Прибытие. Первый контакт

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. О возможных последствиях эмоционального перенапряжения

— О чем она говорит? — не слишком — то вежливо отозвался Артурчик. Преображенский предпочел отмолчаться.

— Очевидно, о том, что внешне отличает нас от землян — верно, Лей? — вкрадчиво поинтересовался тот, кого я видела в своих снах. Слышать голос, сопровождающий телесную оболочку, было вполне привычно — в конце концов, именно он постоянно звучал у меня в голове. Но кивнула я рассеянно: поведение Диорна с первых же мгновений разительно отличалось от того, к которому я привыкла за время общения с его ангельской половиной. Было и другое обстоятельство: я все еще не желала верить в то, что Преображенский окажется одним из инопланетян.

Вот почему видеть постепенно проявляющуюся по границе его радужки серебристую кайму было особенно неприятно. Вот почему пришлось стиснуть зубы, лишь бы не выдать их дрожания, когда на сердце образовался ком, а сама я окончательно убедилась, кто именно сдал меня лейнианцам. Саш это заметил. Пусть ни единый мускул на его лице не дрогнул, я чувствовала: он знает о том, что творится в моей душе. Знает — и хладнокровно молчит, предоставив право слова другому. И Мая не оказалось рядом, чтобы костерить кадровика, на чем свет стоит, так что приободрить меня было некому. Диорн, однако, собирался что — то еще добавить к своим словам, так что я подумала о том, что во время его речи смогу настроиться — или хотя бы попытаться — дать всем им достойный отпор.

— О чем еще успел рассказать Май?

— О том, что поодиночке вы — неполноценные идиоты, один из которых «вечно хочет зла», а второй «вечно совершает благо».

— То есть, принцип работы нашего сознания тебе понятен, — удовлетворенно заключил Диорн.

— Если вы считаете это достаточным, то, наверное, да, — я пожала плечами.

— Для Мая этого вполне достаточно. Поскольку я являюсь более жесткой стороной личности, мне и сообщать не самые приятные новости.

— Какие именно? — равнодушно взглянула на него я.

— Из кабинета ты не выйдешь, пока мы не получим согласие на процедуру рекреационной камеры.

Я чуть было не рассмеялась ему в лицо, но вовремя сдержалась. Раз уж тут намеки на пытки пошли, стоило насладиться зрелищем по полной программе. А в ногах, как известно, правды отродясь не было, так что я, уже чувствуя себя почти дома, приблизилась к столу Преображенского и уселась на знакомый стул посетителя.

— Валяйте, — великодушно заявила я, не обращая внимания на двух оставшихся участников встречи. И пусть в душе царило смятение оттого, что Саш на заявления Диорна реагирует крайне спокойно, я приказала себе не думать об этом, сосредоточившись на главном противнике. — Уговаривайте.

И вот тогда — то я и поняла, почему именно Май так опасается Диорна. По губам русоволосого мужчины со стрижкой — ежиком скользнула неприятнейшая улыбка, после чего он заметил:

— Начнем, наверное, с того, что никто из присутствующих в кабинете не придет тебе на помощь, пока я не разрешу.

— Субординация? — предположила я саркастично. — Не махать топором в мирное время, пока не будет установлено военного положения?

Что — то в застывшем Преображенском изменилось. Кажется, он вспомнил, что сам не далее как во вторник сообщал мне эту простую истину.

— Я могу объявить военное положение хоть сейчас, — кивнул Диорн. — Тогда разговаривать станет уже Артур Валерьянович.

При этих словах безопасник улыбнулся, блеснув почти акульим оскалом, но бросить взгляд в сторону Преображенского я себе не позволила. Ну, уж нет! Раз до этого не помог, не сделает этого и в будущем! А полагаться на него, когда на кону находится собственная жизнь, я точно не собиралась.

— Если все еще надеешься на Александра Вячеславовича, зря, — будто читая мои мысли, произнес Диорн. — У лейнианцев есть еще одна любопытнейшая особенность: любой среднестатистический житель планеты на генетическом уровне запрограммирован подчиняться членам двенадцати руководящих семей. Можешь приблизительно вспомнить, что значит имя Александр?

Я все же не выдержала — посмотрела в сторону окна. Преображенский имел такой вид, словно мыслями находился где — то далеко. Да что, черт возьми, происходит?!

— «Алекс» — защитник, «Андрос» — человек. Защитник людей, — отозвалась я.

Диорн кивнул:

— Имя определяет также нашу позицию по жизни. Первая часть обычно относится к положительной составляющей личности и отвечает за коммуникабельные навыки, вторая — к отрицательной и характеризует способность защищаться от действия внешних раздражителей. Как видишь, «демон» Александра слаб, поскольку питает возможные симпатии к нашим братьям по разуму. Сопротивляться приказам правящей верхушки ему особенно тяжело. А я отдал приказ не потворствовать тебе.

Отлично! Ну, просто замечательно. Мы тут еще и в куклы играть будем.

— Почему же я до сих пор не послушалась тебя? — с беспечной улыбкой обратилась к Диорну я. Ох, Майчик бы сейчас отвесил мне мысленную затрещину — нельзя было провоцировать демона намеренно. — Если я полукровка, то, по логике, должна еще больше быть подверженной твоему влиянию, чем наш многоуважаемый начальник отдела кадров, — произнося должность Суперменыча, я не удержалась от сарказма, и в глазах кадровика мне показалась хорошо скрываемая улыбка. Черти что происходило!

— Я это заметил, — жестко отозвался Диорн. — И, несмотря на доклад Александра, весьма удивлен, что ты сидишь и спокойно воспринимаешь информацию вместо того, чтобы уже давно и на все согласиться.

— И что же успел рассказать ваш общественно — признанный индикатор?

Я спросила, потому что в голове засела противная мысль: как Май видел все, что было связано с Преображенским в первый раз, так ведь и Саш мог чувствовать во мне соседа во время секса. И эта мысль не давала покоя. Неужели он переспал со мной только ради этого? Он ведь говорил, что совсем не ждал, что вечер понедельника закончится в моей компании. Он ведь столько всего мне сказал… Черт. Я почувствовала себя глупой влюбленной идиоткой. И от этого становилось жутко противно.

На этот раз кадровик сам подал голос. На меня он смотрел спокойно и беспристрастно:

— Дело в том, Лейквун, что в нашем обществе довольно больших успехов достигла генная инженерия, если выражаться понятным вам языком. Ни для кого уже не является сюрпризом, что приходящий в мир человек обладает набором характерных только для его касты качеств и умений, а также некоторых особенностей, необходимых ему для будущей трудовой деятельности. Меня изначально планировали на работу с землянами. Стандартной реакцией жителя этой планеты на члена касты управленцев, которую я представляю, является восторг и обожание. Вы же ушли от меня со скандалом, да еще и сотруднице моей нахамили.

— Я справедливо это сделала. Ее вина в неисправности устройства.

— И, тем не менее, если бы после разговора со мной вы уходили в ином настроении, новость о том, что Ниночка увлеклась, могли бы преподнести в гораздо более вежливой форме.

— И из этого следует, что во мне засел пришелец? — раз уж Преображенский включил доброго психотерапевта, я тоже не собиралась давить на жалость.

— У вас сопротивляемость была на уровне, — ответил Саш. — А к тому времени все лишившиеся ангелов лейнианцы уже обзавелись вторыми половинами. Только Май продолжал упорно прятаться.

Пусть в тот момент я знала, что он все равно предал меня, сдав подчистую вышестоящим пришельцам, тайна проведенного вместе времени осталась между нами двоими. С плеч упал невыносимый груз, так что общество Диорна стало гораздо легче переносить.

— Постойте, — я почувствовала в его словах свет надежды. — Вы сказали, лейнианцы покинули носителей? Как это возможно? Особенно учитывая тот факт, что вы тут втроем сидите и запугиваете меня одним своим видом.

— А это, — вниманием вновь завладел Диорн, — успешное подтверждение теории Александра о том, что разъединить сознания можно в том случае, когда вмешается чья — то воля. То есть либо человек, либо ангел захотят избавиться от второго существа без использования рекреационной камеры. Тогда носитель и существо расстаются. Но это не твой случай, Лей.

— Почему? — нахмурилась я.

— Потому что вы с Маем расщепляться не хотите. И тут я был вынужден вмешаться. Отныне говорить ты будешь только со мной.

— Только с тобой — отказываюсь, — покачала я головой. — Ты на всю голову отмороженный. Май не в состоянии тебя сдерживать, когда заперт внутри меня без возможности следить за ситуацией. Верни его сюда — он боится других представителей вашей планеты и неосознанно уходит из эфира — тогда и посмотрим, что вы готовы предложить, чтобы разъединить нас. Ты же сам понимаешь, что просто так Май на это ни за что не согласится. Со своей стороны могу добавить, что мы крайне информативно ужились вместе. А некоторые аспекты совместного сознания, уверена, приведут тебя в неописуемый восторг… — с язвительной улыбкой добавила я, вспоминая, как страдал сосед наутро после ночи с Преображенским.

— А если не соглашусь я? — Диорн скрестил руки на груди.

— Тогда получишь вместо добавки к сознанию труп текущего носителя, — прищурилась я.

— Ты не можешь указывать мне, что делать, — спокойно встретил мои слова Диорн. — По нашим законам полукровки бесправны и, даже не получив их разрешения, мы можем делать с ними все, что потребуется. Захотим — пустим тебя на опыты, чтобы узнать, что же в тебе такого, что Май именно на тебя клюнул, захотим — расщепим на молекулы, не выходя из кабинета.

— Так же, как и ту глыбу с пояса астеридов? — ухмыльнулась я. — Май сказал, вы научились управлять черными дырами.

— Антигравитация покажется тебе сказкой на ночь после того, как испытаешь на себе прелесть сращивания тела с неорганическим веществом, поверь мне, — говоря это, Диорн совершенно не шутил. Я никогда не была паникершей, но его проникновенная речь заставила меня поежиться и ощутить, как ноги в туфлях начинают усиленно потеть.

— Невероятно, — не удержался от комментария Артурчик, поглядывая на нас с Диорном с изумлением. — До чего высокая сопротивляемость!

— Ты уверен, что в ней только половина лейнианской крови? — задумчиво поинтересовался Диорн у Преображенского. Тот невозмутимо пожал плечами.

— Проверка всегда была вотчиной целителей. Я руководствуюсь лишь личными наблюдениями. Целителей, насколько я знаю, вы оставили на орбитальной станции.

— А ничего, что вы меня обсуждаете так, словно я сама нахожусь в другом месте? — не выдержал объект наблюдений постороннего диалога.

— Что ж, Лей, — внезапно Диорн сменил гнев на милость, — ты имела честь наблюдать тестирование своего сознания на невосприимчивость к влиянию лейнианцев. И, надо сказать, прошла его блестяще.

— Что, камерой стращать перестанете? — недоверчиво спросила я.

— Нет, — Диорн покачал головой. — Все, что я сказал тебе в отношении полукровок, является правдой. Но ты ведь уже и так подготовилась к процедуре, да? — он с пониманием и победной улыбкой посмотрел на меня. — Зная Мая, я больше, чем уверен, что он ненавязчиво направлял тебя к этой мысли. Передай ему — потом, когда останешься одна — что мы постараемся обеспечить тебе все условия по комфортности пребывания на шаттле до того момента, пока не окажемся на орбитальной станции. Рекреационная камера находится именно там. Время, которое ты проведешь перед путешествием, будет посвящено анализам. Здесь все уже предупреждены. Александр отвезет тебя домой, чтобы собрать необходимые вещи. Мы, конечно, можем обеспечить тебя полностью, но стоит все же захватить то, без чего ты сможешь почувствовать себя неуютно в незнакомой обстановке. Таковое имеется?

Почему — то вспомнился махровый халат из квартиры Преображенского, но я сдержалась, чтобы не рассказать о нем вслух.

— Я правильно понимаю, что сейчас поступаю в ваше полное распоряжение?

— Именно, — подтвердил мои слова Диорн. — Генерал Панкратов, если что, дал согласие на эксплуатацию твоего тела в наших интересах.

Стало тошно. Из — за того, что этот человек распинался в кабинете директора о долге и патриотизме, не следовало ничего иного, кроме как попытки обелить свою совесть. Все они с легкостью отказались от одного — единственного человека, только чтобы не стать жертвами безумия более развитой расы. Я знала, что и сама не поступлю по — другому, но вот так, за спиной, давать слово насчет моей дальнейшей судьбы, а мне в глаза петь песенки о нашем несчастливом будущем…

— Мне нужно будет собрать вещи в отделе.

— Александр подождет тебя у машины, — коротко ответил мне Диорн. — Вопросы?

— Майдиорн — что означает это имя? — на автомате спросила я.

— «Теплое сердце во время бури», — ответил Диорн.

— Значит, ты — буря? — напряженно посмотрела на него я. — Буду иметь это в виду.

— Надеюсь, тебе недолго придется держать в памяти этот факт, — снисходительно отозвался пришелец. — Не смею больше задерживать.

Преображенский отделился от окна, на ходу кивая мне и как бы подтверждая встречу на улице, и вышел из кабинета. Я тоже со стула поднялась, последовав за ним. В приемной кадров царило убийственное молчание. На четырех нимф Преображенского я внимания не обратила, слишком уж была поглощена полученной от Диорна информацией. Зато несказанно обрадовалась дежурившему на подоконнике Олежке.

— Панкратов начал лить воду в уши, — объяснил начальник свое отсутствие у директора. — Я в туалет вышел.

Открытая улыбка шефа послужила спусковым крючком для освобождения моей напряженности. Я просто подошла и уткнулась лбом в его плечо.

— Простите, Олег Евгеньевич, — тут же покаялась я, — накатило внезапно. Сейчас успокоюсь.

— Оставь субординацию для отдела, — осадил меня Олежка. — Что там сказали — то? Преображенский какой — то загруженный вышел.

— Он у них вроде проститутки на выгуле, — со вздохом призналась я. — Все ведутся на его обаяние, и таким образом он проверяет наличие нечеловеческой крови. Я выдала себя тем, что не поддалась на провокацию. Теперь они настаивают на расщеплении наших с Маем сознаний. Принудительном. Ваш генерал уже дал свое согласие, несмотря на то, что говорил до этого.

Начальник смачно выругался.

— За ним всегда тянулся плохой душок…

— С точки зрения безопасности государства он прав — даже я понимаю это. Меня сегодня забирают, Олег Евгеньевич.

— Куда? — шеф отстранил меня. Вид у него сделался донельзя тревожным.

— Сначала на модуль, потом доставят на орбитальную станцию. Прибор, который должен вынуть Мая из меня, находится именно там.

— Ох, Лейка… — нахмурился Олег Евгеньевич.

— Я и сама давно уже мечтаю расстаться с соседом, — вымученно улыбнулась я. — Боюсь только, как бабушка отреагирует, если все плачевно закончится.

— О баб Зое не беспокойся. Я с ней поговорю, если что. Но пока лучше не заставляй ее волноваться. Кто знает, чем обернется твое путешествие. Надо верить в лучшее.

— Вы правы, — кисло улыбнулась я. — Мне вещи забрать надо, Преображенский отвезет меня к кораблю.

— Пошли, провожу — мало ли, приставать начнут с расспросами.

Гробовая тишина информационного отдела показалась мне зловещей. Не слышно было даже привычного клацанья Виталика по клавиатуре. Все сотрудники гипнотизировали входную дверь в ожидании нашего с Олежкой возвращения.

— Работать! — авторитетно заявил шеф, появляясь на пороге и заводя меня внутрь, и все будто очнулись от долгого сна. — Удачи тебе, — похлопав меня по спине, Олежка направился в свой кабинет. Мне показалось, что он сразу как — то сгорбился и уменьшился в размерах. Легче от этого не стало.

— Лейка! — зашептала Наташка, стоило мне подойти к вешалке и снять оттуда плащ. — Что случилось?!

— Лей уходит на больничный, — с нажимом произнес начальник, давая понять, что дальнейшие разговоры на эту тему нежелательны. Я благодарно взглянула на него, сменив обувь на уличную, подхватила сумку и, одевшись, помахала всем на прощание. Кто знает, возможно, сейчас я видела своих в последний раз…

Преображенский ждал у белого внедорожника, всем видом излучая терпение и спокойствие. Меня охватили противоречивые чувства: с одной стороны, искреннее восхищение от его способности вести себя, как ни в чем не бывало, в любой ситуации, с другой — ощущение приближающегося конца. Ведь так, наверное, в какие — нибудь древние времена палачи ожидали своих жертв перед тем, как затянуть на их шее веревку…

— Что из необходимого тебе нужно взять с собой, чтобы чувствовать себя на корабле комфортно?

— А у вас там есть мягкие кровати или все по — спартански аскетично? — невесело пошутила я.

— Если хочешь, можно захватить даже кровать, — невозмутимо отозвался мужчина — робот, так что мне сразу же захотелось ударить его чем — нибудь тяжелым.

— Ты издеваешься или на полном серьезе предлагаешь?

— Ты о кровати или о чем — то другом? — невинно улыбнулся кадровик, и я против воли почувствовала смущение и злость оттого, что он все еще в состоянии напоминать об особых отношениях между нами. Хотя, может, это мне просто показалось?..

— Я не могу жить без моего большого плюшевого мишки, — съязвила я. — А вдруг гроза случится? Я очень плохо сплю в грозу! Просто непередаваемо плохо!

— Значит, едем к тебе домой, — на этот раз уголки его губ поднимались мягко и медленно, мне даже показалось, он рад такому стечению обстоятельств.

То, что адреса он не спрашивал, меня не удивило. В конце концов, во вторник меня уже отвозили по этому маршруту. Закралась еще мысль о том, что заблаговременно за мной могла быть установлена слежка, но я отмела ее: не было повода, да и жертва, то есть я, от преследователей не укрывалась. В общем, мотор завелся, когда я селя рядом с водителем, машина тронулась, и Преображенский плавно направился в сторону проспекта.

Однако, к моему удивлению, поехали мы не к центру города, через который пролегала дорога к дому, а в совершенно противоположном направлении — туда, где находился сначала парк, а потом нетронутый лесной массив с выездом к реке.

— Ты не туда повернул, амиго, — я подозрительно покосилась на кадровика.

— Небольшая остановка на природе не повредит, — уверенно заявил мой спутник. — Ты выпустишь пар и поедешь домой уже спокойной.

— Я спокойна, — с нажимом заявила я.

— Я заметил. Могла бы испепелять взглядом — от Диорна бы ничего не оставила.

— Защищай своих инопланетных дружков где — нибудь в другом месте.

— Он не виноват, что Май избрал в качестве носителя именно тебя.

— И поэтому надо было запугивать меня до полусмерти?

— А тебя запугали? — искреннее удивление на лице Преображенского так покоробило, что я не выдержала и выплюнула:

— Да пошел ты!

Он только усмехнулся, ничего не ответив на это, и оставшийся путь прошел в молчании. Я размышляла обо всем, что произошло, начиная с утра, голова по ощущениям уже должна была задымиться. Как я и ожидала, он вывез меня на берег реки, и я сразу же потянулась к ручке на двери, намереваясь выйти, когда машина остановилась.

— Промокнешь, — заметил Саш. — Сейчас дождь ливанет.

Я только успела посмотреть вверх, чтобы оценить обстановку, как по крыше ударили первые капли дождя. Я и не заметила, как резко потемнело. Вздохнула, признавая правоту слов кадровика. За окном, постепенно набирая обороты, разворачивалась настоящая гроза. Сверкающие молнии озаряли пространство внутри машины, и мне становилось видно умиротворенное лицо кадровика. Срывающийся с неба дождь разбивал спокойное течение реки, и повсюду на ней, то там, то здесь, появлялись его крохотные шажки, приближающиеся к нам с Преображенским. Гром пришелся кстати: он как нельзя лучше олицетворял мое настроение.

— Зачем ты меня сюда привез? — повторила я свой вопрос, пытаясь отыскать успокоение в царящей снаружи непогоде.

— Я ведь уже говорил тебе — чтобы ты успокоилась и поехала к модулю в нормальном расположении духа.

— Издеваешься?

— Даже не думал.

— Ненавижу тебя.

— Имеешь на это полное право.

— Ты не выдал им информацию о нашей связи, — я откинула голову назад, прикрыв глаза.

— Мы же договорились, что отношения работы не касаются, — как бы напоминая, мягко ответил Преображенский.

— Ну и каково это — спать с объектом своего наблюдения? — горько усмехнулась я.

— Я не наблюдал за тобой, — возразил Саш. — В мои обязанности входило собеседование. Ты и так показала себя на нем, как нельзя лучше.

— Да неужели? — хмыкнула я и добавила с чувством. — Убила бы…

— Брось, Лей, — интонации в голосе Преображенского изменились на загадочные. — Ты правда этого хочешь? Или тобой владеет совершенно другое желание?

Прилив ярости я ощутила сразу же: он еще и издеваться надо мной решил. Резко открыв глаза и повернувшись к Преображенскому только с одной целью — отвесить пощечину — я внезапно была перехвачена его рукой и так и застыла от неожиданности, настолько не подготовленной оказалась к его реакции.

— Мне нужна твоя злость, Лей, — сверкая глазами, произнес мужчина. — Вся твоя злость — оставь ее здесь. И если для этого потребуется ранить тебя — я это сделаю. Что тебя интересовало? Секс с объектом рабочего наблюдения? Могу признаться откровенно — такого в моей жизни еще не было, — издевательски, совсем как Диорн недавно, протянул он.

Вторая рука замахнулась сама собой. Пощечину на лице усмехающегося кадровика я все же оставила. Но Преображенский и ухом не повел, когда на его щеке начало расплываться красное пятно после выхода моего неконтролируемого гнева.

— Если ты решила вывести меня на эмоции, предупреждаю сразу, Лейквун: у тебя ничего не выйдет. Я могу определить происходящие с тобой изменения настроения по ряду внешних признаков, но никогда не разделю ни одного из них.

— Почему? — чувствуя новый виток агрессии, я, замерев, наблюдала, как, в противовес колким словам, осторожно и бережно Преображенский берет мою ладонь и прикладывает к вспыхнувшей щеке, как растекается по его лицу блаженство от охлаждающего действия моей кожи. Боже, не будь он таким хладнокровным крокодилом, сейчас я бы точно волну возбуждения испытала!

— Потому что я не чувствую того же, что и ты. Во мне это не заложено, Лей. Наша раса уже много веков не производит детей естественным путем, и генетическая карта любого ребенка планируется до последней клетки. Моя каста создана для того, чтобы направлять разрозненные потоки человеческой биомассы в нужное русло. Мы находимся среди вас — но мы не одни из вас.

— Человеческая биомасса? — воскликнула я, отнимая руку от его щеки. — Так вот кто мы для вас?!

На этот раз меня освободили полностью, и удары посыпались на плечи и грудь Преображенского наравне с каплями дождя, атакующими крышу внедорожника.

— Гады. Бесчувственные истуканы. Да зачем вы вообще прилетели к нам на планету?! — возмущалась я, не в силах успокоиться, и ощущала, как постепенно приближаюсь к состоянию истерики. Со мной никогда такого не было. Ни один человек, кроме баб Зои, не был способен вывести меня из себя настолько, чтобы я утратила привычные контроль и хладнокровие. Я знала причину, по которой это могло случиться, но упорно боялась признаваться в этом самой себе. Ведь если принять хоть на мгновение факт того, что Саш каким-то образом засел у меня в сердце…нет, я не могла этого допустить!

Кажется, самому Преображенскому факт избиения наскучил. Выдержав некоторое время наносимые удары, он снова перехватил инициативу, перемещая меня к себе на колени, да так, что пришлось оседлать его, упираясь спиной в руль и почти ложась на грудь кадровика. Атаковать его в таком положении стало гораздо труднее, но больше мне этого и не позволили.

— Лей, — спокойно обратился Саш, когда, наконец, дождался прекращения потока ругательств. — То, что я не чувствую, как ты, не значит, что мне не больно. Физическое восприятие у меня на должном уровне. А ты, вместо того, чтобы отбивать руки, могла бы просто поплакать. Поверь, ты не единственная жительница Земли, которой этот способ приносил удовлетворение.

— Ты же не знаешь, что значит плакать, — хрипло, пока горло еще не отошло от обвинений в отношении кадровика, возразила я. — Ты ведь только совокупность эмоциональных изменений чувствуешь!

— Я и говорю с этой точки зрения, — согласился Саш. — Чтобы заплакать, человеку не так много нужно: всего лишь подавляющее влияние жалости на нервную систему и желание сообщить об этом всему миру.

— Замолчи! — терпеть его издевки я больше не могла — замахнулась снова. И снова он меня опередил, буквально распластав на себе и не давая пошевелиться. Не знаю, как, но именно сейчас он по-настоящему понял обуявшие меня противоречивые эмоции, с которыми я устала бороться. Устала — и банально разревелась, не сдерживая ни силы, ни размера своего страдания.

Вместо того чтобы начать издеваться дальше, Преображенский начал гладить по голове и спине, давая выплакаться и выпустить наружу все, что терзало меня до нынешнего момента. Я позорно выла у него на плече, цепляясь за рубашку, а он все продолжал и продолжал свои успокаивающие движения. Когда поток рыданий стал потихоньку иссякать, а я вместо бурного слезоотделения принялась шмыгать носом, он отстранил мое лицо, но лишь для того, чтобы попробовать губами дорожки проторенных на щеках слез.

— Не трогай меня, — поморщилась я. — Я сейчас вся красная и страшная до безобразия.

— Ты самая естественная и привлекательная, Лей, — признался Саш, с неподдельным восхищением оглядывая меня. — И когда я вижу, что ты демонстрируешь эмоции только мне, это порождает странный интерес и необъяснимое чувство легкости оттого, что такого человека я принял в свое личное пространство.

— Это радость, — машинально отозвалась я.

— Что? — не понял кадровик.

— Комплекс описанных тобой эмоциональных ощущений, — с умным видом передразнила его я, — может означать лишь одно: ты только что испытал радость, Саш.

— О, — коротко прокомментировал он мои наблюдения. — Выходит, не такой уж я и истукан? — и на меня посмотрели с таким детским интересом в глазах, что я не смогла съязвить в ответ.

А потом я почувствовала это. Его тело под моим, напряженное до предела, несмотря на то, что выглядел Преображенский до завидного расслабленным. Его ожидание, когда, казалось бы, он только и занимался тем, что донимал и провоцировал меня. И блестящие края голубой радужки, которую мне захотелось рассмотреть ближе. Только вместо этого встретились наши губы, и контролировать плохо скрываемые желания я перестала.

О сопротивлении было забыто, когда я схватилась за плечи Преображенского. Одной рукой он уверенно обхватил мою талию, другой потянулся к приборной панели. Что — то щелкнуло в салоне, и сиденья с шумом откинулись назад, а вместе с ними и мы. Смягчив падение, Саш сменил положение, оказываясь сверху, чтобы почти сразу же окунуться в ураган моих поцелуев, пока мы заползали ближе к заднему сиденью. Ботинки я неловко скинула сама, джинсы и белье предоставила снимать ему, отчаянно помогая расстегивать змейки и пуговицы. В этот раз не было ни изучения, ни предвкушения — одна голая страсть, в которой сгорали мы оба. Он резко вошел в меня, вызывая протяжный стон, и начал ритмично двигаться внутри, и я помогала этому, обхватив ногами его ягодицы. Я не выпускала его ни на мгновение, прикрыв глаза от удовольствия, которое дарил мне мужчина, поступивший слишком подло, чтобы быть прощеным человеческой частью моей души. Странный диссонанс — чем ближе к состоянию единого целого стремились тела, тем больше отдалялись души, отстраненно наблюдая за творящимся в машине безумством. И, тем не менее, закончить одновременно это нам не помешало. Как не помешало мне до боли впиться в губы Преображенского, когда он совершал свой последний толчок. Раз он стал инициатором предательства, теперь я могла воспользоваться его же оружием в собственных целях.

Потом, когда дурман желания отошел на второй план, а Саш меня покинул, я повернулась на бок и свернулась калачиком, напрасно пытаясь прикрыться оставленной на теле рубашкой. А когда поняла тщетность усилий, просто спрятала лицо в ладонях. Нет, стыдно мне не было — это оказалось просто окончательным этапом эмоциональной разрядки — пугала дальнейшая перспектива развития собственной судьбы.

Не знаю, чем в это время занимался Саш, но вскоре сверху на меня опустился мягкий плед, укрывший и согревший оголенные ноги, а сзади прижался сам кадровик, и я совсем не возражала, когда он сделал из своей руки подушку для моей головы, аккуратно собирая разметавшиеся волосы. Я прикрыла глаза, лениво и неловко ощущая, как ладонь Преображенского по — хозяйски устраивается на моем животе, начиная вырисовывать там непонятные узоры.

— Зачем ты это сделал? — горечь все же пробилась на поверхность, и не задать самого главного вопроса я просто не могла. — Зачем сдал меня Диорну после того, что было?

— После того, что было, будь я человеком, я бы об этом пожалел, — в его голосе слышалась улыбка, которой я совсем не понимала. — Я же сказал тебе, я совершенно не ожидал, что вечер понедельника закончится настолько прекрасно. И встретился с тобой как раз после того, как виделся с Диорном, где и сообщил информацию о тебе. Моей ошибкой было то, что любопытство заставило меня подойти к скамейке, на которой ты сидела в парке перед «Сиянием». Дальше все было делом техники — со стороны лейнианцев. Они полностью проработали твою историю за ночь, и к утру я уже имел достаточно веские причины полагать, что ты являешься полукровкой. Те же сведения имел и Диорн. Во вторник я уже пытался предупредить тебя не встревать в конфликты с Артуром. Тогда и вмешалась личная составляющая. Но я сдержал обещание, и ничего о наших встречах никому из лейнианцев известно не будет.

— Неужели на тебя действуют мои приказы? — усмехнулась я, не понимая толком, от чего мне стало теплее: от пледа или присутствия Преображенского рядом.

— Твое влияние ощутимо, — совершенно искренне признался Саш. — Но ты ни разу не использовала его на мне, Лей.

Странно…он впервые использовал в голосе ласковую интонацию, когда произносил мое имя.

— Май сказал, что я могу быть родственницей Августа Лея.

Скрывать мне было нечего — особенно в свете предстоящих событий. К тому же все слова Преображенского я могла подтвердить доказательствами — и он действительно держал данные обещания.

— Это вселяет в меня надежду, что камера подействует на тебя, скорее как на лейнианку, чем на землянку.

— Не ври мне, Саш. Ты не знаешь, что такое надеяться. Если уж меня называют роботом, то ты…

— Что — то вроде компьютерной программы, никогда не делающей ошибок, — договорили за меня. — Просто помни: личное пространство есть не только у меня. Если что — то вдруг случится, ты всегда можешь обратиться к той половине себя, что скрыта глубоко внутри.

— Если, конечно, к тому времени еще буду жива, — горько усмехнулась я.

— Будешь, — уверенно отозвался кадровик, начав шевелиться сзади меня. Обернувшись, я обнаружила, что он принялся одеваться. Кажется, расслабляющий момент подошел к концу.

— Тебе есть, что сказать, помимо той информации, что ты предоставил у Диорна? — с внезапно вспыхнувшей надеждой спросила я, оглядываясь в поисках своей части гардероба.

Преображенский замер, посмотрев на меня. Спокойствие в его глазах было ледяным.

— Я предпочитаю оставить все, как есть. Одевайся, Лей — нам пора ехать к тебе домой, — непоколебимо заявил он, окончательно раздавливая показавшиеся было ростки уверенности в том, что между нами станет возможным нормальный человеческий диалог.