ГЛАВА ШЕСТАЯ. О том, на что бывают способны роботы


Стоило зайти в кабинет кадроресепшена, как я почувствовала волну раздражения. Все потому, что на местах ни одной из четырех наманикюренных девиц не оказалось, и терзали меня смутные сомнения, что кое — кто, сидевший в соседнем отдельном кабинете на одно лицо, уже отпустил своих красавиц на обеденный перерыв. И это тогда, когда до положенного времени оставалось целых полчаса! А потом все еще удивляются, с какого перепуга заявление на отпуск в кадрах требуют писать аж за месяц до срока вместо положенных двух недель. Так ведь не справляются девочки с работой! То на обед пораньше уйдут, то чаепитие запланированное за закрытыми дверьми устроят — чего после такого негодовать — то? Нинка их совсем распустила, пока обязанности исполняла, и Преображенский, я больше чем уверена, привычкам, заведенным в бабском коллективе, изменять не стал. Не удивлюсь, если он еще и присоединяться начал к теплым посиделкам, в своей полуголубой манере не хуже девочек разбираясь в последних воплях умирающей моды…

Одернув себя и попутно коря в несвоевременной и, вообще говоря, совершенно не к месту проснувшейся агрессивности, я глубоко вздохнула, после чего, подойдя к приоткрытой двери, вежливо постучала три раза и, не дожидаясь ответа, зашла внутрь.

— А, Фея, заходите! — с улыбкой поприветствовал меня начальник отдела кадров, радостно махнув рукой и приглашая подойти ближе.

Я на месте застыла, не в силах сделать ни шагу.

— Фея? — кажется, недоумение было написано у меня на лице. Преображенский схватывал причины, по которым ввергал женщин в это состояние, на лету.

— Летаете красиво по утрам. С лестниц, — с улыбкой пояснил он.

Никогда мне еще не делали столь двусмысленного комплимента, так что я немного растерялась от дружелюбного, но все же не особенно привычного отношения совершенно незнакомого человека. Обнимашки и ворох электронных фотографий не в счет. Незнакомы мы с Преображенским.

— Хотя это скорее уже личное наблюдение, Лей. Я правильно ваше имя назвал? — с видом святой невинности поинтересовался он. Я скупо кивнула. — На самом — то деле девочки вас так описали, что другого прозвища не придумать было. У нас сломался принтер, — сказал Преображенский, — и я всех отпустил на обед пораньше, все равно нам без распечаток особенно не поработать.

Меня после этих слов словно потоком свежего воздуха окатило. Неужели не ради допроса вызвал? И Ниночку я, пожалуй, сейчас бы на радостях даже расцеловала. Хотя нет — не дождется. Не та у нее порода.

— Я сам решил не соваться — все же не наш профиль работы, — словно извиняясь, продолжил свое вещание кадровик, но если он думал, что я его в отсутствии мужественности обвиню, то горько ошибался.

— И очень правильно сделали, — деловито отозвалась я, без позволения направляясь к МФУшке и уже примерно представляя причину, по которой та внезапно «сломалась». Не зря я все же Ниночку недолюбливала. Муха она та еще…

— Думаете? — ворвался в мои недовольные мысли голос Суперменыча.

— Знаю, — уверенно отозвалась я, тяжело вздыхая, потому что причину неисправности видела невооруженным глазом. — Машина хорошо работает тогда, когда все ее детали находятся на своих местах.

— Вы поклонник четкого разграничения обязанностей? — с заинтересованной, но очень уж заученной улыбкой поинтересовался начальник кадров.

— Я поклонник нормальной командной работы. МФУ исправен, — вынесла я вердикт.

— Но почему — то не печатает, — развел руками мужчина.

— Потому что сетевой провод из гнезда вытащили. У вас сегодня прибирались? — со скептическим видом спросила я, прекрасно понимая, какая именно швабра тут постаралась. Знала я эту Ниночкину привычку устраивать катастрофы местного масштаба, когда для бухгалтерии надо было предоставлять отчеты с табелем посещаемости в распечатанном виде, а безопасники не успевали вовремя скинуть данные с системы контроля доступа. Если мы вовремя не спохватывались, могли оказаться в итоге крайними. И надежда на то, что директор усомнится в безгрешности кадров, таяла с каждым днем.

— Да, — охотно кивнул Преображенский, — только полы не мыли, — улыбка его вышла до того хитрой, что мне даже показалось, он в курсе, кто устроил МФУхе разрыв сетевого соединения.

— То есть лентяйкой задеть не могли? — на всякий случай уточнила я, ощущая странное желание записать мужчину в ряды «наших».

— Если только это кто — то невидимый сделал, — хмыкнул кадровик. — Я же рано пришел, уборщица при мне появлялась. Зато Ниночка один раз приходила в кабинет, якобы распечатать что — то, и после этого заявила, что не работает устройство. И вас посоветовала вызвать.

Понятно. Решила устроить встречу с начальником тет — а–тет. Кто кого. При встрече скажу, что искусственный зуб у нее на фоне остальных выглядит отвратно. Но Преображенский, судя по хищному блеску глаз, ей этого не спустит. Хоть и кличет ласково Ниночкой.

— Это она правильно сделала, — стремясь сохранить имидж в его глазах и не скатиться до банальной женской мести, согласилась я.

— И раз уж вы здесь… — Преображенский сделал эффектную паузу, и я от МФУхи оторвалась, поневоле сосредотачивая на нем внимание. — Давайте и с вами побеседуем о работе на предприятии.

Захотелось неприлично выругаться. И Май молчал, как назло. Я, кажется, поняла, чем Суперменычу удалось усыпить мою бдительность: выглядел он немного не так, как утром. Белоснежные рукава были небрежно закатаны до локтей, а кое — где на пальцах я обнаружила следы от ручки. На переносице были водружены очки, словно он страдал нечеткостью зрения, и именно этот факт и подействовал на меня сильнее всего остального. Ну, питала я подсознательную симпатию к очкарикам. Вот почему, зайдя к нему в кабинет, я и не испытала желания снова строить из себя восторженную дурочку. А еще закралось подозрение, что даже вид Преображенского был до мелочей продуманной деталью плана. Словно он старался именно для меня. Но я постаралась отогнать эти мысли. Не могло ведь устраиваться целое представление ради одного скромного айтишника!

Преображенский сидел в удобном кожаном кресле за своим столом, я примостилась напротив, сложив руки на груди. Помнится, в далеком детстве какая — то медсестра в больнице упорно пыталась отучить меня от скрещивания рук и ног, утверждая, что таким образом я инстинктивно закрываюсь от информации из внешнего мира. Что ж, сейчас я была совершенно не против изобразить из себя улитку в раковине.

— Давайте, — почти охотно согласилась я. — О чем бы вы хотели поговорить, Александр Вячеславович?

О, да, я знала, что его такое обращение если не бесит, то уж точно против шерсти окажется. И раз уж он решил заманить меня в ловушку, а вездесущего подсказчика снова сдуло ветром при одном напоминании о начальнике отдела кадров, я решила выкручиваться сама. Быстрее заведется — быстрее отпустит. Тем более обед скоро.

— Я изучил ваше личное дело, Лейквун, и, надо сказать, заинтересовался.

То, что он произнес имя без запинки, добавило ему баллов в моих глазах. Обычно люди, смотря на бумажку с личными данными, сначала забавно таращили глаза, потом смущенно краснели, пытаясь обратиться к собеседнице так, чтобы не обидеть. Самые догадливые сокращали необычное имя до трех букв. Преображенский продемонстрировал воспитание. Или специально готовился к встрече.

Хотелось изобразить что — нибудь типа современного излюбленного жеста молодежи под кодовым названием «рука — лицо», но я только вздернула бровь. Как — то этот разговор все больше напоминал мне поиск оговорок в соответствии с лекциями по психологии одного довольно известного ученого.

— Ну как же! — решил привести доказательства своего интереса кадровик. — У вас имя совершенно с фамилией не сочетается. Родили вас, когда вашей матери было глубоко за сорок…

— Вообще менопауза у некоторых женщин позволяет иметь возможность зачатия до пятидесяти лет, — ни единый мускул на лице не дрогнул, но все же от попытки потроллить кадровика я не сдержалась. Он оценил это скупой улыбкой. — Но я удочеренная.

— Из детдома? — еще сильнее заинтересовался товарищ с известным прозвищем вместо отчества.

— Нет, с рождения с приемными родителями.

— Мать отказалась от вас в родильном доме?

Вот сволочь. Я поневоле ощутила довольно чувствительный укол раздражения, которое грозилось перерасти в откровенную неприязнь. Но еще…еще испытала нечто сродни возбуждению оттого, что захотелось это выражение научного интереса с лица Преображенского стереть. Чтобы смотрел на меня не как на подопытную крысу, а как…а как на кого, собственно?

— Надеюсь, вы понимаете, что собственными впечатлениями по этому поводу я поделиться не в силах. Что касается моих родителей, то мы как — то не удосужились на эту тему побеседовать за все мои годы с ними. Незачем было, знаете ли.

Суперменович подался вперед, упираясь локтями в крышку стола:

— Некоторые дети, оставшиеся без биологических родителей, испытывают комплекс неполноценности, даже будучи усыновленными, на протяжении всей жизни.

Я честно развела руки в стороны:

— Если у меня таковой наличествует, то от него явно страдает кто — то другой.

— Вы поэтому ни к чему серьезному не стремитесь в жизни? — внезапно сменил тему разговора Преображенский. Я думала долю секунды:

— А конкретнее?

— Ваш диплом, Лей, содержит всего две четверки по непрофилирующим предметам специальности. Я просто хотел узнать, какого черта с такими данными вы забыли на месте, по большей части, специалиста по связям с общественностью, — говорил он не жестко, но от каждого его слова я чувствовала волну гнева, прибывающую все быстрее и быстрее. Нет, не дам ему возможности торжествовать. Буду играть его же оружием.

— Шифруюсь? — блаженно улыбнувшись, предположила я и откинулась на спинку стула.

— В каком смысле? — не понял Преображенский.

— Ну, знаете, как это бывает… веду двойную жизнь, например. Днем — офисный работник, возвращаюсь домой — начинаю писать жуткие эротические романы, которые раскупают многотысячными тиражами. И на самом деле квартира у меня в Петерграде, а здесь я так, ради развлечения. И работаю просто от скуки. Такой вот творческий человек.

— Почитать дадите? — не удержался от колкости кадровик.

— А терпения хватит до самого интересного дойти? — в свою очередь подначила его я.

— Хотите в этом удостовериться? — ему явно нравится этот странный разговор ни о чем.

— В данный момент я хотела бы узнать, что вам в действительности от меня надо.

— Начистоту? — он тоже откинулся на спинку своего кресла.

— По возможности, — усмехнулась я.

— А что, если я скажу вам, что провожу некоторый психологический эксперимент по наблюдению за рефлексами, повадками и поведением людей? Изучаю линии их поведения и возможные варианты поступков в тех или иных ситуациях? — Боже, грохни этого мужика сковородкой, только б не улыбался так заученно!

— Тогда я скажу, что вам явно мало здесь платят, раз время остается для всяких глупостей.

— Ну, почему же, глупостей. Моя работа здесь, как вы недавно выражались, нечто вроде шифровки. Или, если хотите, хобби.

Это ежедневные разъезды по районам — то — хобби? Это перетряхивание чужого белья — хобби?!

Кажется, что — то на моем лице заставило его смилостивиться и пояснить:

— На самом деле я практикующий психолог и мне действительно интересно, как в рабочей обстановке могут складываться те или иные ситуации.

— Если восьмичасовой день для вас — хобби, сколько же тогда уходит на основную работу? — надо сказать, Преображенский поразил меня в самое сердце.

— О, ну… — смех мужчины оказался неожиданно — приятным, с хорошо различимой хрипотцой. Он был смехом человека, который никогда и ничего не скрывает от людей. Вот только мне не верилось, что этот субъект полностью соответствует своему смеху. — На самом деле основная работа позволяет уделять хобби достаточное количество времени, они проистекают друг из друга. Таким образом, ведя наблюдения, скажем так, для души, я всегда могу черпать из них сведения по работе.

Вот как, значит. Подопытных кроликов из нас решил сделать и диссертацию об этом написать…чувствуя, как неприязнь к товарищу выходит на совершенно новый уровень, я вкрадчиво поинтересовалась:

— И что же вы можете сказать, глядя на меня?

— Что вы давно могли бы поставить ту же Ниночку на место, написав служебную записку, но по какой — то причине этого до сих пор не сделали. Видимо, мягкосердечность не позволяет вам поступать с людьми так, как они того заслуживают. Похвальное, конечно, качество, но в ситуации, когда каждый готов спихнуть на вас свои неудавшиеся дела, обращает вас на заведомо проигрышную позицию. Акулой вам на этом предприятии не стать.

И пусть говорил он это хорошо поставленным и лишенным всякого раздражения голосом, я успела это заметить. Искру, разгорающуюся в его взгляде. Видимо, господин Хотите — об — этом — поговорить был не настолько флегматичен, как хотел казаться. И будь я в тот момент гораздо спокойнее, я бы, наверное, распрощалась и ушла с гордо поднятой головой. Но меня его последний монолог взбесил настолько, что я не удержалась и ответила:

— Знаете, что, Александр Вячеславович? Вы, безусловно, имеете право заниматься своими хобби где хотите или когда хотите. Только не вздумайте в следующий раз свои техники отрабатывать на мне. Я не подписывалась работать ручной обезьянкой или любимой домашней кошкой, на которой можно оттачивать мастерство дрессировки. Захотите повысить уровень секретности, захотите объяснить, что именно из ДСП подписать — ваше право, но не смейте ставить на мне свои дурацкие эксперименты!

О, да, я наконец — то добилась нужного эффекта. И пусть ноздри Преображенского не вздымались подобно алым парусам, взгляд его выдавал хозяина с потрохами. Сейчас опять какую — нибудь психологическую чушь выдаст и отправит меня восвояси. Ничего не скажешь, хорошо отметила предобеденное время.

Суперменович пытался справиться с эмоциями, я это видела невооруженным глазом. Потом, видимо, понял бесполезность своего занятия и тихо выдал:

— Лей, у вас глаза светятся.

— У вас тоже, Александр Вячеславович.

— Я знаю… — он устало прикрыл лицо ладонью. — Я знаю.

Выходила я от него, все еще кипя от бешенства. Удивительным оказался тот факт, что четверка девочек — одуванчиков уже сидела на своих местах. Черт, кажется, заключительную часть моего проникновенного монолога слышал не только Преображенский… Черт. Кажется, я пропустила обед! По крайней мере, беглый взгляд на часы подсказал, что времени у меня остается только на то, чтобы добежать до рабочего места.

Ниночка на общем фоне выделялась особенно: вот уж кто не ожидал от тихони из IT-отдела таких слов, еще и начальнику кадров спущенных без зазрения совести. А я решила еще и советом Преображенского воспользоваться, пока настроение позволяло. Приблизившись к столу нарушительницы работы отдела, я с нажимом произнесла:

— Еще раз к патч — корду притронешься или, что хуже, из гнезда вытащишь — пеняй на себя. Свидетель у меня имеется.

Немая сцена была словно бальзам на мою душу после того, как ее вывернул Преображенский. Гордо подняв голову, кабинет я наконец — то покинула. Несколько глубоких вдохов примирили с окружающей действительностью, так что в помещение, где находился наш отдел, уже заходила со спокойным видом.

— А Наташка не с тобой? — удивленно поднял красивые прямые красивые бровки над своими очками — стрекозами наш Игорек, стеснительный администратор баз данных. Иногда мне казалось, что он к моей закадычной подружке питает нежные чувства, оттого — то легкая тень сожаления всегда сквозила в его отношении: Наталья мужчин младше себя по возрасту совершенно не воспринимала, а Игорек только недавно университет окончил.

— Нет, — ответила я. — Меня кадровик промутузил у себя весь обед.

На лице молодого человека сделалось совершенно изумленное отношение:

— Преображенский?

— Других кадровиков там нет, — раздраженно бросила я. — Эксплуататор личного времени, чтоб его!

— А мне нормальным мужиком показался… — задумчиво изрек Игорь.

— Похоже, от него тут все, кроме меня, оказались в восторге, — я развела руками в стороны, будто подтверждая нелицеприятность собственного вывода. — Скажи Олежке, что мы скоро будем и не потерялись, океюшки?

— Заметано, — кивнул, возвращаясь к событиям на собственном мониторе, парень, а я отправилась в единственное место, где в рабочее время могла прятаться Наташка. В туалет, то есть.

По раздававшимся изнутри одной из кабинок всхлипам я догадалась, что обед прошел не так, как планировалось. Злость обуяла с новой силой: очевидно, интеллектуальным дегенератом не только Преображенский оказался. Ничего другого я подумать не могла в принципе, потому что Наташка, хоть и вела себя порой, как стопроцентная блондинка, мозгами обладала холодными и рассудительными. И чтобы довести ее до тихой истерики, требовалось крайне нестандартное — и очень неудачное для носителя — мышление.

Определив, где именно заседает подруга, я забарабанила в дверь кабинки снаружи:

— Вылезай давай. Юбку помнешь, оно того не стоит.

— Не — е–е — е–т! — провыла изнутри Наташка. — Я сегодня заявление на увольнение напишу…

— Чего? — я опешила от подобного заявления, я потом принялась с удвоенной силой вытаскивать девушку. — Ты чего это удумала? Мне тут моральная поддержка во всех проявлениях требуется, а она — увольняться? Нет уж, дорогуша, мы в ответе за тех, кого приручили. Приручила меня — изволь выполнять вои обязанности до конца!

Всхлипы с той стороны прекратились, а спустя несколько мгновений щелкнул шпингалет на дверце, возвещающий о том, что Наташка подружилась с рассудком. Потом она и сама показалась — с потекшей тушью, покрасневшими глазами, в общем, макияж стоило бы хорошенько подправить.

— Что случилось? — шмыгнув носом и совершенно не обращая внимания на то, что творится с лицом, спросила моя любимая блонди.

— Иди, умывайся, — велела я, указывая на близлежащие раковины. — Я пока в отдел сгоняю за твоей сумочкой.

Когда спустя пять минут, заодно предупредив босса, что немного задержимся, я вернулась в уборную, Наташка, несмотря на отсутствие очищающиx тoников, стоялa там с абсoлютнo чиcтым лицoм. Слезы еще кaтились из глаз, но я уже чувствовала прогресс. Оставалось только направить ее эмоции в нужное русло.

— Я не обедала, — просветила я ее, протягивая сумочку и с удовлетворением отмечая, как из содержимого начинают отделять тушь, тени и влажные салфетки для освежения лица.

— Да ты что! — удивилась Наташка, и я сделала как можно более жалостливый вид.

— Меня Преображенский у себя продержал весь обед.

— Зачем?! — кажется, кто — то и думать забыл о недавнем великом горе. Ничего, я причину обязательно узнаю. Кто — то кровью за Наташкины слезы ответит!

— Узнавал всю подноготную, — выплюнула я. — Ему бы в дознаватели: все пытался выяснить, отразилось ли на моей психологической картине отсутствие биологических родителей.

— А мне таким милахой показался… — Наташка почти в точности слова Игорька повторила. — Вот же сволочь. Разве у нас в уставе прописаны подобные формы общения с персоналом?

— Судя по всему, он новый устав напишет, лишь бы была возможность докапываться до остальных, — раздраженно бросила я. — И Ниночка еще до кучи крысой оказалась: специально машину от сети отрубила, чтобы Суперменович меня вызвал, а девок, наоборот, на обед пораньше отправил.

— Вот крыса! — горячо поддержала меня подруга. — Все они, тихони, такие… — прохрипела внезапно она, так и не начав красить глаза, и снова разревелась.

Тут уж я не выдержала: прижала к себе и позволила всласть наплакаться. Когда рыдания утихли, спросила:

— Что?

— Он…козло — о–о — о–м оказался! — тихо провыла Наташка, всхлипывая.

— Я не удивлена, — спокойно заметила я, гладя подругу по голове. — Что конкретно он натворил?

— Домой повез, — пожаловалась Наташка. — Якобы обед приготовил для нас двоих. А там…

— А там? — напряженно повторила я, готовясь услышать худшее.

— Ну… — Наташка замялась. — Приставать начал. Весь такой из себя крутой. Я отказала, конечно — что я, подстилка, что ли?

— Правильно сделала, — отозвалась я. — Хотя дура, что ехать согласилась. Скорострел он у тебя, что ли?

— В каком смысле? — не поняла Наташка.

— Ну… за сорок минут вместе с дорогой и раздеванием управиться хотел.

Она неприлично захохотала:

— Не знаю, Лейка… — а, успокоившись, добавила. — Только вот бить словами умеет больнее некуда…

— Что сказал этот будущий труп на ножках? — понижая голос до угрожающего, поинтересовалась я.

— Что я ломаюсь просто, хотя он мне и нравится. Зато Катенька с ввода была намного усердней и покладистей…

— Вот кобелина… — с чувством выдала я, потом, как и Наташка совсем недавно, засмеялась.

— Ты чего? — обиделась Наташка, думая, что я на нее так реагирую.

— Да нет…просто… — в перерывах между приступами пыталась объяснить я. — Ну посмотри сама. Ты откуда — из информационных технологий. Ты привыкла к проблеме подходить обстоятельно. А Катенька — она на линейке работает. Ей сам Бог велел за время обеда со всякими безопасниками успевать — она ж привыкшая. У нее даже отдел ВВОДА называется — ну, Наташка!

Подруга недоверчиво смотрела на меня несколько минут. Потом, когда смысл пошлой шутки до нее, наконец — то дошел, она закрыла рот рукой и снова в слезы пустилась — только на этот раз от радости. Так мы простояли с ней еще некоторой время, пока окончательно не пришли в себя.

— А знаешь, я даже рада, что ты его раскусила, пока не произошло ничего непоправимого, — заметила я, держа Наташкину сумку, пока подруга подкручивала тушью ресницы и наводила стрелки. — Это значит, что у моего Дениски появился шанс! — пошутила я с улыбкой, но Ната, на удивление, моего настроения не разделила.

— Ох, Лейка, не думаю, что я так быстро из одной проруби готова броситься в другую…

— Вот что, — пришла мне в голову идея, как отделаться от мыслей об ужасных мужиках. — У тебя планы на вечер имеются?

— Да нет, вроде, — задумавшись, ответила Наташка.

— Значит, сначала едем к тебе, бросаем сумки, потом ко мне, а потом в «Сияние», — так назывался местное заведение с рестораном и неплохой танц — площадкой. Мы с Наткой периодически заглядывали туда, когда необходимо было скинуть напряжение.

Наташка с замешательством разглядывала мое решительное лицо:

— Крепко, видимо, тебя Преображенский зацепил…

— Не будем о грустном, — оборвала поток начинающегося психоанализа я. — Ты согласна?

— Спрашиваешь! — довольно улыбнулась Наташка. — Проведем вечер под девизом «долой мужиков!»

«И почему я не жду ничего хорошего от перспективы вашего будущего гуляния», — раздался в голове недовольный голос Мая, стоило нам с Наташкой разделиться.

«Нашлась моя пропажа!» — злорадно подумала я.

«Я вроде и не терялся, — с опаской прозвучало в ответ. — Все время с тобой был…»

«Я, возможно, и согласилась бы с этим, не запри меня Преображенский в кабинете на все время обеда. И вообще, я злая и голодная, так что не советую выводить меня из себя…»

«Лей?..» — осторожно позвал меня пришелец спустя несколько минут.

«Ну что тебе?» — не слишком — то дружелюбно отозвалась я.

«Боюсь, у нас наблюдается проблема…»

«Какая? Не тяни, Май, меня и так начинают раздражать твои беспричинные исчезновения, о которых ты ничего не помнишь».

«Именно об этом я и хотел поговорить, Лей. С утра я исчез, стоило тебе пересечься с начальником отдела кадров на лестнице, сейчас я снова не совсем понимаю, о чем ты говоришь, когда утверждаешь, что весь обед провела с ним. Но на часах действительно вторая половина рабочего дня, а значит, ты не лжешь…»

«Еще бы я тебе лгала, Май. Да он мне такие вопросы задавал из детства, что впору на стенку лезть! Чуть не обвинил в том, что мое сиротское происхождение плохо влияет на общую работоспособность!»

«Лей?»

«Что?»

«Не приближайся больше к Преображенскому. Мне не нравится, как он на меня воздействует. И постарайся сегодня не употреблять спиртных напитков в этом вашем «Сиянии»: я не хотел бы терять над собой контроль…»

«Ничего не могу обещать, сладкий, — пропела я, — я на таком взводе, что готова убить любого, кто встанет на пути моего отдохновения. Особенно если этим кем — то окажется кадровик или безопасник!»

«Про Артурчика я уже слышал, так что можешь не объяснять», — ну хоть какое — то облегчение от рабочего дня.

«Бальзам на мою издерганную душу!»

«Ну, не злись, Лей, не злись… — примирительно заявил подселенец. — Хочешь, я тебе в фоновом режиме еще что — нибудь из истории моей планеты расскажу? Это не помешает работе, просто отложится на подкорке, пока ты будешь заниматься основным делом».

«Давай», — согласилась я. Отвлекусь после встречи с упертым психоаналитиком…

Незаметно моя голова наполнялась новыми впечатлениями. Например, я узнала, что на антиземле нет, как такового, понятия семьи: лейнианцы заводят временные союзы, пока их устраивает общество партнера, и документального подтверждения таким отношениям не требуют. Потому — то и правят двенадцать объединений — их представители когда — то обнаружили в себе способность передавать знания следующим поколениям, не распыляясь генетическим материалом. Основные же слои населения продолжали вести, с точки зрения землян, свободный образ жизни, сходясь и расходясь с кем — то по велению разума. Они вообще все больше и больше напоминали мне роботов — тех самых, к которым иногда сослуживцы причисляли меня. Странно, но этот факт убедил в частичной принадлежности к инопланетянам гораздо сильнее, чем пространные доказательства Мая, касающиеся всяких простынок, обнаруженных на пороге домика баб Зои. Я ведь, в сущности, тоже никогда не выбирала мужчин сердцем, руководствуясь исключительно вопросами физического здоровья. Интересно, каково было бы нормально, по — человечески, относиться к встречам с по — настоящему привлекательным для меня человеком? На этой неопределенной ноте я поняла, что рабочий день подошел к концу. Пора было собираться по направлению к дому Наташки…

На телефоне высветился номер Дениса, и я подпрыгнула, вспомнив, что он пообещал позвонить как раз тогда, когда Наташка станет свободной.

— Как ты догадался?! — вместо приветствия почти прокричала в трубку я.

— Я еще и не то знаю, — со смешком заметил товарищ. — Как — нибудь потом расскажу, что к чему, Лейка. Я по делу вообще звоню.

— По какому? — насторожилась я.

— Будете выходить с работы — притормозите у стоянки. Я вас доставлю домой и потом в клуб, куда вы собирались.

Где — то в голове удивленно присвистнул Май, а меня, наверное, смело можно было выносить из кабинета.

— Как?! — это оказались все слова, на которые меня хватило.

— Я бы не хотел разговаривать об этом в присутствии твоего соседа, — отшутился Денис. — Вот будешь в соответствующем расположении духа в «Сиянии», тогда и перекинемся парочкой слов, договорились?

— Конечно, — без сомнений согласилась я, на что Май недовольно заметил, что ему такой расклад совершенно не по душе. — Не все ж тебе малину собирать, — недовольно заметила я в ответ на подобную наглость некоторых бестелесных сущностей.

— Ты это мне? — с улыбкой спросил Денис.

— Нет, сосед развозмущался, — отмахнулась я. — Мы будем минут через пятнадцать, Динь. Надо морально подготовить Наташку — она ж только сегодня с отношениями порвала и в новые окунаться совершенно не собиралась. Поплакала даже.

— Лей, не волнуйся, — успокоил меня друг. — Твоя подруга уже прекрасна для меня. И я ее упускать не собираюсь.

— Договорились. Я тебе верю, — пришел мой черед улыбаться.

— Я буду стоять рядом с внедорожником, — на прощание произнес Денис, и мы закончили разговор. Наташка смотрела на меня с любопытством. — Тут такое дело… — не зная, как посвятить подругу в тонкости вечера, которому все же не было суждено пройти без мужской компании, замялась я.

— Какое? — когда Натка делала настолько невинное выражение лица, ничего хорошего это не сулило. Боюсь, она подумала, что «Сияние» может отмениться. Нужно было срочно ее разубеждать.

— В общем, нас до дома и клуба подбросят.

— Кто? — искра интереса промелькнула в светлых глазах подруги.

— Ну…в общем…мне звонил Денис. Он ждет нас на стоянке.

— Как?! — Наташка практически повторила мою реакцию на слова первоисточника.

— Так получилось, — решила отмолчаться я.

— Но…я же зареванная! — воскликнула подруга. — Как я перед ним в таком виде — то покажусь!

Ни намека на то, что вечер мы собирались провести в чисто женском коллективе. Уже хорошо.

— Он сказал, что ты ему в любом виде нравишься, — так, чтобы у Натки не осталось никаких сомнений в правдивости моих слов, заявила я. В общем, путем железобетонной уверенности в разумности и рентабельности предприятия, Наташку мне удалось убедить спуститься вниз и домой отправиться с комфортом. Я даже позволила себе улыбнуться: боялась, что блонди не согласится. Длилось это состояние, правда, недолго: ровно до того момента, как мы не оказались на лестнице, и привычно бледная Натка не стала белее полотна. Источник плохого настроение был найден практически сразу: русоволосый шкаф со взглядом «мача» был идентифицирован как новый безопасник. Так что маленькую месть — за испорченное настроение подруги во время обеда — я себе спокойно разрешила. В общем, во время толкучки на проходной удостоился Артурчик нехилого удара моей шпильки по своему ботинку с текстильным верхом. Его приглушенный стон стал для меня наивысшей платой за Наташкины слезы.

Загрузка...