что дало нам достаточно времени, чтобы доставить его сюда без проблем — ну, кроме того факта, что он мертвый груз и тяжелый.

Сегодня кладбище пустует. Но у него все еще есть тот стойкий запах жженой резины и масла, который я так люблю. Это обычная среда, и все живут своей упорядоченной жизнью, жаждут, когда придет время сбежать отсюда, в анархию, но для нас беспредел сосуществует в нашей повседневной жизни.

Сегодня Кладбище — это алтарь монстра, который ответит за свои преступления. Даже если он не хочет признаваться в них добровольно. Он заплатит цену за прикосновение к ней своей жизнью.

Когда он просыпается, он сразу же осознает свое затруднительное положение. Веревки, связывающие его руки и ноги вместе, удерживают его на земле. И я сомневаюсь, что он сможет ускользнуть от меня достаточно быстро. Ему и так слишком долго сходило с рук его больное преступление.

Алистер подходит ко мне, кладя руку мне на плечо.

— Он весь твой.

Я кусаю спичку во рту, постукивая большим пальцем по бедру. Мне не нужно его одобрение, но я ценю его поддержку.

Тэтчер делает глубокий вдох, потом плюет Каину на грудь, прежде чем посмотреть на меня.

— Лучше заставить его истекать кровью за то, что он пытался меня застрелить.

Я усмехаюсь, слегка ухмыляясь, и качаю головой.

Ладно, возможно, захват Кейна из его квартиры прошел не так гладко. Он наставил пистолет на Тэтча как раз перед тем, как тот потерял сознание. И у меня такое чувство, что Тэтчер не собирается сдаваться в ближайшее время.

Каин пытается закричать из-за изоленты на губах, но ему удается только напомнить мне, что он все еще дышит тем же воздухом, что и она. Я разрываюсь между желанием его быстрой смерти и продлением его пыток до тех пор, пока его человеческое тело может их выдержать.

Я поворачиваю голову и вижу Сайласа. Он долго стоит неподвижно, просто наблюдая за мной, прежде чем поднять с земли несколько цепей и протянуть их ко мне.

— Заставь его молить о смерти, — просто говорит он, бросая мне в руки здоровенные звенья.

Я киваю, зная, что он говорит мне, и не нуждаясь в полном объяснении. Глубоко вздохнув, я ломаю шею, сосредоточившись на теле Каина.

Он не глупый — я вижу, как он пытается просчитать, как выбраться из этого. Для меня это даже лучше, потому что неважно, какое решение он предложит, от меня никуда не деться. Я его расплата.

Каждый раз, когда я смотрю на него, безумие внутри меня только усиливается. Давление в моей голове нарастает, и все, что я вижу, — это уменьшенная версия Сэйдж. Ее крошечное тело свернулось в тугой кокон, и она тихо плачет в свои простыни, чувствуя себя испорченной и опустошенной.

Все ее мечты о будущем, вся радость от блаженного неведения о мраке, ожидающем тебя в жизни, — все это было у нее украдено.

Ей нужен был спаситель.

А когда никто так и не появился, она стала сама по себе, выкованная из зла, которое с ней сотворили. Она стала тем, кем должна была стать, чтобы обеспечить это.

Я — мы — из всех людей знаем, что это такое.

Лучше, чем кто-либо.

Сэйдж не нуждается ни в ком, чтобы убить ее демонов. Я знаю это.

Но ее внутренний ребенок сделал это, и, хотя она, вероятно, молила ангела вместо разгневанного человека с рогами, я все равно собираюсь сделать то, что никому другому не удавалось.

Защитить ее.

Мои ботинки глухо стучат по дорожке, когда я подкрадываюсь к его телу. Прежде чем заговорить, я не тороплюсь, чтобы осмотреть его с ног до головы.

— Прежде чем я сниму эту пленку с твоего рта, я хочу убрать с дороги несколько вопросов, — я присаживаюсь на корточки слева от его головы. — Почему я здесь? Ну, во-первых, Кейн Маккей, ты гребанный педофил.

Его глаза расширяются, голова тут же трясется, когда он пытается опровергнуть мои претензии к нему.

— Нет-нет, — я наклоняю голову, щелкая языком. — Ложь тебе не поможет. Ничто не поможет тебе. Так что, когда я сниму это, не трать свои последние слова на попытки убедить меня в обратном.

Я лезу в задний карман и достаю два предмета, которые специально прихватил с собой. Одна из них — моя Zippo, а другая — набор плоскогубцев, которые я вытащил из коллекции инструментов Тэтчер.

Он не обрадуется тому, что они вот-вот станут очень, очень грязными.

— Посмотрим, что еще… Не делай этого, бла-бла. Тебе не нужно этого делать, бла-ой! — я ударяю его по груди плоскогубцами. — Что ты собираешься сделать со мной? Хороший вопрос, Каин. Это мой любимый.

Я щелкаю своей Zippo, воздух наполняется приятным свистом, заставляя мои пальцы покалывать от предвкушения.

Пламя горит ровно, не колеблясь, терпеливо.

— Я собираюсь убить тебя, — я смотрю ему прямо в глаза, когда говорю это, потому что, хотя он и не заслуживает того, чтобы уйти как мужчина, я хочу, чтобы он увидел, насколько темна моя душа. Я хочу, чтобы он знал, что это будет болезненно. — Теперь, когда мы ответили на все эти вопросы… — я резко отрываю изоленту от его рта. — Давай приступим к работе.

Как я заметил, он начинает кричать так высоко и гнусаво, что у меня звенит в ушах.

— Значит, мы кричим, да? — я открываю рот, расширяя легкие и издавая громоподобный крик. Мой полон ярости и голода, а его источает страх. Смесь в воздухе заставляет меня ухмыляться. — Ты вырос здесь, Каин, не умирай глупо. Ты знаешь, что не имеет значения, насколько громко ты кричишь на кладбище. Никто за тобой не придет.

Ему нужно время, чтобы перестать кричать, но сегодня вечером я в настроении потерпеть. Я смотрю на значок на его груди, прикрепленный к серебряной цепочке, и поднимаю его, дергая ожерелье, пока оно не сорвется с его шеи.

—Ты не будешь брать мужской значок, ты, гребаный панк, — шипит он, его голос сорвался от слишком частых криков.

— Ты не чертов мужчина. Ты отвратительная свинья, которая охотится на маленьких девочек, — выплевываю я. — Так что я возьму все, что захочу.

Я засовываю его в свою толстовку, оставляя там вместе с мыслью о том, что я буду с ним делать после того, как все это закончится.

— Это она тебе сказала? — он смеется дрожащим голосом. — Она сделала почти все, чтобы привлечь больше внимания, чем Роуз. В том числе ложь. Вот что она делает, она лжет. Устраивает большое шоу, чтобы весь мир ел у ее ног. Ты всего лишь еще одна пешка в ее игре.

Я стискиваю зубы, перестаю говорить плохо о жертве, над которой он издевался. Я не позволю ему так о ней говорить.

Он больше никогда не сможет даже произнести ее имя.

— Что я говорил о лжи, Каин? — я ударяю его ладонью по лбу, ударяя его головой об асфальт.

— Они придут за ней. Неважно, убьешь ты меня или нет. Они знают, что она замешана. Никого из вас отсюда живым не уйдет.

Я использую плоскогубцы, чтобы вырвать его язык, надавливая на рукоятку, чтобы она сжала влажную губку, прежде чем вытащить ее изо рта.

— Позволь им. Их постигнет та же участь, — шиплю я. — И я надеюсь, что в следующий раз они пришлют не только тебя.

Снова подбрасывая Zippo, я подношу пламя к его языку. Естественно, он начинает сопротивляться, пытаясь убежать от огня, но я опускаю колено ему на грудь, так сильно впиваясь коленной чашечкой в его тело, что я знаю, что ему трудно дышать.

Zippo быстро сжигает его слюну, высушивая ткань до того, как начнется процесс обжига. Прямое пламя на розовую мышцу заставляет ее гноиться, меняя цвет на вялый белый. Он воет в мучительном страдании.

— Я прямо сейчас поджариваю тысячи нервных окончаний, и это даже не малая часть того, что ты причинил ей, — добавляю оскорбление к ране, мое тело остается неподвижным, пока я поджигаю его плоть.

Запах резкий, но мне нравится.

Гнойные карманы начинают закипать, их желтая жидкость начинает слишком быстро вытекать из-за слишком сильного жара. Он просачивается ему в горло, задыхаясь от собственной инфекции. Слезы текут из его глаз, когда он пинается ногами, все еще борясь со мной.

Но он ничего не может сделать.

Я пламя, которое никогда не погаснет, и я не остановлюсь, пока он не превратится в пепел.

Как только мышца начинает чернеть, я оттягиваю Zippo назад, чувствуя, насколько горячий металл касается моей собственной ладони, но я использую этот короткий всплеск боли, чтобы подпитывать свое стремление к мести.

Кусочки его языка падают на подбородок, буквально кусочки расплавленной ткани капают на шею.

Я встаю, бросаю плоскогубцы и засовываю Zippo обратно в джинсы. Оставив его страдать, пока я неторопливо иду к цепям и единственному замку, я тихонько насвистываю, хватая их с земли.

Они звенят и звенят, когда я тащу их по дорожке за собой.

Каин скулит и пытается откатиться, борясь с судьбой, еще не понимая, чем все это кончится. Я полагаю, что могу понять; когда ты смотришь смерти в лицо, вполне естественно отвернуться.

Я просто не могу поверить в этот город и людей, которых они возвели на троны. Коронование убогого и злого.

Между тем, они унижали меня в детстве.

Спрятать насильника. Сокрыть секс-торговцев, черт возьми.

И все же мальчик, который видел, как его мать сгорела заживо прямо у него на глазах, был антагонистом. Он был Люцифером. Он был злодеем.

Не этой ночью.

— Б-боже, пожалуйста, — ворчит он, прося помощи у святого духа, пока он совершал такие адские действия.

Это лицемерно, и это меня бесит.

— Он не слышит, — хмыкаю я, беру один конец кандалов и начинаю наматывать восьмерку на его скрещенные ноги. — Он оставил тебя, чтобы теперь я мог разобраться с тобой.

После того, как я обматываю их достаточное количество раз, я надеваю замок на скобы, фиксируя их на месте. Я смотрю на свою работу, как гордый разведчик-орел, который только что получил свой первый значок узла.

Я встаю над ним еще раз, мои ноги по обе стороны от его тела. Просто наблюдаю, как он трясется от слез, качает головой взад и вперед, молча умоляя меня, моя бровь поднимается, и я усмехаюсь, когда вижу большое мокрое пятно, растекшееся по его джинсам.

— Ты готов? — спрашиваю я, игриво наклонив голову. — Ад ждал тебя.

Отступая от его тела, я оборачиваюсь, держа другой конец цепи в левой руке, чувствуя каждую каплю зла, пока иду к своему мотоциклу.

Как только я добираюсь туда, я щелкаю крюком, который соединен с концами звеньев на раме моего мотоцикла, оглядываясь на него, чтобы в последний раз увидеть, как он выглядит целым, прежде чем я взберусь на него и заведу двигатель.

Адреналин стучит по моему черепу, как барабан. Мои ноги вибрируют от силы того, что находится подо мной. Я быстро бросаю взгляд в сторону и вижу всех парней, прислонившихся к сетчатому забору и немигающих взглядов.

Я смотрю вперед, на четыре поворота трассы, зная, что Кейн, вероятно, не переживет один круг, но молча надеясь, что он это сделает, так что его страдания продлятся.

Поворачивая запястье назад, топливо выстреливается прямо в двигатель, и мой байк едет вперед. Проходит всего несколько секунд, прежде чем цепь ослабевает, и я чувствую, как вес тела Каина тянется за мной.

Его крики длятся дольше, чем я ожидал, но я заглушаю их мыслями о ней.

Прошлой ночью я позволил себе быть мягким. В безмолвном пространстве того момента моя бдительность полностью упала перед Сэйдж, и часть меня хотела остаться там подольше. Внутри трещины хаоса, где было ощущение покоя.

Я все еще чувствовал ее теплую кожу, плотно прижатую к моему телу, пока мы стояли на кухне. Это не было сексуальным. Это даже не ощущалось физическим.

Это было что-то глубоко-глубоко внутри меня, что уговаривало выйти наружу, утешаясь запахом ее свежевымытых волос. Это было самое близкое, что когда-либо было к моему прощению. И хотя потребовалась бы не одна темная ночь на кухне, чтобы залечить мои внутренние раны, помочь мне побороть своих демонов и научиться прощать себя, в тот момент этого было достаточно.

Однако я не мог оставаться там. Не навсегда. Я не живу в мире, где это было возможно.

Неважно, кем мы были. Что случилось той ночью или каким мягким я был. Потому что прямо сейчас я каждая частица моей репутации. Гротескная, мерзкая душа, жаждущая мести. Это все, что меня волнует.

Убедившись, что никто никогда больше не испортит ее крылья.

Мое дыхание становится прерывистым, когда я пересекаю финишную черту, замедляясь до остановки там, где я когда-то стартовал. Мой пульс подскакивает в горле, когда я опускаю подножку, оставляя двигатель урчать.

Тело Каина покатилось, когда я ехал, подпрыгнуло и срикошетило от тротуара из-за силы натяжения. Я удивлен, увидев, что все его конечности все еще прикреплены к его туловищу. Подойдя поближе, я вижу, какой ущерб нанесла неумолимая плата.

Длинный, толстый след из крови и кожи отмечает тропу позади него, петляя по всему пути вокруг дорожки. Части его кожи головы отделены от черепа, застревая в волосах. Я наклоняюсь, рассматривая его дрожащее и изуродованное тело.

Его одежда была сорвана и изодрана из-за дорожной сыпи; обнаженная плоть была опалена от трения. Часть его большеберцовой кости прорвала кожу, мясистая белая кость торчала наружу. Обширные участки разорванной ткани и мышц разбросаны по всему его телу, но я все еще вижу, как его грудь пытается подняться и опуститься.

Кажется, что этого недостаточно, но человеческое тело может выдержать не так много. Если бы я мог, я бы чинил его снова и снова, просто чтобы найти новые способы разорвать его на части.

— П-п-п-ожалу… — булькает он, задыхаясь и давясь малиновой жидкостью, вытекающей из его легких. Утопление.

Волна победы омывает меня.

Сайлас спросил меня об одной вещи.

Заставить его умолять об этом, и я сделал именно это.

Я причинил ему столько страданий, что он умоляет о смерти, но, как любит говорить Тэтчер, смерть нужно заслужить.

— Последний круг.