Право на выбор

ГЛАВА 26. Тамила

— Княжеский замок остался, считай, вовсе без охраны, — Харт, глава клана медведей, опасно прищурился, глядя на невозмутимую Тамилу. — Так почему бы не воспользоваться случаем? Чего еще ждать? Или ты все еще неравнодушна к князю?

Тамила подняла голову, едва заметная усмешка тронула ее красиво очерченные губы. Харт, высокий и мощный, с пышной гривой каштановых волос, был очень похож на Грона. Вернее, это Грон был похож на отца, но суть от этого не менялась. Два медведя пара. Сильные, упрямые, не слишком умные, рвущиеся к власти, убежденные в своем праве на нее.

— Неравнодушна? Еще бы… Я его ненавижу, а ненависть и равнодушие — это разные вещи. Думаешь, мне не хочется отомстить Ярону? Думаешь, я хочу скрываться, как мышь в подполье? Нет. Но лишний риск совершенно ни к чему.

— Это ты называешь подпольем? — самодовольно ухмыльнулся Харт, взмахнув рукой.

Дом, в котором он поселил Тамилу, предназначался для любовниц главы клана, которых он заводил с завидной регулярностью и с той же регулярностью бросал. Жена не удостаивала эту сторону жизни мужа своим вниманием. Если она когда-то и любила Харта, то это осталось в прошлом, а сейчас ее вполне устраивало, что он изливает свою страсть на других, а ее оставил в покое.

Очередную свою пассию Харт выселил, чтобы освободить место для Тамилы. Следовало по возможности скрывать ее присутствие в клане, и дом для любовных утех, куда, кроме самого Харта, заглядывала только немая служанка, подходил для этой цели наилучшим образом.

Свое любовное гнездышко, вернее — любовную берлогу, Харт обставил с кричащей роскошью, и считал ее более достойным обиталищем, чем княжеские замки. Тамила его мнения не разделяла, у нее, в отличие от Харта, был вкус.

— Каким бы ни было мое жилище, — холодно ответила Тамила, — я не желаю прятаться. Кроме того, этот дом нужен тебе самому… — она посмотрела в сторону.

— Ты могла бы… — начал Харт, масленея глазами и делая маленький шаг в сторону голубоглазой красавицы.

Тамила едва заметно улыбнулась и отступила. Лукавство ее улыбки должно было смягчить удар по самолюбию медведя.

— Мы не можем так поступить с твоим сыном, Харт, — проворковала она.

— От него не убудет, — проворчал медведь. — Так и скажи, что я тебе не по сердцу…

— Ах, Харт… Сердце женщины — непредсказуемо и изменчиво… Но сейчас я думаю о Гроне, прости. Он похож на тебя, — прибавила она тихо. — И мы не должны…

— Ну ладно, — буркнул Харт. — Сейчас главное — сделать дело.

— Да-да, — с готовностью согласилась Тамила.

Ей и Грон был не слишком приятен, а его отец — и подавно. И еще одно немаловажное соображение: добившись своего, Харт, скорее всего, потеряет к ней интерес. Лучше держать его на расстоянии — столько, сколько возможно. Желательно — всегда. Но тут уж как получится.

— Так вот, Харт, худшее, что ты сейчас можешь сделать — это напасть на Ярона. Сначала твой клан будет ослаблен столкновением с князем…

— Тоже мне, князь, — фыркнул Харт. — Он даже свой замок не укрепляет как следует, а вместо этого все заботится о жалких крестьянах и прочих… горшечниках, трактирщиках и торговцах. Об этом рабочем скоте.

— И тем не менее, пока он князь, — упрямо прищурилась Тамила. — И сил у него достаточно, чтобы твой клан понес… ну, скажем, некоторый урон. Если бы этим все и закончилось, я первая сказала бы, что сейчас наиболее удачный момент. Но это не конец, а лишь начало.

— Леяна и Отступник нападут и скоро. Прости, Харт, но сейчас твоему клану не тягаться с ними. Ослабив и себя, и Ярона, ты лишь сыграешь им на руку. Зачем тебе это? Будь умнее, подожди пока они ослабят друг друга. Все складывается просто прекрасно. Леяна нападет, Ярон будет биться с ней не на жизнь, а на смерть. Ему, конечно, не устоять. Отступник и сыны Мрака, подчиняющиеся ему, — не те противники, которых сможет одолеть князь Теновии. Но он их измотает. Теновия будет сопротивляться. А твое дело — выжидать.

— Когда ресурсы для сопротивления иссякнут… Вот тогда и не раньше — ты должен будешь воспользоваться плодами их трудов и битв. Ты получишь все. Надо лишь набраться терпения. Народ примет тебя как освободителя и вестника мира. Главное — справиться с Отступником… — Тамила вздохнула. — Но пока что рано об этом беспокоиться. Как знать, может быть, Ярон или шаманки, или кто-то еще сделает это за тебя. За нас. Нам нужно терпеливо стоять под деревом и ждать, когда плод сам упадет в наши руки. Пусть они грызутся, пусть обескровят друг друга.

— Ты невероятная женщина, Тамила, — Харт снова приблизился к ней, она легко ускользнула. — Я таких никогда не встречал. Не только прекрасна, но и умна, коварна… Не думал, что коварство придает женщине еще больше привлекательности…

Тамила увернулась из-под тяжелой лапищи медведя, сохраняя на губах лукавую улыбку, а в глазах — укоризненное выражение. Она подумала, что, в отличие от коварства, глупость определенно лишает привлекательности мужчин.

С трудом выпроводив Харта, Тамила прислонилась спиной к двери и прикрыла глаза. Вспоминался Ярон. Да, его не сравнить с этими медведями — что с папашей, что с сыночком. Внезапно она осознала, что в самом лучшем случае, если всем ее замыслам суждено исполниться, она на всю жизнь окажется связана с Гроном и его отцом. На всю жизнь… Даже если при этом она будет княгиней Теновии и Светании. Стоит ли оно того? Утешит ли ее власть? Этого ли она хочет на самом деле?

Да, перед ней все склонятся, ею будут восхищаться, ее будут бояться. А вечером, в своих комнатах, в своей спальне — всегда — Грон. Или Харт. С этого медведя станется убить сына, чтобы прибрать к лапам и власть, и ее, Тамилу. Но, будь то Харт или Грон, у него, конечно, будут любовницы, а она станет его собственностью, которая не должна сметь даже приблизиться к другому мужчине…

Избавиться бы от них. Но Тамила отлично понимала, что в одиночку ей не удержать власть. Она может быть только при ком-то. У нее меньше магической силы, чем у Ярона или Харта, у нее меньше опасных знаний и умений, чем у Отступника.

Это Леяна может заблуждаться, думая, что будет править, тогда как на самом деле ее дальнейшая жизнь будет полностью зависеть от Отступника. Тамила же отлично все понимала. Просто раньше не задумывалась об этом. Она хотела разделить власть с Яроном… А эти…

Тоска навалилась, скрутила так, что захотелось разгромить и растерзать всю эту вызывающую роскошь вокруг, а потом сесть посреди разгрома и выть до хрипоты, до сорванного горла. Но Тамила лишь выше подняла голову и подошла к окну. Глядя на стену леса, в окружении которого стоял дом, она думала, чего же ей хочется на самом деле, к чему она на самом деле стремилась все эти годы…

Ей было холодно. Холодно… Душа и сердце — все замерзло, окоченело. Неужели… она искала не то, рвалась не к тому… Неужели… на самом деле ей хотелось… любви? Не может быть. Любви… Никто не любил ее. Никогда. Одни желали ее тела, другим были нужны ее умения и изворотливый ум. Но никому не было дела до нее самой.

Горькие и злые слезы подступили к горлу, грозя задушить, но Тамила не позволила им пролиться. Она смотрела на лес сухими глазами, ледяными голубыми глазами, в которых пылала ненависть. К Ярону, Грону, Харту, к прежнему главе клана песцов, что некогда прельстился ее красотой, а потом пожалел об этом и вернулся к жене, которую любил по-настоящему. К нынешнему главе клана, который голосовал за смертную казнь для нее. Ко всем, кто судил ее или просто был там. К Марийке, которую любил Ярон, к Райяне, которая любила его, ко всем кто любил или был любим, тогда как она не знала ни того, ни другого.

К родителям, которым не было до нее дела. К жизни. К себе самой… Она вмерзала в лед ненависти, она сама становилась льдом. И только где-то глубоко в сердце ранящим огнем билась боль.