12 ноября 1701 года
Изнываю в тюрьме. Надзирательница ежедневно изобретает новые способы пытки (так считаю я), или методы совершенствования (так считает она), будущей герцогини Малфорд (то есть меня). Если встану в свободной позе, а не по струнке, сразу слышу приказ полдня таскать ужасный корсет. Если повышу голос, вообще лишаюсь права разговаривать. Если вдруг посмотрю в окно, сразу получаю задание переписать абзац из сборника проповедей – тот, в котором сурово осуждается праздность ума.
Голова трещит от бесконечных обязанностей герцогини. Но хуже всего то, что от Уильяма никаких вестей. Верная Мэри сообщила, что он уехал в Линкольншир навестить отца. Разбитое сердце ждет не дождется его возвращения.
На следующее утро, направляясь в библиотеку по длинному коридору, Софи едва не столкнулась с каким-то неуклюжим существом. Глубоко погрузившись в размышления, она не замечала, куда идет, и едва успела отскочить, чтобы не врезаться в человека, с трудом справлявшегося с тяжестью целого ящика книг.
Из-за громоздкой ноши выглянул Эллиот. Кузен представлял собой живописный этюд в коричневых тонах, от бегающих глаз, бусинками блестевших на сухом ящерообразном лице, до неряшливых тощих прядей на воротнике неизменного засаленного сюртука.
– Слушай, неплохо было бы смотреть, куда идешь.
– Извини, – пробормотала Софи. С какой это стати он все еще здесь, подумала она, ведь уже почти одиннадцать. – А нельзя ли поинтересоваться, что ты намерен делать с этими книгами?
– Читать, разумеется. Конечно, с позволения вашей светлости.
Ехидный тон покоробил Софи.
– Хотелось бы посмотреть, какие именно книги ты выбрал.
Эллиот нахмурился и обиженно произнес:
– Роберт разрешал брать книги из библиотеки. Надеюсь, ты не собираешься нарушать традицию?
Не желая провоцировать враждебность, Софи примирительно улыбнулась:
– Разумеется, нет. Просто хочу взглянуть. Дело в том, что почти целую неделю я разыскиваю один крайне необходимый том. Не хотелось бы, чтобы по ошибке ты его унес.
Она присела на корточки и принялась перебирать сложенные в аккуратные стопки книги. Просмотрев их, Софи стряхнула с ладоней пыль, поднялась и вопросительно посмотрела на Эллиота.
– Тебе, случайно, не попадался рукописный дневник? Его вела леди Аннабел, третья герцогиня.
– Зачем мне женский дневник? – Кузен улыбнулся. – Я ученый, а не светский повеса. Интрижки меня не интересуют, равно как и утомительные рассуждения о балах, праздниках и званых обедах.
Софи вспомнила, что Хелен решила женить этого закоренелого холостяка.
– Светская жизнь состоит не только из балов и праздников. Общение дает возможность найти друзей. Неужели тебя не мучает чувство одиночества?
Эллиот удивился.
– Это с какой же стати?
Ответа на коварный вопрос Софи не знала. Как объяснить сердечное томление тому, кто всем радостям жизни предпочитает замкнутый мир собственной одержимости?
– А о женитьбе ты никогда не думал? Если бы, например, нашлась леди, готовая разделить твои интересы.
– Еще чего! Нет уж, такой леди не существует на свете. – Эллиот назидательно погрозил сухим пальцем. – Все вы, женщины, одинаковы. Вас интересуют только наряды, сплетни, всякие романтические глупости. А у меня нет времени на подобную ерунду. Уезжаю в Суррей! Счастливо оставаться!
Кузен снова поднял ящик с книгами и направился к выходу. Если Хелен пригласила одних лишь пустоголовых дебютанток, обед неминуемо провалится. Эллиот, как всегда, с умным видом изречет пару грубостей и немедленно превратится в парию. Но решение проблемы лежало на поверхности.
Надо срочно выяснить, числится ли в списке гостей хоть одна из тех своеобразных женщин, которых принято называть синим чулком. Если нет, придется пригласить хотя бы нескольких. Тогда Эллиот окажется за столом рядом с дамой, столь же интеллектуальной, как он сам.
Софи стало смешно. Сводничество ее никогда не интересовало. Но сегодня почему-то хотелось думать только о романтических глупостях.
Ее чувства не имели ничего общего ни с глупостью, ни с романтизмом. Трепетное волнение в душе и теле объяснялось лишь чувственным предвкушением.
Вечером им с Грантом предстоит встретиться наедине. Впервые за десять лет она позволит себе познать страсть, почувствует на груди горячие ладони, ощутит на обнаженной коже сладость поцелуев. Он накроет ее тело своим, тяжелым и мускулистым, прижмет к кровати, заполнит до отказа…
Софи глубоко вздохнула. Сердце стучало гулко и неровно, ноги дрожали. Вчера вечером она и сама удивилась тому неожиданному предложению, которое вырвалось у нее. Пока Грант не извлек на поверхность погребенные под толщей благонравия чувственные потребности, она неизменно оставалась образцом высокой морали. Другая на ее месте, обнаружив, что Роберт не может выполнять свои супружеские обязанности, завела бы себе любовника. Но Софи всегда свято чтила данный у алтаря обет супружеской верности.
Ее родители были счастливы в браке. Встретились они в зрелом возрасте, так что любимая дочка оказалась поздним и единственным ребенком. Нежная привязанность друг к другу постоянно проявлялась в поцелуях и улыбках. Супруги ни дня не могли провести в разлуке. Так и случилось: мать скончалась от легочной лихорадки вскоре после рождения Люсьена, а отец не вынес утраты и умер спустя несколько месяцев.
Во время первого светского сезона Софи мечтала обрести такую же любовь в союзе с дерзким и обворожительным мистером Чандлером. Но мечтам ее не суждено было сбыться. Чего стоили его ужасные, жестокие слова: «Черт подери! Я не могу позволить себе жениться! А теперь придется!»…
К счастью, она давно поумнела и набралась жизненного опыта. Да, Гранту не требовалось ровным счетом ничего, кроме удовольствия в постели. Да и она хотела лишь временной связи, возможности испытать телесное наслаждение. Оставаясь зрелой разумной женщиной, она не стремилась к слепой интимной привязанности. Значит, следовало сохранять трезвость мысли и держать любовника в строгих рамках.
Софи присела к тому самому секретеру, за которым так часто проводила целые часы в работе над семейной историей герцогского рода. Но сегодня предстояло сочинить и записать правила обещанного накануне романа.
Она открыла верхний ящик, выбрала остро отточенное перо и сняла крышечку с изящной серебряной чернильницы. Немного помедлила над белоснежным листом прекрасной мелованной бумаги и написала: «Встречи возможны только в твоем доме. Ни в коем случае не предпринимай попыток соблазнения в Малфорд-Хаусе».
Вчера вечером она так рассердилась на Гранта за эту дерзкую мальчишескую выходку – надо же, залез по решетке для роз! Проник в частную жизнь, застал врасплох и выманил откровенное признание о Роберте. Она нарушила клятву, но испытала облегчение.
Софи устремила невидящий взгляд на полку с книгами. Правдивое признание сдвинуло гнетущий душу камень. Бурный поток слез принес очищение, смыл мрачный саван вины и сожаления. Тем более что Грант проявил понимание, чуткость, даже нежность. Невольная близость разорвала ставшие привычными цепи сдержанности, освободила и позволила признать стремление к близости, чувственное желание. Да, она жаждала романа – но при условии, что возлюбленный согласится соблюдать предписанные правила.
Софи снова окунула перо в чернильницу и записала следующий пункт: «Необходима полная и абсолютная секретность. Никогда не называй моего имени никому, даже собственным слугам».
Справившись с удивлением, Грант обещал подготовить долгожданный вечер, а для отвода глаз придумал воображаемую поездку в театр. Разговаривал серьезно и рыцарственно, так что вовсе не хотелось подозревать его в каких-то скрытых недобрых намерениях.
Если галантность представляла собой не что иное, как изощренный способ вызвать доверие, а затем низменно, плотски отомстить, Софи вовсе не возражала. Да, они намерены использовать друг друга как источник наслаждения – огненного, дикого, безрассудного наслаждения. Софи с нетерпением ждала вечера.
И все же она должна позаботиться о собственной безопасности, поскольку рискует гораздо больше Гранта: «Ты должен принять все возможные меры предосторожности против нежелательных последствий».
Софи задумалась. Рождение ребенка вне брака стало бы истинной катастрофой. Скандальная репутация неминуемо отразилась бы и на Люсьене, и на новорожденном младенце. В день экскурсии в Тауэр, после поцелуя, Грант сказал, что существуют способы предупреждения беременности. Надо выяснить, что это за способы.
Софи вновь принялась писать.
«Продолжительность романа буду определять я. Как только решу прекратить отношения, ты подпишешь документ об отказе от опеки над Люсьеном».
А что, если он все же узнает, что Люсьен его сын? Если решит его признать? Если ради утверждения собственного права прибегнет к судебному процессу? Если привлечет ее к суду и заставит под присягой свидетельствовать об истинном отце ребенка?
Софи похолодела от ужаса. Когда она вышла замуж за Роберта, он заверил ее, что никто никогда не сможет оспорить положение Люсьена как его законного наследника, даже в том маловероятном случае, если правда каким-то образом всплывет. Вне всякого сомнения, по английским законам Люсьен сын Роберта. Ребенок, рожденный в браке, остается официально признанным до тех пор, пока супруг не откажется от него.
И все же Грант представлял серьезную опасность. Он мог заявить права на сына. Впрочем, выиграть дело ему все равно не удастся. Но бросить тень на наследные права Люсьена он сможет. Сможет осквернить честное имя мальчика, породить волну сплетен, пересудов и вымыслов.
– Прошу прощения, ваша светлость.
Софи подняла голову. В дверях стоял дворецкий.
– В чем дело, Фелпс?
– К вам посетитель, я велел ему ждать внизу, на кухне.
Софи отложила перо. Видимо, неизвестный не принадлежал к высшему обществу, иначе дворецкий проводил бы его в гостиную.
– Не лучше ли пригласить миссис Дженкс или леди Хелен?
– Нет, ваша светлость. Посетитель хочет видеть именно вас.
Софи сложила лист пополам, сунула в ящик и поднялась.
– Кто он? Назвал себя?
– Эннибал Джонс, офицер с Боу-стрит. Настаивает на разговоре с вашей светлостью касательно… убийства.
– Мне нужны свечи – много, – заявил Грант, сбросив запачканный сюртук. – Позаботься, чтобы к семи часам они были зажжены.
Рен выслушал распоряжение с недовольной гримасой. Камердинера значительно больше интересовало жирное пятно на рукаве синего сюртука хозяина. Подняв одеяние к носу, он принюхался.
– Валялись в канаве на рынке Биллингсгейт?
– Нет, всего лишь неудачно встретился с половником. Как-нибудь потом расскажу.
Нетерпеливо ожидая встречи с Софи, Грант снял со спинки стула любимый бордовый сюртук. Полдня он провел, пытаясь разыскать того самого французского повара, которого, по словам тети Фиби, нанял какой-то богач. Но к сожалению, шеф оказался вовсе не месье Ферраном. А когда Грант высказал предположение, что имя изменилось после отравления герцога, темпераментный француз вытащил из кастрюли с супом половник и метнул в докучливого посетителя.
Вот так и случилось, что, вместо того чтобы отправиться прямиком в Малфорд-Хаус, пришлось заехать домой и переодеться. Задержка вызывала досаду, хотя и предстояло всего лишь забрать список правил, который Софи обещала составить. Да, любопытство действительно разыгралось не на шутку. Какие условия она решит внести в список? Ограничит ли способы, которыми ему будет дозволено прикасаться к священному телу? Потребует ли обращения «ваша светлость» даже в порыве страсти? А может быть, собирается командовать им, словно комнатной собачкой? Черта с два.
Грант благосклонно принял помощь Рена в сложном ритуале облачения в чистую одежду.
– Прикажи миссис Хауэлл поменять постельное белье. На столе возле камина оставь тарелку с сыром и фруктами. Не забудь о бутылке бургундского. К ней – два бокала.
– Ага, значит, все-таки два, – ехидно пробурчал Рен. – А я-то, старый дурак, подумал, что свечи и чистое белье понадобились вам одному.
К счастью, камердинер быстро оправился от недавнего удара по голове. Жилистый старик оказался сварливым, несговорчивым и уже спустя два дня после нападения неизвестного преступника встал с постели. Хозяину пришлось смириться с упрямством верного слуги. Поскольку сидеть дома и следить за соблюдением предписанного режима мистер Чандлер не мог, оставалось лишь привести в исполнение угрозу и привязать больного к кровати.
Грант подошел к зеркалу, поправил белоснежный шейный платок.
– Проследи, чтобы шторы были плотно задвинуты. Камин растопи дровами, а не углем.
– Может быть, чтобы доставить удовольствие герцогине, освежить воздух французскими духами? Или положить на горшок горностаевое сиденье?
Поймав в зеркале отражение насмешливых голубых глаз, господин ответил суровым взором.
– Не припомню, чтобы называл имя и титул той особы, которая проведет со мной вечер.
Рен не дрогнул.
– Лишь одна женщина способна вить из вас веревки. Да, с тех самых пор как вернулись в Лондон, вы забыли обо всем, кроме дома покойного герцога.
Проницательный Рен говорил правду. Но сегодня можно ослабить гнетущее напряжение. Если хорошенько подумать, то внезапная перемена в настроении Софи имела разумное объяснение. Наверняка она поняла, что, услышав правду о Роберте, Грант узнал и вероятный мотив убийства. А теперь надеется с помощью прекрасного тела усыпить его бдительность, не подозревая, что таким образом помогает осуществлению далеко идущего замысла.
Грант повернулся к Рену.
– Когда закончите приготовления, оставайтесь внизу – все: и ты, и Хауэллы. Или, если хотите, можете считать вечер свободным. Ваши услуги мне не понадобятся.
Старик осуждающе покачал головой:
– Советую вести себя осторожнее. Если вдруг ошибаетесь в предположениях и герцогиня невиновна в убийстве…
– Виновна.
– То окажется, что вы снова дурно обошлись с леди – как и десять лет назад.
Грант сдержался, а как хотелось ответить, что на самом деле десять лет назад Софи его использовала. Но таких подробностей Рен не знал. Она ясно, откровенно и даже жестоко высказала собственную точку зрения на брак – впервые сразу после любовного свидания, а потом еще раз, спустя две недели, когда он узнал о помолвке и в ярости пришел выяснять отношения.
Тогда он схватил ее за плечи, вожделея до сердечной боли.
– Ты не можешь выйти замуж за Малфорда! Ведь не исключено, что ты носишь под сердцем моего ребенка.
Софи смерила его ледяным взглядом.
– Слава Богу, этого не случилось. Наша связь возникла лишь ради телесного удовлетворения, и мне не хотелось бы так дорого платить за ошибку.
– Ошибку? Господи, Софи! Ты же сказала, что любишь меня!
– Уж кто-кто, а ты должен знать, какую чушь порой бормочут в постели любовники. В тот вечер я всего лишь хотела удовлетворить любопытство, удостовериться, что твоя репутация заслуженна. – С этими словами она бесцеремонно осмотрела его с головы до ног, словно выбирала на базаре окорок. – Жаль, что ты не в состоянии сделать меня герцогиней.
Воспоминание жгло душу. Да, уже на следующий день, по специальной лицензии, изменница вышла замуж за Роберта, а Грант уехал из Англии и отправился в Рим, где принялся добывать средства для оплаты долгов при помощи крупных краж. Чтобы достичь успеха, пришлось использовать хитрость, ловкость и сообразительность. Времени на раздумья и воспоминания о прошлом не оставалось.
Но он никогда не забывал Софи.
И вот сегодня наконец они снова встретятся в постели. Чтобы доставить незабываемые впечатления, он постарается исполнить весь свой колоссальный репертуар. Очарует, заворожит, околдует, покорит, заставит отбросить осторожность и открыть правду о смерти супруга.
Но сегодня он не станет ни о чем спрашивать. Блаженный вечер подарит наслаждение и восполнит десятилетнюю разлуку.
Сегодня только вожделение и страсть.