Мечтам, как и сказкам, всегда приходит конец. Мы просыпаемся или переворачиваем последнюю страницу. Не существует возможности избежать конца. Это может занять несколько дней, лет или всю жизнь, но «навсегда» в реальности не существует. Неважно, как сильно мы хотим или стараемся, конец приходит всегда.
Вот и моему последнему дню с Ноксом наступил конец. Хотя мы оба рано проснулись, мы получили небольшую отсрочку, когда Нокс успешно уложил меня ещё поспать. Солнце едва взошло, я унеслась в сладкое облако мускуса, завёрнутая в объятия человека, с которым была едва знакома.
Я не знала его фамилии, где он жил или место его работы, но знала, за те шесть дней и пять ночей, что мы провели вместе, я потеряла своё сердце.
Я даже не знаю, он украл его или я отдала его сама. Я так же пыталась убедить себя, что это не конец… это всего лишь кусок моего сердца, которым он теперь обладал. Если бы это было правдой, то означало, что я всё переживу. Если это лишь кусочек и даже если он ещё внутри, хотя и был сломан, у меня есть шанс его починить. В один прекрасный день я найду волшебным совместно проведённое время.
Однажды, когда придёт время, когда Алекс будет готова и перестанет зацикливаться на юридической школе, она поймёт настоящую причину боли нашего расставания.
Это была хорошая сказка, придуманная история, и я знала, что это обман. Боль внутри с момента, когда мы проснулись, была слишком сильной. В очередной раз указывая на то, что Нокс не забрал кусок моего сердца. Он вырвал его целиком. Ремонту уже не подлежит. Невозможно исправить то, чего не существовало.
С каждым вдохом, пустота на месте моего пропавшего сердца разрывала грудь.
Хотя мне нужно собрать наши с Челси вещи и добраться в аэропорт, я не спешила. Вместо этого я сидела за столиком на балконе президентского номера, попивая кофе, и гоняла жареные яйца и свежие фрукты по тарелке. Наше время шло. Образно говоря, часы скоро пробьют полночь. Если бы это была «Золушка», я бы бежала вниз по ступенькам и оставила хрустальную туфельку.
Впервые с момента встречи, наши слова были вымученными — вежливыми и корректными. Есть много вещей, которые мы не сказали, так много вещей мы хотели сказать, но теперь слишком поздно. Когда мы были в душе, Нокс пошутил о том, что я пропущу рейс, но кроме этого момента, мы избегали говорить на эту тему
— Нокс, — сказала я, споря сама с собой, могу ли я чуточку быть честной. — Я помню наше соглашение, и я все ещё верю, мы должны его уважать. Но есть кое-что, что я хочу, чтобы ты знал.
Он поднял глаза от едва начатого завтрака. Видимо, ни у кого из нас не было аппетита.
— Что?
— Полагаю, я хочу, чтобы ты знал, что на этой неделе я не была сама собой.
Положив вилку, он спросил:
— Что ты имеешь в виду? Ты не Чарли́?
Я не хочу говорить об этом.
— Я имею в виду, что прежде никогда не делала то, что мы сделали. Я хочу, чтобы ты знал, что я не хожу знакомиться с мужчинами и делать то, что мы сделали.
Он странно оскалился.
— Ты хочешь, чтобы я знал, что ты не спишь со всеми направо и налево.
Я кивнула. Почему он должен мне верить? Я позволила ему трахать себя в общественном туалете. Я молила о его члене. Это не похоже на кого-то со принципами.
— Просто… ну, я уверена, ты встречал… женщин…более перспективных…
— Чарли́, - он потянулся через стол и положил свою руку ладонью вверх.
Слеза скатилась по щеке, когда я вложила в его ладонь свою.
Он сжал её.
— Я верю тебе.
Я заставила себя улыбнуться.
— Неважно, насколько опытным ты меня считаешь или как много женщин у меня было, я не такой, как ты думаешь. Я уже говорил тебе — у меня необычные вкусы, и честно говоря, это не сулит ничего хорошего для большинства отношений. У меня есть определенные источники удовлетворения, но это не одно и то же. Я даже не пытался строить долгие отношения.
Я посмотрела на него сквозь ресницы. На его лице я увидела отражение искренности.
— В тебе, — продолжил он, — в нас что-то было, что-то другое, отличное от всего, что я когда-либо испытывал. Тем утром в бассейне я на тебя запал. Нас окружало — нет, до сих пор окружает электричество, подобное которому я в жизни не ощущал и не знал.
Пустота в моей груди зияла открытой раной. Было так больно, я боялась смотреть вниз. Если бы посмотрела, уверена, что на месте, где должно быть сердце, увидела бы кровавое месиво. Нокс чувствовал то же, что и я. Это было не только со мной. У нас была связь и скоро всё закончится.
— Я… я хочу, — сказала я между прерывистыми вдохами, — я хочу, чтобы это было другое время и место. Я хочу, чтобы это было дольше, чем на неделю. Я бы с радостью, но не могу.
Он снова сжал мою руку.
— Я не прошу — не потому, что не хочу. Хочу. Я не прошу, потому что мы оба пошли на это с одинаковыми ожиданиями. Поверь, я ломал себе мозг, как заставить тебя остаться ради меня здесь. — Он перевёл взгляд на балкон и океан за его пределами. На его щеках проступил румянец, когда он сказал, — Но я здесь не живу. У меня тоже есть жизнь, в которую надо вернуться.
Мой взгляд метнулся к его глазам, когда он сказал «жизнь».
— Жизнь, Чарли́, не жена. Я не лгал. У каждого из нас есть жизнь. Возможно, однажды, если этому будет суждено, они пересекутся. В то же время, у нас всегда есть «Дель-Мар» и «101».
Он добавил последнюю часть с грозным оскалом, вынуждая мои внутренности сделать сальто.
Нокс встал и потянул меня за руку. Когда я встала, он притянул меня в свои объятия и наши губы встретились. Я хотела остаться в его объятиях навсегда. Его поцелуй был нежным и дарящим. Актуальность проведённой вместе недели была заменена необходимостью поделиться тем малым о себе, чем мы можем. Его губы и язык были на вкус как кофе. Я понимала, что теперь, каждый раз, когда буду пить кофе, я буду вспоминать Нокса. Я также буду помнить, как мы подходим друг другу. Всякий раз, когда я продрогну, я буду помнить теплоту его тела. Эта память станет моим одеялом, когда я вернусь в жизнь, настоящую жизнь.
Я тоже хотела дать ему что-то. Когда его пальцы перебрали волны моих длинных волос, я хотела, чтобы он помнил меня, чтобы помнил нас. Я бы с радостью дала ему всё, что он желал, но боль в груди означала, что у меня ничего не осталось, чтобы отдать. Я уже вся принадлежала Ноксу — сердцем, телом и душой.
Я уже не принадлежала себе, чтобы дарить.
— Я завезу тебя и Челси в аэропорт.
Я покачала головой.
— Нет, я не могу. Я не смогу сделать это снова. Это должно быть наше прощание.
— Слова были словно нож, потрошащий пустоту.
Вены и сухожилия на его шее говорили мне, что он хочет спорить, возможно, настаивать. В конце концов, он промолчал. Потемнение его светло-голубых до тёмно-синих глаз, также сообщило мне, что его эмоции на пределе. Он обдумывал свои следующие слова.
— Умоляю, Нокс, пожалуйста, не усложняй, всё и так тяжело.
Его губы захватили мои. Последний поцелуй — уже не был нежным. Он был грубым и пожирающим.
Я застонала, когда наши тела растворились друг в друге.
Когда Нокс выпустил меня, он приласкал мои опухшие губы своими. Казалось, ему нужна еще одна связь.
— Чарли́, я тебя никогда не забуду. — Подняв подбородок, он сказал, — Я не собираюсь говорить тебе, за что или за какие свои действия я извиняюсь, но, когда ты узнаешь правило, которое я нарушил, я надеюсь, ты поймешь, что это было ради тебя.
Я покачала головой.
— Я не понимаю. Какое правило?
Он поцеловал меня в нос.
— Я же сказал, что не собираюсь тебе рассказывать.
— Ты скажешь, почему это из-за меня?
— Потому что с первого момента, как я тебя увидел, я делал исключения. Я делал и говорил то, чего не делал, как правило, но делаю. Ты влияешь на меня. Ты заставляешь меня бунтовать даже против самого себя.
Я кивнула, понимая, что он говорит. Нокс сделал то же самое со мной. Он превратил Чарли́ в кого-то, кем никогда не станет Алекс или Александрия. Из-за него я обманывала себя. И я любила его за это.
Мои глаза закрылись, когда еще одна слеза скатилась по щеке. Я сказала это слово, хотя бы в голове. Я любила Нокса, человека без фамилии.
— Прощай, — я запнулась, когда развернулась и ушла. Я не могла повернуть назад. Я не могла видеть его в джинсах и белой рубашке с закатанными рукавами. Я и секунды не могла смотреть в ослепительную синеву его глаз и не провести пальцами по линии его челюсти. Когда двери лифта закрылись, я обрушилась на панель, и кнопки пульта управления размылись, пока я продолжала сдерживать слезы.
Хотя у меня болела голова от напряжения, только когда я была в безопасности с Челси и в своём номере, я позволила рыданиям прорваться. Уткнувшись лицом в плечо лучшей подруги, я плакала так, что тело содрогалось от каждого измученного дыхания.
Мы с Челси заняли наши места в самолёте, пока остальные пассажиры проходили мимо. Люди думали, первый класс — это что-то особенное, но, когда каждый проходит мимо тебя, в первом классе это ощущается как быть выставленной на витрину. Я жалела, что не забронировала места в самом конце, места, где можно спрятаться и никто бы тебя не заметил.
— Я могу вам предложить что-нибудь выпить? — Веселым тоном поинтересовалась стюардесса, размещая салфетки на подлокотник между нами. Подмигнув, она коснулась моего колена. — Знаете, дорогая, здесь не так ярко. Вы можете снять очки.
— У моей подруги чувствительные глаза, — сказала Челси. — Мы будем шампанское.
После того, как она ушла, я прошептала:
— Я не хочу праздновать.
Челси сняла мои солнечные очки, покачала головой и вернула их на место.
— Тебе необходимо отпраздновать. Ты должна смотреть на это так, как на нечто потрясающее и уникальное.
Стюардесса вручила нам каждой пластиковый стакан с пузырящейся жидкостью.
— Я думала, в первом классе дают стеклянные стаканы, — сказала Челси, рассматривая пластик.
— После того, как мы взлетим.
— Потому что безопаснее пить из реального стекла на 42,000 футов, чем на земле?
Я покачала головой. Я никогда над этим столько не думала.
— Давай, — она предложила. — Давайте выпьем.
— Челс…
Она наклонила свой стаканчик к моему.
— За Чарли́ и меня.
— За Чарли́ и… — Нокса. Последнюю часть я сказала только для себя. Затем я добавила, — С возвращением, Алекс.
Челси улыбнулась.
— А знаешь, Алекс не так уж и плоха. — Она пожала плечами. — Она мне нравится.
— Спасибо. Я рада. Она не плоха, но она не я. — Вздохнув, я полезла под сиденье перед нами и достала сумку. Неважно, что мои глаза были красными и опухшими, я привлекала больше внимания к себе с очками, чем без них. Я положила их в чехол.
— Знаешь ли, — сказала Челси, — я прекрасно провела время, даже если ты нет.
Я повернулась к ней лицом.
— Я да!
— Там, — заявила она торжествующе. — Я хотела, чтобы ты прислушалась к себе и приняла. Ты прекрасно провела время.
— Я так и сделала. — Я включила телефон. — Ты включила на телефоне режим полёта? — спросила я.
— Ух ты, дай посмотреть, — сказала Челси, выхватывая мой телефон из рук.
«Почему люди постоянно берут мой телефон?»
— Что ты делаешь?
— Я думала о том, что ты сказала, помнишь?
Я покачала головой.
— Нет, не помню. Как ты думаешь, они могли бы мне что-нибудь дать от головной боли?
— Ещё шампанского, — пробормотала она, прежде чем повторить то, что я ей рассказала. — Ты сказала, что он упоминал, что нарушил правило.
Пустота внутри меня увеличилась. Слишком рано было вспоминать его слова. Это были не только слова в моей памяти. Они были глубоким, бархатным голосом, который сжимал внутренности, покрывая кожу мурашками.
Я непроизвольно задрожала.
Если кто-то заметит, вероятно, подумают, что у меня грипп или какая-то болезнь. Если я не прекращу это дерьмо, администрация авиалиний поместит нас всех в карантин.
— Челси, верни мне телефон. Они уже закрывают дверь.
— Смотри! — Она указала на экран.
— Чёрт, — прошептала я. Мой пульс внезапно забился быстрее, а опухшие глаза наполнились слезами. — Почему? Зачем он это сделал?
— Если я правильно помню, ты рассказывала, как он сказал, что это ради тебя. Ты заставила его нарушить собственные правила.
ЛИЧНЫЙ-НОМЕР-НОКСА отображался на экране моего телефона с номером телефона ниже.
— Когда?
Челси пожала плечами.
— Наверное, когда он отправил тебя в секс-кому.
— Её не существует.
— Ещё как существует… — Она пошевелила бровями. — …если у тебя слишком много секса.
— Такое вообще возможно?
— Коматоз? Черт возьми, да.
— Нет, — исправила я, — слишком много секса?
— Нет, если всё делать правильно.
Ох, Нокс всё делал правильно.
— Мне следует его удалить.
Она вырвала у меня телефон и театрально прошептала.
— Какого чёрта, нет, не следует. Не смей даже думать об этом. Не смей удалять этот номер.
— Но мы договорились на одну неделю без будущего, без прошлого. Номер открывает дверь в будущее.
Челси поджала губы.
— Нет, не так. Это просто дверь. И открыв ее, ты получишь доступ ко всему.
— Мы договорились…
— Он нарушил правило. — Она пожала плечами. — Может, тебе стоит позвонить ему, чтобы на него накричать.
— Не могу я ему звонить. Не могу.
— Хорошо, это не значит, что ты должна забаррикадировать дверь. Хуже не будет.
Нерешительно я включила на телефоне режим полета, оставив номер Нокса там, где он его сам же записал. Со вздохом положила голову на кожаное сиденье, закрыла глаза и погрузилась в воспоминания. Я не была уверена, что смогу смириться с тем, что не увижу его сексуального голубого взгляда, от которого мне не хватает воздуха.