Фрэнк Коннор появился в больнице Святой Марии на Прэд-стрит в Паддингтоне ровно в одиннадцать часов утра. Надо отдать ему должное, он принес букет цветов, шоколад из магазина «Фортнум и Мейсон» и последний роман Джилли Купер. Одет он был как подобает для визита к больному родственнику: в серый костюм от «Брукс бразерс», свободный в плечах, тесноватый в спине и едва сходившийся на внушительном животе. Жесткие седые волосы были аккуратно уложены вопреки жуткой сырости, норовившей испортить прическу.
Что касается оборотной стороны медали, Коннор пил без перерыва с прошлого вечера, когда ему не хватило каких-то полутора минут, чтобы схватить Джонатана Рэнсома, и когда он обнаружил в придачу, что Пруденс Медоуз застрелила собственного мужа. Несмотря на душ, переодевание и пригоршни лосьона «Аква велва» на каждую из покрытых пятнами обвислых щек, от него по-прежнему пахло спиртным и сигарами.
Коннор поднялся на лифте на четвертый этаж. Здесь не было кондиционеров (еще одна причина ненавидеть Англию), и, когда он добрался до поста медсестер, его рубашка промокла насквозь. Он назвал свой рабочий псевдоним — Стэндиш — и объяснил, что является родственником потерпевшей. Дежурная медсестра подтвердила, что такая фамилия есть в списке членов семьи, и провела его мимо двух офицеров лондонской полиции, ожидавших возможности побеседовать с Пруденс Медоуз, когда она будет в состоянии говорить.
Оказавшись в отдельной палате, Коннор быстро потерял самообладание. Он был вне себя от ярости, с тех пор как два дня назад упустил Рэнсома в отеле, и вид его раненой, беспомощной сотрудницы мгновенно привел его в бешенство.
— Где она? — спросил он, швырнув цветы на столик у стены, а книгу — на поднос для еды.
— Он не знает, — ответила Пруденс Медоуз, устремив взор прямо перед собой.
— Брехня! — сказал Коннор, который к этому времени полностью отказался от решения избегать грубых выражений, забыв, впрочем, что вообще его принимал. — Он провел с ней два часа прошлым вечером, а вчера под утро они уединились в гостиничном номере. О чем они, по-вашему, разговаривали? О погоде?
— Все, что мне известно: он хочет найти ее раньше, чем это сделает полиция.
— Значит, он собирается ее выследить? Как? — Пруденс не ответила, и Коннор ударил ладонью по ее обеденному подносу. — Как?
Пруденс взглянула на Коннора, но тут же отвела взгляд:
— Спросите его сами. Однажды ему это уже удалось.
— Куда он направился? Он должен был как-то намекнуть.
— Не имею представления.
— Вы в этом уверены? Продолжаете упорно стоять на своем из-за мужа? Надеюсь, вы не забыли о лояльности по отношению к организации?
Пруденс повернулась лицом к Коннору, ее щеки залила краска.
— Моя лояльность закончилась три месяца назад, когда вы меня уволили!
— Тут вы не правы, милашка, — парировал Коннор. — Мы вроде тех ублюдков из Белфаста.[8] Уж если к нам попал, назад дороги нет. Надеюсь, вы об этом помните.
Пруденс отвернулась, уставившись в давно не мытое окно.
Коннор обошел койку, закрыв ей обзор.
— Как прошла операция?
— Насколько я знаю, успешно.
— Что они сделали?
— Поставили на место кости, сшили нервы. Я была под наркозом и мало что помню.
Коннор потянулся, схватил ее руку, приподнял и стал рассматривать.
— Не трогайте! — крикнула Пруденс.
— Очень больно?
— Прекратите! Вы порвете мне швы!
Коннор уронил ее руку на постель.
— Я причиню вам куда больше вреда, если вы не расскажете мне о том, что случилось прошлым вечером. Я хочу знать, что было на самом деле.
Пруденс, поскуливая, прижала руку к груди.
— В любое время, когда будете готовы, — сказал Коннор.
С испуганным видом она глотнула воды и изложила события предыдущего вечера настолько точно, насколько их помнила. Она была умной женщиной, и отчет получился близким к стенографическому.
— Вы не объяснили одну вещь, — сказал Коннор, когда она закончила. — Если вы застрелили мужа, почему вы не проделали то же с Рэнсомом?
— Вы сказали, что его нужно взять живым. Я следовала вашим инструкциям.
— Вы вполне квалифицированно владеете оружием. Могли бы выстрелить ему в ногу, скажем в большой палец. Да мало ли куда, черт вас возьми! Так или иначе, мы бы не упустили Рэнсома. Вместо этого вы теряете самообладание и оказываетесь в больнице.
— Я была в шоке, — возразила она.
— Вы забыли все, чему вас учили, — сказал Коннор, рассматривая капельницу и приборы, контролирующие ее дыхание и кровяное давление.
— Мой муж был убит. Что вы хотите, чтобы я сделала?
— Выполнили приказ. Если бы вы подождали со стрельбой еще пять минут, мы бы сами навели полный порядок. Я надеюсь, правдивая история для полиции готова?
— Да.
— Уж постарайтесь. — Коннор придвинулся к койке, нагнулся, приблизив к ней лицо. — Но лишь одна оплошность, малейшее упоминание о том, на кого вы работаете, — и я сразу узнаю. И приму меры, чтобы ваш британский паспорт не прошел тщательной проверки. Позабочусь, чтобы власти заинтересовались вашим прошлым. Вы будете депортированы в течение трех месяцев, и не думаю, что семья мужа позволит вам забрать с собой дочерей. Не так-то все замечательно в той дерьмовой маленькой республике, откуда вы родом. Одна война сменяет другую.
— Убирайтесь! — крикнула Пруденс Медоуз.
Но Коннор даже не шевельнулся:
— Интересно, как поведут себя ваши девочки, когда узнают, что это вы убили мужа.
— Убирайтесь! — пронзительно завизжала она.
В палату вошла медсестра. Заметив возбужденное состояние пациентки, она велела Коннору покинуть помещение. Тот разыграл неповиновение, выдернув руку и позволив себе несколько отборных ругательств в адрес медсестры, но в конце концов был препровожден к лифту. Полицейские тут же вскочили и поинтересовались, не нужна ли их помощь. Но Коннор уже успокоился. Все же они взяли этот инцидент на заметку и сочли нужным составить рапорт, который утром следующего дня лег на рабочий стол Чарльза Грейвза.
Медсестра также составила подробный отчет для больничного журнала дежурств.
На улице агрессивность Коннора как рукой сняло. Он сделал все, что нужно. Не больше и не меньше.