Прибытие. Первый контакт

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. О том, что во Вселенной мы все — таки не одиноки

Откликнулся он не сразу.

«Еще раз так назовешь — на связь больше выходить не буду», — обиженно раздалось в моей голове.

«Ну, я же не со зла, — попыталась оправдаться я сразу же, — хотя чего это я пытаюсь тебе что — то доказать? Ты же сам все прекрасно видишь, доступ — то к моей черепушке у тебя есть».

«Только это тебя и спасает от моего полного гнева», — пафосно заявил товарищ сосед, и я, почему — то, за подобную формулировку уцепилась.

«Что значит — от полного гнева? Ты что — половинчатый, неполноценный?»

В голове замелькали картинки чудовищной несправедливости в отношении мужского пола, и почти сразу же я услышала обреченный стон вынужденного подселенца.

«Ты можешь прекратить демонстрировать чудеса женской логики?» — чуть не плача, попросил Май.

«А ты мне расскажешь, в чем смысл твоей оговорочки по Фрейду?» — я решила взять быка за рога. Животное, похоже, смирилось, несмотря на слабые попытки сопротивления.

«Вообще — то через день ты бы и сама это узнала».

«Не уходи от темы — я хочу сейчас!»

«Ну…ладно», — протянул побежденный моей логикой герой, и я в предвкушении потерла ручки. Однако чудо не случилось — Май попросту замолчал.

«Э — э–эй!» — запротестовала я, не желая мириться с несправедливостью, когда, казалось бы, победа уже начала маячить на горизонте.

«Не торопи меня, — ворчливо подал голос сосед, — я думаю, как лучше обо всем тебе сообщить, чтобы ты не посчитала меня еще большей шизофренией, чем раньше».

«Еще большей?» — я прямо — таки прониклась моментом, не решаясь, однако, больше спорить.

«Именно так. Я ищу подходящие аналогии в человеческой истории, мифологии или религии. Хотя…постой — ка! Кажется, нашел…» — облегченно сообщил голос, и я приготовилась к порции важной информации.

«Я вся внимание».

«Так вот…я — ангел!»

Не знаю, какое выражение лица сделалось у меня после этого заявления, но до того, как оказаться под одеялом, я все же успела извлечь на свет божий достаточно неприличный хрюк. Потом, испугавшись, что бабуля истерики не поймет — она же в соседней комнате спала — и обязательно явится с проверкой, все — таки прикрылась добротным слоем хлопка с ватой внутри и уже там оторвалась по полной. Я хохотала взахлеб, не обращая внимания на попытки Мая привести меня в чувства и понимая, что шиза таки оказалась права, когда сомневалась в том, что степень ее блаженности в моих глазах не возрастет после откровенного признания. Когда, наконец, первая волна смеха схлынула, а я попыталась привести мысли в порядок, то милостиво разрешила Маю продолжать вешать мне на уши лапшу.

«Это не лапша! — голосом разобиженного ребенка пожаловалась шиза. — И прекрати меня так называть, пожалуйста!»

Кажется, ситуация складывалась неразрешимая. Постаравшись взять расшалившиеся чувства под контроль, я решила пойти на мировую и справедливо заметила: «Ты же видишь, Май, — я до мозга костей рациональна. Существуй ты в моей голове долгое время, я бы каждую минуту могла изображать абсолютно вменяемого человека — такого, словно тебя внутри не существует…»

«Ты — вменяема!» — словно аксиому, выкрикнул кто — то внутри.

«Значит, поясни для недалеких и недоразвитых, какого черта ты заменяешь мой внутренний голос. Будешь достаточно убедителен — я перестану думать о том, что твоя ангельская природа заставляет меня корчиться от смеха, стоит только представить тебя в том смачном комбинезоне из сна с прорезями для крыльев сзади».

«Я просто не нашел сравнения ближе, — будь он реальным человеком, сейчас наверняка развел бы руками в стороны. — Ну, хорошо, я постараюсь объяснить, как могу, и буду надеяться, что ты меня поймешь. Пример с ангелом был для того, чтобы отнести твои ассоциации к двуликой природе сознания. Ангелы и демоны — это две так называемые субстанции, которые, говоря простым языком, оказывают влияние на принятие ваших решений. Ведь не зря же ваши поговорки и сказки иногда упоминают, что на одном плече у вас сидит белокрылый щекастый малыш с очаровательными кудрями, а на другом — усатый краснокожий дедок, вечно нашептывающий гадости».

«Это принято, это я понять могу».

«Вижу, Лей. Ты не представляешь, как я этому рад. Все же твоя рациональность серьезно мне импонирует. Так вот, подобные мне существа представляют своего рода двуполярное сознание. Одна половина отвечает за чувства и переживания, вторая — за разум и логику, для удобства первую я назову ангелом, вторую — демоном. Я надеюсь, не стоит тебе пояснять, почему именно разумная часть обозначена не самым приятным эпитетом?»

«Потому что чистый разум холоден так же, как проточная вода, а логика может порой привести к смертельным выводам», — не задумываясь, ответила я.

«Бинго, моя девочка!» — по — свойски возликовал подселенец, и я поморщилась.

«Вот только давай без фамильярностей. И объясни уже, наконец, что такого необычного в твоей природе. Ангелы и демоны — это предельно четкая конструкция».

«Необычность в том, что наше сознание способно раздваиваться, и одна его половина или обе сразу могут покинуть тело. Когда происходит стопроцентная потеря управления — тело погружается в кому, если выражаться вашим медицинским языком. С одним ангелом или демоном мы способны к разумной деятельности. Я — ангел. И я от своего демона отсоединился. Сейчас он творит логические катастрофы в одиночку».

«Я надеюсь, ты догадываешься о том закономерном вопросе, который за твоим откровением последует?»

«Думаю, да, Лей…»

«Тогда ответь мне четко и внятно, какого лешего ты взял и выпрыгнул из своего тела, до кучи еще и позволив отрицательной половине оторваться без тебя на всю катушку?!»

«Я…сбежал от Диорна».

«Кого — кого?»

Я почувствовала себя так, словно мне профессионально и со вкусом вешали лапшу на уши. Шиза, похоже, сжалилась, потому что снизошла до объяснений.

«Диорн — это моя рациональная часть, сплошные доводы рассудка и окончание полного имени. Такие, как я, отличаются так называемыми сложными идентификационными определениями. Проще говоря, тело, в котором существуют две моих личности, откликается на имя Майдиорн, в то время как Диорн является его темной половиной, а я, Май, — светлой».

«И чем это должно мне помочь?» — сумела я вставить свое небольшое, но, несомненно, веское слово в поток чужих мыслеформ.

«Увидишь кого — нибудь, смутно напоминающего тот образ, что видела в своем подсознании, — уноси ноги, — честно предупредили меня. — Диорн, пусть и не любит мои разговоры о высшем благе, в одиночестве существовать не привык. А если он захочет меня обратно…это будет не очень приятно для тебя, Лей…»

Я почувствовала, как начинаю закипать.

«Слушай, ты! Ошибка мироздания, сводящая с ума мою психику. Какого черта ты вообще сбежал от своего ненаглядного Диорна, когда тебе самое место — рядом с ним?! Теперь, мало того, что достаешь меня, еще и сообщаешь нелицеприятную истину о том, что я, возможно, стану объектом чьих — то поисков, заключающихся в поимке беглого идиота? И что эти поиски могут причинить вред моему здоровью? А рожа у тебя не треснет, чертов подселенец?! Выметайся из моей головы сейчас же!»

«Я бы с радостью, — прозвучало почти жалобно, — но не знаю, как это сделать, Лей. Дело в том, что, пока мы с Диорном были неразрывны, как отдельную личность я себя не осознавал, существуя лишь на уровне ощущений, мне не нравилась его страсть к биотехнологическим экспериментам. Тебе, чтобы было понятнее, свои мысли я могу попытаться преподнести как интуицию. Она вроде и не является отдельным элементом сознания, но некомфортное существование обеспечить способна. Так вот со временем мое недовольство крепло. А тут — вспышка на Солнце, и я отделяюсь от Диорна, начав собственное путешествие по Вселенной. А тут Земля. И ты стоишь у окна. И я почувствовал, что ты в силах принять меня. И не удержался. Прости, Лей! — кажется, говорил он вполне искренне, но что было с того мне? Это меня должны были, в случае поимки, препарировать как лягушку на операционном столе, чтобы отделить сущность Мая. — Я обязательно попытаюсь отыскать способ отделить свое сознание от твоего. А пока — постарайся не слишком выделяться из толпы. И не влипать в неприятности».

«Слушай, Ватсон, ты можешь хотя бы приблизительно пояснить, чего мне стоит бояться в первую очередь?»

«Пристального внимания к своей персоне. Новых знакомств, Лей, направленных на близкий контакт. Вторую сущность в сознании можно прощупать. А моих соплеменников, увы, от обычных людей очень сложно отличить. Практически невозможно. Я лишь недавно начал ощущать себя отдельной личностью и не успел накопить достаточного багажа знаний для этого, поскольку твое тело с моими прежними возможностями не сравнится, но я приложу максимум усилий к тому, чтобы попытаться оградить тебя от неприятностей. Просто следуй моим советам — это единственное, о чем я прошу».

«Сволочь».

А что? Коротко, но ясно, тем более что это было именно тем, кем я сейчас ощущала Мая.

«Прости, Лей. Я правда не думал, что все так выйдет».

Кажется, Олежка очень вовремя отправил меня в отпуск. От общения с Маем голова закипела так, как не напрягалась от общения со всеми районными бабушками, вместе взятыми. Но стоило взглянуть правде в глаза: со мной приключилась не самая приятная ситуация, и нужно было, во что бы то ни стало, искать из нее выход.

«Ты же понимаешь, что вечно существовать без Диорна не сможешь. Ваше раздельное времяпровождение в конце концов приведет к тому, что ты ко мне привяжешься. А он, если верить твоим словам, окончательно озвереет и натворит дел».

«Я знаю, Лей…только пока не придумал, как найти выход из всего этого».

«Я надеюсь, ты все же решишь эту проблему со временем».

«Твои возможности не так велики, но я постепенно ассимилируюсь».

«Мне безумно приятно слышать эту новость».

Ну да, без остроты не получилось…

«Лей, я не обижаюсь. Всему виной не присущая нашей расе сентиментальность. Я так устал…от доводов рассудка».

«Конечно. И решил погубить ни в чем не повинного человека».

«Я обещаю, Лей, что никогда намеренно не причиню тебе вреда».

Звучало, конечно, вполне убедительно, а уж посерьезневший голос Мая и того уверенности добавлял, но я привыкла опираться на факты, а факты свидетельствовали совсем не в пользу подселенца. И, тем не менее, устраивать ссору мне сейчас совсем не хотелось. К тому же, упорно подкрадывалось желание зевнуть поглубже и провалиться в сон. Что — что, а автобус до Будоражинска умел делать свое дело.

«Ладно, умник, подключайся к информационному полю Земли — или как ты там собираешься получать новые сведения…а мне необходимо несколько часов вздремнуть. Возможности моего тела — они, знаешь ли, на длительное использование не рассчитаны».

Послышался обреченный вздох, словно Май сожалел о том, что по неосторожности сказал мне, а я как истинная женщина использовала это в своих интересах, но пришелец лишь попрощался, пожелав спокойной ночи. Надо же, он оказался провидцем: снов и подобной им нечисти я действительно в эту ночь не видела.

Утром меня ждал самый воздушный из всех омлетов, которые я когда — либо пробовала в жизни, а гренки из черного хлеба даже заставили пожалеть о том, что я из Будоражинска уехала.

— Не знаю, чего тебе приспичило в Ильинск сбегать, — не став спорить, поддакнула мне бабуля. — У нас не столица, конечно, да только спокойствие наше ты нигде больше не найдешь.

— Это точно, баб Зой, — памятуя о неожиданном подарочке во время рабочего дня, согласилась я. Первый полноценный день незапланированного отпуска было решено посвятить домашним делам.

Пыль с высоких шкафов бабушке стирать уже было не под силу. Она говорила, что иногда заходит и помогает молочница Люба, но случается это примерно раз в месяц — девушка работой загружена почище меня. Так что волевым усилием я заставила себя устроить генеральную уборку в доме — а это, ни много ни мало, четыре приличных по площади комнате. На чердак я поднималась уже по собственной воле. Давненько не бывала в месте детских пряток. Тогда, конечно, я могла вставать там в полный рост, сейчас приходилось передвигаться на четвереньках. Здесь почти ничего не изменилось, кроме, разве что, нескольких появившихся, но уже оставленных осиных гнезд, которые я все же с опаской сняла и отнесла на костер на заднем дворе. Вечером сожгу, когда не так припекать будет.

Среди старых пыльных вещей находилось много всякого добра — барахла, как считала я, — но бабуля категорически отказывалась с ним расставаться. К ее чести, год от года здесь не прибавлялось рухляди, так что привычные вещи оказались на привычных местах. Довоенный сундук с посудой был любимым участником моего скромного чердачного сообщества. Обычно я расставляла спрятанные там предметы сервиза на полу рядышком, а потом рассаживала своих кукол и устраивала долгие чаепития. В школу пошла — забросила это дело, но память осталась и поныне.

Вторым предметом моего интереса была широкая корзина с овальным горлышком. Раньше я всегда думала, что когда — то давно, еще когда был жив дед Иван, они вместе ходили за черникой в близлежащий лесок и приносили в этой плетеной махине знатные урожаи — ягоды у нас было всегда много, лесники даже шутили, что над Будоражинском точно ядерное облако пролетело, о котором жителей просто забыли предупредить — теперь же, присмотревшись, я обнаружила на дне корзины отрез ткани, которую вытащила на божий свет. Серебристая и необычная на ощупь, она почему — то напомнила мне мраморную теплую стену, увиденную во время первого сна — знакомства с Маем. И осознание этого факта неприятно кольнуло сердце. Сосед, как назло, предпочел отмалчиваться. Или позорно уснул, о чем забыл заранее предупредить, так что я была целиком и полностью предоставлена самой себе.

Дальнейшее изучение странно — серебристой ткани привело меня к неутешительным выводам. Я никогда не спрашивала у баб Зои, как она нашла меня — усыновила ли в детдоме или еще как — но сейчас, похоже, настало время для удовлетворения интереса. Так что, прихватив корзину вместе с содержимым, я осторожно, чтобы не поранить голову, спустилась вниз.

Бабуля оказалась на крыльце. Вечер она встречала в кресле — качалке, которое я в один из приездов захватила с собой из Ильинска. Оглянувшись на скрипнувшую входную дверь, она окинула цепким взглядом поклажу в моих руках и невольно нахмурилась:

— Я же просила ничего с чердака не выкидывать.

— Я и не собиралась. Просто решила тебе показать. Баб, — я опустилась на колени в ногах старушки, — это ведь необычное плетение, да? — указывая пальцем на стенки корзины, спросила я. — И ткань совсем нездешняя — я бы даже сказала, в Будоражинске такой не найдешь.

— Что ты хочешь узнать? — интонация в ее словах была совсем не вопросительной. — Ягод для такого объема явно оказалось бы мало. Нашла я ее на крыльце — в разгар лета, и на улице, как назло, никого не оказалось. А внутри, вот в эту самую пеленку завернутая, сладко посапывала ты. Я пыталась отыскать ту, что решила подбросить тебя, но никто не откликался на мои крики о помощи. Город словно замер, знаешь? И я домой вернулась. А потом мы с Ваней все документы оформили.

— То есть ты хочешь сказать… — начала было я.

— Что эта корзина была твоим домом до того момента, как мы тебя удочерили, — кивнула бабуля.

Нет, я, конечно, знала, что не родная баб Зое и деду Ивану, но чтобы вот так…

— Я думала, меня из детдома взяли, — эмоции моим коньком никогда не были. Слишком сильной оказалась тяга к рассуждениям и логическим выводам.

— Мы ждали даже больше положенного срока, — раскрыла бабуля одну из тайн прошлого. — Время, знаешь, было такое…с запада ринулась новая культура, к которой сразу же стала приобщаться молодежь. Свободные нравы, дискотеки, желание быть как все…а потом, в положенный срок, дома ребенка пополнялись целыми партиями новорожденных. Мы — то с Ваней тогда подумали, что тебя просто до одного из них не донесли, вот и отправились к участковому. Тот — к заведующей детдома. Она посмотрела корзину, белье — ты еще в пинеточках была, ползуночках и рубашечке, добротной такой — и сказала, что, возможно, ребенка потеряли, но ей тебя определить некуда. Они подали объявления во все СМИ города, да только даже по истечении года никто так и не отозвался. Делали запросы какие — то — ты извини, я не сильно горазда на эту тему общаться, да и Ваня всем занимался в ту пору — но заведующая сразу сказала, что мест у нее нет и принимать тебя она не станет. Попросила, конечно, чтобы мы у себя тебя оставили. А нам что? Нам только в радость это было, Лей. А уж как два года минуло, да ты подросла, да говорить стала…Лей, мы уже не могли тебя отпустить. Естественно, наше желание все в поселке — тогда Будоражинск еще до города не разросся — поддержали горячо, подписи собрали на всякий случай. Но опека и не противилась — такие же ведь жители были, как и мы, видели, как мы к тебе относимся. Ну а потом… я не раз и не два ломала голову, как такого ребенка можно было на произвол судьбы оставить. Ты не болела вообще, Лейка, — бабушка на мгновение замолчала, — не вступала ни с кем в конфликты, охотно шла на общение, подросла, так вообще помощницей мне стала. И ваши эти опыты с Дениской — на вас все соседи только и делали, что умилялись. А я все думала, может, случилось что, что мать тебя под нашу дверь положила. Пока письмо мне одно не пришло.

— Какое письмо, баб? — насторожилась я.

— На мое имя, Лей. С реквизитами счета в банке — уже на твое. Там говорилось, что каждый месяц до твоего двадцатилетия будет присылаться определенная сумма на содержание, которой я должна пользоваться в твоих интересах. Подписи, естественно, не было. Был договор с банком, оформленный на меня. Не спрашивай, — бабуля подняла руку, — я не знаю, как эта женщина умудрилась мои данные найти. Я тогда так испугалась, что не решилась даже шагу в сторону нашего отделения сделать. А потом с Ваней посовещались и решили, что так все и оставим. Денег хватало — он на заводе работал, я с огорода урожаи неплохие выручала да с детьми в саду помогала — так что с самого твоего рождения счет лежал нетронутым. Мы хотели тебе рассказать, да все случая не представлялось. Ох… — бабуля схватилась за сердце.

— Баб, ты чего?! — встревожилась я, вскакивая с места. — Корвалола принести?

— Да нет, нормально все, — отмахнулась она, потерев грудь. — Сама накапаю. Ты прости, тяжело мне про это говорить, Лейка. До сих пор не могу понять, как…как так поступить можно было. Деньгами ведь не купишь любовь. Значит, следила она за тобой? Не могла же просто так на ветер сбережения бросать? А ты тут без родительской опеки росла…

— Баб, вы для меня получше всяких родителей были! — горячо возразила я. — Так что не надо мне тех, кто генами поделился. Родные — не те, кто на свет произвели, а те, кто человеком сделали.

— Ох… — бабуля со светлой улыбкой покачала головой, потом, дотянувшись, взъерошила волосы у меня на макушке. — Добрая ты моя душа, и в кого только такая уродилась?

— В тебя, баб, в тебя, — усмехнулась я. — В кого же еще?

— Ладно, Лейка, ты тут посиди еще, а я пойду действительно корвалола выпью да полежу немного.

— Тебе помочь? — забеспокоилась я, но была остановлена решительным отрицанием:

— Нет, я в норме, просто вспомнилось, видишь, некстати все. Отдыхай. Раз уж отпуск у тебя такой.

Бабуля ушла, а я заняла ее место на скамье и принялась рассматривать покрывало в корзине. Что — то во всем этом не давало мне покоя…

Серебристая ткань и правда была диковинкой в Будоражинске. Это я сейчас поняла, что бабулю вовремя успокоила, сказав только про наш город: я была уверена, что и в Ильинске технологией изготовления такого материала еще не владели, в Петерграде и Проскве, думаю, тоже. Нет, можно, конечно, попытаться закинуть пробную удочку и спросить у Дениса о нынешней обстановке, вот только кажется мне, поднимет он меня на смех и скажет, что женскими игрушками не интересуется. И будет прав. С этими мыслями я вздохнула и принялась за дальнейшее исследование.

Всякий раз, когда ткань обнимала тыльную сторону ладони, я чувствовала, как та насыщается влагой. В голову закралась безумная мысль, что все же это не просто отрез, а разумный биологический организм — еще бы, после снов, транслируемых Маем, и не то в голову могло прийти. А потом внимание привлекла еле заметная метка, находящаяся в углу полотнища. Еле заметная, поскольку была выполнена не в виде вышивки, а представляла собой некоторое подобие голограммы, мерцающей зеленью при определенном угле наклона по отношению к источнику света. Каково же было мое удивление, когда вместо незнакомых нечитаемых символов я обнаружила там привычную латиницу, а точнее — окруженную завитушками букву L. Подумав, что это может оказаться обманом зрения, я повертела изображение и так, и сяк, но сомнений не оставалось: то, что я видела на покрывале, совершенно точно соответствовало одному из символов нашей письменности. Или это как у Супермена? «Это не S, это надежда…» Бред какой — то!

На мою беду или радость, не знаю, но голос решил подать сосед.

«Невероятно!» — только и раздалось в моей голове. Пользуясь тем, что бабушка после корвалола точно на крыльцо не вернется, я, уже не опасаясь быть застигнутой врасплох, заговорила:

— Ну, сосед, я вся внимание.

Кажется, кто — то понял, что сболтнул лишнего. Однако отступать я не собиралась.

— Так и будешь делать вид, что ты случайно промелькнувшая мысль, или поделишься своими наблюдениями? Что за тряпка такая, что увлажняет кожу, стоит до нее дотронуться, и — о, чудо! — обладает наскальной живописью в виде нашего алфавита одновременно?

«Это не наскальная живопись», — буркнул Май изнутри.

— Давай, сосед, я и так знаю, что ты слышал все из нашего с бабушкой разговора. Что именно находится у меня в руках? И почему я понимаю символ, который здесь начертан?

«Это биосинтетик, — нехотя раскололся Май. — И он не увлажняет твою кожу, а снабжает ее необходимыми питательными веществами. Аналог пуповины, придуманный в наших лабораториях. Очень удобное средство, когда матери от ребенка необходимо отлучиться».

Я чуть воздухом не подавилась:

— Отлучиться?! Ты почти тридцать лет называешь словом «отлучиться»?!

«Не думаю, что тебя с этой целью подложили в семью Замориных, — не согласилась шиза. — Ликвидсейф — это общепринятое название биосинтетика — имеет так называемый период подзарядки. Называй, как хочешь, но основная мысль сводится к тому, что через некоторое время полезные качества материала уменьшаются и могут сойти на нет, если его вновь не опустить в питательную среду. Обычно подзаправка в случае использования взрослым человеком требуется через два — три дня, в случае с младенцем, думаю, хватило бы на неделю».

— Неделю? Я неделю могла проваляться под чужими дверьми? — верить в чью — то халатность не хотелось совершенно.

«Я не думаю, что оставивший тебя индивид предполагал столь долгий срок. Судя по тому, что твоя бабушка сказала о банковском счете, там все давно было продумано. Так что ликвидсейф был просто мерой предосторожности: стоило тебе подать голос, и баб Зоя тут же оказалась бы рядом с корзиной».

— Почему ты называешь ее индивидом? — уцепилась за определение Мая я. — Я почти уверена, что это была моя мать. Биологическая мать. Кстати, умник — этот символ что означает?

«Ты поняла все правильно — у вас этот язык действительно называется латинским. И прочла букву ты именно так, как надо».

— Что она означает? — почувствовав, что меня снова пытаются увести в сторону, напомнила я.

«Это…герб. Точнее, первая буква в названии той семьи, которой вещь принадлежит. У нас принято личные вещи именовать, чтобы в случае, например, потери их можно было вернуть».

— Май! — не выдержала я. — Хватит ходить вокруг да около! Что значит эта «эл» в завитушках?!

«Лей. Покрывало принадлежит семье Лей…»

— Мне по капле из тебя информацию вытягивать? — я начала раздражаться все сильнее. — Что за семья Лей?

«Очень уважаемая. Одна из двенадцати правящих. Глава — Август Лей. Член совета двенадцати и ведущий специалист в области медицины и целительства».

Кажется, в этот момент я припомнила все, чем славилась моя голова по части мата. Этот подселенец выдавал новые знания — и вместе с тем не говорил ничего конкретного!

«Я предупреждал тебя — дождись завтрашнего вечера, и все сразу станет на свои места. Хотя, если честно, мыслительный процесс в твоей голове свидетельствует о том, что ты вполне осознаешь, что за событие совершится завтра, просто привыкла жить в удобных рамках, за которые боишься выходить».

— Поговори мне, умник, — я с шумом выпустила воздух. — Еще скажи, что завтра нас ожидает массовая инопланетная атака!

«Ты пересмотрела в свое время фантастических сериалов, Лей», — тихо засмеялся голос в голове.

— Ты не представляешь, как я жажду увидеться с тобой вживую, — с угрозой произнесла я. — И как мечтаю оставить на твоей ухмыляющейся роже парочку красных пятен от пощечин!

«Давай отложим это до того момента, как я не объединюсь с Диорном снова. Сейчас нельзя. Он может сделать тебе больно».

От последних слов Мая меня буквально передернуло. Захотелось выкинуть из головы информацию последних нескольких дней и просто побыть собой в отпуске. Но навязчивый вопрос так и норовил всплыть на поверхности сознания: кого я приютила у себя в голове?

«Лей, не создавай проблемы там, где ее пока нет. Если хочешь, я могу пока оставить тебя в одиночестве…»

— Я бы предпочла, чтобы ты совсем убрался, — искренне отозвалась я, после чего, отставив корзину рядом с собой на скамейку, сгорбилась и уронила голову на выставленные руки. Пришелец, как и обещал, замолчал, и я получила относительное ощущение свободы. Неплохо бы воспользоваться этой возможностью, чтобы поразмыслить в гордом одиночестве.

Часть моего имени звучит так же, как и название этой странной семьи медиков — целителей. Бабуля говорила, что в детстве я не болела. В школе…тоже не припомню ничего серьезного со здоровьем. Черт, да я даже невинности лишилась почти без боли! Нет…верить в то, к чему меня вела логика, не хотелось совсем. Вот только пеленка, в которую я была завернута, порождала в душе все новые и новые сомнения. Распрямившись, я снова взяла непонятную ткань в руки.

По всему выходит, что оставили меня не просто так, а продумав все возможные ситуации. Вон, даже данные баб Зои узнали своевременно. Не думаю, что в то время в принципе работа с банками была в ходу, значит, женщина эта была вполне образована и старалась идти в ногу со временем. Женщина, каким — то образом связанная с этой гипотетической семьей Лей, иначе ей попросту не презентовали бы покрывало. Связанная…или сама являющаяся ее членом. Тем не менее, она отдала меня в другую семью не просто так, а с оглядкой на будущее. Иначе к чему деньги на мое содержание? Что это — следственный эксперимент, как поведет себя ребенок в непривычной ему среде?!

Голова вскипела от вопросов. Я тяжело выдохнула и вспомнила о любимом лекарстве от скуки. Тем более что время было как раз обеденное, и Наташка спокойно могла выслушать меня.

— Ну что, отпускная, уже соскучилась по работе? — насмешливо зазвенел ее счастливый голосок в трубке, стоило услышать первый же гудок связи.

— Нет, скорее, по тебе, зайка моя, — честно призналась я, улыбнувшись и чувствуя, как иллюзорное присутствие коллеги и лучшей подруги ослабляет натянутую внутри пружину.

— А я — то как! — защебетала Наташка. — У меня для тебя столько новостей! Рассказывай, как ты там устроилась.

— Да в общем ничего, — поморщилась я. — Откопала только старые вещи, обнаружила некоторые связанные с нежеланным прошлым факты.

— Что — то серьезное? — насторожилась подружка, но я помотала головой:

— Да нет…кое — что о биологической родне. Не обращай внимания, мелочи, они того не стоят.

— Как это — не стоят?! — возопила Наташка. — Тут Преображенский все генеалогическое древо у каждого сотрудника перетряхивает, а ты говоришь — не стоят!

— Преображенский? — заинтересовалась я. — Ну и как там наш Суперменович? С ИТ зверствует? — а на губах заиграла насмешливая улыбка.

Со стороны Наташки доносились шум улицы и периодическое звучание автомобильных двигателей. Наверное, снова спускалась к реке. Поэтому ее протяжный сладострастный стон вышел сочным и явно никем не подсушиваемым.

— Ой, Лейка… зря ты в отпуск уехала! Очень не вовремя!

— Мне как — то не улыбается вести себя подобно мартовской кошке, знаешь ли, — хмыкнула я, намекая на то, что подруга, кажется, в кадровика втрескалась.

— А…что ты понимаешь, любимый мой робот! — беззлобно рассмеялись на том конце. — Он просто Бог! Бог — и все тут, Лейка! Ты вот уехала, а он, оказывается, вечером поговорил с диром и привел крайне аргументированные доказательства того, чтобы устроить нам в понедельник выходной, как и районам!

— Так ты в его желание халявы для вас влюбилась? — расхохоталась я. — Смотри, Наташка, как бы это все боком потом не вышло.

— Ты что! — принялась отстаивать интересы нового фаворита вторая девушка нашего отдела. — Он это объяснял какими — то диаграммами и делал ставку на то, что центральный офис чересчур загружен работой! Короче, он мой кумир!

— И как? — поинтересовалась я, прекрасно зная, что смолчать блондинка не сможет. — Оправдал надежды твой кумир?

— Если ты в плане внешности и тех фоток, что я присылала… — она сделала эффектную паузу. — Нет, он, конечно, крут, — энтузиазма, однако, в словах не слышалось. — Но сегодня с утра взяли на работу нового безопасника, и тот как раз сидел в кадрах, заполняя бумаги, когда Преображенский вызвал меня к себе. Так вот, рядом с Артурчиком Сашик выглядит бледненькой копией мужчины… — со свойственной ей брезгливостью поделилась наблюдениями Наташка, потом, видимо, опомнилась. — Нет, я ничего не могу сказать: Сашик крут! Он такой весь из себя учтивый, джентльменский, обходительный, глазками сверкает, ухоженный…

— Ну, просто супер — секси, — поддакнула ей я.

— Да! — согласилась Наташка тут же. — И девчонки, кто из его кабинета выходил, выглядели как после многократного оргазма! И это при совершеннейшем порядке в одежде и прическах…такое ощущение, что он их гипнозом на вершину блаженства возносил! Но мы с Артуром… — она прервалась, и мне показалось в этот миг, что по губам подруги блуждает задумчивая улыбка, — просто переглянулись, и я поняла: это оно! А ведь он мне написал сообщение, стоило только нашим сходить и настроить ему рабочее место!

— И ты согласилась? — удивилась я.

— Вот еще! — фыркнула Наташка. — Что я — доступная тряпка, по — твоему, что ли? Не — е–е — т, — протянула она. — Я сказала, что в обед меня ждет серьезнейший разговор, так что компанию в кафе я точно не смогу ему составить.

— И что же это за серьезнейший разговор? — с улыбкой спросила я. — Ты предвидела, что я так быстро позвоню?

— Лей, даже если бы ты не позвонила, я все равно приложила бы телефон к уху, уходя на прогулку, и сделала вид, что решаю вопрос жизни и смерти! — как несмышленой, объяснила свою позицию Наташка. — Этот мужчина — явный охотник. От него нужно все время убегать.

— Ох, Наташка, — я тяжело вздохнула. — Поаккуратней была бы ты со своим охотником. А то от маменькиного сынка к вот такому, агрессивному вниманию…

— Ой, да что ты понимаешь, деревня! — необидно отмахнулась от меня подруга. — Вам бы с Преображенским на очную ставку — я бы посмотрела, что из этого выйдет!

— Я думаю, меня попросят пред светлы очи начкадров, как только я вернусь из отпуска, — хмыкнула я.

— О, да, это точно… — подтвердила мои слова Наташка. — Когда я сидела в его кабинете, он как раз личные дела всех наших проглядывал, и на твоем остановился дольше, чем положено… — загадочно добавила она.

Против воли я этим Преображенским заинтересовалась. И всему виной, кажется, стало то самое злосчастное фото номер шестнадцать…

— Ладно, Наташка, узнаем, когда вернусь, — решила я свернуть разговор, пока моя обладающая даром оживить даже камень подруга не выведала ничего лишнего. — Удачно прогуляться в обед!

— Спасибо, мое солнце, — в голосе Наты зазвучала улыбка. — А ты не парься: твоя семья — это баб Зоя и я! Лучше ты все равно уже не отыщешь.

— Истина, — подтвердила я, нажимая кнопку отбоя. Что — что, а Наташка в своих словах была права, как никогда. — Ну, что скажешь, мой молчаливый друг? — обратилась я уже к Маю, соскучившись по его нелогичным разговорам в голове.

«Избавь меня от необходимости давать няшную оценку твоим предпочтениям в мужчинах, — недовольно отозвался пришелец».

— И когда это ты нашему сленгу обучился? — приятно удивилась я осведомленности некоторых.

«Твоя голова — не настолько сложна интеллектуальная единица».

Это меня сейчас только что опустили?

«Даже не думал. Но объективно могу сказать, что и этот твой Суперменович, и безопасник у меня вызвали стойкое негативное впечатление. Уровень эндорфинов, судя по голосу, при одном упоминании этих представителей мужского пола у твоей подруги неожиданно подскакивает. Я как рациональное существо не приемлю полной отключки мозга во время общения с представителями женского рода моей цивилизации женского рода».

— Зануда, — откровенно призналась я, и мужчина в моей голове не стал спорить.

«Зато никогда не ошибаюсь».

— Ну да, кроме того случая, когда нечаянно залез в мою голову, — скептически заметила я.

«Я все больше начинаю убеждаться в том, что наша встреча не была случайной. Я ведь мог попасть к любому человеку, а очутился, почему — то, именно в тебе».

— Еще скажи, что это было послано нам судьбой, — поддразнила я слишком уж рационального товарища.

«Лейквун, я не настолько наивен, — почти обиженно ответил невидимый индивид. — Но если ты дождешься завтрашнего вечера, я поделюсь с тобой своими наблюдениями».

— А завтра у нас обычно устраивают танцы, — вспомнив о расписании в будоражинском Дворце Культуры, оживилась я. — Чувствую, ожидание пройдет весело!

«Мне эта идея тоже не нравится, — все тем же недовольным тоном продолжил Май. — Ты одна и без защиты в окружении неизвестно кого. Я просмотрел твои воспоминания, связанные с танцами, — можешь не отпираться, это не всегда безопасное мероприятие».

— Дважды зануда! — пожаловалась я, а потом вспомнила о Дениске. — А я не одна пойду, так что можешь не беспокоиться.

С одноклассником мы встретились на следующий день, предварительно созвонившись, когда я помогала бабуле с покупками в единственном на весь город супермаркете, а товарищ, как бы невзначай, появился там же с аналогичными намерениями. Обрадовавшись, баб Зоя тут же пригласила Новикова к нам, и тот с готовностью согласился. День, в итоге, прошел довольно интересно. Друг делился впечатлениями от своей работы, я рассказывала смешные случаи из жизни, а бабуля от количества гостей, находящихся в доме. Все же скучно ей было в одиночестве. Так что заполнить его хотя бы на время я считала своей прямой обязанностью.

Пусть я и была примерной жительницей небольшого городка, платье для танцев из Ильинска захватить все равно не удосужилась (кто же, в конце концов, мог знать, что мы пересечемся с самым ярым сторонником опытов моего детства), так что идти пришлось в черных джинсах и симпатичном блестящем топе того же оттенка. Денис вид оценил поднятым вверх большим пальцем, а вот волосы велел распустить, и когда легкие темные волны рассыпались по плечам, резюмировал, что от его дамы сегодня в восторге будут все. На том и сошлись, отправившись во Дворец ближе к вечеру и купив (мы же культурные жители!) билеты в местной кассе, за что получили одобрительную улыбку тети Маши, которая бессменно стояла на страже будоражинской культуры вот уже двадцать с лишним лет.

Денис, облаченный в синие джинсы и белую рубашку, прекрасно подчеркивающую синеву глаз, точно стал вторым гвоздем вечера. Хорошо, что мы с ним когда — то условились оставаться друзьями, иначе мне точно стало бы неуютно от голодных взглядов, которые бросали на моего спутника законодательницы местной моды. Периодически я позволяла ему флиртовать с другими, когда подходила к местному импровизированному мини — бару (организованному из стойки, предназначавшейся в дни голосований для получения бюллетеней — да — да, Дворец Культуры многофункциональным был, он даже как кинотеатр работал), заказывая сок, чтобы освежиться. И всякий раз выслушивала наставления Мая о том, что время уже позднее и мне пора идти домой. В один из таких моментов меня и застал Новиков.

— Неинтересно? — по — своему воспринял он мое сморщившееся после очередной порции выговоров лицо.

— Да нет, Динь… — покачала я головой. — Но ты все равно не поверишь, — и кисло улыбнулась.

— А ты расскажи, — предложил он с располагающей улыбкой. — Даже если это небылица, разве когда — нибудь я поднимал тебя на смех?

— И то верно, — согласилась я и, то ли обстановка подействовала расслабляюще, то ли Май вконец меня достал, призналась. — Просто у меня в голове живет голос, мне не принадлежащий, и вот уже битый час увещевает отправиться домой…

— Совесть? — предположил одноклассник, и я снова поморщилась:

— Если бы… появился в этот вторник, когда на Солнце вспышка случилась, и с тех пор не умолкает…

— Оу… — ненадолго замолчал Денис, а потом хитро улыбнулся. — Боюсь, мне придется тащить тебя на себе, но, поверь, оно того стоит. Я знаю, как избавиться от твоего соседа ненадолго.

С этими словами он ненадолго покинул меня, чтобы сделать у бармена заказ. Вернулся с двумя бокалами вина и со знающим видом прокомментировал свои действия:

— Выпьешь в два прихода — часа три без соседа по палате просуществуешь.

— Слово верного товарища? — с сомнением посмотрела я на белое вино.

— И радеющего за твое здоровье друга, — заверил меня Денис.

— Только если поможешь до дома добраться.

А я знала, что говорила. С одного бокала меня сразу тянуло в сон, и весь мир начинал казаться милым и прекрасным.

— Обещаю, — улыбнулся Денис.

Под непрекращающиеся крики Мая я все — таки бокал осушила. И, надо сказать, теория Дениса оказалась правдивой: голос второго разума стал недоступен. Пришлось ощутить себя мрачным гением с раздвоением личности, запивающим шизофрению большим количеством алкоголя. Пьяницей я, конечно, не сделаюсь…но иногда совету стоит все же внимать.

Но в этот вечер помощь Дениса не потребовалась. Нет, до дома мы, конечно, дошли вместе, только вот совсем не потому, что мне от напитков стало хорошо. Все дело в том, что посреди одного из танцев вдруг раздался серьезный и хорошо поставленный голос тети Маши в микрофон, настоятельно рекомендовавший всех пройти в киноконцертный зал, поскольку сейчас по всей стране идет централизованная передача, обязательная к просмотру для всех. Мы, конечно, сразу же подсуетились и в большое соседнее помещение отправились. А там…

На широком экране транслировалось вечернее небо над Просквой. Почему я узнала столицу? Там захватывался краешек Дибонькинской телебашни, служившей чем — то вроде символа главного города в государстве и попутно являющейся одним из самых высоких зданий в мире. Так вот, в том самом вечернем небе, насколько позволяла камера, велась съемка самого настоящего НЛО.

— Это что? — спросил встревоженный женский голос из толпы. — Чья — то шутка неудачная, да?

— Не шутка это, — тетя Маша и тут умудрилась говорить из динамиков. — К нам прилетели инопланетяне.