Преступный мир и его защитники

СМЕРТЬ ЗА ИЗМЕНУ

Года два назад в Петербурге проживала некая Акулина Сергеева, крестьянка по происхождению. Восемнадцатилетняя женщина не отличалась разборчивостью в сердечных делах и меняла своих любовников, как перчатки. Однако последний ее роман оказался неудачным и закончился трагически.

Вечером 6 марта 1901 г. она была доставлена в Обуховскую больницу тяжело раненная в живот и, несмотря на все медицинские меры, через три дня скончалась.

— Кто вас ранил? — спросили у нее перед смертью.

— Любовник… Александр Богданов, — слабым, прерывающимся голосом ответила она.

По словам Сергеевой, он сильно ревновал ее. Прожив с ним около месяца на одной квартире, она бросила его и перебралась в другой дом. Но бывший любовник не переставал преследовать ее. 6 марта, когда она выходила из трактира «Вена», путь ей вдруг преградил Богданов.

— Что, загордилась? Ушла? — резко сказал он и, прежде чем она успела отбежать, вонзил в нее нож.

В общем, из предсмертного показания молодой женщины следовало, что Богданов был жестоким человеком с преступными наклонностями.

Однако из показаний других лиц удалось выяснить, что Александр был трудолюбивым, скромным молодым человеком, избегавшим спиртных напитков. Познакомившись с покойной Сергеевой, он очень дружно жил с ней первое время, пока она не «свихнулась». Соскучившись по прошлой, легкомысленной жизни, она мало-помалу стала снова распутничать, завела каких-то подозрительных кавалеров и порой по целым суткам пропадала из дома.

— Где ты ночевала? — тревожился Богданов, окидывая молодую женщину ревнивым взглядом.

— У матери, — коротко отвечала она.

Чувствуя, что она обманывает его, Богданов тем не менее продолжал любить беспутную женщину и даже намеревался жениться на ней.

Александр познакомился с Акулиной в театре. Случайное знакомство с бойкой молодой женщиной вскоре переросло в любовь. Кто она была, Богданов первоначально не ведал, хотя и узнал, что он является уже не первым ее любовником.

Получив предварительное воспитание в каком-то благотворительном приюте, Акулина Сергеева служила потом горничной у одного чиновника, затем работала на винном заводе, в типографии и постепенно познакомилась с «прелестями» городской цивилизации. Своих родителей она почти не навещала, но до матери нередко доходили слухи, что дочка «шибко гуляет».

Убийца-любовник был привлечен к уголовной отбетственности и в конце 1910 г. предстал перед присяжными заседателями.

Дело слушалось под председательством Н. А. Чебышева. Со стороны обвинительной власти выступал товарищ прокурора Ф. С. Зиберт. Защищал подсудимого присяжный поверенный Н. П. Карабчевский.

На суде обвиняемый объяснил, что он очень любил покойную Сергееву, несмотря на ее строптивый характер. Между тем она явно издевалась над ним, заводила частые ссоры и осыпала его грубой бранью. Любя ее, он не мог спокойно относиться к ее распутной жизни. Ему делалось очень больно, когда она оставляла его одного, собирала разных мужчин и уходила с ними гулять или кататься на тройке.

Как-то однажды он встретил Акулину на Садовой улице. Вероломная женщина шла под руку с каким-то мужчиной и держала себя в высшей степени непринужденно. Это так подействовало на Богданова, что он выхватил из кармана небольшой нож и попытался перерезать себе горло. Израненного, его поспешили отправить в ближайшую больницу.

Выздоровев, Александр упорно начал разыскивать Акулину, которую он, несмотря ни на что, продолжал любить. Он готов был простить ей все, лишь бы только она снова возвратилась к нему. Оказалось, что ее тоже положили в больницу. Богданов поспешил навестить ее.

— Чем ты больна? — стал допытываться Александр.

— Так, просто… расстроилась, — неохотно отвечала она, не желая вступать с ним ни в какие объяснения.

Когда любовница покинула Богданова, он тщетно пытался уговорить ее на совместную жизнь. Она не отказывалась брать у него деньги, но все-таки избегала возобновления любовной связи с ним. Доведенный до отчаяния, он стал искать забвения в водке.

В день преступления он, проходя случайно мимо магазина металлических изделий, под влиянием тоски купил остро отточенный финский нож. Для чего он ему понадобился, для самоубийства или кровавой расправы с изменницей, он не знал в то время.

Вечером, желая заглушить горе водкой, он зашел в трактир «Вена» и, к своему негодованию, увидел здесь Акулину, пьянствовавшую в компании мужчин. Она вызывающе посмотрела на своего бывшего любовника и презрительно отвернулась в сторону. Возмущенный Богданов бросился вон и на углу стал поджидать любовницу. Через некоторое время она вышла из трактира и, не обратив внимания на Александра, пошла быстро по улице.

— Подожди! — крикнул, нагоняя ее, молодой человек.

— Чего тебе?

— Прощай! Простись со мною!

— Что ты ко мне лезешь? — рассердилась она. — Я тебя не знаю!

Потеряв самообладание, Богданов ударил ее ножом в живот.

Первоначально он думал скрыться и поездом Николаевской железной дороги поехал к матери в Старую Руссу. Однако в вагоне им овладело раскаяние в своем жестоком поступке, и по совету какого-то старика пассажира он возвратился обратно в Петербург, чтобы отдаться в руки правосудия.

После обвинительной речи товарища прокурора слово предоставили Н. П. Карабчевскому.

«Сознательно и по своей воле убивают только изверги и сумасшедшие, как редкие исключения, — начал свою речь защитник. — Большинство же убийств — только несчастье и мука, и прежде всего несчастье и мука именно для тех, кого мы называем убийцами. Они гораздо несчастнее жертв своих. И единственный вопрос, который приличествует судье задать им: что обрушило на вас подобное несчастье? Нередко они сами не могут дать на него ответ.

Человек не хочет убивать. Он хочет есть, пить, спать, плакать, смеяться, радоваться, любить, быть счастливым, дышать всей грудью… Но прекратить в себе или другом это дыхание, эту жажду жизни — всегда противно его воле и его разуму.

Под какую категорию убийц подвести нам дотоле незлобивого, тихого двадцатилетнего юношу Александра Богданова? Согласиться ли с обвинителем, что он хотел зла своей жертве, обдумал его и совершил это зло сознательно? Едва ли на этом может успокоиться судейская совесть. Бедной и жалкой, так же юной, Сергеевой нам, разумеется, не воскресить. К чему бы привела ее жизнь, мы не знаем. Хуже или лучше ей было бы, если бы она оставалась на этом свете, мы предугадать не в силах, но перед нами другая, молодая еще жизнь, за дальнейшую судьбу которой мы всецело ответственны.

Александр Богданов, выросший в самом омуте столичной трудовой жизни, наперекор всему сохранил в себе все черты молодой, нетронутой пороком души. В неприглядной обстановке мастерового, среди дурных примеров и окружающей его нравственной распущенности он умудрился уберечь свою чистоту и свежесть. Он не пьет, не бражничает с товарищами, до двадцати лет вовсе не знает женщин и прежде всего сторонится размалеванных красавиц, с которыми другие его товарищи не прочь «водить компанию». Живет он скромно, одевается чисто, копейке знает цену, но не копит деньгу, а помогает своим заработком отцу и матери. Так обстоит дело до зимы 1900 г. В эту зиму он случайно знакомится в театре с Сергеевой и влюбляется в нее со всем пылом первой юношеской страсти.

Здесь, на суде, господин председательствующий стремился выяснить у подсудимого, какой именно любовью полюбил он Акулину Сергееву — плотской или духовной. «За тело ли» или «за ее душевные качества»? На этот вопрос подсудимый не сумел ответить, он упорно отмалчивался, багровел и потуплялся. Я думаю, что если бы любому из нас, взрослому, поставить такой же вопрос, мы тоже, если бы хотели быть искренними, ответить не сумели. Любовь к женщине — вещь слишком сложная и деликатная, чтобы ее можно было разложить на столе вещественных доказательств и разобрать на составные части. И сам вопрос едва ли ставится правильно: за что любишь? Люблю, потому что люблю. Ни за что, и за все! Люблю! Как только разберешься, за что именно, наступит черед уважению, благодарности, признательности и другим прекрасным чувствам, но любви-то, собственно, почти всегда наступит конец.

Итак, не будем выяснять, за что любил Богданов Сергееву. Достаточно, что он ее любил и что это была его первая любовь. Терпеливо и радостно лелеял он мысль о браке с полюбившейся ему девушкой. Пусть нигде не встречает сочувствия его затея, пусть отец косится на его распутную нареченную, пусть приятели про себя хихикают и подсмеиваются над его гулящей возлюбленной, он один только знает ей цену, один простил ей все ее прошлое и готов отдать ей все свое будущее. Он не ревнует ее, он только бесконечно жалеет ее и боится, чтобы она не ушла от него, не оступилась, не окунулась опять в омут прежнего разврата.

Если бы это была не любовь, что бы его тянуло к ней? Насладился ею, насытил свою животную страсть и — будет! Для чего связывать себя, становиться добровольным батраком и пестуном такой женщины, как Акулина Сергеева? Мало ли таких шестнадцатилетних Акулин, Настасий и Лукерий выбрасывает на свою поверхность и затем вновь поглощает омут столичного разврата? На каждого молодца (особливо такого красавца, как Александр Богданов) всегда найдется новая, свежая Акулина… Но вот поди ж ты! Ни «свежей» Акулины, ни Настасьи, ни Лукерьи ему не нужно. Прилепился он духом и телом к одной и во что бы то ни стало хочет вытянуть ее из омута, точно собственную душу боится с нею вместе погубить. Когда в первый раз уходит от него Сергеева, он в тот же вечер встречает ее на Фонтанке, отзывает от компании в сторону, на ее глазах тут же режет себе горло перочинным ножом и попадает в больницу. Едва оправившись, он опять разыскивает Сергееву и находит ее уже в больнице. Есть основание думать, что она болела нехорошей болезнью, которую затем передала и ему. Поблекшую, утомленную, он водворяет ее опять к себе и снова счастлив. Надо быть самому очень молодым и очень чистым, чтобы понять такую экзальтированную идеализацию любимой женщины. С прожитой жизнью все это утрачивается, забывается, но, пока мы сами молоды и чисты, нам кажется, что, любя, мы священнодействуем. А когда священнодействуешь, всегда ждешь чуда. С Сергеевой, к сожалению, подобного чуда не случилось. Для нее не наступило момента нравственного перерождения. После небольшого отдыха от панельной жизни ее вскоре опять потянуло на гульбу и легкую жизнь.

Богданов целые дни на работе. Она, не привыкшая ни к делу, ни к работе, томится, скучает. Ее зовут то кататься на тройке, то провести вечер в ресторане. У компании, которая за ней так настойчиво ухаживает, по-видимому, никогда не переводятся деньги, и деньги эти нехорошие, грязные. Богданов узнает (и это больше всего его убивало), что среди этой веселой молодежи, сманивавшей Сергееву, числились и профессиональные воры. Они не прочь были втянуть смазливую молодую женщину в свое темное ремесло. Богданов хорошо понимал, что она была уже на самом краю пропасти. Между тем он любил ее по-прежнему, а может быть, даже больше прежнего и жалел, как никогда… Что могло ждать эту несчастную впереди? Или тюрьма, или больница у Калинкина моста… А он любил ее!

Однажды, не предупредив его, Сергеева уходит и уже больше не возвращается. Для Богданова это был удар в самое сердце. Он бросает работу, дотоле непьющий, пытается заглушить горе водкой. Несколько дней спустя он на улице случайно сталкивается с Сергеевой. Она уже вышла на панель. Он умоляет ее уехать в провинцию к его матери, чтобы там начать новую жизнь. Так как все деньги он прокутил, то закладывает за восемнадцать рублей свое пальто и пытается найти Сергееву, чтобы передать деньги и отвезти ее на вокзал. Но встретить Акулину ему никак не удается. Проходит несколько дней, и он впадает в совершенное отчаяние. И опять пытается найти забвение в водке. Наконец деньги заканчиваются. На последние гроши он покупает финский нож, чтобы покончить либо с нею, либо с собою, как приведет судьба. Он понимает только одно: надо покончить! В тот же вечер, попав в трактир, он случайно встречает Сергееву. Она была там со своими «обожателями» — они ее поили водкой. Потом она вышла на улицу на свою уже обычную, «профессиональную» прогулку.

Богданов кинулся за нею. «Прощай, простись со мною», — заступил он ей дорогу. А в ответ слышит: «Я тебя не знаю. Что ты лезешь?» И она, отвернувшись от него, стремится продолжить свой путь…

Если бы он не любил ее, он бы брезгливо посторонился, послав ей, по обычаю, вдогонку разве только площадное слово. Но уйти от нее он не мог. Он чувствовал всем существом своим, что любит ее и жалеет больше жизни, больше самого себя. Он и сам рад был бы умереть в эту минуту — так ему было невыносимо. Но что сталось бы с ней? Она пошла бы дальше, по проторенному, известному пути. И тогда он решил: «Нет! Она не сделает больше ни шага по этому пути». Он выхватывает нож и наносит Акулине смертельный удар в живот. Но став убийцей, он тут же почувствовал себя и слабым, и беспомощным, как ребенок. Ноша оказалась непосильной! Он вспомнил о матери… Думал у ней укрыться на груди. Его образумил первый встречный, участливый человек. «И мать бессильна спасти убийцу!» — сказал он ему.

Может быть, спасете его вы, присяжные заседатели?! Вы — людская совесть! Подумайте, попробуйте!.. Если можете взять его грех на себя и отпустить его — спасите!»

Присяжные заседатели совещались недолго. Александру Богданову был вынесен оправдательный вердикт.