Принц с двумя лицами

Девочка без матери

Жила-была девочка лет семи-восьми, маленькая, худенькая, смугленькая. К тому же, была она дурнушкой. Никто не обращал не нее внимания, а ребятишки отказывались играть с ней. Иногда сидела она на обочине дороги, смотрела, как они шалят, смеются и играют, счастливые, друг с другом, а на нее и не глядят. Она, бедная, так и не знала, что такое игра, смех, и не было у нее ни минуты радости. Мать ее умерла, когда она родилась. Отец о ней и не думал, женился на злой женщине, которая даже не позаботилась дать ей имя. И все называли девочку Замухрышкой. Так прозвала ее мачеха, увидев, какой она была жалкой и некрасивой. Мачеха не мыла ее, не одевала. Лишь время от времени она давала ей тряпье, которое девочка носила вместо платья. Зато мачеха заставляла ее тяжело трудиться и никогда не была довольна ее работой. Пощечины, пинки и подзатыльники так и сыпались на девочку.

Замухрышка, вместо того, чтобы вырасти стройной, как другие, здоровые дети, казалась с каждым днем все меньше и ходила сгорбившись, потому что боялась побоев. Личико ее пожелтело, а от глаз к подбородку тянулись две полоски — следы ее слез. Волосы у нее всегда были растрепаны от потасовок злой мачехи, никто ее, бедняжку, не ласкал, и даже дети смеялись над ней и кричали, завидев ее:

— Эй! Замухрышка! Что с тобой за беда приключилась, что ты ходишь как в воду опущенная?

Девочка ничего не отвечала, останавливалась грустная, не понимая, почему ее не любят. Был у нее один-единственный друг, черный кот, который избрал себе жилищем погреб. Там они встречались, и Замухрышка, которую люди не жалели, рассказывала о своих невзгодах коту, а тот мурлыкал, ласкался к ней и в конце концов засыпал у нее на руках.

Наступила зима, даже в самом отдаленном углу погреба было холодно, и девочка перестала ходить к коту. Она забивалась в угол комнаты и съеживалась, чтобы злая мачеха ее не замечала. Однажды девочка сидела перед очагом, смотрела на яркое, бушующее пламя и протягивала к нему свои озябшие руки. Как всегда, она сидела ссутулившись и не хотелось ей распрямиться. Тепло шло от очага, и блики гуляли по ее липу, лаская ее, как руки доброй матери.

Вдруг девочка услыхала злой голос мачехи:

— Ты почему это нежишься перед огнем, ленивица, вместо того, чтобы приготовить мамалыгу?

Тут мачеха схватила горящее полено и ударила бедную девочку по рукам. Закричала девочка от боли, испугалась и пустилась бежать по покрытой белым снегом дороге. В конце концов она выбилась из сил, упала и сунула свои обожженные руки в снег. Ни о чем ей и думать не хотелось! Забылась она или заснула, настрадавшись, сама она не смогла бы сказать… Как вдруг перед ней появилась прекрасная женщина, одетая в меховую шубу. Наклонилась она над ней и сказала:

— Что с тобой, девочка? Пойдем-ка со мной. — Она ласково подняла ее, усадила ее в свою коляску, прижала к груди и покрыла полой своей шубы. Вскоре они приехали в большой, белый, теплый дом, где добрая женщина позвала сестру милосердия и велела ей позаботиться о девочке.

— Как тебя звать? — спросила женщина девочку.

— Замухрышка!

— Замухрышка?.. Какое же некрасивое у тебя имя! Не хочу, чтобы ты называлась Замухрышкой. Будет твое имя Надежда, Надюша.

И добрая женщина стала ласкать желтые, грязные щеки девочки. И показалось девочке, что эта ласка горяча, как огонь в очаге, и на ее вечно зябнущем личике заиграли тепло и румянец.

А нежная рука женщины гладила ее жесткие волосы, и они стали вдруг мягкими, как будто волны счастья смягчили их. Глаза девочки засияли, как звездочки, и слезы заблистали на ее ресницах, как роса на цветах. А ласковая женщина говорила:

— Как красива наша Надюша!

И она действительно была хороша, ибо ее лицо расцвело под теплыми лучами любви, нежности и материнской ласки!

— Кто же вы, такая добрая? — спросила Надюша, которая теперь чувствовала себя счастливой, женщину, заронившую в ее душу семя любви и надежды.

— Я — мать обездоленных!

— О, мама! — прошептала Надежда, которая до сих пор ни к кому не могла обратиться с этим святым словом. Она протянула к ней руки, сладко затрепетала от счастья и прижалась к теплой груди матери детей, оставшихся без матери.