Тавис чувствовал на себе пристальные взгляды и знал, что за ними скрывается. Они завидовали ему; у некоторых зависть могла даже перерасти в негодование. Он понимал их, действительно понимал. Что они могли поделать с собой? Вот они стояли здесь в длинной очереди, чтобы заглянуть в свое безрадостное будущее или узнать, каким низким ремеслом им предстоит овладеть в последующие шесть лет жизни. Между тем Тавису собственное будущее виделось ясно и отчетливо, как красная луна, взошедшая на темно-синем небе Морны.
Он станет королем, а перед тем — герцогом. Он выгодно женится, и жена будет рожать детей, пока не подарит ему наследника, который взойдет на престол после него и продолжит правление дома Кергов. Он единственный из всех собравшихся у палатки предсказателя на рыночной площади города Керга мог не бояться Кирана. Его судьба была определена уже давно.
Даже Ксавер не мог сказать про себя такого. Несомненно, друг тоже будет доволен предсказанием. Он происходил из знатного рода, хотя не имел права на родовое поместье. Отец Ксавера был вторым сыном тана, что равносильно положению человека, занимающего на турнирах предпоследнее место в строю. Все знали, что старший брат Хагана — никчемный человечишка, уступающий Хагану и в уме, и в искусстве владения мечом. Но по праву старшинства он стал таном. Если бы отец Тависа не привез Хагана в Керг и не назначил на должность капитана и начальника стражи, Хаган остался бы никому не известным графом в предместьях Керга и обрек бы на эту участь и своего сына. Блестящее будущее Тависа должно было благоприятно отразиться на судьбе друга. Если Ксавер собирался и впредь оставаться рядом с Тависом, пророчество Посвящения не могло открыть ему ничего такого, что послужило бы поводом для расстройства. И все же Ксавер не мог быть так уверен в своем будущем, как он. Никто не мог.
Тавис повторял себе это снова и снова. «Во время Приобщения я увидел себя герцогом. Не королем».
Такая мелочь. Пустяк. И все же Тавис видел в этом угрозу всей своей будущей жизни. «Почему не королем? Что бы это могло значить?»
— Нам следует встать в очередь, как все, — спокойно сказал Ксавер. — Они ждут здесь с самого утра.
Тавис отмел предложение взмахом руки, словно отгоняя назойливую муху:
— Не болтай глупости. Сыну герцога и его вассалу не пристало стоять в очереди с детьми простолюдинов. Они и сами это прекрасно понимают.
— Я в этом не уверен. Разве ты не видишь, как они на нас смотрят?
Тавис обернулся и изумленно уставился на него, словно потрясенный непроходимой глупостью друга.
— Ты думаешь, это из-за того?..
Он еще не договорил, когда из палатки вышла женщина-кирси.
— Лорд Тавис? — сказала она. — Предсказатель ждет вас.
Тавис кивнул и снова посмотрел на Ксавера.
— Да будет камень милостив к тебе, — сказал друг.
Тавис принужденно улыбнулся и последовал за женщиной.
Сначала он увидел камень, который светился на столе посреди палатки, словно сама Панья возложила на него свои сияющие руки. Большой, размером с булыжник, и зазубренный, как обломок скалы. Только одна сторона, сейчас обращенная к нему, была огранена и отшлифована таким образом, что взору открывался доступ в глубину кристалла. Именно таким камень и запечатлелся в памяти Тависа в день Приобщения, когда он увидел себя герцогом Кергским. «Но не королем».
За столом сидел мужчина-кирси, устремив на него внимательный взгляд. У него были желтые глаза средней яркости — не такие светлые, как у стоявшей рядом с Тависом женщины, но и не такие ослепительно яркие, как у Фотира. Его длинные белые волосы свободно ниспадали на плечи, но если обычно с распущенными волосами кирси казались еще более слабыми и хрупкими, то этот мужчина, наоборот, имел вид внушительный, — словно присущая ему магическая сила подкреплялась физической силой, которой недоставало большинству кирси.
— Это лорд Тавис Кергский, — сказала женщина. — Он явился за пророчеством Посвящения.
Мужчина оценивающе рассматривал Тависа, сохраняя бесстрастное выражение лица. Мгновение спустя он кивнул женщине:
— Спасибо, Кресенна.
Она улыбнулась, искоса взглянув на Тависа, и вышла. Мужчина встал и указал тонкой рукой на стул напротив:
— Не желаете ли присесть, милорд?
— Спасибо. — Тавис опустился на стул. У него задрожали руки, и он постарался спрятать их от кирси.
— Меня зовут Гринса джал Арриет, — сказал предсказатель, тоже садясь. — Скоро мы приступим к вашему Посвящению. Но сначала я должен задать вам несколько вопросов.
— В прошлый раз мне не задавали никаких вопросов.
Мужчина улыбнулся:
— Вы уже проходили Посвящение прежде?
— Да нет же, глупец! — раздраженно сказал Тавис. — В прошлый раз, когда мне предсказывали будущее. Я имею в виду Приобщение.
— Посвящение и Приобщение — две разные вещи. Боюсь, предыдущее таинство являлось лишь бледным подобием предстоящего вам сейчас.
— Я никогда не слышал, чтобы кирси вообще задавали вопросы перед прорицанием.
Несколько мгновений мужчина всматривался в него.
— У каждого из нас свой подход к предсказанию будущего, милорд. Если желаете, я найду вам другого предсказателя для вашего Посвящения. Вы можете подождать.
Тавис недовольно скривил губы:
— Нет. — Он крепко сжал руки. — Я не хочу ждать. Давайте приступим к делу.
— Конечно, милорд. — Но вместо того чтобы задавать вопросы, кирси просто пристально смотрел на него.
Наконец Тавис почувствовал, что он сейчас закричит, если мужчина не спросит о чем-нибудь.
— Ну? — раздраженно сказал он.
— Вы нервничаете, милорд. — Это прозвучало как утверждение, но Тавису показалось, что предсказатель встревожен.
— С какой стати? — осведомился молодой лорд, бросая быстрый взгляд на светящийся камень.
— Трудно сказать. Я хотел спросить вас о том же.
— Мне нечего бояться. Я сын герцога. И однажды стану королем.
— Тогда почему вы так нервничаете?
«Я не знаю, — хотел ответить Тавис. — Я не увидел себя королем четыре года назад. Может ли пророчество Приобщения оказаться неверным?» Но вместо этого он снова отвел глаза в сторону.
— Я не говорил, что я нервничаю.
— Сегодня в замке произошел неприятный случай, — сказал кирси. — Вы напали на человека. Почему?
Тавис изумленно уставился на него:
— Откуда ты знаешь? Кто тебе сказал?
— Почему вы так поступили?
Тавис вскочил с места, едва не опрокинув стол с лежавшим на нем Кираном.
— Отвечай! Откуда ты знаешь об этом?
— Слухами свет полнится. — Лицо кирси хранило невозмутимое выражение, приводившее Тависа в бешенство. — У людей длинные языки.
— Кто?
— Пожалуйста, сядьте, милорд.
— Кто тебе сказал, говори!
— Нет.
— Я прикажу тебя арестовать! — Тавис резко развернулся и направился к выходу из палатки. — Я сейчас же позову стражников!
— Если вы сейчас выйдете отсюда, — ровным голосом сказал мужчина, — обратно вас уже не впустят. Вы никогда не заглянете в свое будущее.
Тавис остановился на полпути.
— Пожалуйста, милорд, сядьте, — повторил предсказатель.
Молодой лорд снова повернулся. У него громко билось сердце и опять дрожали руки — правда, теперь от ярости, а не от страха.
— Вам показалось, что тот человек угрожал вам?
Что-то в голосе кирси привлекло внимание Тависа. Он говорил тоном отнюдь не обвинительным. Напротив, он, казалось, хотел найти оправдание поступку Тависа.
— Повтори, как тебя зовут? — спокойно спросил сын герцога.
— Гринса, милорд.
Тавис неуверенно шагнул вперед.
— Вы думали, что он причинит вам вред? Поэтому вы ударили его?
— Нет, — признался Тавис, медленно возвращаясь на свое место и садясь на стул. — Я сам толком не понимаю, почему так поступил. Мы тренировались, я действовал инстинктивно. Я вообще ни о чем не думал. Просто нанес удар.
Гринса кивнул:
— Понимаю. Как по-вашему, вы поступили неправильно?
Тавис прищурился, спрашивая себя, не обманулся ли он минуту назад.
— Какое отношение это имеет к моему Посвящению?
Мужчина ответил не сразу.
— Предсказатель должен составить некоторое представление о людях, желающих узнать свою судьбу.
— Я Тавис, сын Явана, герцог Кергский. Что еще тебе нужно знать?
Гринса загадочно улыбнулся:
— Возможно, вы правы. У вас есть какие-нибудь вопросы к камню, милорд? Вы хотите узнать что-нибудь?
Тавис уже собирался высказаться относительно своего Приобщения и насчет Кирана, не сумевшего показать самую важную часть его будущего. Но вместо этого помотал головой и глубоко вздохнул, стараясь успокоиться.
— Слова, милорд, — почти ласково сказал Гринса. — Когда вы будете готовы.
Он открыл рот, чтобы обратиться с ритуальной просьбой к Кирсару и камню, но вырвавшиеся у него слова удивили даже его самого:
— А пророчества Приобщений всегда верны?
Он сразу пожалел, что задал этот вопрос.
— Приобщения и Посвящения позволяют нам заглянуть в будущее, — сказал Гринса, тщательно подбирая слова. — Но и только. Верны ли пророчества? Да. Показывают ли они все, что нам суждено в жизни? — Кирси улыбнулся и покачал головой. — Конечно нет.
Только сейчас Тавис осознал, насколько он боялся услышать другой ответ. Он через силу улыбнулся.
— Когда вы будете готовы, милорд, — повторил кирси.
— В этот год, год моего Посвящения, — начал Тавис, — я прошу тебя, Кирсар, возложить руки на камень. Пусть моя будущая жизнь явится моему взору. Пусть мне откроются тайны грядущего в свете Кирана. Покажи мне мою судьбу.
Мягкое свечение камня стало ярче, интенсивнее. Тавис подался вперед и уставился в кристалл; кровь стремительно побежала по его жилам, словно бурные воды Хенеи в пору разлива. В глубине камня медленно проступило изображение. И тогда Тавису показалось, что весь мир перевернулся с ног на голову, как если бы сама Элинеда разъяла его на части и снова сложила, превратив в некую нелепую пародию.
Он надеялся увидеть картины славного будущего: себя, восседающего на престоле в Одунском замке, ведущего эйбитарскую армию к победе над войсками Анейры или даже Брэдона. Он ожидал увидеть себя женатым на женщине необыкновенной красоты и силы. Он должен был стать королем и постоянно мечтал увидеть себя таковым.
Да, Тавис боялся увидеть еще что-нибудь: свою гибель от рук наемных убийц либо грабителей или, что еще хуже, мучительную смерть от чумы.
Но какие бы радужные надежды он ни питал и какими бы темными страхами ни терзался, видение, представшее его взору в мерцающих недрах Кирана, оказалось совершенно неожиданным.
Он находился в неведомой темнице, прикованный к стене ручными и ножными кандалами. В грязной изорванной одежде, со спутанными волосами; его лицо покрыто синяками, на потрескавшихся губах запеклась кровь. Но, даже несмотря на это обезображенное почти до неузнаваемости лицо, Тавис сумел понять, что видит себя совсем молодым человеком, немногим старше, чем сейчас. Это была картина недалекого будущего. Какие бы события ни ввергли его в такое положение, они должны произойти скоро. Он судорожно сглотнул, испугавшись, что его сейчас вырвет. Он почти наяву чувствовал зловоние тюрьмы.
Но Тавис не мог оторвать глаз от камня. Картина будущих страданий удерживала взгляд так же прочно, как почерневшие железные цепи приковывали узника к стене темницы. Взят ли он в плен в бою во время какой-то предстоящей войны? Или враги дома Кергов похитили его, пытаясь завладеть престолом?
Но пока он задавал себе эти вопросы, Тавис в камне, несчастный пленник, повернул голову и посмотрел прямо в глаза Тавису, находившемуся в палатке предсказателей. И второй Тавис — мальчик, заглядывавший в свое будущее, которое оказалось страшнее самых худших его опасений, — невольно вскрикнул, увидев выражение этих темноголубых глаз. Причины, по которым он оказался в темнице, не имели никакого отношения к его героическому поведению на поле боя или проискам врагов дома Кергов. Явленный в магическом кристалле человек явно ощущал себя виновным.
Через несколько мгновений Киран, словно смилостивившись, потускнел, и изображение в нем постепенно исчезло, как исчезает осажденный замок за пеленой дыма. Тавис закрыл глаза и сгорбился, не в силах даже вытереть слезы со щек.
— Как такое возможно? — прошептал он.
— Киран редко дает объяснения, — мягко сказал Гринса. — Как я уже говорил, он просто позволяет заглянуть в будущее.
— Но это… — Тавис неопределенно махнул рукой в сторону камня и тяжело сглотнул, подавляя очередной приступ дурноты. — Это явно ошибка. — Он поднял глаза и устремил пронзительный взгляд на кирси. — Или обман.
— Уверяю вас, милорд, — сказал Гриса, — это не обман. И, к великому своему сожалению, я должен сказать, что Киран редко ошибается.
Тавис хотел наброситься на мужчину с проклятиями, обвинить во лжи и позаботиться о том, чтобы беловолосая голова предсказателя оказалась насаженной на пику еще до заката. Но у него хватило ума сдержаться. Образ человека в камне выглядел слишком реальным; выражение, которое он увидел в собственных глазах, не обманывало. Отрицать ужасную правду не имело смысла.
— Что мне теперь делать? — Голос молодого лорда снова упал до шепота.
— Жить своей жизнью, милорд.
— Но как? Вы же видели, что меня ждет. Как я могу продолжать спокойно жить своей жизнью, когда знаю, чем все закончится?
Гринса спокойно смотрел на него.
— Это испытание Посвящения. Вы можете не верить мне сейчас, но это не самое тяжелое испытание в жизни. Посвящение требует, чтобы человек продолжал жить со знанием, которое ему открылось.
— Ты прав. — Тавис не старался скрыть своей злобы. — Я тебе не верю.
— В свое время поверите, милорд.
Тавис встал.
— Не думаю. Теперь уж точно не поверю. Если Посвящение требует, чтобы я смирился с перспективой гнить в тюрьме до конца своих дней, тогда я предпочел бы, чтобы Байан забрал меня прямо сейчас.
Лицо Гринсы утратило невозмутимое выражение, приводившее Тависа в бешенство, и на нем отразились негодование и страх.
— Милорд… — сказал кирси, поднимаясь с места.
Но Тавис яростно потряс головой:
— Оставь меня в покое! — Он повернулся и стремительно вышел из палатки, едва не столкнувшись с Ксавером у входа.
— Тавис! — воскликнул друг. — Ну как?.. — Он умолк, увидев лицо Тависа. — Что случилось?
Несколько мгновений Тавис пристально смотрел на него, а потом пошел прочь быстрым шагом. Он слышал, как Ксавер зовет его, но не остановился. В храме звонили предзакатные колокола. До наступления темноты оставалось лишь несколько часов. Он подумал, не оседлать ли коня. Но для этого требовалось вернуться в замок, где стражникам, несомненно, уже было отдано распоряжение вновь отправить его в герцогские покои.
«С нетерпением жду рассказа о твоем Посвящении», — сказал Яван; и, хотя их отношения не отличались теплотой, отец возлагал на него надежды. Тавис знал, что герцог говорил правду. Он с нетерпением ждал рассказа сына.
Слезы вновь потекли у Тависа по щекам.
— Как я скажу ему? — прошептал он. — Как я скажу матери?
— Принимая все во внимание, это весьма приятное послание, — сказал Яван, улыбаясь едва заметной улыбкой, хорошо знакомой Шоне. — Мне трудно поверить, что Андреас написал его сам.
Шона рассмеялась; Хаган и остальные гости тоже.
— Итак, они согласны на брак? — спросила она, когда смех стих.
Герцог кивнул:
— Похоже. На известных условиях, конечно. Они хотят подождать еще несколько лет — «пока будущее наших домов не определится окончательно», как выражается Андреас.
— Что это значит? — спросил Хаган.
— Это значит, — сказала Шона, не дав Явану раскрыть рот, — что они хотят окончательно убедиться, что Тавис станет королем, прежде чем связывать себя обязательствами. — Все снова рассмеялись. Шона взглянула на мужа. — И уверяю вас, милорд, это была идея Иоанны, а не герцога. Она чрезвычайно практичная женщина.
Яван улыбнулся и обвел взглядом гостей, сидевших за столом.
— Эта женщина знает, что говорит.
Она чуть наклонила голову:
— Милорд слишком добр.
Шона отпила глоток вина из кубка. Несмотря на шутливую пикировку с мужем, она пребывала в приподнятом настроении. Леди Бриенна Кентигернская была прекрасной партией для ее сына, которой останутся довольны и Тавис, и герцог. Девушка принадлежала к одному из главных домов Эйбитара и единственная подходила Тавису по возрасту. Сейчас, когда Яван собирался вступить на престол в течение года, упрочение связей между Кергами и Кентигернами представлялось делом в высшей степени своевременным.
Два года назад такой союз казался невозможным. Ходили слухи, что Андреас хотел выдать свою дочь за Филиба Торалдского; а Явану, похоже, оставалось найти сыну жену в одном из второстепенных домов. Уже тогда он получил предложения от герцогов Ирдли, Лабруина и Реннаха. Но с безвременной смертью Филиба и ввиду предстоявшего восшествия Кергов на престол Тавис неожиданно стал одним из самым завидных женихов Эйбитара.
Почти сразу герцог Кентигернский прислал в Кергский замок письмо, в котором сообщал, что заинтересован в браке своей дочери с Тависом. Разумеется, Яван был доволен.
Шона понимала мужа. Как женщина, гордившаяся своим умением разбираться в политике лучше других эйбитарских герцогинь, она признавала, что Явану необходимо укреплять отношения с Андреасом и менее знатными семьями Кентигерна. Но она была также матерью и сейчас радовалась не только за мужа, но и за Тависа. Она уже много лет не видела Бриенну, но, по общему мнению, молодая леди Кентигернская была необычайно привлекательной и разумной девушкой, которая унаследовала красоту матери и ум отца. «К счастью для девушки, — подумала Шона, внутренне усмехаясь. — Дочери лучше не походить внешностью на отца, если отец имеет наружность Андреаса».
Бриенна станет хорошей женой и, самое главное, прекрасной королевой в свой срок. Возможно также, что перспектива женитьбы, пусть и отдаленная, заставит Тависа взяться за ум и серьезнее относиться к своим обязанностям и занятиям.
— Мне бы хотелось поделиться новостями с сыном, — сказал Яван, словно прочитав ее мысли. — Кто-нибудь его видел?
Тавис должен был появиться в герцогском зале к началу обеда, когда за стенами замка прозвонили предзакатные колокола. С тех пор прошло довольно много времени, и Шона, обычно не склонная беспокоиться по пустякам, почувствовала тревогу.
— Я видел Тависа сразу после Посвящения, — сказал Ксавер Маркуллет, сидевший в дальнем конце стола.
То обстоятельство, что он находился здесь, а Тавис — нет, лишь усилило беспокойство Шоны.
— Он казался расстроенным, когда вышел из палатки предсказателя, — продолжал молодой Маркуллет.
Герцог пристально посмотрел на него:
— В чем это выражалось?
— Он не остановился поговорить со мной, даже на минуту. Я окликнул его, но он просто ушел.
Шона и Яван переглянулись. Неблагоприятное пророчество? Не может быть. Однако герцогине показалось, будто холодные пальцы сжали сердце — словно сам Байан протянул к ней руку из Подземного Царства.
— Люди реагируют на Посвящение по-разному, — сказал Джегор джал Сенна, сидевший между Ксавером и графом Бринтешским. — И испытывают разочарование по самым разным поводам. Может статься, Тавис положил глаз на какую-нибудь девушку, а из пророчества Посвящения узнал, что женится на Бриенне. А возможно, он представлял себя более высоким или сильным, чем человек, которого показал камень. Скорее всего приступ уныния не затянется надолго.
Шона благосклонно улыбнулась мужчине-кирси. Джегора с женой посадили за стол как можно дальше от Явана, как сажали каждый год и как посадят через несколько дней, когда Шона с Яваном будут устраивать пир по случаю ярмарки. При всех своих достоинствах Яван имел и недостатки, главным из которых была предубежденность. Предубежденность против всех жителей других королевств Прибрежных Земель, против всех представителей других домов и в первую очередь против кирси. Он терпел беловолосых и даже проникся приязнью и уважением к Фотиру за многие годы знакомства. Но он по-прежнему решительно не признавал браков между кирси и инди. Шона же нежно любила Джегора и Орию и несколькими годами раньше наконец уговорила Явана пригласить их на пир и прочие празднества, устраивавшиеся в замке во время ярмарки. Но это было все, что она сумела сделать.
— Причина его разочарования не имеет значения, — резко сказал Яван. — Он должен был явиться в замок уже давно.
Но Шона наблюдала за Ксавером. Она знала своего сына лучше, чем кто-либо, а на Ксавера, похоже, заверения Джегора не произвели впечатления. А что, если пророчество действительно оказалось неблагоприятным? Что, если Тавис увидел смерть Явана или свою собственную? Она содрогнулась. Сначала происшествие в Галдастене, потом смерть Филиба, а теперь, возможно, и это. Казалось, Байан разгневался на них и обрек Эйбитар на несчастья.
Не то чтобы Шона действительно верила в подобные вещи. Она уже давно отдавала предпочтение монастырям перед храмами. Она поклонялась Ину, которому поклонялись также муж и сын, хотя Яван по-прежнему заходил в храм, расположенный на другом конце города. Он утверждал, что обязан делать это, что герцог должен знать жизнь и веру всех своих подданных, живут ли они при дворе или в деревне. Шона подозревала, что дело не только в этом. Но когда она потеряла второго ребенка всего за месяц до родов, Яван отпустил ее в монастырь. И там, в тишине своей кельи, наедине с собственным горем, она проклинала имя Байана. Вера вообще дело непростое, а древние верования продолжали жить — даже в сознании и сердце Шоны.
— Вам нехорошо, миледи?
Шона вздрогнула и посмотрела на Фотира, задавшего этот вопрос.
— Прошу прощения, миледи, но вы бледны. — Он улыбнулся. — Если мне позволительно судить о таких вещах.
Она улыбнулась в ответ, хотя у нее холодело в животе и мучительно ныло под ложечкой.
— Я… волнуюсь, — призналась она. — Из-за Тависа.
Он кивнул:
— Герцог тоже.
Кроме нее, лишь немногие так хорошо понимали истинные причины дурного настроения Явана. Мужу очень повезло с советником.
— По-вашему, у нас есть основания?
Казалось, кирси задумался.
— Возможно, — наконец сказал он. — Я бы так не подумал, если бы не слова молодого господина Маркуллета.
Шона уже собиралась ответить, когда ближняя дверь распахнулась и в зал неверной поступью вошел Тавис. При виде сына герцогиня испытала облегчение, но оно оказалось недолгим. У него были растрепанные волосы, налитые кровью глаза и опухшее, словно спросонья, лицо. Он был в простой рубашке и бриджах — не в таком одеянии сыну герцога следовало появляться перед гостями замка, приглашенными на обед. В руке он держал открытую бутылку вина.
Прислонившись к двери, Тавис поднес бутылку к губам и сделал длинный глоток. Потом, пошатнувшись, шагнул вперед и отвесил поклон отцу, едва не упав при этом.
— Прошу прощения, сэр. — У него сильно заплетался язык. — Похоже, я малость запоздал.
— Просто сядь на свое место, Тавис, — жестко сказал герцог.
— Конечно, отец.
Тавис прошел к столу, улыбаясь гостям. К счастью, обед носил сравнительно неофициальный характер. Все присутствовавшие на нем симпатизировали дому Кергов и могли отнестись к происходившему с пониманием. Будь это пир по случаю ярмарки… Шона на миг закрыла глаза, не желая даже думать об этом.
— Привет, мама, — бросил Тавис, проходя мимо нее. От него разило вином. Она ничего не ответила.
Тавис сел справа от герцога и принялся накладывать себе еду. Никто не произнес ни слова, но большинство гостей тактично смотрели не на него, а в свои тарелки.
Несколько раз набив рот, прожевав и проглотив пищу, Тавис наконец поднял глаза и обвел взглядом зал.
— Почему все молчат?
— Ты ешь, Тавис, ешь, — сказал герцог. — Не разговаривай.
Он потряс головой:
— Нет. Почему вы все молчите? Из-за меня? Из-за моего опоздания? — Он расплылся в улыбке и поднял бутылку. — Неужели из-за этого?
Яван выхватил у него бутылку:
— Довольно! Ешь и помалкивай!
— В чем дело, отец? Или я тебя позорю? Или я пятнаю славное имя Кергов?
Герцог уже открыл рот, чтобы ответить, но потом, видимо, передумал. Он улыбнулся, хотя Шона видела, что улыбка далась ему с трудом.
— Мы с твоей матерью как раз рассказывали гостям о письме, которое я получил сегодня от герцога Кентигернского. Мы с ним договорились о брачном союзе между тобой и его дочерью, леди Бриенной.
— Бриенна, — повторил Тавис с набитым ртом. — Я видел ее несколько лет назад, да?
Лицо Явана просветлело.
— Да, верно. Тогда тебе было десять, кажется.
— Такая жирная девчонка с голосом, скрипучим, точно ржавые ворота.
Герцог на миг прикрыл глаза, но быстро овладел собой и улыбнулся все той же натянутой улыбкой.
— Мы отправимся в Кентигерн сразу после Черной Ночи, чтобы отпраздновать помолвку. Полагаю, герцог устроит пышное празднество. Турниры, пиры, музыканты. Это будет вторая ярмарка.
— Похоже на бессмысленную трату времени, если вас интересует мое мнение, — промычал Тавис, снова набивая рот мясом.
— Что с тобой? — услышала Шона свой голос. — Это все из-за Посвящения?
Тавис закрыл глаза и невесело рассмеялся.
— Ах, мое Посвящение! Давай, мама. Спроси меня о моем Посвящении. Попроси подробно рассказать, что я увидел в камне.
Джегор осторожно кашлянул:
— Я минуту назад говорил вашим родителям, милорд, что Посвящение часто разочаровывает поначалу, но со временем…
Кирси осекся, когда Тавис снова засмеялся — сначала тихо, но потом все громче и громче, пока взрывы истерического хохота не запрыгали эхом под потолком зала.
— Прошу прощения, — наконец сказал молодой лорд, тряся головой и тяжело переводя дыхание. — Я не хотел вас обидеть. Честное слово. Просто вы сами не понимаете, что говорите.
— Тавис! — вмешался Яван. — Довольно!
— Пожалуйста, — продолжал мальчик, словно не слыша герцога, — давайте поговорим о моем Посвящении.
Фотир встал и подошел к Тавису.
— Может, нам лучше уйти, милорд? — Он осторожно положил руку ему на плечо.
Тавис отшатнулся:
— Не прикасайся ко мне, ублюдок! На сегодня с меня хватит общения с твоими паршивыми соплеменниками! — Он обвел взглядом присутствующих. — Вы хотите узнать о моем Посвящении?
Никто не ответил.
— Да или нет?
— Только если ты сам хочешь рассказать нам, Тавис. — Голос Ксавера прозвучал мягко, словно шелест утреннего ветерка в листве.
Тавис смотрел на друга, как показалось Шоне, целую вечность. Наконец он опустил глаза, помотал головой и прошептал:
— Не хочу.
Потом он резко встал и, яростно уставившись на Фотира, сжал кулаки. Первый советник отступил на шаг и выставил вперед ладони. Не спуская взгляда с кирси, Тавис взял бутыль, но, вместо того чтобы отпить очередной глоток вина, просто отшвырнул ее в сторону. Бутыль разбилась вдребезги, и вино растеклось по полу темно-красной лужей. Не сказав больше ни слова, молодой лорд стремительно вышел из зала.
Слуги бросились подтирать пол и подбирать острые глиняные черепки; какое-то время тишину в огромном зале нарушали только звуки их возни.
— Прошу прощения, друзья, — наконец произнес Яван безучастным голосом. — Мой сын… не в себе сегодня.
Гости пробормотали в ответ какие-то вежливые слова, понимающе покивали головами, и, когда слуги подали на стол новые блюда, разговор постепенно возобновился. Все вновь принялись за еду.
Все, кроме Шоны, которая сидела, уставившись на свои руки и стараясь сдержать слезы. Вскоре она почувствовала на себе чей-то взгляд и, подняв глаза, увидела, что молодой Маркуллет пристально смотрит на нее с выжидательным выражением на юном лице.
Если Тавис и станет кого-нибудь слушать, то только Ксавера. Она вздохнула и коротко кивнула.
Мгновение спустя мальчик вышел из-за стола и стремительно направился к двери, за которой скрылся Тавис.
Ксавер знал, где искать друга. У Тависа было несколько излюбленных мест, куда он уходил во время приступов хандры, когда хотел оказаться подальше от замка и от своих родителей. Одним из них была запруженная народом рыночная площадь, где ярмарочные певцы, танцоры, акробаты и фокусники развлекали сегодня жителей Керга. Но там находилась палатка предсказателя, а нынче вечером, насколько понимал Ксавер, сын герцога постарается держаться от нее подальше. Вторым таким местом являлся дворик у крепостного рва, куда они заходили этим утром после пробежки по башням. Ксавер не думал, что друг вернется туда так скоро.
Следовательно, оставалось третье место: высокая крепостная стена в северной части замка, между монастырской и океанской башнями. Со стены открывался вид на скалистый берег пролива Вантре. В обеих башнях несли дозор часовые — обычно днем и ночью двое стражников ходили взад-вперед по стене, но, когда туда поднимались Тавис и Ксавер, они всегда оставляли мальчиков одних. Еще никто ни разу не нападал на Кергский замок со стороны пролива, взобравшись по прибрежным скалам. Высокие и отвесные, они служили цитадели надежной защитой.
Поднявшись на океанскую башню, Ксавер столкнулся с двумя стражниками, которые казались высокими и могучими в свете факелов. Он знал обоих в лицо, но не по именам; им же, разумеется, было известно, кто он.
— Вы ищете сына герцога, господин? — спросил один из них.
— Да. Он здесь?
— На стене, как обычно.
— У него прескверное настроение, господин, — добавил второй мужчина. — Таким я его еще не видел. Он едва не набросился на нас с кинжалом, хотя мы всего-навсего пожелали ему доброго вечера.
Ксавер глубоко вздохнул. «Что же Тавис увидел в Киране?»
— Спасибо за предупреждение.
Он вышел на стену и поискал взглядом друга. Сначала он не увидел ничего, кроме залитого розовым светом лун коричнево-золотого знамени Керга, которое развевалось над монастырской башней, хлопая на соленом ветру. Ксавер решил было, что Тавис просто прошел к следующей башне и там спустился вниз, не замеченный стражниками. Потом, на миг похолодев от ужаса, он вдруг вообразил, что молодой лорд бросился со стены на скалы внизу. Но когда его глаза привыкли к темноте, он наконец разглядел Тависа, который сидел на каменной дорожке, прислонившись спиной к парапету и обхватив руками колени.
— Тавис?
Молодой лорд кинул на него короткий взгляд и снова уставился перед собой.
— Оставь меня. Я не расположен разговаривать.
Ксавер медленно двинулся вперед.
— Нам не обязательно разговаривать. Я просто посижу с тобой немного.
— Я же сказал, Ксавер, оставь меня. Я хочу побыть один.
— Ты всегда так говоришь. — Ксавер продолжал приближаться. — Я уже давно тебе не верю.
— Стой! — Тавис вскочил на ноги. Лунный свет блеснул на клинке кинжала, который он держал перед собой в дрожавшей руке.
Ксавер кивнул и остановился всего в нескольких шагах от молодого лорда.
— Хорошо. — Он прислонился к парапету и посмотрел на воду.
— Лучше уйди.
— Я сейчас уйду. — Ксавер указал на тусклый желтый огонек, качавшийся на волнах в отдалении, рядом с темным берегом острова Вантре. — Там корабль. Помнишь, раньше мы часто сидели на стене и считали, сколько кораблей пройдет за ночь?
Тавис не ответил. Он просто стоял неподвижно в мягком рассеянном свете лун-любовников.
— Что случилось, Тавис? Что ты увидел в камне?
Друг отвернулся и бессильно привалился к стене.
— Это не имеет значения.
Ксавер едва не расхохотался:
— Не имеет значения? Ты напился, ты оскорбил родителей, ты угрожал кинжалом двум стражникам — и ты хочешь, чтобы я поверил, что это не имеет значения?
— Мне наплевать, веришь ты или нет. — В голосе молодого лорда послышались ожесточенные нотки. — Я же сказал, что хочу побыть один. Не заставляй меня повторять это еще раз.
— Скажи мне, что ты увидел?
— Нет.
— Что-то должно случиться с твоим отцом или с тобой? Дело в этом? Ты увидел свою смерть?
Тавис жутко рассмеялся:
— Смерть показалась бы счастьем в сравнении с этим.
— Ты поэтому пришел сюда? Чтобы умереть?
Тавис посмотрел на него; его глаза мерцали в розоватом свете лун и отдаленных факелов.
— Я думал об этом, — признался он. — Я надеялся, что у меня хватит мужества броситься в пролив, если я напьюсь. Но даже во хмелю я остаюсь трусом.
— Ты не трус, Тавис.
— Да неужели? — Он потряс головой. — Я боюсь смерти — даже больше, чем позора, больше, чем падения дома Кергов.
Ксавер пожал плечами:
— Кто из нас не боится? Мы еще молоды, Тавис. Слишком молоды, чтобы умирать. Значит, ты боишься Подземного Царства. Ну и что тут особенного?
— Действительно, что? — Тавис посмотрел на свой кинжал.
— Пойдем, я провожу тебя в твои комнаты, — просительным тоном сказал Ксавер, медленно подходя к другу. — Ты ляжешь спать.
Тавис попятился:
— Не подходи, Ксавер. Я не пойду к себе. Я вообще никуда не пойду.
— Утро вечера мудренее. — Он протянул руку. — Просто возьми мою руку и…
Все случилось так быстро, что поначалу Ксавер ничего не почувствовал. Он увидел, как кинжал молодого лорда тускло блеснул в темноте, описав стремительную дугу; увидел, как на каменной дорожке появилось темное пятно, потом другое. Мгновение спустя он понял, что это кровь, его кровь. Он отдернул руку, еще не веря в происходящее, и увидел распоротый рукав и глубокий длинный порез на предплечье.
— Ты ранил меня. — Он тупо уставился на рану.
Тавис уронил кинжал.
— Разрази меня гром! — прошептал он.
Ксавер поднял глаза.
— Извини, Ксавер. Я правда не хотел.
Ксавер ничего не ответил. Он повернулся и пошел прочь, к океанской башне и стражникам. Он спиной чувствовал взгляд Тависа, но молодой лорд не окликнул его и не пошел за ним.
Один из стражников увидел, что он возвращается, и приветственно вскинул руку.
— Полагаю, с ним нет смысла разговаривать, когда… — Он осекся и вытаращил глаза. — Боги милосердные! Неужели это его работа?
— Ничего страшного, — сказал Ксавер, хотя уже начал чувствовать пульсирующую боль в предплечье. — Но, вероятно, мне все равно следует обратиться к хирургу.
— А лорд Тавис? — спросил стражник.
Ксавер бросил взгляд назад. Он с трудом различил в темноте фигуру Тависа, который неподвижно стоял на прежнем месте.
— Оставьте его в покое, — сказал он, не в силах скрыть свою горечь. — И мне стоило сделать то же самое.