Глава 57

— И каким вы видите дальнейшее развитие ситуации, Боб? — поинтересовался агент Смит. — Вы на самом деле собираетесь в нас стрелять? Стрелять в сотрудников теневого агентства? Вы готовы пойти против всего института власти? Вы осознаете, к каким лично для вас это приведет последствиям?

Когда он перешел к угрозам, я окончательно осознала, что они меня переиграли. Мой единственный козырь — Эми — оказался бит. Они вычислили ее, они нашли ее, они вот-вот ее заполучат, и значит, мой альтернативный план, в котором я собиралась использовать бывшую подругу в качестве предмета для торгов, пошел к черту.

Впрочем, по поводу этих торгов у меня с самого начала присутствовали сомнения. Я по натуре не спекулянт.

— Давайте на мгновение отвлечемся от вот этого всего, — предложила я. — В рамках отвлеченной философской дискуссии я хотела бы задать вам гипотетический вопрос, Эллиот. Вот у нас тут два объекта, представляющих для вас определенный интерес. Я — цензор, она — внезапный творец, и вы считаете, что мы обе у вас в кармане. Но если бы у вас была необходимость выбрать только одну из нас, на кого бы вы поставили?

— Вопрос так не стоит, Боб, — сказал агент Смит.

— Как это? Я же только что его поставила. Гипотетически.

— Нам хорошо известно, на что вы способны, Боб, а вот с возможностями Аманды нам еще предстоит разбираться, — сказал агент Смит. — Ее конструкт получился очень хорош, но после эпизода с мистером Брауном мы знаем, что он не является ультимативным оружием. Сейчас сложно определить его истинную полезность.

На полевых испытаниях персонаж не смог одолеть сюжетную броню главного героя. Это печально для ТАКС. Это значит, что им по-прежнему нужны Цензоры. Что у них нет универсального инструмента, которым они могли бы одновременно и гвозди забивать, и шурупы заворачивать.

Но даже ТАКС не знает, на что еще способен творец.

— Так кого бы вы выбрали? — поинтересовалась я.

Агент Смит покачал головой.

— Это сложный выбор, Боб, и, по счастью, у меня нет необходимости его делать, — сказал он.

— Да? — я направила правую «гадюку» в голову Эми. — А ведь я могу сделать так, что вы не получите ни одной из нас.

— Эй… — донеслось с дивана.

— Помолчи, Эми, — сказала я. — Ты уже все сделала.

— Я не хочу продолжать эту отвлеченную философскую дискуссию, Боб, — сказал агент Смит. — Опустите пистолеты. Так вы ничего не решите.

— Я вижу, что вы снова не надели бронежилет, Эллиот, — заметила я.

На незнакомых агентах бронежилетов тоже не было, но несмотря на это, они чувствовали себя совершенно вольготно. Наверное, тоже входили в список на воскрешения, и, вероятно, были большими шишками в ТАКС. Может быть, начальниками отделов.

— Я же не на перестрелку в баре собирался, — сказал агент Смит. — И потом, вы же знаете, что мне бронежилет не нужен.

— А вы не думали, что если вас вычеркнет из этого мира пуля Цензора, то, возможно, ни один творец больше не сможет помочь вам восстать из мертвых? — поинтересовалась я. — Такие эксперименты вы проводили?

— Нет, — сказал он. — Не проводили.

Лицо его осталось непроницаемым, но я надеялась, что мне удалось хотя бы немного поколебать его уверенность в себе.

С таким же невозмутимым видом агент Смит сунул руку под пиджак и достал из кобуры свой пистолет.

— В эту игру можно играть и вдвоем, — сказал он, направляя ствол в голову Эми.

— Вот это поворот, — сказала я.

— Вы же разумный человек, Боб, — сказал он. — И вы не убийца. Вам доводилось это делать, но только по необходимости, а сейчас такой необходимости нет. Возможно, вы могли бы выстрелить в свою подругу под влиянием первоначального импульса, в, так сказать, моменте, но этот момент уже прошел. Опустите пистолеты, и мы поговорим, как разумные люди.

Что ж, они неплохо поработали над моим психологическим портретом.

Они меня переиграли. Я не была готова стрелять в Эми, и не видела иного способа разрешения текущей конфликтной ситуации, кроме как убрать оружие и сдаться на милость победителя… Альтернатива была слишком печальной: в достаточно маленькой комнате собралось пять человек, у четырех из которых есть оружие, и в случае, если начнется перестрелка, шансы любого из нас остаться целым и невредимым стремились к нулю.

Но что-то, возможно, доставшееся в наследство от кого-то из родителей упрямство, мешало мне сделать самый разумный в этих обстоятельствах ход.

— Опустите же пистолеты, Боб, — в который раз сказал агент Смит. — У вас уже, наверное, и руки устали.

— Я так до утра могу простоять, — заверила я.

— А я не могу, — сказал агент Смит.

Он чуть опустил ствол и прострелил Аманде колено.

* * *

И знаешь, это, наверное, и был тот самый момент, когда все окончательно поломалось.

Дела шли плохо и до этого, но пока агент Смит не начал стрелять, я допускала возможность настоящей схватки между нами лишь умозрительно, как один из вариантов, до которого все-таки не дойдет.

Но, видимо, терпение агентов тоже небезгранично, и он решил первым повысить ставки в нашей игре.

Я не ожидала выстрела, я думала, он продолжит уговоры, и поэтому вообще никак не успела отреагировать, и просто смотрела, как мгновенно побледневшая Эми валится с дивана на пол и, по счастью, практически сразу же теряет сознание от болевого шока.

Чтоб ты понимал, я была настолько в ступоре, что мои пальцы даже не дернулись на спусковых крючках.

— И что вы будете делать теперь, Боб? — поинтересовался агент Смит. — Вы уже в любом случае не сможете забрать ее с собой, что бы вы там ни собирались с ней делать. Так что делать то, что вы там собирались, придется прямо сейчас. Как поступите? Добьете ее? Позволите ей истечь кровью? Вы понимаете, что в лучшем случае она останется хромой на всю жизнь, и это исключительно ваша вина, Боб?

— Вообще-то, это вы в нее выстрелили, — напомнила я.

— Только потому, что вы меня вынудили, — сказал агент Смит. — Потому что я не вижу другого способа вас вразумить, Боб.

— Значит, теперь я, по-вашему, вразумлена?

— Вы должны наконец-то понять, что игры кончились, — сказал он. — Что теперь все будет серьезно, и я меняю правила игры.

— И каковы новые правила?

— Я говорю вам прыгать, и вы прыгаете, — сказал он. — Я устал от вас, Боб. Устал вас уговаривать и лить удобную для вас ложь в ваши уши. Устал от вашего ерничанья, от того, что вы все время пытаетесь все сделать по-своему, устал от необходимости бегать за вами по всему Городу и слышать длинные гудки в то время, когда вы должны были уже десять раз взять трубку. Вы работаете на ТАКС, Боб. Вы — наша собственность, нравится вам это или нет. Скорее, не нравится, но это уже не имеет значения, не так ли? Посмотрите вокруг, Боб. У вас ничего не осталось. Только мы.

Наверное, согласно их плану, это должно было меня дожать. Сломать окончательно. Показать, что путей отступления больше нет, альтернативных вариантов больше нет, заставить смириться с неизбежным.

Наверное, с разумным человеком это бы сработало. Может быть, это сработало бы и со мной, если бы… Не знаю, если бы что.

Если бы я была разумным человеком, видимо.

Их было трое против меня одной, и любой разумный человек на моем месте трактовал бы расклад не в свою пользу, но разве эти соображения могли остановить решительно настроенную женщину с двумя пистолетами в руках?

* * *

— Традиционно считается, что, когда на них начинают давить, люди делятся на два типа, — сказал папа.

— Кто начинает давить? — спросила я.

— Другие люди, обстоятельства, общее сопротивление среды, это неважно, — мы прогуливались по аккуратному газону возле жилого корпуса колледжа. Шел второй год моей учебы и меня снова мучили кошмары. — Так вот, когда на них начинают давить, одни люди гнутся, а другие люди ломаются. Но мало кто упоминает о третьем типе, встречающемся крайне редко, но все равно существующем. Эти люди просто продолжают стоять.

— Как по мне, звучит довольно пафосно, — сказала я. — И вот еще вопрос. Допустим, на кого-то начали давить, и он не согнулся. Как понять, сломается он или останется стоять?

— Боюсь, что только по результату, — сказал он. — В самом начале понять это невозможно.

— Я понимаю, что это какой-то важный воспитательный момент, — сказала я. — Но мысль, которую ты пытаешься донести, от меня ускользает.

— Ни черта я не умею разговаривать с подростками, — вздохнул он.

— Так я уже давно не подросток, папа.

— Ну и это тоже, — сказал он. — Время летит слишком быстро. Знаешь, я ведь тоже когда-то преподавал.

— Да? И что же ты преподавал?

— Всякое, — уклончиво сказал он. — И в основном для мальчиков… Я хотел тебе сказать, что историю, как правило, делают те люди, которые продолжают стоять.

— В этом есть некое противоречие, — сказала я. — Если именно они творят историю, почему же о них мало кто упоминает? Ведь должно быть наоборот.

— Потому что, пока одни творят историю, другие ее записывают, — сказал папа. — И это далеко не одни и те же люди.

— Ладно, поняла, — сказала я. — И в чем мысль? В чем, так сказать, назидание и какой я должна вынести из всего этого урок?

— Эммм… — сказал он. — Я искренне надеюсь, что в твоей жизни никогда не настанет такой момент, но я уверен, что если вдруг даже весь мир обернется против тебя, ты не сломаешься.

— Может быть, это потому что я сразу согнусь?

— Нет, — сказал он. — Только не ты. А теперь пойдем, ты ведь обещала показать мне, где тут подают приличные бургеры.

* * *

Понятно, что это стандартное родительское бла-бла-бла, которое все родители рассказывают своим детям, как только в их жизни возникают какие-то трудности, никак не тянет на флешбек сэнсея, но это был единственный эпизод, который пришел мне в голову после заявления агента Смита о том, что больше у меня ничего не осталось, и за пределами их конторы жизни для меня больше нет.

— Так что прекратите ломать комедию, Боб, уберите оружие и не мешайте нам оказать первую помощь вашей подруге, — агент Смит принялся засовывать пистолет в кобуру.

Я понимала, что теперь они меня просто так отсюда не выпустят. Что вертолет, «эскалейды» и все эти агенты прибыли сюда по мою душу. Право слово, ну не Аманду же они такой толпой приехали брать. Она была типичным городским журналистом и ничего, тяжелее ноутбука, в своей сумочке никогда не носила.

Я бросила взгляд на улицу и заметила, как двое агентов подходят к моей машине. Вскрыть ее будет совсем несложно, я даже не помнила, запирала ли двери.

На самом деле, правильного варианта тут вообще не было. Что бы я ни сделала, я бы в любом случае разрушила все, что осталось от моей жизни. Не так много осталось, но что есть…

Выбор сводился только к тому, быстро это произойдет или медленно и мучительно. С другой стороны, можно использовать это «медленно и мучительно» для того, чтобы выиграть время, а там я наверняка что-нибудь придумаю, и может быть, еще не все окажется потеряно…

Я начала опускать пистолеты. Если есть выбор между «плохо сейчас» и «плохо когда-нибудь потом», человек, как правило, выбирает отсрочку.

Ну, разумный человек.

— Это — правильное решение, — сказал агент Смит. — Поверьте, в конечном итоге вам даже понравится работать на нас.

И тут я отчетливо поняла сразу две вещи. Во-первых, как только они догадаются, чего мне на самом деле от них надо, они никогда мне этого не дадут.

И, во-вторых, Кристиан все-таки залез мне в голову глубже, чем мне хотелось это признавать, и как только я услышала очередное описание своего блестящего будущего, которое мне навязывали против моей воли, планка у меня упала окончательно, и я начала стрелять.

У меня в руках были те самые пистолеты, что и на статуе, и я первый раз использовала их по прямому назначению, и, наверное, я могла бы использовать отмазку, типа, это стреляла не я, или не совсем я, это была частица той богини, что заключена в статуе брата Тайлера и меня вела ее сила и ее воля, нагромоздить кучу эзотерической фигни и все такое, но это, конечно, полная чушь.

Это была я от начала и до конца.

Я выстрелила из двух пистолетов одновременно, и пуля из правого пистолета попала стоявшему справа от меня незнакомому агенту в грудь, а пуля из левого пистолета попала стоявшему слева от меня незнакомому агенту в плечо, потому что я не так уж часто стреляю «по-македонски» и не привыкла целиться двумя глазами одновременно.

Я слегка довернула левый ствол, и вторая пуля угодила начавшему падать агенту в голову. Туда я тоже не целилась, он сам подставился. Несчастный случай, можно сказать.

Во время перестрелок такое встречается сплошь и рядом.

Агент Смит с неожиданным для офисного работника проворством выхватил свой пистолет, и две дорогие пушки — моя и его — выстрелили одновременно.

Я угодила агенту Смиту в левую сторону груди, сразу под ключицей. А его пуля царапнула мое плечо, еще раз напоминая, что никакой сюжетной брони для Цензора не существует.

Агент Смит сполз по стене и замер в сидячем положении. Поднять упавший пистолет он не пытался, только кривил губы, помогая улыбке пробиться через гримасу боли.

— Вы выбрали неправильно, Боб.

— По крайней мере, я выбрала сама.

— Больно, — сказал он. — Добейте, чего уж там. Окажите мне последнюю услугу.

Я пожала плечами.

Если я его пристрелю, и он воскреснет, это займет не больше часа. А если его доставят в больницу, где врачи начнут бороться за его жизнь, то неизвестно, сколько это займет времени.

— Сами, Эллиот, сами, — сказала я. — Мне больше не хочется делать за вас грязную работу.

Он потянулся за пистолетом, но кто ж его знает, куда он будет стрелять? Я пнула пистолет, отправив его в другой конец комнаты, наклонилась над Эллиотом и вытащила из кобуры второй.

Швырнула его на диван, рядом с которым истекала кровью Эми.

— Мы с вами еще встретимся, Боб, — сказал агент Смит.

Тут, наверное, тоже стоило обронить какую-нибудь крутую фразу. Типа: «Буду ждать этого с нетерпением, Эллиот» или «Я бы вам не советовала», но на самом деле я подозревала, что он прав, и мне не хотелось этого признавать.

К тому же, мне предстояли дела куда более серьезные. Мне нужно было спуститься по лестнице и дойти до своей машины. Так-то задача тривиальная, но проблема была в том, что остальные агенты ТАКС вряд ли будут стоять и спокойно наблюдать, как я это делаю.

А если они успели подогнать сюда тех ребят, которые брали Карлайла…

Агент Смит перевернулся, вскрикнув от боли, встал на четвереньки и пополз в сторону пистолета. Не став даже дожидаться, пока я уйду.

А я думала, что он станет дожидаться подкрепления и попросит, чтобы его кто-нибудь застрелил. Ну, раз уж он не боится умирать и совершенно уверен, что это не навсегда.

Впрочем, у него могут быть свои резоны. Может быть, рядовые сотрудники вообще не в курсе, что их руководство приловчилось восставать из мертвых, поэтому он предпочитает делать это без свидетелей.

Это, кстати, косвенным образом объясняет, какого черта после инцидента в Альбукерке к нам так никто и не приехал.

Я посмотрела на Эми. Она дышала, кровотечение вроде бы замедлилось, и у нее были все шансы дожить до приезда «скорой помощи». А поскольку она нужна была ТАКС живой, я не думала, что ребята из агентства станут с этим тянуть.

Забрать ее с собой я не могла, да в этом уже и не было никакого смысла. Если возможность для торговли в принципе существовала, время для этих торгов уже закончилось.

Когда я вышла в прихожую, из комнаты раздался выстрел, за которым последовал глухой стук падающего с небольшой высоты тела. Эллиот таки добрался до пистолета.

Загрузка...