Осенью 1898 г. проживавшая в Петербурге мещанка Анподистова, 60 лет, случайно познакомилась с молодой, представительной дамой, представившейся графиней. Дама эта произвела на старушку благоприятное впечатление и получила предложение почаще навешать ее. Графиня, оказавшаяся впоследствии дворянкой Д., стала заходить к Анподистовой, как правило, в отсутствие ее мужа. Мало-помалу «графиня» вкралась в доверие к Анподистовой, которую начала уверять, что ей предстоит вскоре получить наследство после умершего миллионера Базилевского. Сообщив, что она пока нуждается в деньгах на ведение дела по наследству, ловкая дама сумела выманить у простодушной старушки около 1800 рублей.
Однажды придя к Анподистовой, Д. застала ее лежащей в постели с компрессом на голове. Когда больная впала в легкое забытье, гостья осторожно пробралась к стоявшему в комнате незапертому шкафу и похитила из него объемистый пакет с процентными бумагами на сумму свыше 10 000 рублей. Затем, не простившись с Анподистовой, быстро направилась к выходу. Прислуга, находившаяся в передней, заметила, что гостья выронила пакет, смущенно подняла его с пола и поспешно вышла на улицу. Прислуга рассказала об увиденном своей хозяйке, та заглянула в шкаф и убедилась, что сделалась жертвой кражи.
На другой день самозваная графиня опять навестила обкраденную старушку и на просьбу последней возвратить похищенные процентные бумаги ответила, что она отдаст ей со временем все деньги.
— Если же вы вздумаете заявить о краже в полицию, то ничего не получите, — пригрозила молодая женщина.
Госпожа Анподистова тщетно прождала несколько месяцев и наконец, не получив ни денег, ни процентных бумаг, рассказала обо всем мужу. Тот обратился с жалобой к прокурору.
На предварительном следствии выяснилось, что после похищения процентных бумаг к госпоже Анподистовой приходил муж «графини» и просил не возбуждать уголовного преследования.
— Не беспокойтесь, деньги будут вам возвращены, — говорил он при свидетелях. — Процентные бумаги заложены в банке, а квитанции взяла с собой моя жена, которая выехала из Петербурга. Но я сейчас же напишу ей.
Однако старушка так ничего не получила.
Привлеченная к ответственности дворянка Д., происходящая из почтенной, уважаемой семьи, не признала себя виновной в краже. По ее словам, она была должна госпоже Анподистовой только около 600 рублей, которые брала у нее в разное время на свои нужды.
В результате в конце 1900 г. Д. предстала перед Санкт-Петербургским окружным судом.
К судебному расследованию был привлечен в качестве эксперта врач-психиатр профессор Нижегородцев.
Подсудимая, довольно симпатичная женщина, лет тридцати, свою виновность отрицала. Она рассказала, что давно уже страдает алкоголизмом. Напиваясь нередко до полной потери сознания, она в это время не отдает себе отчета в своих поступках.
— Если я и попала теперь под суд, то только из-за своего пьянства, — объясняла она суду.
— Вот вы говорите, что порой напивались до потери сознания, — обратился к ней председательствующий. — Может быть, в эти моменты вы и взяли бессознательно у потерпевшей процентные бумаги?
— Но если бы я взяла или украла несколько тысяч рублей, то у меня ведь были бы деньги… Однако у меня ничего нет и не было, — горячо протестовала обвиняемая.
В ходе дальнейшего следствия выяснилось, что Д. с юных лет воспитывалась у одной баронессы, относившейся к ней как к своей дочери.
Одни из свидетелей говорили в пользу подсудимой, другие давали неблагоприятное для нее показание.
Муж подсудимой рассказал, что она с 1896 г. начала предаваться неумеренному потреблению спиртных напитков. Потеряв надежду исправить жену, он наконец разошелся с ней, но через некоторое время снова стал жить с ней совместно, так как дети нуждались в матери. Д. спивалась все больше. Нередко швейцар вносил ее на руках на квартиру, до такой степени она была пьяна. Под кроватью ее и под подушками хранились часто бутылки с водкой. Пила она не рюмками, а чайными стаканами. Иногда под влиянием алкоголизма принимала внутрь даже нашатырный спирт. Предаваясь пьяному разгулу, теряла всякое человеческое достоинство, а, чтобы добыть денег на водку, относила вещи мужа в заклад. Свидетель утверждал, однако, что он не говорил потерпевшей о том, будто процентные бумаги ее заложены в банке. По его словам, кража бумаг не могла быть совершена подсудимой.
Во время судебного следствия обвиняемая вдруг заявила:
— Прошу суд ускорить это дело, я утомилась… К чему эти бесконечные разговоры? Если я виновна — обвиняйте, невиновна — оправдайте, но только поскорее.
В своем показании муж обвиняемой высказал предположение, что ее систематически спаивали у Анподистовых, хотя это и опровергается другими свидетелями. Сама обвиняемая также говорила, что она пьянствовала вместе со старушкой Анподистовой, которая будто бы чуть ли не насильно навязывала ей свои деньги.
Старушка, однако, взволнованно протестовала против такого заявления и, обвиняя подсудимую в краже, уверяла суд, что самозваная графиня однажды даже намеревалась убить ее, и только прислуга спасла ее от смерти.
Свидетель Уважнев, знакомый потерпевшей, объяснил, что, придя 12 марта 1899 г. к Анподистовым, он застал хозяйку больной. Старушка лежала в кровати, а около шкафа стояла обвиняемая, которая взяла при нем какой-то пакет и быстро вышла из комнаты. Не подозревая ничего дурного, он в то время не придал этому обстоятельству никакого серьезного значения.
Эксперт-психиатр признал подсудимую ко времени суда вполне нормальной. Но заключение о том, была ли она больна в период преступления, экспертиза дать отказалась, мотивируя это отсутствием необходимых данных.
Основываясь на судебном следствии, товарищ прокурора поддерживал обвинение.
Защитник подсудимой, присяжный поверенный Плансон, указывая на ужасный порок, которому она была подвержена, и на ее невменяемость, с учетом недоказанности обвинения ходатайствовал об ее оправдании.
После часового совещания присяжные заседатели, отвергнув обвинение в краже, признали Д. виновной в мошенничестве и заслуживающей снисхождения.
Суд приговорил ее к лишению всех особенных прав и преимуществ и к заключению в тюрьму на восемь месяцев, а также к возмещению с нее в пользу супругов Анподистовых 12 000 рублей.