Гигантские дубы расступились, уступая место потоку солнечного света. Если бы не мои очки и тонированные стекла автомобиля, я бы точно ослепла. Намечая план по воссозданию ландшафта несколько веков назад, дизайнеры и архитекторы определенно добились того, что их эффектное творение впечатляло людей. Затененная аллея — тихая, уединенная и засаженная испанским мхом — было прелюдией к крещендо голубого неба Джорджии, которое лишь подчеркивало великолепие усадьбы. С каждым дюймом мощеной подъездной дороги, оставленной позади, моя шея и спина все больше напрягались, напоминая мне занять соответствующую для Монтегю позу.
И неважно, сколько раз я говорила себе, что я больше не ребенок, оказавшийся в районе железных ворот, или что я стала достаточно мудрой женщиной, на днях окончившей университет с отличием, голос девочки внутри меня снова и снова повторял мантру, которую я заучила раз и навсегда: некоторые вещи никогда не меняются. Чем ближе мы подъезжали к гигантскому дому, тем больше напрягалось мое тело; годы разлуки ускользали, растворяясь в нарастающей уверенности.
Первоначальное строение было сожжено в конце 1800-х годов. Согласно семейным преданиям, несмотря на то, что особняк считался величественным в те времена, по нынешним меркам его бы едва хватило для размещения гостей. Теперь же поместье Монтегю было одним из самых почитаемых и приводящих в восторг обителей Юга. Там, где другие видели красоту, я видела тюрьму и потерю невинности.
Заставив свою челюсть разжаться, я напомнила себе, что мой визит был… временным. Прошло уже почти четыре года с тех пор, как я украшала поместье Монтегю своим присутствием, и если бы не приглашение моей матери — выговор, приказ явиться — меня бы сейчас здесь не было.
— Мисс Коллинз?
Погруженная в мысли и воспоминания, я не заметила, как автомобиль остановился, и открылась дверь. Обернувшись на звук своего имени, я увидела обрамленное лучами солнечного света лицо Брэнтли Петерсона, водителя своего отчима. Пожилой джентльмен работал на мою семью, сколько я себя помню. И хотя я с трудом припоминаю то время, прежде чем мама вышла замуж за Алтона, я знала из рассказов, что Брэнтли уже тогда был здесь. Он работал на моего отца, также, как и его отец работал на моего деда, Чарльза Монтегю II.
— Мисс Александрия, — сказал он. — Ваши родители ждут Вас.
Сделав глубокий вдох, я вышла из автомобиля, намеренно избегая его предложения о помощи.
— Просто Алекс, Брэнтли.
— Ну, так будет не всегда. Совсем скоро, прежде чем назвать ваше имя, нужно будет добавить приставку «адвокат», — сказал мужчина, и его губы слегка растянулись в улыбке.
Алекс редко приходилось видеть хоть какие-либо проявления эмоций на лице мужчины, и сейчас на его щеках появились ямочки, а в уголках его серых глаз глубокие морщины, так отчетливо указывающие на его немолодой возраст.
— Ваша мать очень гордится этим. Она рассказывает всем и каждому, как вы были приняты в Йельский и Колумбийский университеты на факультет юриспруденция.
Потирая потные ладони о джинсы, я посмотрела вверх — и еще выше — на девственно-незапятнанные стены, безупречные окна и большие величественные навесы. В другом месте, другом времени я бы поблагодарила Брэнтли за комплимент. Возможно, я бы даже призналась, что я тоже горжусь своими достижениями, более того, я бы призналась, что чертовски рада услышать, что моя мать все еще говорила обо мне, признавая, что я ее дочь.
Но беспощадное солнце Джорджии на коже и влажный воздух в легких подтвердил, что это не другое место и время. Годы обучения Монтегю подавляли любые мои стремления к становлению как личности Алекс Коллинз — реального человека с мыслями, чувствами и мечтами. За то время, что потребовалось на то, чтобы забрать меня в аэропорту саванны и отвезти меня в прошлое, я в очередной раз превратилась в Мисс Александрия Чарльз Монтегю Коллинз, безупречную истинную леди, с показным желанием прийти людям на помощь, угождать им — такую благовоспитанную Южную красавицу, которая носила маску совершенства… потому что никто не хотел видеть под ней правду.
И неважно, что на дворе был двадцать первый век — это не относилось к тем, в чьих венах текла голубая кровь. Это всегда было и будет в мире, где внешность имела большое значение, с секретами в затемненных коридорах с дверными проемами, которые навсегда останутся недосказанными.
Мое внимание привлекло движение занавески на втором этаже. Это произошло так быстро, что, возможно, другой человек этого бы даже не заметил. Другой, но не я. Я знала, что именно располагалось за этим окном: это была моя старая спальня — место, которое я ненавидела больше, чем какое-либо другое.
Со стоическим самообладанием Брэнтли спросил: — Могу я отнести ваши чемоданы в вашу комнату?
Я сглотнула.
— Пока нет. Я еще не решила, останусь ли.
— Но мисс, ваша мать…
В пренебрежительной манере я подняла руку — чего я никогда бы не сделала в Калифорнии — заставляя мужчину замолчать.
— Брэнтли, я дам тебе знать о своих планах, как только решу. А пока что держи машину наготове и оставь мои сумки в багажнике.
Кивнув, он пробормотал:
— Да, мисс. Я буду здесь.
Как и всегда.
Был ли он частью проблемы или ее решением?
Кусая щеку изнутри, я начала грациозно подниматься по зацементированной дорожке.
Зачем я вернулась?