75

Она стояла в нескольких шагах от него, сжимая в руках необычный пистолет с глушителем и телескопическим прикладом. Никаких признаков сломанной ноги. Никаких видимых повреждений после падения с почти стометровой высоты. Она смотрела на него, как на чужого, никак не выражая желания обнять или поцеловать его или хотя бы просто порадоваться встрече.

— Но я же видел тебя, — сказал он. — В расселине.

— Ты думал, что видел меня.

— А кровь… а следы на снегу… а твоя сломанная нога. Я же видел кость.

— Кость была не моя. Грубая имитация. Я очень торопилась. Когда я узнала…

— Эмма, — перебил ее Джонатан.

— …что назначено на этот уик-энд, я начала…

— Эмма! — закричал он. — Имя хотя бы настоящее?

Она, не ответив, повернулась и заспешила вниз по склону. Джонатан стоял как вкопанный. Его захлестнул шквал эмоций: удивление, злость, восторг и горечь сражались друг с другом. Понадобилось несколько секунд, чтобы слегка их примирить. Он бросился догонять Эмму — вниз по дороге, туда, где она оставила свою машину — старенький «фольксваген-гольф». Он хотел занять водительское место, но она уже открывала дверь и садилась за руль. К моменту, когда Джонатан плюхнулся на пассажирское сиденье, двигатель уже был заведен, передача включена и машина начала движение.

— Я звонил в роддом, — проговорил он. — Медсестра сказала, что родившаяся у них Эмма Эверетт Роуз погибла в автокатастрофе через две недели после рождения.

— Позже, — остановила его Эмма. — Я все расскажу тебе, но позже.

— Меня не интересует все. Мне нужна правда.

— И правду тоже, — произнесла она. — А сейчас скажи мне вот что: флешка Джина все еще у тебя? Ты же не выбросил ее на самом деле?

Джонатан вытащил из кармана флешку.

— Нет, — сказал он. — Я выбросил твою.

Она протянула руку:

— Ладно, прощаю. На этот раз.

Эмма мчалась по склону горы, словно по гоночной трассе, — ускорялась на подъемах, сбрасывала скорость на поворотах, уверенно работая рычагом переключения передач. И это та самая Эмма, которая раньше даже ради спасения своей жизни не могла справиться ни с одним самым примитивным механизмом.

Вплоть до этой минуты Джонатан четко разделял ее ипостаси: есть Эмма Рэнсом, его жена, и есть Эва Крюгер, агент. Он убедил себя, что Эмма — это ее настоящая, аутентичная сторона, а Эва — оболочка, прикрытие, маска. Но сейчас он смотрел, как она ведет машину, и понимал, что ошибался. Впервые перед ним была настоящая Эмма — женщина, которую она никогда не позволяла ему увидеть в себе. И Джонатан вдруг понял, что совсем не знает эту женщину. Ему придется заново узнавать ее.

— Я не ожидала, что ты достигнешь таких успехов, — произнесла Эмма, когда они въехали в долину и повернули на запад в сторону Давоса и Цюриха.

— А чего ты ожидала?

— Боялась, что ты все примешь за чистую монету и на несколько лет исчезнешь в горах.

— Вполне возможно, если бы не багажные квитанции. А когда я получил вещи, все пошло кувырком. После того как я убил полицейского, назад мне ходу уже не было. Единственный способ снять с себя обвинения — идти вперед. Симона пыталась уговорить меня уехать из страны, но, увидев содержимое чемодана, я не мог бежать. Я хотел знать.

— Именно в тот день не доставить почту! — качая головой, посетовала Эмма. — Но похоже, я ошибалась насчет тебя.

— Ладно, прощаю. На этот раз, — сказал Джонатан.

Она рассмеялась, но больше из вежливости.

— Ну, теперь твоя очередь, — продолжил он. — Я тебе помогу. Начни с горы. Что именно я видел?

Эмма помрачнела. Перемена в ее настроении была сродни резкому похолоданию, когда солнце прячется за тучи.

— Красную куртку, парик, лыжные штаны, искусственную кровь.

— А как ты спустилась в расселину? В одиночку это слишком опасно.

— Я и не спускалась.

— Что значит — не спускалась?

— Я зашла в нее снизу. Ты сам показал мне этот путь в лето после нашей свадьбы.

Прикрыв глаза, Джонатан вспомнил: тогда они приехали в Давос на выходные, чтобы покататься на лыжах, и первую половину дня провели, лазая по пещерам и гротам, которых здесь множество.

— Но в эти пещеры можно попасть только летом. Зимой это невозможно…

Эмма покачала головой, имея в виду, что он ошибается.

— В прошлую пятницу я не ездила на встречу в Амстердам, а отправилась сюда, чтобы проверить, не требует ли мой план дополнительных мер.

— «Дополнительных мер»? Это что, шпионский сленг?

Эмма оставила его замечание без внимания.

— Оказывается, если выбрать правильное место у основания ледника, то можно попасть в пещеры. Я настроила ручной GPS-навигатор, задала программу и ввела в память маршруты вверх и вниз, чтобы не заблудиться, если пойдет снег.

— Вот почему ты настаивала, чтобы мы поехали в Арозу, а не в Церматт, — задумчиво произнес Джонатан, почему-то чувствуя себя соучастником.

— У меня был хороший повод — годовщина нашего первого восхождения восемь лет назад.

— Наша годовщина. Конечно. — Джонатан теперь не сомневался, что она соврала о метеосводке и вывела из строя его рацию. — А откуда ты знала, что мы не сможем поднять тебя?

— Я не знала, — призналась Эмма. — Я сыграла на том, что Штайнер со своей командой пойдет в горы спасать женщину со сломанной ногой, а не поднимать ее из стометровой расселины. Веревка — вещь тяжелая, и я надеялась, что они не возьмут с собой больше необходимого. Я даже удивилась, что у них оказалось две длины.

— Штайнер… тебе даже известно его имя. — Джонатан смотрел в окно: удары сыпались один за другим.

— Пока я была вынуждена болтаться вокруг Давоса, чтобы убедиться, что все идет по плану, я прослушивала его телефонные звонки и переговоры по рации. Не надо смотреть на меня круглыми глазами! Выловить звонок мобильного — пара пустяков.

— А потом? Разве ты не понимала, что я захочу получить багаж по квитанциям?

— Я надеялась, что не получишь. Хотела забрать сама, но это было слишком рискованно. Я должна была оставаться мертвой. Умерла так умерла.

Джонатан подпрыгнул:

Ты была там? И видела, что случилось у вокзала? Мою драку с полицейскими? Видела, что они вытворяли?

Эмма кивнула:

— Прости, Джонатан. Я хотела как лучше.

Он откинулся назад, потеряв на время дар речи.

— Потом я поехала за тобой обратно в отель, — продолжала она, — но опоздала. Наши уже перерыли весь номер. Ты пришел вслед за ними. И я не успела пробраться внутрь. Однажды мне даже показалось, что ты меня заметил. Тогда, среди деревьев за отелем.

Джонатан припомнил свои ощущения, как он чувствовал чье-то присутствие поблизости, будто за ним наблюдали из-за деревьев, но он никого не увидел.

Внезапно он понял, что на сегодня с него хватит откровений. Ему вдруг стало все равно: кто, что и когда. Все это мишура. Он хотел знать одно — зачем.

— Эм, что все это значит? — спокойно спросил он. — В чем ты участвуешь?

— Ни в чем особенном, — ответила она, по-прежнему глядя только на дорогу.

— Ты помогаешь Парвезу Джину получить запрещенное оборудование для обогащения урана и считаешь, что в этом нет ничего особенного?

— Рано или поздно он все равно бы его получил.

— Только не веди себя так…

— Как?

— Цинично. Будто тебе все равно.

— Мне не все равно, раз я этим занимаюсь.

— А чем ты занимаешься? И на кого работаешь? На ЦРУ? На англичан?

— ЦРУ? Слава богу, нет. Я работаю на министерство обороны, на Пентагон. В структуре под названием «Дивизия».

— А на кого тогда работала Симона? На КГБ?

Эмма задумчиво потерла ладонью щеку.

— На самом деле до сегодняшнего дня я не знала про Симону. По-моему, как раз она и работала на ЦРУ.

— А зачем ЦРУ убивать того, кто работает на правительство Соединенных Штатов?

— Борьба за власть. Они хотят получить ее, а у нас она есть. Это продолжается уже не первый год.

— А я-то думал, что ты ненавидишь американское правительство.

Ее натянутая улыбка означала, что он слишком наивен. Еще одной иллюзией стало меньше.

— Значит, ты американка? — спросил он.

— Боже, я надеялась, мы объяснимся чуть позже. Все не так просто. — Она поправила волосы. — Да, Джонатан, я — американка. Что касается акцента, то он настоящий. Я выросла под Лондоном. Мой отец служил на базе американских ВВС в Лейкенхите.

— Это он втянул тебя во все это?

— В самом начале, наверное, да, это было из-за семьи. Папа — военный, сам понимаешь. А потом я втянулась, потому что у меня все здорово получалось. И еще, я верю в то, что делаю. И мне нравится. Я занимаюсь своей работой по той же причине, что и ты: наша работа — это мы, и остальное не имеет значения.

— Поэтому ты и выбрала меня?

— Поначалу — да.

— А потом? Что-то изменилось?

— Ты и сам знаешь: мы полюбили друг друга.

— Это я полюбил тебя, — поправил Джонатан. — А насчет тебя я не уверен.

— Я не обязана была оставаться с тобой. Никто не заставлял меня выходить замуж.

— Но никто и не запрещал. Муж — врач, который сам рвется работать в горячих точках. Какое еще надо прикрытие? Какие же задания ты выполняла всюду, где мы побывали? Убивала людей? Может, ты профессиональный убийца, как тот парень, которого ты только что застрелила?

— Нет, конечно! — Эмма произнесла это с таким выражением, будто и оружия-то никогда в руках не держала, будто не она уложила двоих за последние полчаса.

— Что же тогда?

— Этого я тебе сказать не могу.

— Вы с Блитцем и Хоффманом поставляли Ирану оборудование для обогащения урана. Джин был уверен, что вы преследуете одну-единственную цель — начать войну. Он сказал, что мы совершили ошибку, когда ввели в Ирак войска, не имея доказательств, что у них есть оружие массового поражения, и что сейчас мы очень не хотим повторить ту же ошибку.

— Парвез так сказал? Гори он в аду!

— Хорошо же ты отзываешься о человеке, с которым спала.

— Иди к черту, Джонатан. Это не честно.

— Не честно? Ты лгала мне восемь лет! Делала вид, что была моей женой. О какой честности ты мне говоришь?!

— Я и есть твоя жена.

— Да я даже имени твоего не знаю!

Эмма отвернулась. Если он и ожидал увидеть ее слезы, то его ждало разочарование. На ее лице застыло каменное выражение.

— Ну, что ты молчишь? — не уступал Джонатан. — Это правда? Вы пытаетесь развязать войну?

— Мы пытаемся остановить войну.

— Раздавая бомбы налево и направо?

— Мы только немного ускоряем события, чтобы надежнее держать ситуацию под контролем. Иран получает от нас оборудование, которое он давно мечтает заполучить, а мы раскрываем всему миру его коварные планы. Нельзя допустить, чтобы нас застали врасплох. По крайней мере, не сейчас. Кроме того, речь идет вовсе не о войне. Это будет всего одна воздушная операция.

— Думаешь, после твоего разъяснения мне стало легче?

— Не будь таким наивным. Некоторым просто нельзя давать в руки ядерное оружие. Если Иран его получит, то можешь быть уверен, что очень скоро его получат и по-настоящему плохие парни. Вот так-то.

— А если Иран нанесет ответный удар?

— Каким образом? Мы дали им оборудование, чтобы слегка обогатить уран. Потом мы его отберем.

— Джин сказал, что у них есть крылатые ракеты… Если кто-либо совершит нападение на их заводы, они не раздумывая воспользуются своими ракетами. Иранский президент собирается на следующей неделе изложить все это в официальном заявлении.

— Джин врал, — не меняя выражения лица, произнесла Эмма, хотя на этот раз она сильно побледнела. — У Ирана нет крылатых ракет.

— Он сказал, что они называются «КН-55» и таких у них четыре. Иран получил их год назад, и расположены они на базе Каршун в Персидском заливе.

— Не может быть. Он врал.

— А вдруг нет? Если Соединенные Штаты или Израиль начнут бомбить Иран, то Тегеран сразу же ответит ракетным ударом по Иерусалиму и нефтяным месторождениям в Саудовской Аравии. Как по-твоему, что тогда?

— Господи! — Эмма нахмурилась. — Ты говоришь, «КН-55»? Точно?

— А ты что-то про них знаешь?

— Русские еще называют их «Гранат». Это дозвуковые ракеты большого радиуса действия, способные нести ядерные боеголовки. Стары как мир, и системы наведения тоже устарели, но они по-прежнему эффективны.

— Да, невесело, — сказал Джонатан.

— Он говорил что-то о сюрпризе, который ждет меня при нашей встрече в Давосе. Двурушник.

Джонатан заметил, что задел ее.

— Если ты так в себе уверена, зачем надо было исчезать?

— Уверена? Ты в самом деле так считаешь? — Эмма посмотрела на него. — Знаешь, что такое дрон?

— Приблизительно. Такой радиоуправляемый самолетик, обычно летает и фотографирует. Но, вообще-то, к нему можно и ракету подвесить.

— Один из таких самолетиков сейчас в Швейцарии и готов к атаке. Мне не положено знать об этом, но Блитц проговорился. Он был моим шефом и единственным, кто владел полной информацией. Он считал эту операцию самой значительной на нашем счету. Персональная миссия босса.

— Ты хочешь сказать, что вы — ребята из «Дивизии» — собираетесь кого-то сбить?

— Не кого-то, а что-то — пассажирский самолет.

— Здесь? В Швейцарии? Господи, Эмма, надо срочно заявить в полицию.

— Полиция уже в курсе. По крайней мере кое-кто из полицейских. Человек по имени Маркус фон Даникен, который пытался остановить тебя в Давосе, ведет расследование. Он возглавляет Службу анализа и профилактики — швейцарскую контрразведку. Кстати, он уверен, что во главе всего стоишь ты.

— Я?

— Похоже, дошло до того, что фон Даникен перепутал тебя и меня.

— Потому что я был в доме Блитца?

— И поэтому тоже. Хорошо хоть ты не пошел в полицию. А то провел бы остаток жизни в тюрьме. К примеру, за убийство полицейских. Ты слишком много узнал о «Торе» и о «Дивизии». У нас есть друзья, которые обеспечили бы тебе пожизненное заключение… Короче говоря, вот почему я должна была исчезнуть. Я решила остановить эту затею. На мне много крови, но пока я не запятнала себя кровью невинных людей.

— Значит, тебе известно, когда все произойдет?

— Примерно. Через несколько часов.

— Тогда что ты делаешь здесь?

Впервые за весь разговор Эмма пристально посмотрела на Джонатана:

— Вообще-то, я все еще твоя жена.

Она протянула ему руку, и Джонатан с нежностью сжал ее.

— Мы должны рассказать все фон Даникену, — сказал он.

Эмма повернулась к нему, в ее глазах стояли слезы.

— Боюсь, это будет не просто.

Загрузка...