Я оставила «гадюк» и служебный телефон ТАКС в машине, а машину — на больничной парковке, вышла из клиники через запасной выход, села в вызванный «убер» и выключила телефон, с которого его вызвала. Водитель-индус высадил меня у ближайшей станции подземки, где спутниковое наблюдение, если оно велось, должно было окончательно потерять меня из вида.
Я надела захваченную в больнице маску (в Городе, районы которого то и дело падают в локдаун, медицинской маской никого не удивишь) совершила несколько бессистемных поездок, пересаживаясь с линии на линию и меняя направления, пока окончательно не убедилась, что «топтуны» за мной не ходят. Или что наружная слежка у ТАКС такого запредельного уровня, что мне ее и вовек не обнаружить.
Потом я еще раз сменила ветку, доехала до конечной станции и вышла из поезда. Народу на платформе было мало, основная часть людей уже успела уехать отсюда на работу. Я отсчитала третью по ходу поезда скамейку, села на нее, и, чувствуя себя полной идиоткой, выполняющей инструкции сумасшедшего бомжа, сунула руку под сиденье. Пальцы практически сразу же нащупали прикрепленный скотчем маркер. Не без труда отлепил скотч, я сунула маркер в карман (маркер оказался красным) и села в следующий поезд, идущий в сторону центра.
Еще одна пересадка, еще двадцать потраченных минут, и я снова на конечной, но уже другой линии. Я прогулялась до самого конца станции.
Это была старая ветка, построенная одной из первых, и внутренний интерьер тут не обновляли уже много лет. Стены, выложенные когда-то белой плиткой, были разрисованы граффити, и в том месте, где из тоннеля выезжал поезд, на них практически живого места не было. Найти свободное место оказалось не так уж легко, но Безумный Император заверил меня, что оно обязательно будет, и я не сдавалась, пока не обнаружила две относительно чистые плитки примерно в полутора метрах над полом.
Я оглянулась по сторонам. Здесь тоже было немноголюдно, и в мою сторону никто не смотрел. Убедив себя в этом, я таки совершила акт вандализма и нарисовала на свободных плитках красного пингвинчика. Безумный Император заверил меня, что выбор рисунка остается на мое усмотрение, главное, чтобы я сделала это правильным маркером.
По счастью, маркер возвращать на место не требовалось. Я снова села в поезд, проехала еще с десяток станций, сделала две пересадки и минут через сорок оказалась в другом районе Города. Точнее, под другим его районом.
Если за мной кто и следил, то наверняка уже махнул рукой, придя к выводу, что женщина окончательно сошла с ума и в ее хаотических перемещениях не стоит искать какого-то смысла.
В вестибюле этой станции стояли таксофоны. Три штуки. Разумеется, в век мобильных телефонов и быстрого интернета ими практически не пользовались. Даже наркоторговцы и продавцы оружия нашли более удобные и не менее надежные средства коммуникации, так что для меня было большим вопросом, почему эти архаизмы до сих пор не убрали с глаз долой.
Потому что места в сердцах они потеряли уже довольно давно.
Как и следовало ожидать, рядом с таксофонами никто не задерживался, и я прислонилась к стене неподалеку, делая вид, что листаю экран своего выключенного смартфона.
Спустя примерно час после того, как я нарисовала пингвинчика, зазвонил крайний слева аппарат. Следуя инструкции, полученной от Безумного Императора, я не брала трубку. После девятого звонка аппарат затих.
Внимания на меня все еще никто не обращал. Люди проходили мимо, и лишь изредка кто-то оборачивался на внезапно оживший артефакт из темных веков. Не выказывая, впрочем, особого удивления.
В нашем городе людей вообще достаточно сложно удивить.
Минут через пять зазвонил центральный аппарат, и тут уже я подошла ближе и сняла трубку.
— Ты кто? — спросил мужской и слегка раздраженный голос.
— Никто, — сказала я. — Я от Ланса.
— Какого еще Ланса?
— Бродяга, — сказала я. — Живет под мостом.
Так себе рекомендации, конечно, но и вручала я их не совсем обычным способом.
— А, от этого Ланса, — сказал он. — Что нужно?
— Консультация, — сказала я.
— За тобой следят?
— Сейчас — нет.
— Постарайся, чтобы так все и оставалось, — сказал он. — Поверни голову чуть правее и сними маску.
Я повернула, краем глаза пытаясь вычислить камеру, но у меня ничего не получилось. Камер тут было несколько.
— Маску, — напомнил собеседник.
Я стянула кусок тряпки на подбородок.
— Эй, а я тебя знаю. Ты — Черная Вдова.
— Не без этого.
— И ты водишься с теневиками.
— По необходимости.
— Я стараюсь держаться подальше от тех, кто водится с теневиками, — сказал он.
— Понятно, — сказала я. — До свидания. Прошу прощения за беспокойство.
— Стой, — сказал он. — Не клади трубку. Ты чего такая резкая?
— Возможно, это генетическое, — сказала я.
— Если Ланс направил тебя ко мне, значит, это кому-то нужно, — вздохнул голос на том конце провода. — В любом случае, я слишком ему обязан, чтобы просто проигнорировать его просьбу.
Я подумала, не стоит ли сказать ему, что Ланс ушел из этого мира, чтоб было честнее, но потом решила, что не буду. Дать человеку, способному внести хоть какую-то ясность в происходящий вокруг меня бред, лишний шанс уклониться от нашей беседы, было бы не слишком благоразумно.
— Ты еще там?
— А ты не видишь? — я снова нацепила маску на лицо.
— Конечно, вижу, — признался он. — Это была просто фигура речи. Запомни адрес, — он продиктовал. — Жду тебя там через сорок минут.
— Это впритык, — заметила я, прикинув маршрут.
— Ничего, я в тебя верю, — сказал он и положил трубку.
Судя по рекомендации Ланса, этот парень был экспертом, а настоящие эксперты все странные.
Я посмотрела на часы. Все эти конспиративные квесты сжирали просто кучу времени, и с учетом предстоящей встречи стало очевидно, что на свидание с Ленни я опоздаю. Ну и черт с ним, информация мне сейчас важнее, а ТАКС выдает мне ее только в части, меня касающейся, в чисто гомеопатических дозах, по чайной ложке в неделю.
И вообще, принято же считать, что если женщина опаздывает на свидание, то это нормально.
Названный моим собеседником адрес находился в таком себе районе. Про такие говорят, сегодня еще не гетто, но завтра уже возможно да. Жилье достаточно дешевое, но собственные уличные банды пока еще не завелись.
Впрочем, это всегда только вопрос времени.
Район недавно вышел из локдауна, так что людей на улице было немного, а половина маленьких магазинчиков, пекарен, кафе и парикмахерских просто не открылись после нескольких недель простоя. К сожалению, это сейчас довольно частое явление. Локдауны губительны для малого бизнеса.
Я прошла метров двести пятьдесят от станции подземки, свернула в переулок, обнаружила нужный дом и вошла в третий подъезд. Что это был за дом? Знаешь, говорят, бедненько, но чистенько? Так вот, это было не про него.
Холл был завален мусором, и мне показалось, что я видела крысу. Лифт, разумеется, не работал. Я поднялась по лестнице на четвертый этаж, то и дело переступая через пустые бутылки и битое стекло, протопала по грязному ковролину и постучала в дверь в конце полутемного, освещаемого только через небольшое окно, коридора.
— Входи, — послышалось из глубины квартиры.
Я вошла.
В прихожей было темно и пахло запустением. На вешалке из одежды висел только старый дождевик, и, судя по всему, висел он тут уже очень давно. На полочке для обуви было пусто. Я провела пальцем по зеркалу, и палец оставил полосу на слое пыли.
Здесь вряд ли кто-то жил. Скорее всего, эту квартиру использовали для вот таких вот встреч.
В гостиной стоял большой древний деревянный стол, несколько стульев из разных коллекций и эпох, и огромный сервант, дверца которого висела на одной петле. На всем лежал толстый слой пыли, наводящий на мысли об археологических раскопках. За столом сидел молодой человек.
На вид ему было лет тридцать, среднего роста, телосложения отнюдь не атлетического. Джинсы, толстовка, кеды, потертая бейсболка поверх сальных волос. На столе перед ним лежал дорогой блокнот в кожаном переплете и несколько простых карандашей.
— Привет, — сказала я. — Я Боб.
— Я — Фил, — сказал он. — Привет.
Я выбрала наиболее чистый стул, смахнула с него пыль, села, вытерла ладонь о джинсы. Наверное, это была очередная глупость — явиться на встречу в заброшенном здании с человеком, которого я раньше никогда не видела, без прикрытия и никого об этом не предупредив. Но эту встречу помог организовать Безумный Император, а если нельзя доверять странным бродягам, живущим под мостом, кому тогда вообще можно доверять?
Любопытно, как он вообще с этим Филом познакомился. Бродяжничали вместе? Фил выглядел так, что приди он сейчас под тот мост, его там примут за своего.
А блокнот он мог просто украсть.
— Ланс, должно быть, очень тебе доверяет, — сказал Фил.
— Похоже на то.
— Не скажешь, почему так?
— Наверное, все дело в моем взгляде, — сказала и я похлопала ресницами. — Разве эти глаза могут лгать?
— Лгут обычно не глазами, — сказал Фил. — Так что давай расставим все точки над «ё». Если ты сдашь меня ТАКС, неприятности начнутся не только у меня.
— Вообще-то, я не собиралась сдавать тебя ТАКС, — сказала я. — Но, чисто из академического интереса хочу спросить, а что будет-то?
— Лучше тебе не узнавать.
— Твои друзья из Сопротивления страшно за тебя отомстят?
— Нет никакого Сопротивления, — сказал он.
— И это печально, — сказала я. — Куда катится этот мир, если теневому агентству и сопротивления никто толком организовать не может? С другой стороны, лучший способ обезопасить подполье — это сделать вид, что никакого подполья и вовсе не существует.
— Так никакого подполья и не существует, — сказал Фил. — И этот мир никуда не катится. Он уже давно покатился туда, где он сейчас, и плавно дрейфует в океане безумия.
— Приятно встретить здравомыслящего человека, — сказала я. — В этом доме кто-нибудь живет?
— Понятия не имею, — сказал Фил. — Но не думаю, что живет. Разве что пара бродяг заходит переночевать, но и они здесь вряд ли надолго задержатся. Знаешь, почему так?
— Дом отключен от коммуникаций? — от электричества-то уж точно, гостиная освещалось только солнечным светом с улицы, и ни одна лампочка, встретившаяся мне на пути, не горела. Впрочем, большая часть этих лампочек была разбита. Температура здесь была такая же, как и на улице, но в это время года отопление и в более благополучных районах не включают. Наличие в трубах воды невозможно было проверить по той причине, что я понятия не имела, где здесь ванная комната, но я предположила, что ее тоже нет. Воды, в смысле.
Ванная-то наверняка сохранилась.
— Не только, — сказал Фил. — В этом здании не работает ни одно сложное техническое устройство. Прикуривать и то от спички приходится.
— И в чем причина?
— Не имею ни малейшего представления, — сказал он и улыбнулся, давая понять, что имеет. — Ты мне не веришь?
— Верю.
— Достань свой мобильный.
— Он выключен.
— Так попробуй включить.
Я достала телефон из кармана и зажала кнопку включения. Ничего не произошло. Даже сообщение о разряженной батарее не выскочило.
— Не волнуйся, этот эффект обратим, — сказал Фил. — Как только ты выйдешь на улицу, все заработает.
Я убрала телефон в карман.
— Пистолет тоже не выстрелит, — сказал Фил. — Будешь проверять?
— Если придется, я тебя так задушу, — сказала я.
— Заметано, — сказал он. — Что ты делаешь для ТАКС?
— А кто спрашивает?
— Я спрашиваю, — сказал он. — Слушай, ты пришла сюда, потому что тебе нужна консультация. Но как я могу хоть что-то тебе сказать, если не знаю, в чем твоя проблема? Ну, помимо проблемы доверия, но это сейчас довольно распространенная вещь. Однако, если Ланс устроил эту встречу, вероятно, мы можем помочь друг другу, а этого нельзя сделать, не поговорив.
— Ладно, — сказала я, понимая справедливость его доводов. В конце концов, это я ему позвонила, и это мне отчаянно требовалась хоть какая-то информация. Нельзя что-то получить, ничего не отдавая взамен.
Таковы законы рынка.
— Так что ты делаешь для ТАКС?
— Я — Цензор, — сказала я.
— Ого.
— Вот так.
— Подожди-ка, — сказал он. — Недавний случай с Дженовезе — это твоя работа?
— Допустим.
— И ты перестреляла всех этих парней?
— Они первые начали, — сказала я.
— Ты знаешь, что запустила передел сфер влияния не только в Городе, но и за его пределами?
— Догадываюсь.
— Дженовезе был главным героем, — сказал он. — Вся эта схема только на нем и держалась.
— Такая и была мысль, как я понимаю, — сказала я. — Убрать того, на ком все держится, чтобы оно перестало держаться и развалилось.
— А потом из обломков теневики построят структуру, которую могут контролировать, — сказал Фил. — Ту же мафию, только в профиль.
— Ты знаешь или предполагаешь?
— Предполагаю.
— И ты думаешь, что теневики не смогли бы договорится с итальянцами?
— Возможно, что и смогли бы, — сказал Фил. — Но любые договоренности — это вопрос цены, которую ты готов за них заплатить. Может быть, это был такой способ торговли. Или ты думаешь, им и правда есть дело до того, что творится на улицах?
— Я не знаю, — сказала я. — Меня использовали практически вслепую, и когда началась пальба, было уже не до рассуждений.
— Ладно, с этим ясно, — сказал он. — Что еще?
— Больше ничего, — сказала я. — Я — начинающий Цензор.
— И тебе нравится этим заниматься?
— Нет.
— Тогда зачем занимаешься?
Я пожала плечами.
— Не то, чтобы у меня был большой выбор.
— Теневики умеют уговаривать, да?
— Ты подозрительно много о них знаешь, — заметила я.
— Я стараюсь разобраться вот в этом вот всем, — сказал Фил. — Этот вопрос касается моей личной безопасности.
— Даже так?
— ТАКС наверняка захотело бы меня заполучить, — объяснил он. — Если бы догадывалось о моей существовании, конечно. Поэтому я очень надеюсь, что этот разговор останется между нами.
— Какой разговор? — спросила я.
— Рад, что ты меня понимаешь.
— Нет, на самом деле, — сказала я. — Пока у нас с тобой никакого разговора и не было. Кто ты такой и в чем твоя предполагаемая ценность для теневиков?
— Я — твоя противоположность, — сказал Фил. — Я криэйтор.
— Творец? — недоверчиво спросила я.
— Криэйтор, Боб, криэйтор.
— И в чем разница?
— В масштабах, — сказал Фил.
— Но ты утверждаешь, что может менять реальность? — уточнила я. — Или мы таки о твоей должности в рекламном агентстве говорим?
— Не о должности, — сказал он. — Могу доказать. Надо?
— Было бы не лишним, — сказала я.
— Пойди в прихожую и загляни под придверный коврик, — сказал он.
— Это какая-то шутка? Розыгрыш?
— Нет, — сказал он. — Это серьезный научный эксперимент.
— Ладно, — сказала я.
Я вышла в прихожую, двумя пальцами подцепила за край довольно пыльный коврик и заглянула под него. Как и следовало ожидать, ничего кроме пыли и какого-то мелкого мусора, под ним не было. И к самому коврику снизу тоже ничего не прилипло, я проверила.
— Там ничего нет, — сказала я, вернувшись в комнату.
— Ну да, — сказал Фил. Он схватил один из валявшихся на столе карандашей, подвинул к себе блокнот, и, закрыв его рукой от моего взгляда, принялся там что-то писать. Писал он, впрочем, совсем недолго. — Ты закрыла входную дверь?
— Не на замок, — сказала я. Всегда надо оставлять себе пути к отступлению.
— Но закрыла?
— Да.
— Дверь скрипит. Половицы тоже. Ты слышала, чтобы кто-то входил?
— Нет.
— Пойди и загляни под коврик еще раз.
Я пожала плечами, вышла в прихожую и повторила манипуляции с ковриком. На этом раз, кроме пыли и мелкого мусора, там лежала еще и десятка. Довольно потертая и не новая на вид, но, вне всякого сомнения, настоящая. По крайней мере, я ее от настоящей отличить не смогла.
Черт знает, откуда она там взялась.
Я вернулась в гостиную, держа банкноту в руках.
— Это? — спросила я.
— Это, — подтвердил Фил. — Ты же согласна с тем, что в квартире нет никого, кроме нас?
— Согласна, — сказала я. — Как ты это сделал?
— Это особая криэйторская магия, — сказал он.
— А если точнее?
Он развернул блокнот ко мне и дал мне прочитать, что там было написано. А написано там было следующее: «Под придверным ковриком, среди клубов пыли и мелкого мусора, лежала одинокая и слегка вытертая десятка. Черт знает, откуда она там взялась.»