АЛЕКСАНДР
Смех, музыка и разговоры заполняют все здание. Женщины в блестящих платьях и мужчины в дорогих костюмах прыгают и танцуют на танцполе, а другие пьют и целуются в кабинках и на диванах вдоль стен. Свет льется из множества прожекторов, преломляясь в люстре на высоком потолке и заставляя тысячи сверкающих фигур перемещаться по комнате.
Но ничто не выглядит так блестяще, так великолепно, как она.
У меня перехватывает дыхание каждый раз, когда я смотрю на нее.
Оливия Кэмпбелл.
Темная улыбка расплывается на моих губах, когда я провожаю взглядом ее тело. Моя. Оливия Кэмпбелл полностью моя.
Я как раз опускаю руки, чтобы взять бокалы с игристым вином, которые попросила моя потрясающая маленькая стипендиатка, когда мое внимание привлекает движение. Мужчина в оранжевом бабочке дико танцует, стоя спиной к Оливии, и отпрыгивает назад, врезаясь в нее.
Во мне закипает ярость.
Хлопнув стаканами по столу, я пробираюсь сквозь толпу танцующих людей, устремив убийственный взгляд на пьяного мужчину. Он разворачивается, когда я подхожу к ним.
— О, я… — начинает он, обращаясь к Оливии. Затем его взгляд переходит на меня, и его глаза расширяются. — Мистер Хантингтон. Простите, я не хотел…
— Как зовут? — Требую я.
Его глаза мечутся из стороны в сторону. Облизав губы, он сглатывает.
— Джон Смит.
Прежде чем я успеваю уличить его в очевидной лжи, он разворачивается и практически бежит с танцпола, приговаривая:
— Простите! Простите!
Я делаю шаг к нему, намереваясь преследовать его, но прежде, чем я успеваю продвинуться дальше, Оливия кладет руку мне на плечо.
— Сегодня мы не будем выгонять людей, — говорит она, и в ее блестящих глазах пляшут и веселье, и отчаяние. — Ведь сегодня канун Нового года.
— Он прикоснулся к тебе. А мы знаем, что никто тебя не трогает.
Ее рука поднимается к шее, и она рассеянно проводит пальцами по темно-фиолетовым отпечаткам рук, которые все еще обвивают ее горло, словно жестокое ожерелье. Мое сердце разрывается от этого зрелища. Но прежде, чем я успеваю что-то сказать, она опускает руку и переплетает свои пальцы с моими.
— Пойдем со мной.
Она ведет нас через битком набитый зал, полный пьяных и танцующих студентов. Музыка звучит из динамиков, отражаясь от стен достаточно громко, чтобы заставить окна вибрировать. Я сканирую толпу, пока мы движемся через здание, но Томаса Джорджа, конечно же, нигде не видно. К счастью для него.
Я возвращаю взгляд на Оливию, когда мы доходим до той самой комнаты, в которой мы встретились в первый раз. В тот раз, когда я попросил ее встать на колени и вылизать мои туфли, а она отказалась, тогда я сорвал с нее футболку и заставил идти обратно через кампус голой. Гнев вспыхивает во мне при этом воспоминании. Как я мог позволить кому-то еще увидеть ее голой?
Эта привилегия принадлежит мне и только мне.
Громкая музыка стихает до тупого гула басов, когда Оливия затаскивает меня в комнату и закрывает за нами дверь. Комната выглядит точно так же, как и всегда. Темные деревянные стены и дорогая мебель из того же материала.
— Я хочу, чтобы ты меня трахнул.
Я удивленно моргаю, поворачиваясь лицом к Оливии. Она переместилась так, что стоит у стены на небольшом расстоянии от двери, и у нее решительное выражение лица, когда она смотрит на меня.
— Ты же знаешь, что я никогда не откажусь, — отвечаю я, сокращая расстояние, между нами, пока мои глаза ищут ее лицо. — Но в чем дело?
Обхватив своими тонкими пальцами мое запястье, она перемещает мою руку вверх, а затем кладет ее на свое горло. Прямо над теми ужасными синяками.
— Я хочу, чтобы ты стер воспоминания о его руках на моем горле. — Она пристально смотрит на меня. — Я хочу, чтобы ты заменил их воспоминаниями о тебе. О нас.
Мое сердце слегка разрывается, а глаза смягчаются, когда я понимающе киваю.
— Конечно, любимая. — Наклонившись, я завладеваю ее ртом в собственническом поцелуе. — Когда я закончу с тобой, ты никогда не вспомнишь, что на тебе были чьи-то руки. Только мои.
Обхватив рукой ее горло, я прижимаю ее к стене, а другой рукой раздвигаю черное с золотыми блестками платье на ее ногах. Дрожь пробегает по ее телу, когда я провожу пальцами по внутренней стороне ее бедер.
— Сбрось трусики, любимая, — приказываю я.
Не сводя с меня глаз, она просовывает руки под черную кружевную ткань трусиков и спускает их вниз по ногам, пока они не развеваются вокруг лодыжек. Озорная улыбка играет на ее губах, когда она выходит из них.
Затем она прикусывает губу.
Темное желание пульсирует во всем моем теле. Подавшись вперед, я втягиваю в рот ее нижнюю губу, освобождая ее от зубов, а затем овладеваю внутренней частью ее рта, проводя по ней языком.
— Хитрюга, — рычу я.
— Понятия не имею, о чем ты говоришь, — дышит она мне в губы, в ее голосе отчетливо слышится веселье.
Я провожу костяшками пальцев по ее обнаженной киске.
Она вдыхает.
Боже, она уже мокрая.
— Неужели ты ничему не научилась за последние несколько месяцев? — Говорю я, отстраняясь, чтобы встретиться с ней взглядом. — Когда мы играем в эту игру, я всегда выигрываю.
Она дразняще вскидывает брови.
— А сейчас?
Я провожу большим пальцем по ее клитору.
Еще один резкий вздох вырывается из ее горла.
Я мрачно усмехаюсь.
— И сейчас.
Все еще прижимая ее к стене, я еще минуту обвожу ее клитор большим пальцем, а затем провожу пальцами по ее входу. С ее губ срывается стон. Я продолжаю теребить ее клитор и дразнить пальцами ее вход. Она издает протяжное хныканье.
— Ты хочешь, чтобы я был внутри тебя, любимая?
— Да, — шепчет она.
— Скажи, пожалуйста.
— Пожалуйста.
— Что "пожалуйста"?
— Пожалуйста, я хочу, чтобы ты был внутри меня.
Я краду еще один поцелуй с ее губ, прежде чем снова отстраниться и ухмыльнуться.
— Тогда вынь мой член.
Мои пальцы продолжают мучить ее, пока она отчаянно пытается расстегнуть молнию на моих брюках и освободить мой член из боксеров. Я ввожу палец на один дюйм в ее киску. Ее пальцы подрагивают, и она откидывает голову назад к стене, ее глаза замирают, а по телу пробегает дрожь.
— Проблемы? — Поддразниваю я.
Проводя большим пальцем по ее клитору так, как, я знаю, она любит, я ухмыляюсь ей в ответ, пока она пытается сдержать еще одну приятную дрожь.
— Ублюдок, — пробормотала она.
Я хихикаю.
Сделав вдох, она успокаивается и возобновляет свои усилия, чтобы вытащить мой член. Вздох облегчения вырывается из ее горла, когда мой твердый член освобождается.
— Хорошая девочка.
Ее глаза закрываются.
Удовлетворение пульсирует во мне при этом зрелище. Убрав руку с ее мокрой киски, я хватаю ее за бедро и поднимаю ногу вверх. Она обхватывает мое бедро, а ее грудь вздымается в предвкушении. Моя вторая рука остается вокруг ее горла.
Насладившись видом ее великолепного лица и вожделением, которое плещется в ее блестящих глазах, я направляю свой член к ее входу и провожу им по ее влажной коже, мучая ее в последний раз, прежде чем засунуть его внутрь.
Из ее горла вырывается стон, когда я глубоко погружаюсь в нее.
Удовольствие разливается по всему телу от ощущения ее идеальной киски, обхватывающей мой член.
Она словно создана для меня.
Я медленно вытягиваю член, а затем снова ввожу его.
С ее губ срывается еще один тихий стон.
Я повторяю медленные движения еще несколько раз, а затем начинаю двигаться быстрее. За последние месяцы я понял, что моя маленькая идеальная студентка со средним баллом 4,0 любит грубость.
Ее нога слегка соскальзывает с моей талии, когда я вхожу в нее, вызывая очередную дрожь в ее теле, и я обхватываю рукой ее бедро, помогая ей удержать его. Затем я перемещаю ее немного выше, обеспечивая еще больший доступ, и мой следующий толчок становится еще глубже.
Она задыхается, глядя в потолок. Похоть пульсирует в ее глазах, когда она снова опускает голову и встречается с моим взглядом.
— Сожми шею сильнее.
Я сжимаю пальцы вокруг ее горла.
— Еще сильнее, — требует она.
Я подчиняюсь. Потому что, что бы Оливия ни попросила, я дам ей. Всегда.
Моя хватка становится все крепче, пока я полностью не перекрываю ей воздух.
Удовольствие вспыхивает на ее лице, и я увеличиваю темп, вбиваясь в нее с дикой силой. Она упирается затылком в стену, но ее глаза остаются крепко запертыми на моих. Как будто она выжигала в своем сознании образ меня, душащего ее.
Я жестко трахаю ее, чувствуя, как ее тело прижимается к моему, все ближе и ближе приближаясь к оргазму.
— Хочешь, чтобы я заставил тебя кончить? — Спрашиваю я.
Она отчаянно кивает.
— Умоляй меня об этом.
Я ослабляю хватку на ее горле. Она глубоко вдыхает, и воздух снова наполняет ее изголодавшиеся легкие. Стоны вырываются из ее рта между вздрагивающими вдохами, пока я продолжаю входить в нее.
— Я сказал, умоляй, — рычу я.
— Пожалуйста, — задыхается она. — Пожалуйста, я умоляю тебя.
Я выжидательно поднимаю бровь.
— Пожалуйста, сэр, — поправляет она, в ее голосе звучит отчаянная нужда. — Пожалуйста, мой господин, я умалю тебя позволить мне кончить.
Вместо ответа я снова смыкаю руку вокруг ее горла. Ее тело бьется о стену, пока я вгоняю член в ее сладкую киску. Она открывает рот, чтобы умолять, стонать или хныкать, но из него не выходит ни звука, потому что я снова перекрыл ей дыхательные пути.
Только так она должна задыхаться. Только так она должна чувствовать. Только меня.
Не гребанные руки Томаса Джорджа.
Только меня… Только меня, когда я довожу ее до сокрушительного оргазма, а она добровольно отдает свою жизнь в мои руки. Так же, как я отдаю свое сердце в ее руки.
Ее глаза закрываются, а тело слегка подрагивает, что говорит мне о том, что она вот-вот сорвется со скалы в этот сладкий миг.
— Когда я позволю тебе снова дышать, ты кончишь со мной, — приказываю я. — Понятно?
Ее голова покачивается в отрывистых кивках. Я расслабляю пальцы. Наслаждение взрывается в ее глазах, когда она делает глубокий вдох, переходящий в невнятный стон на полпути.
Ее киска сжимается вокруг моего члена.
Держа руку у ее горла, но не сдавливая, я удерживаю ее в вертикальном положении, пока ее конечности сотрясаются от силы оргазма. Я продолжаю входить в нее, наслаждаясь оргазмом вместе с ней, пока не чувствую, как нарастающее напряжение внутри меня достигает невыносимого уровня.
Наслаждение трещит в моих венах, когда разрядка обрушивается на меня. Я крепко сжимаю ее бедро и кончаю в нее, пока она еще кричит от бурного оргазма.
И я впечатываю этот образ в свое сознание.
Моя.
Эта идеальная женщина — моя.
Когда ее конечности перестают дрожать и ей удается снова перевести дыхание, я осторожно выхожу из нее, а затем направляю ее ногу обратно на землю. Убедившись, что она не собирается опрокинуться, я убираю руку с ее шеи.
Она откидывает голову назад, упираясь ею в темную деревянную стену, закрывает глаза и поднимает руку к шее. Я наблюдаю, как она проводит мягкими пальцами по синякам на коже, как будто запоминает ощущение моей руки.
Я поднимаю руку и провожу пальцами по ее щеке, отводя в сторону белокурый локон и пряча его за ухо.
— Память стерлась? Заменили ли мы ее лучшими воспоминаниями?
— Я не уверена.
Во мне промелькнуло удивление. Затем она приоткрывает глаза, и я вижу озорство, сверкающее в карих глубинах. Выпрямившись, она поднимает голову от стены и полностью встречает мой взгляд, а на ее губах играет довольная улыбка.
— Может быть, нам стоит сделать это еще несколько раз. — Ее глаза сверкают в золотом свете. — Просто чтобы быть уверенными.
Снова обхватив рукой ее горло, я наклоняюсь вперед и целую эти злые губы.
— Все, что ты хочешь, любимая. Все, что захочешь.
Звездный свет падает на нас с потемневших небес, когда мы стоим на заснеженной площадке перед зданием. Вокруг нас люди возбужденно болтают и смеются. Некоторые из них целуются. Другие звенят бокалами. Я поворачиваюсь и смотрю на потрясающую нимфу рядом со мной.
Оливия стоит, откинув голову назад, и смотрит на небо над головой. Клянусь, я вижу, как в ее глазах отражается серебряный свет звезд.
Мое сердце делает сальто назад в груди.
Изучая каждую черточку ее прекрасных черт и каждое мерцание света в ее глазах, я едва могу поверить в свою удачу. Эта женщина, этот совершенно невероятный человек — мой.
Она просто ворвалась в мою жизнь в один прекрасный день и отказалась кланяться, а затем заставила меня почувствовать, что значит жить. По-настоящему жить. Все считают, что у меня есть сила, но я никогда не встречал никого настолько сильного, как она. Никогда в самых смелых мечтах я не мог представить, что встречу кого-то, кто вот так перевернет мой мир с ног на голову.
Вокруг нас раздаются взволнованные возгласы, когда в темном небе вспыхивают первые фейерверки. Красные и золотые огни рассыпаются по небу дождем искр, а затем к ним присоединяются синие и фиолетовые блестки.
Улыбка на лице Оливии, когда она наблюдает за ними, стирает последние остатки холодной апатии в моей груди.
Она поворачивается ко мне, ее глаза теперь мерцают в свете разноцветных фейерверков, и на ее губах появляется мягкая улыбка.
— Я просто хотела, чтобы ты знал…
В небе над нами вспыхивает еще одна волна фейерверков, заставляя толпу ликовать. Но ее глаза остаются прикованными к моим, когда она говорит:
— Я люблю тебя.
Моя грудь напрягается, и сердце вдруг кажется слишком большим для моей грудной клетки.
Скользнув пальцами по ее мягким кудрям, я прижимаюсь к ее щекам и целую ее с такой страстью, что мир может загореться. Большой металлический колокол на главной башне университета начинает звенеть, возвещая о наступлении нового года. Оливия обхватывает мою шею руками, крепко прижимая меня к себе, и отвечает на поцелуй с тем же отчаянием и волнением, что и в моей груди.
Оливия Кэмпбелл.
Моя Оливия.
Единственный человек, который заставляет меня чувствовать себя живым.
И я не могу дождаться, когда проведу с ней остаток своей жизни.