Прибытие. Первый контакт

ГЛАВА ВОСЬМАЯ, историческая, поскольку в ней выясняется, способны ли роботы на чувства

Мой план не удался. Преображенский, обитающий в спальне, дверь в которую я без зазрения совести открыла, разрушил до основания установившийся в его отношении шаблон и заставил задуматься о себе еще больше. Нет, там была все та же черно — белая гамма, словно человек, с которым я приехала ради совместной ночи, не делил мир на полутона, но, Боже мой, спальня была местом человека, скрывающего за внешним фасадом только ему известное сердце! На черных простынях располагался принт из ветвистых тоненьких стебельков, оканчивающихся белыми же листьями и розовыми цветами сакуры! На белом пододеяльнике и подушках — черные ветки с листьями и розовыми цветами…я даже начала всерьез опасаться, что зря ступила сюда и что здесь место, куда Преображенский никого не допускает. Действительно, несмотря на сохранившийся минимализм, прикроватная тумбочка с удовольствием держала на себе небольшую лампу с золотистым абажуром, на кровати лежал и, видимо, ждал своей очереди ноутбук. Высокий подоконник взамен стеклянного моря соседней комнаты заставил меня подойти и провести рукой по своей поверхности. Дерево! Он был сделан из настоящего дерева! На окнах, в отличие от тюля гостиной, наличествовали еще и плотные шторы, которые я, не колеблясь, закрыла. Здесь Преображенский жил. Там принимал гостей и только. Вспомнились бутылочки из ванной, и я поняла, что ни в коем случае не хочу становиться одной из многих, которых он, возможно, имел на своем кожаном диване или шезлонге. Пусть он меня и не запомнит, но…ответить вразумительно я не смогла, хотя в душе прекрасно осознала смысл собственных желаний.

Со стороны ванной послышался звук открываемой двери, а затем шлепающие по напольному покрытию шаги босых ног. Закружилась голова, и, чтобы не выдать охватившего меня смущения, я повернулась лицом к окну, приоткрыв задернутую штору и делая вид, что рассматриваю что — то с высоты седьмого этажа. Когда же шаги затихли, я взяла на себя смелость, чтобы обернуться, и так и застыла, удерживая одной рукой тяжелую портьерную ткань.

— Передумала? — состояние чужой стопроцентной уверенности в себе окончательно утвердилось.

— Протрезвела… — чересчур хрипло отозвалась я.

Одеждой на его теле можно было назвать, пожалуй, изредка поблескивающие капельки воды, стекающие с торса, которые, скорее всего, просто забыли смахнуть после душа. Или потому что иногда они капали с блестящих волос. Во всем остальном передо мной предстали в обличие Адама или, как говорят наши старенькие бабули, в чем мать родила. Причем в полной боевой готовности…

— Вина? — заботливо поинтересовался кадровик, но я усиленно замотала головой:

— Тебе удалось меня удивить.

— Вот как? И чем же?

— Непосредственностью, — красноречиво и совершенно бессовестно рассматривая подтянутую фигуру кадровика и все причитающиеся к ней дополнения, ответила я.

— Это второе «не», случившееся со мной за сегодняшний вечер, — словно в оправдание своего вида, произнес Суперменович, делая шаг по направлению ко мне. Я отпустила штору, и рука безвольно повисла вдоль тела. Все же этот мужчина странно на меня действовал.

— Второе «не»?

— Не думал, что у вечера будет продолжение, — напомнили мне. — И не подозревал, что увижу тебя в своей спальне.

Вот оно, это ощущение, словно я оказалась нашкодившим котенком, наложившим в тапки хозяина…хотя какой, в сущности, он мне хозяин?

— Не стоило? — осторожно спросила я, принимая как можно более виноватый вид.

Чтобы добраться до меня, ему потребовался один шаг.

— Напротив. Ощущения необычные. Тебе сегодня разрешается все…

Он распахнул полы халата сразу же, как развязал махровый пояс, и большая мягкая груда ткани оказалась у моих ног. Мужчина не торопился дотрагиваться до меня, с удовольствием рассматривая обнаженное, как и у него, тело, и именно в этот момент, несмотря на колоссальное желание прижаться к Суперменычу, меня посетила идея выразить свое отношение к допуску в святая святых.

— Спасибо.

— За что? — всерьез удивился Преображенский, отрываясь от созерцания моего вида.

— За то, что разрешил остаться здесь. Там холодно. Здесь я чувствую себя уютнее…

То, что произошло в следующее мгновение, я не могла бы охарактеризовать единым понятием. Преображенский неожиданно ласково улыбнулся, толкая меня назад, к подоконнику, и заставляя присесть на него между небрежно распахнутых штор, а затем приблизил свое лицо к моему:

— Лей, тебе, как никому другому, должно быть известно, что работа не всегда приносит удовольствие. И как иногда тяжело бывает улыбаться, когда на самом деле наружу просятся не самые светлые стороны твоего характера.

Я не могла не согласиться: стоило вспомнить хотя бы разговоры с некоторыми особенно советскими бабушками, которые упорно не желали постигать искусства прогресса. Мужчина удовлетворенно улыбнулся, продолжая:

— Поэтому у каждого должен быть уголок, где бы он мог становиться самим собой. И куда бы никого другого не допускал, продолжая внешне оставаться невозмутимым. Так называемое законное личное пространство, которое точно никто не отнимет. Учти, Лей, ты сейчас попала в мое, — интимно прошептал он на ухо, от чего меня бросило сначала в дрожь, а потом в жар, поскольку губы Преображенского переместились к моим, и впервые с момента, как он оказался в спальне, меня поцеловали. Не напористо, а легко и почти невесомо, видимо, догадываясь, что любопытство еще не до конца удовлетворено. Кончики его пальцев несильно придерживали меня за шею, а потом все увереннее и увереннее стали опускаться, пока, наконец, не достигли низа живота. Повинуясь порыву, я раскрылась перед его руками, позволяя нашим телам занять естественное положение. Меня отклонили назад, так что пришлось ухватиться за шею Преображенского, и принялись покрывать поцелуями шею и грудь, позволяя напоследок высказаться.

— И…чем же я могу отплатить тебе за оказанное доверие? — сходя с ума оттого, что его рука творит внизу, почти простонала я.

— О, не переживай, Лей, — дьявольская улыбка Суперменыча внезапно появилась перед моими глазами, в то время как его рука заводила одну мою ногу ему за спину. — Я найду применение твоему чувству ответственности.

Поцелуй вышел жестким и глубоким, но я с радостью на него откликнулась. Оттого — то и оказалось неожиданным вторжение Преображенского в мое тело. Ахнув и оторвавшись от его губ, я простонала:

— Саш!

Он замер, серьезно посмотрев на меня, а потом на его лице расцвела по — настоящему плутовская улыбка.

— Мне нравится, как ты произносишь мое имя…

Он действительно оказался неутомим по части правильного применения моей бренной совести. А еще припомнил неосторожные слова по поводу страсти к экспериментам. Во всяком случае, подоконник, кровать, пол с расстеленным на нем одеялом и даже стену в качестве подпорки мы успели опробовать в полной мере. Кажется, по — своему этот мужчина все же смог запасть мне в душу. Кажется, это был первый раз, когда от удовольствия я кричала.

Я смутно припоминала, что утром он поднялся раньше меня и в ответ на ворчание пояснил, что не может прерывать установленный давний ритуал. Причину подобного поведения я в памяти не сохранила, однако на удивление быстро успокоилась, попросив поспать еще немного. Будильник у меня всегда был заведен на шесть утра, и часы в телефоне не подводили. Кадровик милостиво разрешил пользоваться удобствами его квартиры, предупредив, что меня у входа будет ожидать такси, которое довезет, куда будет нужно. Рассеянно кивнув, я перевернулась на другой бок и продолжила смотреть цветные сны. Но вместе с будильником ощутила еще и вопли соседа по сознанию, от которых почти сразу же разболелась голова.

«Лей, ну ты и…»

— Что? — сладко потянулась я. — С добрым утром, Маюшка!

«Не притворяйся добренькой!» — на удивление яростно закричал сосед, и я встрепенулась.

— Что такое?

«Как это — что? Я тебе сказал держаться от Преображенского подальше! А ты?»

— А я? — в тон ему ответила, конечно же, я, уверенная, что ночью произошла очередная отключка инопланетян в моей голове.

«Ты с ним мало того, что в клубе раскланялась, так еще и спала!» — обвинительно заявили мне.

— Я — что? — я резко поднялась на постели, понимая, что дело пахнет паленым. — Ты разве не должен был видеть розовых чебурашек верхом на ванильных пони?

«Нет, Лей, я всю ночь бодрствовал, только вот сказать ничего не мог! Святая Лей! — простонал он. — Меня имел Преображенский!»

Сначала я почувствовала вспыхнувшие щеки. Потом попыталась скрыться под одеялом — правда, скорее по наитию, а не в поисках нормальной защиты от Мая. А потом меня разобрал хохот, который невозможно было унять.

— Маечка…бедненький! — всхлипывала я. — Как же тебя угораздило — то в сознании остаться? Мы же тут…экспериментировали!

«Я в курсе, — недовольно отозвались в моей голове, а затем снова застонали. — Это позор!»

— Да ну, брось, — фыркнула я. — Просто не рассказывай Диорну, когда снова соединитесь, вот и все.

«А факт сплочения сознаний никогда не приходил тебе в голову, человеческое дитя?!» — завыл Май еще более удрученно.

— Подумаешь! — нисколько не расстроилась я. — Вы же рационалисты — считай это новым опытом.

«Слышать тебя не могу…» — это были последние слова униженного и оскорбленного перед тем, как сурдоперевод затих, так что я, как и в большинстве случаев в последнее время, вздохнула с облегчением и решила все же подняться с кровати. Пусть престижные многоэтажки находились к работе намного ближе, чем мой район, поторопиться все же стоило.

Обижать хозяина не хотелось, так что я аккуратно заправила кровать и убрала наиболее заметные следы бурной ночной встречи. Хорошо, что ноутбук Преображенский вовремя убрал. Кто знает, где пришлось бы искать его утром… Водрузив облегченную версию компьютера на привычное место, я распахнула шторы и улыбнулась занимающемуся дню. Эх, жаль, что вчера я так и не успела поговорить с Дениской. Но не зря же придумали в свое время телефон? Подняв халат, остававшийся у окна с того момента, как был снят с моего тела, я аккуратно завязала пояс и отправилась в ванную умываться. Я помнила по вчерашнему, что на кухне у Преображенского были в наличии фрукты, так что легкий перекус, уверена, он бы тоже мне простил.

Мнение о кадровике улучшилось, стоило мне подойти к журнальному столику. На нем лежала свернутая вдвое записка с надписью «Лей». Справедливо решив, что, раз там указано мое имя, смело можно читать, я схватила лист и пробежалась глазами по содержимому.

Спасибо за незабываемую ночь. Извини, что не говорю этого лично, но ты слишком сладко спала, а мне действительно необходимо было уезжать. Я очень надеюсь, что та коробка, что лежит под этой запиской, сможет хоть немного исправить твое мнение обо мне. Лей, не уезжай с пустым желудком. На кухне тебя ждет завтрак, нужно только включить кофемашину и микроволновую печь. На улице тебя встретит такси.

Саш.

Хмыкнув, я решила разобраться, что именно имел в виду Суперменович. Каково же было мое удивление, когда из пластикового пакета я достала небольшую коробку с надписью известной фирмы по изготовлению нижнего белья. В сердце закралась догадка, но я все еще не могла поверить в то, что Преображенский на это решится. Когда же я подняла крышку и обнаружила внутри записку со смайлом «Оригинал я все же оставлю себе», все сомнения исчезли. Там действительно располагался полный комплект, который можно было надеть взамен того, что частично забрал у меня мужчина. Боже, он даже с размером угадал! И когда только умудрился свериться с цифрами? Мерзкую мысль, что с его познаниями женские формы должны определяться на глаз, я задавила на корню. В конце концов, ночь выдалась великолепной, к чему было ее усложнять? Тем более что с Преображенским мы договорились оставить все в прошлом, что меня вполне устраивало. Взаимное напряжение было урегулировано, вот и отлично. Может, если вызовут в кадры, возникнет минутная неловкость, но и только. Пересекаться по другим вопросам я с ним не собиралась.

Любопытство победило, и перед душем я зарулила еще и на кухню. Если этот мужчина готовил салат и омлет специально для меня, я была почти покорена его заботой, честное слово. Кофе, правда, придется оставить хозяину, потому что этот святой ритуал я проделывала только на работе, но в душ я шла с приподнятым настроением. Сполоснувшись и облачившись в подаренный комплект, я осталась весьма довольной выбором мужчины, так что вытащила из сумки красивый цветной квадратик бумаги и, написав на нем «Спасибо!», вложила в коробку из — под белья и оставила на журнальном столике. Свой бюстгальтер я аккуратно упаковала, оставляя разбирательство с ним до вечера. Быстро перекусив и вознеся молитву дому, пусть гостиная и была в моем понимании злачным местом, я выпорхнула из квартиры, по виду замка решив, что вполне достаточно будет просто захлопнуть дверь. У Наташки точно найдется косметика мне в помощь, хотя я никогда особенно ею не пользовалась, да и, осматривая себя утром, особых изъянов не нашла. Что ж, вперед, бегом на работу.

Такси действительно ожидало внизу. Причем создалось такое ощущение, что водитель знал пассажира в лицо, потому что, стоило только выйти из подъезда, как он радостно замахал мне рукой. Ну, уж нет, таких дружелюбных я до самой работы провожать не собиралась. Узнав, что поездка в любое место оплачена, я попросила довезти до той остановки, на которой обычно сходила с автобуса, и поблагодарила за услуги. Дойти пешком не составляло особого труда.

Проходную я миновала без особых задержек и, держа в руке ключ от кабинета, с улыбкой стала подниматься. Хорошо, что машины Преображенского еще не было, это могло значить только одно: сегодня мы не пересечемся. Тем лучше. Для нас обоих. Да…

Неприятный сюрприз в виде безопасника ожидал меня на втором этаже. Шкаф стоял, уперев руки в боки, и это положение не позволяло мне миновать его никоим образом: он просто заслонил собой все лестничное пространство. Не считая нужным здороваться, я решила попытаться протиснуться мимо, однако напрасно: он будто ждал меня, следя напряженным взглядом.

— Лейквун Заморина, — прозвучал его голос, очень напомнивший мне рык дикого зверя. — Вчера на проходной вы намеренно испортили мне обувь своими шпильками.

Божечки, и вот это каменновековое нечто Наташенька называла интеллигенцией? Видимо, она действительно плохо слушала Преображенского!

— Да вы что! — наивно захлопав глазами, я сделала вид, что наконец — то увидела его. — Не припомню такого. Я бы вас точно заметила!

— И не надо притворяться, что вы меня не знаете. У меня есть запись с камер наблюдения, — с угрозой в голосе продолжил Артурчик, как любовно называла его Натка. — Извиниться не хотите?

Запись у него есть? И что же на ней видно? Давку, организованную сотрудниками, спешащими восвояси после работы? Не смешите меня!

— За что? — раз он орудует видеофайлами, я тоже его методами обороняться буду. Сегодняшняя встреча отразит меня как самого невинного ангела, которого на третий этаж не пропускал туповатый вышибала из придорожной забегаловки. Я приблизилась к безопаснику — так, чтобы он слышал мой вкрадчивый шепот. — За то, что у вас кобелиная натура? Или, может, за то, что доводите женщин до истерики? Ну, уж нет, уважаемый Артурчик!

Его глаза нехорошо прищурились. Кажется, данным Наташкой прозвищем я выдала своего осведомителя с потрохами.

— Да ты… — начал было безопасник, но его остановил спокойный голос поднимавшегося по лестнице Преображенского:

— Артур Валерьянович, доброго вам утра! И вам, Лей, тоже. Ну что же вы, уважаемый, — обратился он к бугаю, — позабыли, что наверх еще могут подниматься сотрудники? Проход ведь загородили! — с улыбкой и присущим ему флегматичным настроением объяснил Преображенский. — Идите, идите, Артур Валерьянович. Я надеюсь, вы еще не забыли, что должны предоставить в отдел кадров ежемесячный отчет со СКУДа? Если у вас сломался принтер, Лей всегда сможет помочь починить его. А сейчас идите, идите, Артур Валерьянович, работайте на благо предприятия.

На последних словах кадровика мне стоило огромных усилий сохранить доброжелательное выражение лица. Все потому, что вчерашняя история с этим самым принтером теперь воспринималась как нечто, провоцирующее заливистый смех. Артурчик бы обиделся. Нельзя было подрывать его «мачистость». Удивительно дело, пусть Преображенский и не был карликом, на фоне безопасника все равно смотрелся хило — и, тем не менее, Артур послушался его и стал подниматься на свой четвертый этаж!

— Александр Вячеславович, вы просто волшебник, — имея в виду сказочное исчезновение шкафа, обратилась я к кадровику. — И вам доброго утра — простите, забыла поздороваться.

Он смотрел на меня чуть дольше, чем позволяли правила приличия:

— Все очень просто, многоуважаемая Лей: на войне не стоит злоупотреблять дипломатией, а в мирное время — решать все вопросы с помощью кулаков. Вот и Артур Валерьянович четко следует понятиям субординации, помня о том, что время сейчас мирное.

— Вы точно психолог, — усмехнувшись, проговорила я, начав подниматься по лестнице дальше.

— Лей… — окликнул меня Преображенский.

— Хорошего вам дня! — обернувшись, с ослепительной улыбкой пожелала я кадровику удачи, чтобы затем направиться к себе. Надо было четко следовать субординации, в этом он оказался прав.

Тишина кабинета услужливо напомнила о проведенных без Мая утренних минутах в квартире Преображенского. Тело приятно ныло после ночи, так что сумку на свой стол я бросила с удовольствием, отправившись в кофейный угол, где, присев в удобное офисное кресло, не спеша приступила к утреннему ритуалу. Хорошо, что пришла я особенно рано и компьютер пока можно было не включать. Время оказалось такое, что я могла спокойно позволить себе откинуться на кресле и, прикрыв глаза, продолжить досыпать, пока не подтянутся коллеги. Многие из них, кстати, тоже утренний кофе предпочитали, так что минут за десять — пятнадцать до начала рабочего дня в пищевом уголке можно было порой отыскать весь отдел.

— На тебе платье, в котором ты вчера ходила в «Сияние».

Подозрительный голос Наташки ворвался в неспешное течение моих мыслей, но глаза все еще не хотелось открывать, так что я лениво созналась:

— Я немного не ночевала дома.

Дальнейшее молчание заставило наивно подумать, что Наташка в шоке удалилась приходить в себя, но нет, мечтам моим не суждено было сбыться. Рядом раздался шумный плюх усевшегося в кресло тела, и голос подруги с благоговейным шепотом произнес:

— Только не говори, что ты с Преображенским к нему домой ездила…

— Не буду говорить, — охотно согласилась я, но Наташке этого для промежуточных выводов было достаточно.

— Ничего себе, ты его нехило зацепила после вчерашнего! Лейка, это любовь!

— Это секс без обязательств, — сочла нужным поправить я подругу. — По обоюдному согласию.

— Ну, ничего себе! — воскликнула Наталья, и я тут же шикнула на нее:

— Тише! Скоро парни подтягиваться начнут. Но мы действительно договорились, что это только на один раз. Снять напряжение после неудавшегося первого знакомства, так сказать.

— И как — сняли? — почти хрюкнула подруга, кажется, совершенно моим словам не веря.

Я с недовольным лицом приняла нормальное сидячее положение, больше всего на свете желая, чтобы Натка от этой темы ушла:

— Лучше скажи, что ничего предосудительного в отношении Дениски не сделала.

Как же легко было перевести ее внимание! Блондинка зарделась, начав смотреть по сторонам:

— Он довез меня до дома.

— И? — нетерпеливо поторопила ее я.

— И проводил до подъезда.

— И? — уже удивленно продолжила я.

— И сказал, что в выходные непременно пригласит на прогулку. И в щечку поцеловал… — стушевалась подруга окончательно.

— Вот это я понимаю — любовь! — искренне порадовалась за подругу я. — Да ладно тебе, Наташка, не комплексуй: Денис никогда с нравящимися ему девушками не торопился. Это только от невинности он быстро избавился.

— Ты и об этом знаешь? — вытаращилась на меня подруга, и я задорно подмигнула:

— У тебя такой источник информации под рукой — пользуйся, пока разрешаю. Но ты правда ему понравилась, Нат.

Она сделала страдальческое лицо:

— А вдруг…не позвонит больше вообще?

— Новиков? — хмыкнула я. — Боюсь, ты скоро будешь убегать от его внимания: он целенаправленно по всем фронтам наступает.

Мы помолчали, и в это время Наташка успела сделать кофе себе, а потом неожиданно выдала:

— Я бы на твоем месте не была так насчет Сашеньки уверена.

— Он уже и Сашенькой заделаться успел? — изумилась я способности некоторых присваивать совершенно чужим людям клички домашних животных.

— Не кипятись, — поморщилась Натка, — ревность тебе не к лицу, — она от удовольствия от моей потрясенной мины даже язык показала. — Но Преображенский не из тех, кто на работе простой перепих затеять может — попомни мое слово. Если что — он бы и Ниночку использовать мог. Достаточно было в обед закрыть дверь кабинета кадров.

Я брезгливо перекосилась:

— Вот уж где бы не хотела заниматься сексом, так это на работе…

Наташка только хмыкнула в ответ. В то время она еще не знала, что некоторые из ее слов окажутся пророческими.

Сообщение Преображенский все же написал. Только случилось это ближе к обеду и поначалу вызвало во мне волну раздражения.

«Я все никак не могу забыть, что по моей вине ты вчера лишилась нормального приема пищи…»

«Отпусти свою совесть — она у тебя абсолютно чиста, поскольку я не осталась внакладе».

«Ну, может, тогда пообедаем вместе, Лей?» — просящий смайлик, оставленный после приглашения, должен был, по — видимому, настроить меня на благосклонный лад.

«Извини, но я не обедаю с мужчинами на одну ночь, Саш».

«В неблагозвучном определении, которым ты меня наградила, я имею полное право провести еще целый сегодняшний день, аж до полуночи, — пришел довольно самонадеянный ответ. — Пообедаем?»

«И не рассчитывай. Я планирую закупиться в местном супермаркете!»

«Поужинаем?» — подмигивая, продолжил домогаться кадровик.

«Не отцепишься?» — тяжко вздохнула я.

«Не — а», — до чего ж этот психолог смайлы любил!

«Тогда вот мое желание, — сдавшись, ответила я. — Ужин. В твоей квартире. Я готовлю, ты обеспечиваешь продукты».

«Понравилось мое личное пространство?» — поддразнивая, тут же ответил Преображенский.

«Без обид, коллега, — невозмутимо отозвалась я. — Но вы накормили меня завтраком и сделали довольно ценный подарок. Не хотелось бы, несмотря на проведенное вместе время, оставаться в долгу, знаете ли».

«По рукам, коллега. Я заберу вас после работы».

Меня прошиб холодный пот:

«Я надеюсь, ты догадаешься не от самого здания и не в шесть ноль — ноль это делать?»

«Буду ждать тебя в скверике рядом с остановками транспорта», — кажется, Преображенский был собой крайне доволен.

«И обещай, что домой потом доставишь: если приду завтра на работу в этом же платье, все в отделе заподозрят о каком — нибудь горячем финском парне, с которым у меня настолько бурный роман, что я не в силах переодеться!»

«Обещаю», — клятвенно заверили меня, после чего я с предвкушением стала ожидать вечера.

На обед после супермаркета мы отправились, как и обычно, прогуляться к реке.

— Ты какая — то чересчур взбудораженная, — наблюдая за мной с подозрением, заметила Наташка. — Опять планы на вечер?

И ведь попала же пальцем в небо! Но я не успела сохранить невозмутимое выражение лица: подруга уже схватилась за новость лучше любого бульдога.

— Да не может этого быть!

— Не может, — снова согласилась я. — И не вздумай проболтаться — мне только сплетен не хватало сейчас.

— Могила! — клятвенно заверила меня подруга с недвусмысленной ухмылкой. — Передавай привет Сашеньке…

Я пронзила ее испепеляющим взглядом, но Натка только смешно фыркнула в ответ. Остаток дня прошел без происшествий.

За полчаса до окончания, попросив у любимой блондинки тушь и карандаш для глаз, я прошмыгнула в туалет, где быстренько привела себя в окончательный порядок. Каким же было Наташкино лицо, когда я ей все это возвращала! Но я на уловку не поддалась, вежливо поблагодарив ее за помощь, и стала дожидаться шести часов. Потом, правда, тоже не особо торопилась, но, когда выходила из здания, машины Преображенского уже не было.

Он действительно ждал меня в ближайшем сквере. Спокойный и расслабленный, стоял, облокотившись на спинку скамейки, и наслаждался медленно подкрадывающимся вечером.

— Александр Вячеславович, вам никто не говорил, что для вашего рода занятий существует целое сиденье? — намекая, что он тут совершенно зря демонстрирует длинные ноги, пусть и в светлых брюках, заметила я.

Преображенский с некоторым недоумением проследил за моим взглядом, потом невинно улыбнулся:

— Боялся, что вы меня не заметите, Лей.

Ну да, это его — то, выбравшего рубашку под цвет глаз! Да он тут семафорит почище любого светоотражателя…

— Зато теперь я боюсь, что ваши опасения обеспечат нам лишних свидетелей, — скривив губы в деланом неудовольствии, отозвалась я.

— Ну, так пойдемте в машину? — тут же нашелся кадровик, и я со смешком последовала за ним.

Всю дорогу до дома — а именно туда сразу направился Преображенский — я терзалась вопросом, заедет ли он в магазин за продуктами или повторное приглашение — не что иное, как попытка устроить еще один сеанс секса. Сомнения мои, правда, разрешились тогда, когда мы без единой сумки в руках переступили порог просторной квартиры. Стоило двери захлопнуться, как я услышала подозрительный и незнакомый доселе звук, раздающийся откуда — то изнутри. Скинув туфли и совершенно не интересуясь мнением хозяина, я прошла в гостиную и, ведомая интересом, повернула к кухне. Ну, конечно! И как я раньше не догадалась?

— Холодильник работает, — сухо заметила я, указывая на чудо — машину. — А с утра был выключен.

Преображенский, разувшийся и уже успевший побывать в ванной, судя по недолгому плеску воды, мило пожал плечами:

— Я не люблю лишнего шума. А в обед пришлось сгрузить туда продукты, которые до вечера бы просто не дожили.

— Так вот почему Ниночка тогда принтер из сети выключила — чтобы начальнику тишину и покой обеспечить, — дразнясь, улыбнулась я.

— Значит, все же признаешь факт нарушения упорядоченного рабочего процесса? — приподнял бровь кадровик.

— Больше просто некому было. Остальные девчонки для этого слишком ленивы, да и не ставили целью привлечение твоего внимания, — направившись к холодильнику, чтобы проверить его на наличие заявленного содержимого, усмехнулась я.

— Ты что же, ревнуешь, Лей? — от новой интонации, зазвучавшей в голосе мужчины, я остановилась и обернулась, хотя только — только собиралась дверцу холодильника открыть.

Преображенский стоял, рассматривая меня с видом ученого — экспериментатора, находящегося на пороге грандиозного открытия.

— Ты не поверишь, сколько сплетен можно услышать, став единственной неудовлетворенной начальником отдела кадров женщиной, — осадила я готовое взлететь до небес самомнение некоторых.

— Разве я не исправил эту досадную оплошность в нерабочее время? — приблизившись и облокотившись пятой точкой (точно сидеть по — человечески не любил!) на стол посреди кухни, невинно поинтересовался кадровик.

— О, да, — хмыкнула я, возвращаясь к созерцанию пока еще загадочных продуктов. — Ты даже перевыполнил план. Ух, ничего себе! — замечание относилось уже к тому, что я обнаружила внутри холодильника. — Ты скупил целый гипермаркет?!

— Я не успел узнать, что ты любишь, — извиняющимся тоном ответил Саш. — Поэтому взял всего понемногу…

— Да этим футбольную команду накормить можно будет!

Я даже наклонилась вперед, рассматривая забитые сверху донизу стеклянные полки. Чего тут только не было! Запасы для бункера на случай атомной войны. Пока прикидывала, что из всего этого можно сделать, кое — кто, воспользовавшись моим положением, притянул сзади к себе:

— Или парочку подготовленных аперитивом организмов.

Что именно подразумевалось под аперитивом, я поняла, прижавшись к Преображенскому и сквозь ткань брюк ощущая напряженность, требующую неотложной помощи. Впрочем, повторить вчерашнюю встречу хотя бы раз я была совсем не против, так что разворачивалась, чтобы встретиться с его губами, с большим удовольствием.

— Кухня тоже в твое личное пространство входит? — хрипло поинтересовалась я, расстегивая ремень на брюках Преображенского.

— После такого даже не думай в этом сомневаться, — горячо заверили меня, собирая обтягивающее платье на талии. Потом круто развернули — так, чтобы к Преображенскому я оказалась спиной — и заставили сделать несколько шагов к столешнице, в которую я уперлась руками. Ум — м…Александр Вячеславович избрал такой способ? Что ж, хоть я и не особо эту позу любила, но экспериментировать с ним оказалось сплошным удовольствием.

— Белье чудесно на тебе смотрится, — стягивая с меня трусики и целуя в поясницу, чем вызвал непроизвольную дрожь, откровенно признался Саш. Потом отстранился, кладя руку туда, где недавно находились его губы, и заставил прогнуться, но лишь для того, чтобы спустя мгновение я ощутила в себе его пальцы. Ахнув от неожиданности, я даже попыталась отстраниться, но меня удержали, позволяя ощутить ягодицами обнаженные бедра мужчины. А в следующее мгновение он уже был во мне.

Моя рука с сильным хлопком ударилась о полку — удерживать ее внизу я больше не могла: там находились ладони Преображенского, крепко стиснувшие меня за бока. Он не двигался, давая привыкнуть к себе, и я испытала острейшее удовольствие от неспешности его действий. В таком положении: я, тщетно пытающаяся уцепиться за столешницу и полку чуть выше уровня лица, и Преображенский, все еще сохраняющий тесный контакт с моим телом, — мы и начали двигаться. Поначалу медленный темп позволил ему расстегнуть платье на спине и, спустив с одного плеча, добраться до бюстгальтера, отчего я дернулась от нового витка охватившего тело желания.

— Какая же ты страстная, Лей, — хрипло заметил Саш над моим ухом, а потом я ощутила, как и вчера, чувственный поцелуй в основание шеи. Когда же его рука оставила мою грудь в покое, рассуждать здраво оказалось уже не по силам: возросший темп его движений слишком быстро отключил мою связь с реальностью.