15

Восемь лет Джонатан жил как слепой. Восемь лет он состоял в браке с женщиной, которую любил и которой доверял, но, по сути, ничего о ней не знал. Конечно, не раз на его памяти она вдруг срывалась в какие-то поездки по неясному маршруту. Если Эмма говорила ему, что едет вечерним поездом в Момбасу забрать груз хинина, то так она и делала. Если ей надо было провести два дня в Венеции, чтобы немного отдохнуть и развлечься с подругой, она получала его благословение. Он никогда ни о чем ее не спрашивал. Его доверие было абсолютным.

А потом, пять месяцев тому назад, он обнаружил, что все это ложь. Не только поездки в Момбасу и Венецию, но вообще все: ее имя, ее прошлое, ее стремление нести медицинскую помощь тем, кто больше всего в этом нуждается. С первого дня их знакомства Эмма действовала как агент правительства Соединенных Штатов, а Джонатан выступал в качестве ее невольного, ничего не подозревающего прикрытия. Время не могло залечить эту рану, хотя бы отчасти, — пожалуй, напротив, только растравляло ее. Джонатан не страдал подозрительностью, но у него была гордость. Повернувшись спиной к двери, он решил, что восьми лет такой жизни более чем достаточно.

Подождав минуту после того, как Эмма покинула номер, он вышел в холл и спустился вниз на лифте. В вестибюле он сразу же увидел доктора Блэкберна — настоящего доктора Блэкберна, — Джейми Медоуза, и целую кучу других упитанных, преуспевающих эскулапов, собравшихся у кофейного автомата в дальнем углу. Может быть, его опекуны тоже присутствовали, но он их не заметил. Не было поблизости ни атлетического вида мужчины в синем тренировочном костюме, ни подозрительных личностей, прикрывающих рукой наушники и следящих за каждым его шагом сквозь темные очки.

Тем не менее Джонатан пробирался по периметру вестибюля с опущенной головой, стараясь держаться поближе к стенам. До его выступления оставалось немногим больше двух часов, но, если кто-нибудь увидел бы его сейчас, у него наверняка появился бы повод для беспокойства. Джонатан явно не побрился и не принял душ. На нем были джинсы и ботинки для пустыни, а под темно-синим блейзером — баскская пастушья рубаха. В общем, он был похож на бродягу, которого хороший швейцар не должен даже близко подпускать к гостинице.

Джонатан вышел через вращающуюся дверь на улицу, где стал вертеть головой во все стороны в надежде увидеть одетую во все черное женщину с волосами, завязанными в хвост. Он не увидел ее, но это его не расстроило: он понимал, что прошедшей ночью она вошла сюда отнюдь не через парадный вход, да и выйти через него из гостиницы в самые оживленные утренние часы она тоже не могла. Он повернул налево, обогнул здание и вышел к служебному входу. В гараже стояли автофургоны для развозки товаров, рабочие разгружали ящики с пивом, коробки со свежими продуктами и тюки с привезенными из прачечной чистыми полотенцами. Ступеньки вели вниз, к двери для персонала гостиницы. Заглянув через перила, Джонатан убедился, что она закрыта. Обернувшись, он изучил закоулки, по которым могла пройти Эмма. По обе стороны одной из улочек, идущей параллельно Парк-лейн, в былые времена располагались конюшни. Вторая улица шла в восточном направлении, в самое сердце Мейфэра, но через несколько кварталов заканчивалась тупиком. На расстоянии двадцати пяти метров направо от него начиналась аллея, ведущая к Грин-парку. Именно в этом направлении ему советовали идти вчера вечером. И он быстро пошел по тротуару, высматривая, не мелькнет ли впереди фигурка в черном.

У первого же угла Джонатан остановился. Он ждал, пока автомобиль как раз перед ним сделает левый поворот, и тут в сотне метров от него внезапно возникла Эмма, словно материализовалась из воздуха. Присмотревшись внимательнее, он понял, что она вышла из магазинчика женской одежды. Какой-то инстинкт или рефлекс заставил его отступить в ближайший дверной проем, и как раз в этот момент она обернулась. Он остался на месте, чувствуя, что обливается потом, а сердце колотится вовсю.

Джонатан досчитал до пяти, но, прежде чем покинуть свое укрытие, бросил взгляд на улицу, в направлении гостиницы.

В квартале от него у обочины стоял желто-коричневый «форд-таурус». Утреннее солнце било в ветровое стекло и отражалось от блестящей ткани синего спортивного костюма водителя. Официально зарегистрированный телохранитель с лицензией на право ношения огнестрельного оружия, согласно язвительному описанию Эммы. Другой человек сидел на пассажирском месте, и, возможно, еще один — сзади. Вот они, его опекуны, во плоти.

Они будут за тобой следить, чтобы добраться до меня.

Он вновь переключил свое внимание на Эмму. Она старалась держаться ближе к витринам магазинов, ни разу не оглянувшись до самого пересечения с Нью-Бонд-стрит.

И тогда он принял решение.

Шагнув на тротуар, он продолжил двигаться в направлении Эммы. На следующем перекрестке терпеливо подождал зеленого света. Оглядываться назад, чтобы убедиться, на месте ли «таурус», не было необходимости. Он прекрасно видел его в боковом зеркальце такси, припаркованного рядом. Приходилось учиться на ходу навыкам профессии Эммы.

Загорелся зеленый. Он вышел на перекресток, но, дойдя до середины перехода, внезапно рванулся вправо и вновь оказался на тротуаре. Он искал магазин, где мог бы укрыться, какое-нибудь место, чтобы исчезнуть на минуту-другую. Но вдоль улицы тянулся лишь ряд частных домов. Все двери были заперты. Он оглянулся. «Таурус», застрявший в потоке транспорта, еще не повернул. На другой стороне улицы Джонатан заметил газетную лавку. Может быть, времени как раз хватит…

Он ринулся навстречу приближающемуся транспорту, увертываясь от автомобилей, игнорируя гудки и скрежет тормозов. Достигнув противоположного тротуара, он распахнул дверь магазинчика, заставив бешено зазвенеть колокольчики. Войдя, он быстро обогнул журнальную стойку и пригнулся. Через мгновение он увидел, как «таурус» стремительно пронесся мимо. Все еще тяжело дыша, он подождал, пока машина скроется из глаз. И только тогда вышел из лавки.


— Куда он делся, черт его дери! — заорал Фрэнк Коннор с заднего сиденья «тауруса».

— Я его не вижу, — сказал шофер. — А ты, Лиэм?

Поджарый темноволосый человек на пассажирском сиденье покачал головой.

— Поворачивай назад, — сказал Коннор, перемещая свой весьма значительный вес так, чтобы можно было смотреть через заднее стекло. — Он в одном из этих магазинчиков. Больше ему некуда деться.

— Сейчас не могу, — сказал водитель, указывая на сплошной поток приближающегося транспорта.

— Наплевать! — взорвался Коннор. — Поворачивай назад!

— Будет авария.

— Быстро! Давай! Вон просвет.

Водитель развернул машину, сигналя не переставая. Резкий поворот швырнул Коннора на дверь. Он поднял глаза как раз вовремя, чтобы заметить белый фургон, который несло прямо на них. Скрежет тормозов, какофония автомобильных гудков, а затем тошнотворный хруст металла, врезающегося в металл. Страшный удар отбросил Коннора к противоположной дверце машины, он сильно стукнулся головой о стекло. Ему удалось выпрямиться, только когда «форд» остановился.

— Я же говорил! — закричал водитель. — Я знал, что нам здесь не развернуться. Черт!

— Слишком медленно поворачивал, — сказал Коннор. — У тебя рефлексы не работают. Времени было уйма.

— Ни черта себе уйма!

— Ладно, забудем, — сказал Коннор.

Человек по имени Лиэм показал на голову Коннора:

— Фрэнк, у вас лицо в крови.

Коннор провел рукой по лбу и взглянул на покрывшиеся кровью пальцы. Попросил носовой платок, приложил его к голове и выбрался из машины. Транспорт остановился в обоих направлениях. Взбешенная женщина подбежала к нему, крича, что он «полный идиот, придурок, а не водитель». Оттолкнув ее, Коннор вышел на тротуар. Он посмотрел в сторону перекрестка, где в последний раз видел Джонатана Рэнсома, но быстро понял, что дело безнадежное. Рэнсом исчез.

Коннор велел своим людям разобраться с возникшей неразберихой, а сам пошел дальше по дороге. Напрасно он понадеялся на собственные скудные ресурсы.

Настало время просить о подкреплении.


Нью-Бонд-стрит — оживленная торговая улица, известная своими модными магазинами и изысканными художественными галереями. В 9.30 тротуары заполняются прохожими. Джонатан шел зигзагами в людской толпе, высматривая, не мелькнут ли рыжие волосы жены. Это невозможно, говорил он себе. Народу было слишком много. Совсем недалеко была Оксфорд-стрит, и он знал: если не удастся вскоре обнаружить Эмму, он лишится ее навсегда.

Он побежал, натыкаясь на прохожих, замедляя бег только для того, чтобы встать на цыпочки и посмотреть вперед. Через сотню метров он остановился, поняв, что смысла бежать больше нет: тротуары становились все более многолюдными. Он поставил одну ногу на мостовую и стоял у всех на виду, беспомощно взирая на поток подпрыгивающих голов и плеч.

Вот она!

Эмма стояла на противоположной стороне улицы в конце квартала, одной ногой на мостовой, как и он. Рука ее была поднята, она пыталась остановить такси.

Джонатан посмотрел направо и, увидев свободное такси, помахал водителю. Автомобиль ловко вырулил на обочину. Джонатан склонился к окну со стороны пассажирского места:

— Развернитесь. Мне необходимо следовать за такси, которое едет в противоположном направлении.

— Не могу здесь развернуться, начальник. Нарушение правил, вы же понимаете.

Джонатан швырнул на сиденье пятидесятифунтовую банкноту:

— Случай чрезвычайной важности.

— Залезайте, — сказал таксист. — За какой машиной ехать?

— Развернитесь, и я вам скажу.

Джонатан забрался на заднее сиденье, не спуская глаз с Эммы. Пока водитель делал разворот, он хорошо видел, как его жена садилась в красно-коричневое такси с рекламой компании сотовой связи на дверях.

— За той, — сказал Джонатан. — И соблюдайте дистанцию.


Они преследовали такси Эммы без всяких инцидентов до дома в Хэмпстеде, зажиточном районе на севере Лондона. Шофер отлично знал свое дело: он без труда поддерживал безопасную дистанцию, ни разу не приблизившись к такси Эммы ближе, чем на четыре длины машины. В городе, где такси едва ли не превосходят численностью частные автомобили, он мог оставаться невидимым. Заняв позицию в конце ряда припаркованных машин, они наблюдали, как Эмма расплатилась с таксистом, подошла к скромному дому в стиле, имитирующем архитектуру эпохи Тюдоров, и вошла через боковую дверь. Джонатан взглянул на часы: минуло десять. Эмма уже пропустила названный ею рейс на Дублин.

Но у него были и другие заботы. Ему следовало быть в отеле через час с небольшим, чтобы сделать основной доклад конференции. Если он отправится туда прямо сейчас, он еще может приехать вовремя, но ему придется побриться и принять душ в рекордно короткие сроки. Блэкберн и его коллеги потратили кучу денег, чтобы он прилетел в Лондон и поселился в роскоши пятизвездочного отеля, которую он, по их мнению, вполне заслуживал. Джонатану не хотелось их разочаровывать. И все же он никак не мог заставить себя уехать.

Как раз в этот момент распахнулась дверь гаража, и все мысли о необходимости срочно мчаться в «Дорчестер» улетучились сами собой. Джонатан подался вперед, сосредоточив все внимание на выезжающем из гаража и поворачивающем в их сторону сером «БМВ» с кузовом типа седан.

— Включите сигнал, что вы свободны, — скомандовал он, растягиваясь на заднем сиденье.

— Уже включен.

— Это она? — спросил Джонатан, все еще лежа.

— Точно, начальник. Она.

— Так чего ж вы ждете? Давайте за ней!


Эмме потребовалось ровно полчаса, чтобы достигнуть места назначения. Ее маршрут пролегал на юг, через Хэмпстед, на Бейсуотер-роуд и мимо Гайд-парка в сторону Найтсбриджа. Она ехала медленно, более осторожно, чем обычно. Его Эмма, настоящая Эмма, как он предпочитал о ней думать, была сродни пилоту на трассе гоночных соревнований «Индианаполис-500». Для нее существовали лишь две скорости: быстрая и очень быстрая. А та женщина, что была сейчас за рулем, тормозила на желтый цвет светофора, вместо того чтобы жать на педаль и проскочить побыстрее, дотошно включала все сигналы и редко меняла полосы. Вывод напрашивался сам собой: Эмма-оперативник, она же Соловей, не могла себе позволить, чтобы ее остановила полиция.

От Найтсбриджа разбегался лабиринт узких улочек с поворотами то вправо, то влево, но с общим направлением в сторону Темзы. Джонатан, опасаясь засветиться, покрикивал на шофера, чтобы тот держал дистанцию, в результате два или три раза они вообще теряли ее из виду. Однако удача им сопутствовала, и после мучительных пауз в пять-десять секунд они вновь ее обнаруживали.

Она припарковала машину на освободившемся месте на Сториз-Гейт-роуд, узкой улочки с двусторонним движением, окаймленной зданиями, построенными в конце девятнадцатого века. Все они были пятиэтажные, из одного и того же сорта серого портландцемента, возведенные в рамках амбициозного проекта облагораживания района. Только позже Джонатан отметил, как удивительно вовремя отъехал с этого места другой автомобиль, и вспомнил, что это был «воксхолл», как раз та машина, что обозначалась сокращением «вксхл» в сообщении, пришедшем на мобильник Эммы. В тот момент он просто решил, что Эмме повезло.

— Что теперь? — спросил таксист.

Они наблюдали за «БМВ» с расстояния метров сто. Силуэт Эммы был четко виден. Она сидела за рулем, неподвижная как статуя.

— Подождем, — ответил Джонатан.

Загрузка...