На этот раз мы действительно поехали ко мне домой. Пусть дорога и прошла в полном молчании, я почувствовала, что на душе становится спокойнее. Не знаю, то ли слова Преображенского так подействовали, то ли я с неизбежностью смирилась, но факт того, что встреча с лейнианской камерой все же предстоит, я наконец — то осознала и приняла. Получилось даже подремать немного. Гроза прекратилась к тому времени, как Саш остановил машину, так что выходила я пусть и на мокрый асфальт, зато сверху, за исключением крон деревьев, уже ничего не капало. Преображенский не сдвинулся с места, мне пришлось даже наклониться и заглянуть в салон:
— А ты не пойдешь?
— Ты решила взять кровать вместо игрушки? — вспомнив разговор перед самым отъездом, полюбопытствовал Преображенский с таким видом, будто я рассказывала ему самую страшную тайну Вселенной. — Хотя, если задуматься… — он допустил эффектную паузу.
— Над чем именно? — подозрительно зыркнула на него я.
— Ты говорила, что в грозу не можешь заснуть без своего любимого плюшевого мишки, — напомнил кадровик. — Потом побывала в моих руках…и до конца дороги, пока грохотало снаружи, спокойно проспала. Вывод напрашивается сам собой…
Говорил он это с такой непосредственностью и азартом, совершенно не издеваясь и выкладывая информацию с абсолютно серьезным лицом, что я не выдержала — расхохоталась, перевернувшись и опираясь спиной на закрытую заднюю дверь автомобиля, правда, очень скоро пришлось все же сползти по ней вниз. Смех настолько разобрал меня, что из глаз полились слезы, и я схватилась за живот, так что подошедший Преображенский с недоумением разглядывал меня, не зная, то ли переживать о моем моральном состоянии, то ли просто дождаться окончания приступа. Все же пришельцы были роботами: пусть логика и казалась их коньком, порой она играла с ними слишком жестокие шутки.
— Лей, с тобой все в порядке? — наконец спросил Преображенский, и я, вытирая выступившие слезы, кивнула.
— Кофе будешь, медвежонок?
Кажется, я нащупала его слабое место: глаза Преображенского с предвкушением блеснули. Сразу вспомнились залежи из пакетиков с гранулами и зернами с его полок на кухне. Неужели невозмутимый Александр Вячеславович, прибыв на Землю, сумел обзавестись неискоренимой вредной привычкой? Неужели…на его родной планете с маленькими радостями для души была напряженка? Как — то слишком уж ущербными, в таком случае, выглядели инопланетяне. Как же тогда они смогли достигнуть небывалых успехов по сравнению с нами?
— Буду.
В его коротком ответе заключалось столько подтекста, что я моментально прекратила любые попытки успокоить смех: он прекратился сам собой. Преображенский действительно сумел обзавестись у нас привязанностями, о которых другим его соплеменникам знать было нежелательно. Опять часть личного пространства? Да еще и та, которой он со мной делился? Что за странный инопланетянин мне попался?!
— Тогда пойдем.
Я постаралась принять вертикальное положение как раз тогда, когда он предупредительно вытянул вперед руки и схватил меня за локти. Рывком поднявшись, я не удержала равновесия и полетела прямо на Саша. Как и всегда, меня предусмотрительно поддержали за спину, и, чтобы сгладить неловкость момента, которую, главным образом, ощутила я от сближения с кадровиком, пришлось брякнуть:
— Да, мишка из тебя и правда неплохой. Жаль, в рекреационную камеру с собой не взять.
Преображенский не ответил ничего, только моргнул неожиданно и выпустил меня из объятий. Мне показалось, что определенный эффект мои слова все же возымели, и Саш на самом деле был не таким бесчувственным, как, например, тот же Диорн или Артур. Может, и правда имена накладывали на личность некоторый отпечаток?
— А как переводится имя Артур? — невпопад спросила я. Хаотичность женского мышления, похоже, даже для такого прожженного ума, как у Суперменыча, стала неожиданностью.
— «Могучий медведь», кажется, — подумав, отозвался Саш, и я улыбнулась снова. — Что, Лей?
— Слишком много медведей на мою голову, — коротко пояснила я. — Пойдем, покажу тебе мою берлогу.
Кажется, он впервые оценил шутку. По крайней мере, почти незаметно приподнятые уголки губ я постаралась запомнить: такой реакции мне раньше не демонстрировали. Это действительно было проявлением эмоций, ну, или просто подсказкой моей усеченной инопланетной интуиции. Я усмехнулась собственным мыслям, обошла Преображенского и отправилась с места стоянки по тротуару к своему подъезду, пока кадровик проверял сигнализацию и догонял.
— Не хоромы, как у тебя, но жить вполне можно, — бросила я, скидывая ботинки в прихожей и отправляясь в ванную. Вымыв руки и особо не заботясь о благополучии гостя — не маленький, сам разберется, что, где и как — я прошествовала на кухню и поставила чайник.
— Мне нравится, — донеслось из коридора. Чужую вежливость я оценила: после его просторных апартаментов моя скромная двушка и правда должна была казаться берлогой. Но я не меняла в ней ничего после того, как баб Зоя отдала мне ее в качестве подарка, когда я решила окончательно перебраться в Ильинск, так что жилище дышало заботой бабули — и моими скромными попытками сделать ремонт.
— Знаешь, Преображенский, в чем — то мы с тобой одинаковы: я тоже не держу дома много продуктов, хоть холодильник у меня и работает, — с иронией вспомнив о том, что собиралась после работы заскочить в магазин, поделилась я соображениями.
— Я вижу у тебя в хлебнице батон, — раздался в подозрительной близости голос кадровика, от которого я вздрогнула и обернулась, так и не включив подачу газа в конфорке. — Испугал? — догадался незаметно пробравшийся на мою территорию мужчина.
Я промолчала, оценивая вид Суперменыча на фоне не слишком большой кухни. Да, в своей квартире он определенно смотрелся бы гармонично, и там я могла даже спокойно воспринять его внешний вид и подаренные природой достоинства. Здесь же он выглядел слишком большим и подавляющим, словно занимал все свободное пространство. Нет, это меня не пугало, скорее, было просто непривычно. Непривычно настолько, что я поняла, что пока не готова позволить кому — то занять подобное место в моей жизни.
— Ты не мог бы присесть? — вместо ответа предложила я, свободно вздыхая, когда Преображенский послушно исполнил просьбу. — Если есть батон, значит, я смогу накормить тебя бутербродами к кофе.
— После того, что ты устроила в машине, это будет очень кстати, — улыбнулся Суперменович, и я, смутившись, отвернулась обратно к плите. Чайник был водружен на полагающееся место, а я, оставаясь спиной к Сашу, отправилась к холодильнику, чтобы достать оттуда масло и рыбную нарезку.
— Тебе доставляет удовольствие надо мной издеваться?
— Вовсе нет, — в голосе мужчины прозвучало искреннее удивление. — Наоборот: это было выражением благодарности.
— В таком случае, ты выбрал для этого очень странный способ, — я повернулась к мужчине, держа в руках нужные продукты. Нет, ханжой в вопросах секса я не была никогда, но Преображенский…в общем, стоило прояснить ситуацию. — С точки зрения человека Земли твое замечание прозвучало примерно следующим образом: «Милая, ты заездила меня настолько, что я без сил и до ужаса голодный». То есть я изначально обладаю темпераментом, с которым тебе справиться сложновато, а поскольку выглядишь ты вполне здоровым и выносливым, тогда, возможно, проблемы по части интима, а именно ненасытность, присутствуют у меня.
Озвучив мысли, я подошла к столу, отмечая, что Саш рассеянно следит за моими действиями, пытаясь осмыслить сказанное, и принялась нарезать батон, потом намазывать сливочным маслом готовые кусочки, накладывая сверху ломтики красной рыбы. Кто бы мог подумать, что в преддверии таких серьезных событий, как посещение рекреационной камеры, мы будем разговаривать о банальных проблемах молодоженов. Хотя, возможно, это было и правильным, поскольку отвлекало и заставляло по — своему расслабиться. Пусть и заставило меня пропустить момент, когда кадровик притянул за талию и привычным движением усадил к себе на колени. Ну, просто вечер вторника в самой идиллической его части: я что — то режу, сидя на Саше, и мирно разговариваю с ним.
— На Лей подход к отношениям между мужчиной и женщиной несколько другой. Вы более скованы и зациклены на межполовом общении. У нас, если приглянулась какая — то женщина, не считается зазорным выразить ей свою симпатию и пригласить на возможное продолжение знакомства. Она может ответить взаимностью или, наоборот, отказать, сочтя мужчину непривлекательным по какой — либо причине. Поскольку рождаемость строго контролируется, проблемы нежелательных беременностей не существует, в связи с этим мужчины и женщины достаточно свободно общаются между собой, и считается хорошим тоном всячески демонстрировать хорошее отношение к временному партнеру. Мы раскрепощены морально, но сдержанны эмоционально, поэтому сам интимный процесс не отнимает много времени и сил. Если бы я усадил тебя к себе на колени в любом городе на Лей, это считалось бы обычным проявлением симпатии. Что это значит для тебя?
Я — то думала, пришло его время оправдываться! А он опять все переиначил…
— Хочешь по — честному, Преображенский? — раздраженно бросила я, как раз заканчивая с последним бутербродом, и потянулась рукой ко рту, чтобы слизать лишнее масло. Суперменович сделал это за меня, поочередно накрывая подушечки пальцев своими губами и следя за моей реакцией. — С вашими женщинами меня роднит только то обстоятельство, что, благодаря гормональным уколам и прекрасному гинекологу, я не испытываю проблем в сфере контрацепции. Что касается всего остального… Ты тут демонстрируешь свое положительное отношение, а у меня путаются мысли оттого, что ты ко мне прикасаешься, а еще потому, что я ощущаю твою напряженность в штанах, и вообще! Прекрати сейчас же!
— То, что ты сейчас описала, является следствием моей симпатии, — закончив с пальцами, отозвался Саш. — И я действительно испытываю по отношению к тебе желание. Ты привлекательная женщина, Лей. Мне нравится проводить время в твоей компании. И ты дикая по сравнению с женщинами нашей расы, которые считают секс приятным дополнением отношений между лейнианцами. Ты же видишь в этом смысл. Учитывая все мои представления о человеческом сознании, выражаясь вашим языком, я бы сказал, что ты вкладываешь в него душу.
— Опять совокупность эмоциональных реакций? — съязвила я, пытаясь хоть как — то отвлечься от невыносимо близкого присутствия пришельца. Становилось все труднее дистанцировать его в качестве представителя другой планеты.
— Ты обижена на меня, я понимаю, и поэтому говоришь подобные вещи.
— О, нет, Преображенский, и не надейся. Я не обижена. Я чувствую себя преданной. Это гораздо хуже.
— Ты знаешь, что все уже было решено до того момента, как мы с тобой провели вместе ночь.
От ответа меня спас наконец — то закипевший чайник, так что с колен кадровика я соскочила довольно бодро, доставая приборы с полки над плитой и стоящую рядом упаковку растворимого кофе. Ставя перед Суперменовичем уже готовую чашку, я спокойно сказала:
— Знаю. Но никакое положительное отношение не изменит того факта, что ты, не колеблясь и не вникая ни в мою жизнь, ни в суть возможных проблем с дополнительным сознанием, сдал меня в руки Диорна. Это причина, по которой ты никогда больше не сможешь быть уверенным, что я предельно честна с тобой, Саш. Как бы ты мне ни нравился, как бы я тебе ни симпатизировала, одно это обстоятельство навсегда поставило нас по разные стороны. Вы раса исполнителей. Если вдруг тебе предстоит делать выбор между долгом и чувствами, я знаю, что ты предпочтешь. И мне противно осознание того, что моя кровь имеет отношение к тому, до чего вы себя довели.
— Я…понимаю, — поколебавшись, ответил Преображенский.
— Ешь бутерброды. Наташка убьет меня, если, уезжая, я оставлю в доме продукты.
Оставшееся время мы провели в молчании. Я даже подумала, стоило ли в принципе заезжать домой. Потом, вспомнив, с каким удовольствием Преображенский пил кофе, я мстительно решила, что все домашние запасы заберу с собой на модуль. Поинтересовавшись насчет порядков у лейнианцев, я сделала вывод, что одеждой и предметами необходимой гигиены меня обеспечат. Тем лучше — захвачу лишь жизненно необходимое, все должно уместиться в дорожную сумку. Мобильник в том числе — пока хватит заряда батареи, поскольку не уверена, что на их современной космической посудине кто — нибудь знает о напряжении в двести двадцать или пластиковых розетках с защитой. Надо позвонить бабуле. И Наташке. И если не успокоить, то хотя бы сказать, что я собираюсь идти к пришельцам по собственной воле. Мая не хватало…как же не хватало Мая.
Дорога до Просквы заняла около двух часов. Слава Богу, Преображенский был в курсе объездных путей, поскольку полигон, огороженный специально из — за прилетевшего модуля, находился ровнехонько на противоположной стороне от столицы, если считать магистраль, идущую от Ильинска. Попади мы внутрь главного города страны, не выбрались бы даже к ночи, пусть и ехали на внушительных размеров транспорте и с предельно допустимой скоростью, а так прибыли ранним вечером. В Проскве на таких гонял каждый третий, так что вряд ли широкие пятиполосные дороги стали бы спасением. Но средоточие смога и вечно занятых людей осталось сбоку, а мы вскоре прибыли в пункт назначения.
С последнего репортажа, что я видела по телевидению, здесь успели соорудить небольшой городок. Не палатки — уютные двухэтажные коттеджи, пожалуй, были созданы для удобства проживания пришельцев; родные жители планеты сновали по огороженной колючей проволокой и наверняка находящимся под напряжением забором туда — сюда: кто с ворохом бумаг, кто с непонятными металлическими приспособлениями, кто просто убирал территорию или перегонял технику. По форме одежды я выделила военных, причем как простых, так и офицеров повыше званием — они в мундирах щеголяли, благо, температура за окном позволяла — научных, скорее всего, сотрудников и инженеров, именно они чаще всего попадались с занятыми чертежами и инструментами руками. Саш повел машину к специально выделенному месту после того, как показал пропуск внушительному детине с автоматом на въезде, и помог мне выйти из машины, прихватив мою сумку с собой. Ни о чем не спрашивая, я проследовала за ним и вскоре обнаружила, что мы направляемся сразу к космическому модулю. Странно, что никто не задавал лишних вопросов: кто такой Преображенский, что он, как обычный гражданский, забыл на военном объекте? Все это наталкивало меня на неоспоримую мысль: с инопланетянами действительно очень давно ведется тесное сотрудничество, от обывателей его скрывают в силу того, что понимают, насколько неоднозначной может быть реакция народных масс. В самом деле, во что поверить легче: в добродушных пришельцев, прилетевших на почти голубом вертолете, или расчетливых предпринимателей, пекущихся о своем наследии настолько, что ради одного не самого важного человека готовы уничтожить целую планету?
Вблизи посадочный модуль выглядел намного внушительнее, чем на репортажах. Высотой с наш пятиэтажный дом, он уходил в небо огромной темной серебристой махиной. По поверхности змеились впаянные трубочки, многочисленные окна иллюминаторов, какие — то мигающие индикаторы и сооружения, очень похожие на антенны, сам он уверенно стоял на земле массивным основанием. В середине цилиндрической посудины в корпус были вмонтированы широкие блестящие и довольно толстые пластины, очень напоминающие солнечные батареи. Закралась подозрительная мысль, что именно от этого источника энергии граждане инопланетяне и прыгают с планеты на планету — слишком уж плавным было движение по невидимым спиралям вблизи нашей звезды, которые я помнила по показанному телевизионному ролику. Когда мы с Преображенским достигли почти самого основания, от стены отделилась вертикальная площадка, начавшая плавно опускаться к поверхности. С внутренней стороны показались ступени. Очевидно, нам предоставляли трап, по которому надлежало подняться.
Высотой лестница оказалась около двух пролетов, если сравнивать с нашей рабочей. Когда мы были примерно в середине пути, сверху показался Диорн, ожидающий, когда мы доберемся. В вечернем свете заходящего Солнца его вид показался мне особенно устрашающим, несмотря на то, что я никогда не относила себя к робкому десятку. Как же Май мог служить интуицией у такого расчетливого монстра?
— Александр, Лейквун, приветствую вас снова, — обратился он к нам, когда мы заняли место на одном уровне. Скосив глаза внутрь модуля, я успела заметить большое просторное помещение, лишенное каких бы то ни было вещей и подсвечиваемое откуда — то сверху. Очевидно, оно выполняло роль своеобразного человекоприемника. А вот позади периодически вспыхивали изнутри двери конструкции, отдаленно напоминающей лифт. Наверное, по нему нам и предстояло подняться. — Надеюсь, наше сотрудничество пройдет продуктивно и с пользой для обеих сторон.
— Лучше сразу пообещайте, что угробить меня постараетесь максимально быстро и безболезненно, — фыркнула я, и Диорн, на удивление, смутился.
— Мне стоит попросить прощения за инцидент в кабинете Александра утром. Я вел себя некорректно по отношению к вам. Поэтому решил пересмотреть свои взгляды и выполнить вашу просьбу.
— Это какую же? — я по — настоящему заинтересовалась.
Вместо ответа Диорн приблизился ко мне и, не обращая внимания на стоящего совсем рядом Преображенского, взял в руки мое лицо, а потом поцеловал. От неожиданности я даже вздрогнула, запутавшись, что следует делать в подобной ситуации. Так и не определившись, решила просто стоять и ждать, когда Диорну надоест присутствие лишнего зрителя. Ну а что? Преображенский ясно дал понять, как у них происходит общение полов, так что я полноправно могла отшить его, благо, наполовину была той же расы, что и мужчины. Не сказать, что Диорн владел искусством поцелуя безукоризненно, но что — то в его мягком предложении было такого, что меня зацепило. Когда я почувствовала себя свободной, открыла глаза, чтобы тут же наткнуться на немигающий серо — зеленый взгляд. Диорн пристально смотрел на меня, а потом приказал:
— Май, возвращайся.
В следующее мгновение я согнулась от потока непередаваемой брани в голове. Смысл сводился примерно к следующему:
«Ты и с Диорном целовалась?!»
Отшатнувшись от второй половины моего соседа, а заодно и от молчаливого Преображенского, я прижала пальцы к виску и со стоном попросила:
— Майчик, а ты можешь орать не так истошно? Совсем нервный стал, пока внутри меня проживаешь. На полтона потише, пожалуйста.
— Вернулся? — скупо улыбнулся Диорн. — Что ж, я рад. Теперь ни один лейнианец не станет для Мая преградой.
— Просто замечательно! — воодушевленно заявила я. — Раз уж вы в таком хорошем настроении, могу ли я надеяться на исполнение еще одной просьбы?
— Какой? — к Диорну вернулось его обычное спокойствие.
— Я хочу, чтобы во время процедуры господин Преображенский присутствовал рядом с рекреационной камерой.
Пусть он и говорил мне, что надеется на мою лейнианскую реакцию, я ни на мгновение не поверила, что все пойдет по заданному сценарию. Человеческого во мне было намного больше, чем они могли себе представить. А человек эту процедуру не переживет. Так пусть Преображенский плоды своего труда наблюдает воочию. Напоследок я отомщу за себя сама.
— Сделаю все возможное, чтобы быть, — сухо ответил Саш. Смысл моей просьбы он понял правильно. Удивительная способность к самообучению, но, кажется, на примере со мной он принялся потихоньку разбираться в особенностях женской психологии.
— Что ж, раз уж все так замечательно сложилось, Александр покажет комнату, в которой вы будете жить до состыковки с орбитальной станцией, — удовлетворенно заметил Диорн. — До встречи, Лейквун.
И я неспешно отправилась за кадровиком снова. То, что я посчитала лифтом, на проверку оказалось странной цилиндрической штукой, состоящей из вспыхивающих на уровне подошвы ботинок светящихся небольших платформ. Саш указал на одну из них и жестом подозвал к себе:
— В первый раз может быть страшновато.
Я послушно оказалась рядом, не задавая вопросов, позволила обнять себя за талию, отмечая, что после мягких прикосновений Диорна Преображенский воспринимается роднее. Нет, нельзя было позволять ему те вещи, которые допускают друг по отношению к другу люди, состоящие в крепкой эмоциональной связи. И то, что Саш называл выражением симпатии к женщине, мною воспринималось не иначе как предложение к продолжению отношений, выходящих на новый уровень.
Он подвел меня к ближайшей платформе и показал, как именно вставать на нее. Возникло ощущение погружения во что — то мягкое и напоминающее облака. Преображенский увидел что — то на моем лице, что показалось ему забавным, поскольку следующие слова произносил с улыбкой:
— Борткомпьютер, в сектор отдыха, пожалуйста.
— Время перемещения двадцать секунд, господин Преображенский, — отозвался приятный и вежливый женский голос.
— Муни? Это ты? — обрадованно переспросил Саш.
— Борткомпьютер номер МП-54 «Земля — Лей», кодовое имя «Муни», приветствует господина Преображенского и госпожу Лейквун на борту корабля «Орайон».
— Почему не определила принадлежность Лей ни к одной из семей? — требовательно спросил кадровик.
— Затрудняюсь ответить. Прошу прощения. Принадлежность не определена. Высокая концентрация ведущих генов.
— Спасибо, Муни. Я так и думал, — «успокоил» механическую женщину Суперменович, так что даже я позавидовала. — Сохранишь наш разговор в секрете?
— Господин Преображенский является единственным из моих создателей, обладающим подобной привилегией. Можете не спрашивать. Я все сделаю.
— Спасибо, Муни. Ты настоящий друг, — поблагодарил Саш настоящего робота, и как раз в это время мелькающие огоньки рассеялись, а мы шагнули в появившуюся перед нами дверь. — Для экономии пространства внутри модуля была разработана технология быстрой телепортации из зала высадки в любую точку, пригодную для жизнедеятельности биологического организма, — пояснил он для меня. — Сейчас я покажу твою комнату.
— Муни — это искусственный интеллект? — я спросила о том, что в данный момент интересовало меня больше всего.
— БИИ — Био — искусственный интеллект, — тут же поправили меня. — Она обладает всеми преимуществами мгновенных вычислений высшего порядка и снабжена необходимым комплексом эмоций. Как видишь, для некоторых представителей даже делает скидки на небольшую ложь во благо.
— Да она с тобой кокетничала, — возразила я. — Причем в не самой завуалированной форме.
— Муни все же женского рода, — снисходительно ответил Преображенский. — Будь ее прототипом ты, она бы ни за что так не сказала. Но я, к счастью, могу пользоваться своим влиянием на генетическом уровне при общении с ней.
Я только глаза закатила — ох, уж эта мне чужая сексуальность для всех самок в радиусе целой планеты. Потом вспомнила, собственно, предмет разговора и решила полюбопытствовать:
— Что значит «принадлежность не определена» и «высокая концентрация ведущих генов»?
— Твоя комната, Лей, — вместо ответа указал на ближайшую дверь Преображенский.
Выход из пространства светящихся платформ обернулся внушительным коридором с вереницей дверей по одной стороне, подсвеченным с помощью светящихся трубок под потолком, тянущихся по всей его длине. С другой стороны находились иллюминаторы, через которые я увидела внешнюю обстановку, то есть не что иное, как палаточный городок на окраине Просквы в лучах заходящего Солнца. Вот я и оказалась внутри «Орайона»… Преображенский открыл дверь, поясняя:
— Если захочешь заблокироваться изнутри, просто попроси об этом Муни. Она откроет в принудительном порядке только в случае экстренной опасности на корабле.
— А если я вдруг передумаю отдавать Мая и запрусь здесь, угрожая голодовкой?
Преображенский улыбнулся:
— Это будет расценено именно как экстренное положение и опасность.
— Понятно.
Я шагнула в темноту будущей камеры заключения, и почти сразу же вспыхнул свет. Это стало вторым впечатлением, после абсолютной белизны внутренностей, от нового жилища. Казалось, он исходил отовсюду: сверху — яркий, режущий глаза, в стенах более мягкий, но все равно неприятный. Снизу шло приглушенное сияние, но я все равно прикрыла глаза и спросила:
— Вы что, фанаты света? Я так ослепну с вами, чертовы инопланетяне!
— Муни, приемлемое человеческой природе излучение, — тут же велел Преображенский, и находиться внутри комнаты стало на порядок легче. Проморгавшись, я даже успела осмотреться, с удивлением обнаруживая полное отсутствие какой бы то ни было мебели. В недоумении уставившись на провожатого, я не смогла сдержать недовольного возгласа:
— Мне еще и спать не полу перед тем, как сдохнуть?!
— Почему на полу? — не понял Преображенский.
— Потому что в этой белой прямоугольной коробке нет ничего другого, на что бы можно было уложить свою тушку отдохнуть!
Кадровик вздохнул:
— Муни, границы контактных поверхностей, пожалуйста.
В комнате что — то засвистело, стены зазмеились темными провалами тонких отверстий, которых я раньше не замечала, а голос бортового компьютера отчитался в проделанной работе:
— Контактные поверхности готовы к использованию, господин Преображенский.
Теперь комната напоминала испещренную геометрическим рисунком трехмерную поверхность: везде появились темные линии, изгибающиеся под прямым углом и соединяющиеся в привычные глазу фигуры. Что — то они мне напоминали, только вот что?
— Спасибо, Муни. Можешь быть свободна. Не забудь об обещании. И по возможности сделай так, чтобы комната не прослушивалась. Лейквун очень ценит личное пространство и не допускает в него никого лишнего.
— Будет сделано, — отозвался голос, в котором мне послышалось одобрение, и затем в эфире Муни наступила тишина.
— И что, машина женского пола вот так запросто будет слушаться тебя, а не, например, капитана корабля? — недоверчиво протянула я.
— Субординация, Лей, субординация, — тут же напомнили мне. — Одна ты вряд ли учинишь тут штаб мирового заговора, поджог или какой — нибудь беспредел, так что под военную юрисдикцию не попадаешь. Сотрудники биотехнической лаборатории не имеют к тебе доступа, целители, под покровительство которых ты попадешь на орбитальной станции, отсутствуют. Так что я имею полное право отдавать распоряжения в отношении тебя, и с точки зрения гражданских правил даже капитан корабля не сможет мне помешать.
— Саш…а ты сам кто? — выслушав объяснения, настороженно спросила я.
— Я не принадлежу ни одной из двенадцати семей, если ты об этом, — уклончиво ответили мне. Конечно, я не то имела в виду. Какого черта он тут распоряжался, если по всем логическим выводам должен был попасть в ведомство старшего по кораблю? — Что ж, теперь стоит показать тебе устройство комнаты. Раз уж первым ты обозначила место для ночлега, я покажу, как его организовать.
С этими словами он прошел в глубину помещения, остановившись у левой стены, в которой имелся большой прямоугольный элемент примерно на уровне его колен. Наклонившись и с силой нажав на него, Преображенский отошел на шаг, и я стала свидетелем откидывания по типу секретера довольно широкой поверхности длиной примерно в мой рост или чуть больше. Что примечательно, внутри она, кажется, была выложена чем — то вроде ликвидсейфа, уже знакомого мне по корзине в доме баб Зои. Кажется, меня только что познакомили с бортовым вариантом кровати.
— Лейнианцы спят обычно без одеял в простых спальных комплектах, но, насколько я знаю, Диорн сегодня в течение дня отдавал распоряжения, чтобы ты чувствовала себя с максимальным комфортом. Постельное белье и принадлежности в одной из ниш наверху. Там, — он указал на стену, прилежащую к той, в которую была вмонтирована кровать, и находящейся как раз напротив двери, — находится проход в ванную комнату.
— И когда же ты узнал о распоряжениях Диорна? — холодно спросила я. — До или после того, как решил отвезти меня на «прогулку»?
— Это приказ, и я обязательно должен дать ответ? — о, да, это был открытый вызов. Неужели Преображенский не желал делиться своими мыслями и впечатлениями? Неужели на мне начинал тренироваться говорить «нет»?
— Ты ничего мне не должен, — спокойно заметила я, приближаясь к импровизированной кровати и осторожно укладываясь на нее. Приятная прохлада ликвидсейфа — да, это оказался именно он — тут же охватила меня, снимая раздражение, возникшее с самого утра, и я подложила руки под голову. Похоже, процедура сна у лейнианцев сопровождалась еще и приятным бонусом в виде оздоровления организма. — Мы давно в расчете, Саш. Спасибо за экскурсию. Думаю, нам с Маем здесь будет вполне комфортно.
«Неужели ты наконец — то вспомнила обо мне в потоке бесконечных заигрываний с управленцем?» — тут же раздался ехидный голос в голове.
«Я и не забывала. Просто проверяла, до какой степени будет простираться твоя вежливость. Поздравляю, испытание ты прошел с блеском».
«Поговорим, когда выпроводишь Преображенского».
«Договорились».
— Рад это слышать, — мне показалось, Саш хочет сказать еще что — то, и я не ошиблась. — Процедура с камерой назначена на понедельник. За субботу и воскресенье тебя поверхностно обследуют на предмет допуска к процедуре рекреации. К тому времени я надеюсь вернуться.
— Уезжаешь? — выглядела я спокойно, но внутри зашевелился иррациональный страх: в прошлый раз, когда Саш отлучался в «командировку», это закончилось…сегодняшним днем. Теперь я боялась неожиданных исчезновений.
— Да, — кивнул Преображенский. — Последний этап…дел.
— Как с блондинкой в «Сиянии»? — я постаралась говорить легкомысленно, и, кажется, истинной причины моего интереса не заметили.
— В «Сиянии»? — поначалу он не понял, что я имею в виду. — А — а… Лена — частный детектив. Человек. Мы уже давно сотрудничаем.
— Какой подробный отчет, — усмехнулась я.
— Я бы не хотел, чтобы между нами оставались недосказанности, — Преображенский без особого напряжения выдержал мой взгляд. — До встречи, Лейквун.
— Всего доброго, Александр Вячеславович.
«Я думал, он уже никогда не уйдет», — пожаловался Май, когда Муни заблокировала за Преображенским дверь.
«Ревность тебе совершенно не к лицу», — блаженно прикрыв глаза, подумала я.
«Тебе не кажется, что говорить о ревности в отсутствии тела как — то преждевременно? А с твоей стороны — еще и самонадеянно?» — насмешливо прокомментировал мои мысли Май.
«Если ты так в этом уверен, мне остается только довериться. А теперь рассказывай. Обо всем, начиная с этой странной субстанции из света, служащей у вас аналогом телепорта».
Май оказался прекрасным гидом. С его помощью и доступом к информации, скрытой в недрах памяти Муни, я более — менее стала ориентироваться в хитросплетениях корабля инопланетян. Они действительно использовали в основном энергию Солнца — безвредную, не приносящую урона — но, насколько мне удалось узнать, нечто вроде ядерного реактора на «Орайоне» все же имелось. Хотя Май и заметил с особой скорбной интонацией, что это то, о чем лично он навсегда хотел бы забыть, поскольку бросает тень на его расу. Вдаваться в подробности я не стала — слишком уж удрученным выглядел голос соседа в это время. Постаралась отвлечь его от грустных мыслей, сосредоточив на предстоящем событии. И, надо сказать, нисколько об этом не пожалела.
Контакт с Диорном, как оказалось, полностью вернул Маю воспоминания, к которым он ранее не мог получить доступа. И теперь многоуважаемый сосед смог пролить свет на то, каким образом я оказалась на Земле.
«У Августа Лея и его жены было несколько детей. Старшая, Мария, среди остальных отличалась достаточно строптивым и взрывным характером. Это весьма нетипично для нашей расы, впрочем, ты и сама прекрасно это понимаешь, Лей. Так вот, Мария, как и отец, специализировалась по целительскому направлению, ее руке принадлежало несколько достижений в области медицины. А потом она вдруг пропала. Исчезла со всех горизонтов, и Август прокомментировал это не иначе чем желанием отправиться на поиски истинного призвания. Такое случается. Лейнианцы иногда покидают пределы городов и отправляются в неосвоенные районы, чтобы…»
«Понаблюдать за цветением сакуры», — подсказала я, и сосед, на удивление, не рассердился.
«Можно и так сказать. Я бы не стал заострять на этом твое внимание, если бы Мария с тех пор вообще не пропала с арены действий. Я — то тогда еще сравнительно маленьким был, мне родители рассказывали, но, говорят, Август был безутешен».
«В вашем понимании безутешность — это когда с кислой миной сообщают о том, что дочь пропала без вести, и уходят?»
«Что — то вроде того. Все дело в том, что момент исчезновения Марии Лей находится ну очень рядышком с твоим рождением. Да и имя твое…оно все никак не дает мне покоя».
«А что с моим именем?»
«А ты знаешь, как оно истолковывается?» — нагнал эффекта пришелец из головы.
«Нет, но, уверена, ты мне расскажешь».
«Гордость Лей. Твое имя значит «Гордость Лей». И, кажется мне, Мария не просто так покинула общество лейнианцев».
«Думаешь, она прихватила космический корабль и на Землю отправилась, а там встретила человека и родила ребенка?»
«Муни сказала, что в тебе слишком высокая концентрация ведущих генов. Тебя ни на какие мысли эти слова не натолкнули?»
«Дорогой, если б я знала, что это такое, я бы никогда не задавала Преображенскому об этом вопросов».
«Беда в том, что термин «ведущий ген» не используется в принципе. Это шифровка, известная только Муни и твоему другу по отдыху».
«Он мне не друг!» — возмутилась я.
«Не заостряй внимание на мелочах и не отвлекайся, — осадил меня Май. — Лучше спроси, кто еще разработкой Муни занимался».
«Не имею ни малейшего представления», — обиженно отозвалась я.
«Муни — один из удачных образцов БИИ. Все, что были после нее, отличаются стандартным набором личностных характеристик. И они, конечно же, ни за что не стали бы скрывать некоторые подробности внутренней жизни обитателей комнат от членов экипажа — в случае необходимости. Прототипом Муни в части эмоциональной восприимчивости была как раз Мария Лей. Это одна из ее последних разработок, которой потом вплотную занялся твой изобретательный друг».
«Не друг он мне!» — снова повторила я, но меня проигнорировали.
«К чему я веду, Лей: когда встретишься с кем — нибудь из персонала модуля, непременно скажи, чтобы в камеру тебя не допускали, пока медик не проведет полного анализа крови. Если это то, о чем я думаю, то у тебя будет выбор, Лейквун, и я не хочу, чтобы тебя его лишали…»
Засыпала я с тяжелым сердцем. Уточнять, о чем именно думает, Май, конечно, не стал, нагнав загадочности в мою и без того непростую жизнь. Поскольку поводов подумать накопилось слишком много, я не нашла ничего лучше, чем отключить сознание. В конце концов, утро действительно могло быть мудренее вечера. Только вот проснулась я далеко не утром.
Толчком к пробуждению стал глухой металлический звук, резанувший по ушам, и неудобное положение тела. Дело в том, что я никогда не спала на спине. Всегда сворачивалась калачиком или, на худой конец, лежала на боку. А здесь…еще и руки оказались привязанными. И, что самое интересное, не чувствовалось присутствия Мая в голове. Что — то произошло, что — то определенно произошло, вспыхнула в сознании шальная мысль, и я распахнула глаза.
Я лежала на платформе, выложенной ликвидсейфом и плавно перемещающейся по коридору «Орайона». Поняла я это, потому что рядом вышагивала незнакомая коротковолосая девушка в зеленом костюме, состоящем из штанов и куртки и очень напоминающем по объему скафандр, который я видела на Мае в одном из первых своих снов, и держала сооружение, служащее мне вместо каталки, рукой. По всему выходило, что лечу я по воздуху, а сопровождающая меня лейнианская единица в чудо — униформе просто координирует направление движения. Я хотела было пошевелиться, но почти сразу поняла бессмысленность своей идеи: все тело налилось свинцом и слушать отказывалось категорически. Я даже языком еле шевелила, когда решила поинтересоваться, что происходит:
— Ку — да…ве — зе — те?
Девушка бросила в мою сторону короткий взгляд, но ничего не ответила. И мною опять овладела паника. Вместо того, чтобы попытаться хоть как — то оценить обстановку, я почувствовала приближение того самого иррационального страха, которым обзавелась благодаря исчезновению Преображенского.
— Му — ни? — заставила я себя произнести эту фразу. — Май — й–й…г — де?
Как ни странно, борткомпьютер, похоже, был целиком и полностью на моей стороне, поскольку информацию выдал в полном объеме:
— Отключен от вашего сознания. Диорну стало хуже. Вас везут на процедуру экстренной рекреации.
Сердце ушло в пятки: накачали — то меня всякой ересью зачем?!
— Са — ш? — только и смогла промямлить я.
— Его нет на орбитальной станции, госпожа Лейквун. Мы только что провели успешную состыковку и сейчас направляемся к залу восстановления.
— А — а–а — а! — я попыталась привлечь к себе внимание. — Ана — лиз кро — ви! По — л–ный — й–й! Ма — й–й ска — зал сде — ла — ть ана — лиз!
К моему удивлению, девушка соизволила ответить:
— Являясь частью вашего сознания, Май Ардрейн поневоле перенял и некоторые черты характера. Необоснованная паника могла входить в их число. Поскольку вы не числитесь в списках носителей полнокровной лейнианской ДНК, мы будем поступать в соответствии с нашими законами. Полукровки подлежат немедленному исследованию — независимо от их согласия. Приготовьтесь. Может быть немного неприятно.
В то время как бесконечные огни тянулись над головой, я все больше и больше понимала, что в самый решающий момент снова осталась одна. Мая изолировали. Вокруг незнакомые люди. Саш…пусть это и не его вина, но тоже не остался рядом. На смену панике медленно приходило ощущение неизбежности происходящего, и я только порадовалась, что успела по дороге к модулю позвонить и бабушке, и Наташке. Если что — подруга с Денисом съездят в Будоражинск и все объяснят последнему родному для меня человеку. Вот, кажется, это «если что» и наступило…
Коридор сменился более объемным помещением. Во всяком случае, плохо слушающиеся глаза успели обозреть довольно высокий куполообразный потолок места, в которое влетела каталка. Девушка оставила меня, и на смену ей пришли двое мужчин в таких же костюмах, только черного цвета. Один из них расположился в изголовье, второй — у меня в ногах, и я смогла рассмотреть наглухо застегнутый воротничок куртки и большой нагрудный карман, из которого он достал нечто, смутно напоминающее ключ. Затем, отойдя от меня, куда — то его вставил и, очевидно, повернул, поскольку следом раздался мягкий звук отъезжающей в сторону крышки. Меня подняли на руки и понесли в направлении, откуда он раздавался, и я наконец — то ее увидела. Камеру, в которой и должна была произойти процедура.
В огромном помещении, напоминающем пещеру, мягко разливался рассеянный свет. Здесь не было ничего, кроме огороженной по центру зоны, внутри которой сквозь просвечивающую перегородку я увидела два похожих на гробы сооружения, выполненных из прозрачного материала и соединенных множеством трубок разного диаметра, уходящих в пол. Когда меня поднесли ближе, я заметила, что один из «гробов» раскрыт, и из него к полу валит пар. Кажется, это было местом моей будущей дислокации. Перегородка, как и все вокруг, была сделана из ликвидсейфа, что, впрочем, нисколько не противоречило моим представлениям о восстановлении. Второе сооружение на проверку оказалось обладающим прозрачной крышкой, сквозь которую я увидела лежащего внутри Диорна. Кажется, его погрузили в состояние сна. Что ж, ему явно повезло больше. Где — то на уровне пояса на крышке находилась металлического цвета пластина с несколькими размещенными на ней кнопками, две из которых горели зеленым. Почти как наш светофор, подумалось мне, и я отметила, что на моей камере огоньки оранжевые. Почти сразу мой провожатый, подцепив крышку свободной камеры рукой, открыл ее и уложил меня внутрь. По крайней мере, лежать оказалось удобно… Эта мысль стала последней перед тем, как сверху опустился прозрачный купол, а легкие стал заполнять тот самый пар, который в открытом состоянии валил на пол.
Поначалу ничего не происходило. Легкие щекотало от содержащихся в воздушной смеси газов, и я почти расслабилась, думая, что Преображенский оказался прав, когда говорил, что я восприму процедуру рекреации как настоящая лейнианка. Снаружи донесся механический и лишенный всяких эмоций голос Муни, возвещающий о том, что к орбитальной станции пристыковался космический корабль. Странно, неужели кто — то еще из — за Солнца прилетел, подумалось мне. А потом началось.
Боль пришла неожиданно. Появившись едва заметным покалыванием в висках и мышцах, она вспыхнула во всем теле, а я почувствовала себя так, словно меня привязали одновременно к четырем лошадям и теперь растягивают по сторонам света с одним лишь намерением: растерзать на месте. Голова перестала мне принадлежать, и краем сознания я отметила, как катится по щеке слеза. Неужели все вот так и закончится?
«Лей, Лей!» — ворвался в сознание встревоженный голос Мая.
«Я не знаю, что происходит», — устало отозвалась я.
«Зато я знаю. Верни мне половину моей души. Немедленно!» — раздался у меня в голове еще один голос с требовательными нотками, и я взвыла от ярости.
Как? Как это вышло? Как Диорн смог повторить судьбу своего доброго двойника? Мая я еще хоть как — то терпеть могла, но принимать в себе его долбанутого дружка — нет! Двое? Сразу двое в моей голове?! Ни за что! Собрав последние остатки мужества и не говоря Диорну ни слова, я отчаянно пожелала лишь одного: чтобы этот чокнутый экспериментатор убрался восвояси. Острая боль, молотком ударившая в голову после этого, даже нарушила мою связь с реальностью. Потом снаружи послышался шум, крышка камеры отъехала в сторону, а меня начали оттуда вытаскивать.
— Вы не имеете права прерывать процедуру! — послышался со стороны негодующий женский голос, в котором я узнала свою первую провожатую на орбитальную станцию. Ей противостоял второй — уверенный, густой, с нотками властности. С этой женщиной я не рискнула бы вступать в противодействие.
— Когда информация о ваших действиях дойдет до Августа Лея, я лично прослежу за тем, чтобы вы повторили эту фразу перед его глазами. В законе планеты четко указан пункт о том, что исследовать тело лейнианца без его генетического согласия запрещено.
— Она полукровка! — экспериментаторша все еще пыталась спорить.
— Эта девушка была зачата по ту сторону Солнца, — бесстрастно возразил уверенный женский голос номер два.
— Откуда у вас эти сведения? — не сдавалась мучительница.
— Потому что я улетала с планеты, нося ее под сердцем.
Кажется, последовавшая за этим минута молчания должна была ознаменовать важность момента. Но я от него отрешилась; меня бережно подхватили на руки, и знакомый, непривычно обеспокоенный голос Преображенского прошептал:
— Лей…успели!
Когда теребить меня прекратили, дыхание кадровика стало щекотать волосы на затылке, и, несмотря на царившую вокруг суматоху, я поняла, что постепенно расслабляюсь в его руках. Потом до меня дотронулся кто — то еще, начав нажимать на различные точки на теле, после чего стала возвращаться чувствительность. Когда поняла, что могу сносно двигаться, открыла глаза.
Саш уселся на покрытом ликвидсейфом полу зала только для того, чтобы комфортно расположить мою голову у себя на груди, и старался лишний раз не беспокоить. Перед глазами все плыло, но я смогла разглядеть ту самую женщину, что разговаривала с моей тюремщицей, а сейчас делала точечный массаж ног. Помимо волевого характера, она обладала еще и эффектной внешностью: длинными кудрявыми волосами песочно — каштанового цвета, большими зелеными глазами, острым носиком и красиво очерченными губами. Я видела небольшую печать возраста не ее лице, но улыбка стерла даже это. Улыбка, предназначенная мне одной.
— Очнулась? — воздух зала вновь наполнился ее грудными нотками. — Хорошо! Сильный организм, с последствиями справишься быстро. Прости, малявка, что пришлось втянуть тебя в это. Я надеялась, что твоя жизнь на Земле будет прекрасной и безоблачной. А теперь придется лететь на историческую родину и доказывать твоему папке, что вы с ним биологические родственники… Впрочем, уверена: только увидев тебя, он расстанется со всеми сомнениями. Ну что, готова обзавестись большой сумасшедшей семьей?
Я xотела oтветить, но тут рaзблoкирoванная вторая камера привлекла мое внимание. Подтянувшиcь благoдaря Сашу на руках и посмотрев в ту сторону, откуда раздавался звук, я увидела, как из прозрачного гроба медленно выбирается Диорн, как ищет кого — то и, наконец, натыкается взглядом на меня. Буря, о которой он недавно рассказывал мне, сейчас бушевала в его серо — зеленых глазах, обрамленных серебристой каймой. Буря, порожденная чувством, что его обскакала зеленоротая землянка. Потому что теперь я обладала знанием, за которое, уверена, не будь во мне Мая, Диорн убил бы, не сомневаясь. Я знала, как именно избавить голову от гостящего там чужого ума. И я не собиралась больше ни под кого прогибаться, поэтому ненавидящий взгляд демонической части лейнианца встретила с достоинством. Именно в моих руках заключалась судьба главы касты биотехнологов. И если он думал, что я так просто сдамся, то горько ошибался
Нет, Диорн, не надейся, что я стану жить по твоим правилам. Я начну диктовать тебе свои. Да, это будет веселая игра…
ГЛОССАРИЙ:
Ильинск — вымышленный город, где происходят события.
Просква — столица.
Будоражинск — оттуда Лей родом. Место постоянного проживания баб Зои.
Петерград — второй по величине город страны.
МФУ — многофункциональное устройство.
«Я не люблю, когда мне лезут в душу, тем более — когда в нее плюют» — Владимир Высоцкий, «Я не люблю».
СКУД — система контроля и управления доступом.
Петр Аркадьевич Панкратов — генерал полиции, министр внутренних дел.
Иван Дмитриевич Маслов — директор конторы, в которой работает Лей.
Капурра — вымышленное название одного из представителей пояса астероидов между Марсом и Юпитером.
«Я — часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо» — «Фауст», Гёте.