— Да уж, — только и смог произнести Кирилл.
Фильмы и сериалы подсказывали ему, что месть обиженной бывшей обычно не простирается дальше выкалывания неугодным глаз на всех фотографиях. Но пока еще незнакомая ему Натали обладала куда более изощренной фантазией. Коллажи, которые она создавала, отличались пугающей реалистичностью. Кирилл понятия не имел, где она брала для них исходники, но уж явно не в общедоступных стоках!
На этих поделках Аллу, а порой и Олега, мучали, насиловали и убивали. Большая часть снимков поражала извращенной жестокостью и сопровождалась издевательскими письмами. Нигде не было подписи, однако Алла, которая на все это не могла смотреть без слез, больше никого и не подозревала.
— Это началось сразу после того, как мы с Олежиком сошлись, — пояснила она. — Причем произошло это после того, как он расстался с Натали! Я к их расставанию никакого отношения не имею. Это она его бросила… Думаю, она не ожидала, что он действительно уйдет. А он встретил меня, у нас очень быстро все завертелось… Она гордая. Она не любит Олега на самом деле, она его как вещь рассматривает. Я думаю, ей не так уж важно с ним быть, главное забрать его у меня.
Если бы дело было только в коллажах, Кирилл бы в эту историю не полез. Но Натали пошла дальше. Она посылала анонимные доносы работодателям Аллы, звонила ее родителям и выманивала деньги, сообщая, что дочь при смерти. Потом она додумалась до новой забавы: она разместила фото и адрес Аллы на сайте, где делились фантазиями об изнасилованиях. За Аллой стали бродить сомнительные личности, не раз пытавшиеся затащить ее то в машину, то просто в подворотню — и уверенные в своей правоте!
Обо всем этом, разумеется, знал и Олег. Но Кириллу хватило одного разговора с ним, чтобы понять: он ничего не сделает. Олег напоминал гигантский переваренный пельмень. Он вечно бродил сонным, а растянутый спортивный костюм был его единственной связью со спортом. Кирилл понятия не имел, что в нем нашла миниатюрная и вполне симпатичная Алла. Ему было все равно. Он видел, что Натали пересекла все границы адекватности, ее жажда мести превратилась в одержимость. Алла и Олег это остановить не могли, полиция тоже не собиралась вмешиваться — оснований не было.
Поэтому Кирилл неохотно согласился помочь. Не важно, хотелось ему или нет, насколько ему были неприятны эти разборки. Он слишком хорошо понимал: если завтра в новостях сообщат, что Алле в темном подъезде порезали лицо, он будет чувствовать себя виноватым. Даже осознавая, что его это не касается. Интересно, это Вика подсказала своей подружке, как давить на уязвимые точки, или Алла сама догадалась?
Для начала он решил поговорить с Натали. Она не обращала внимания на просьбы Олега и Аллы, потому что оба они были откровенно слабыми и неуверенными. Кирилл придерживался о себе куда более высокого мнения — и не без оснований. Может, если Натали поймет, что на этот раз ей противостоит обладатель твердого позвоночника, она уймется? Было бы здорово — потому что Кирилла ожидали собственные дела.
Получив адрес от Аллы, он направился к Натали домой. Он не стал выяснять о ней все подробности, это было ему неинтересно и не нужно. Олег сообщил ему, что эта девица работает визажистом, ведет видеоблог о макияже, больше ничем не интересуется — кроме разве что садистских коллажей. Этого Кириллу было достаточно. Он прекрасно знал такой тип девушек: губастые, с гигантскими черными бровями и откровенно искусственными ресницами. Не сильно умные, разговаривающие так, будто за щекой держат стратегический запас манной каши на трудные времена. Самым большим риском тут было то, что Натали не воспримет его угрозы всерьез…
Он понял, что ошибся, уже когда она открыла ему дверь. Натали оказалась удивительно красива — безо всякой пластики, просто от природы. Фарфоровая кожа, волны вороных волос, ярко-голубые глаза, взгляд как будто хищный из-за острых черт лица… Умный взгляд. Совершенно спокойный и никак не подходящий девушке, которая монтировала лицо своего бывшего на окровавленный труп.
И вот она так зациклилась на Олеге? И на значительно уступавшей ей, если уж говорить совсем честно, Алле? Бред какой-то… Хотя одержимость бывает разной.
— Вы к кому? — спросила Натали, настороженно глядя на незваного гостя.
Кирилл, до этого завороженно рассматривавший ее, наконец опомнился.
— Если вы Натали, то к вам.
— Не совсем понимаю, кто вы.
— Я… друг Аллы.
Даже произносить это вслух ему казалось глупым, и прозвучало неестественно. Ну где он, а где Алла? У них не было ничего общего, и, если бы не просьба о помощи, он бы близко не подошел. Натали вроде как все это не касалось, но врать столь откровенно не получалось даже ей.
Хотя она вряд ли это заметила. Как только прозвучало имя Аллы, она переменилась: настороженность сменилась раздражением, в голубых глазах разгорался злой огонь.
— Опять? Будешь мне рассказывать, что так нельзя? Ну давай облегчу тебе жизнь! Да, злая стерва, преследовала и буду преследовать!
— Подожди…
— Нечего тут ждать, у меня дела, а ты все равно не скажешь мне ничего нового! Вали отсюда!
И прежде, чем Кирилл успел хоть что-то возразить, она попросту захлопнула дверь у него перед носом. Он уже знал, что снова звонить бесполезно, она не собиралась открывать. И вроде как это все подтверждало версию Аллы, доказывало, что Натали и правда не в себе. Однако Кирилла не покидало ощущение: что-то здесь нечисто.
Дело было даже не в красоте Натали, от этого он мог отстраниться, просто удивился сначала. А вот ее взгляд, быстрая смена ее настроения… Либо у нее действительно не все в порядке с головой, либо в этой истории ему рассказали не все.
Пока ему пришлось отступить: он еще должен был помочь Яну. Но Кириллу уже было любопытно разобраться, что здесь творится, безо всяких просьб со стороны Аллы.
В клинику, где жила теперь Дана Каганова, посторонние попасть не могли. Это был еще не самый строгий вариант содержания умалишенных, все-таки никаких серьезных преступлений Дана не совершала. И все же охрана тут обнаружилась впечатляющая, на территорию допускались только избранные посетители, чаще всего — родственники пациентов.
Но Ян добился, чтобы для Кирилла сделали исключение. Правда, на это руководство клиники пошло неохотно, и нужно было строго соблюдать правила, чтобы не нарваться. Поэтому Кирилл прибыл в оговоренное время, оставил машину за пределами больницы и направился внутрь. Он добросовестно заполнил анкету, показал паспорт всем, кто желал посмотреть на его документы, и его все же пустили за ограждение.
Больница оказалась не самой плохой и все равно убогой. Здание было старым, нуждавшимся в ремонте, в палатах ютились внушительные группы пациентов. Из украшений и напоминаний о прежней жизни Кирилл видел только выцветшие картины на стенах да горшки с чахлой геранью на подоконниках. В воздухе пахло лекарствами и грязными тряпками.
Все это должно было действовать на поэтессу, привыкшую к богемной жизни, угнетающе. Кирилл подозревал, что она давно уже пожалела о своем желании заменить тюрьму на клинику и погрузилась в пучину депрессии. Но когда он добрался до нужной палаты, он обнаружил сразу два сюрприза.
Первым эта палата и была. Здесь явно провели ремонт, Дана жила одна, и место ее предполагаемого заточения больше напоминало уютную спальню. Комнату будто перенесли в больницу из совсем другого мира, здесь даже запах стоял иной — то ли лаванда, то ли какие-то специи, Кирилл в таком не слишком хорошо разбирался.
Вторым сюрпризом оказалась Дана. Она была огромной. Кирилл понимал, что отзываться так о людях вроде как не принято, но хотя бы в своих мыслях он мог быть честным. Отправляясь сюда, он просмотрел пару статей о Дане Кагановой, видел ее фото, и там она была просто крупной. Но здесь, в больнице, она дошла до болезненной полноты, при которой казалось, что кожа вот-вот не выдержит, лопнет, и Дана обернется морем на полу. Когда Кирилл вошел, Дана была отвлечена, она работала над чем-то за столом, и все равно он сразу же услышал, как она дышит — тяжело и чуть хрипло.
Догадаться, как она дошла до такого состояния, оказалось несложно — еда здесь размещалась повсюду. Рядом с книгами примостились упаковки чипсов. Среди бумаг затерялось печенье. На подоконнике валялся надкушенный батон колбасы — самый экзотичный, пожалуй, экспонат этой пищевой коллекции. Все эти продукты перекочевали сюда явно не из больничной столовой, а о санитарных нормах врачи дипломатично не упоминали.
Это должно было шокировать — но не шокировало. Уже очевидно, что Дана серьезно приплачивала своим надзирателям. Следить за исполнением одних правил, когда так явно игнорируются другие, попросту глупо. Удивляло Кирилла скорее другое: как его вообще сюда допустили? Что такого сказал Ян, чтобы это разрешили, что пообещал?
Дана наконец услышала, что в комнате посторонний, обернулась, и размышлять обо всем остальном не осталось времени.
— Вы кто? — растерянно спросила она. — Что вам нужно?
— Я журналист, — ответил Кирилл, раскрывая перед ней неплохо выполненную подделку журналистского удостоверения. Многие и вовсе не заметили бы разницы с настоящим, у Даны, связанной с медийным миром, могло получиться, но Кирилл готовился к такому и не позволил ей ничего толком рассмотреть. — Я пишу статью об Арсении Курцевой. Насколько мне известно, именно она добилась того, что вы оказались здесь.
Если Дана и заметила, что он не назвал свое имя, то упоминание Арсении тут же заставило ее забыть об этом. Не важно, сколько времени прошло с их конфликта, злость в ее душе до сих пор не угасала. Но Кирилл и ожидал чего-то подобного, он сразу же выставил себя недоброжелателем Арсении.
— Что, она все-таки объявилась? — ядовито поинтересовалась Дана. — Я слышала, она сбежала и замела следы!
— Еще не объявилась, но ее ищут. Сейчас все больше оснований полагать, что ее якобы журналистские расследования были мошенничеством, она попросту подставляла людей.
— Конечно, подставляла! Я еще на суде об этом говорила, но меня никто не слушал!
— Теперь у вас есть шанс восстановить справедливость, — заметил Кирилл. — Просто расскажите мне, что она сделала, в чем соврала.
Пока он добирался до клиники, у него было время обдумать новую теорию. От сестры Арсении они узнали, что та была честным и неподкупным журналистом. Так ведь сестра могла не врать, а заблуждаться! Для нее Арсения была истинным ангелом, а на самом деле рушила людям жизни вполне осознанно, манипулируя фактами.
Теперь он надеялся, что Дана подкинет ему недостающих доказательств. Но Дана, пусть и работавшая в литературном мире много лет, фантазией не отличалась. Она говорила много, громко и возмущенно. Вот только суть ее слов ей на пользу не шла…
Она действительно мошенничала. В книжном мире это не так уж сложно, хотя многим нравится твердить, что денег там нет и быть не может. Тем, что она забирала себе часть грантов, выделенных на поддержку литературы, Дана даже гордилась.
— А что такого? — рассуждала она. — Грант выделяется на организацию литературного процесса. Книгоиздатель — тоже его часть. Разве нет? Да и брала-то я совсем чуть-чуть!
Но это было еще не самым скандальным из всего, что она делала. Куда большее наказание грозило ей за отмывание чужих финансов. К Дане обращались нужные люди — и она без проблем делала нелегальные деньги легальными. Например, заявляла, что напечатала тираж в две тысячи экземпляров и он полностью продался, хотя из типографии выходило от силы двести штук. Обрадованный автор получал свои копейки и ликовал. Остальные деньги отправлялись куда надо — уже с соответствующими документами. Похожий трюк Дана с легкостью проделывала на своих литературных курсах, которые никому даром не были нужны: она заявляла в документах куда больше платежей, чем получала на самом деле.
Так что кормила ее далеко не литература. Но при этом Дана издавала книги, организовывала творческие вечера, однажды даже учредила литературную премию. На фоне всего этого она искренне считала себя меценатом, которому можно простить небольшие финансовые грехи.
Дана вольно трактовала нормы морали, но дурой она не была. Она не кричала о том, что делает, всю правду о ее проектах знала лишь небольшая группа посвященных. Этим людям Дана доверяла, считала их друзьями — общая фотография, сделанная в редакции, до сих пор висела на стене ее палаты.
И все же у кого-то из ее команды язык оказался слишком длинным. Арсения получила наводку, и началось расследование, которое и отправило Дану в клинику на долгие годы.
— Но я все-таки победила! — торжествующе завершила свой рассказ она.
— Каким образом? Тем, что комфортно устроились здесь?
— Мне не нравится ваш тон! Тем, что она ничего по-настоящему не добилась. Она-то думала, что не мне гадит, а прямо-таки дракона побеждает… Ну не дура ли? Очень скоро она увидела, что проекты, с которых вынужденно ушла я, подхватили другие люди. Это по ней здорово ударило!
— Откуда вы знаете, что она заметила и что по ней ударило? — удивился Кирилл.
— Она сама мне сказала! Не такими словами, но… я же поэтка, я вижу суть людей! Это дар. Когда она пришла ко мне, это разочарование прямо полыхало у нее на лбу!
— Она приходила сюда?
— В эту самую комнату! — подтвердила Дана. — Не знаю, чего она изначально хотела… Может, самолюбие потешить за мой счет? А вот облом! Она увидела, что я живу хорошо. Я работаю, я нужна людям, я делаю правильное дело! Она ничего не добилась. Жизнь идет так, как надо, и ни одна падаль этого не изменит!
Это и правда было странно… Зачем Арсении понадобилось приходить? Чтобы поиздеваться над женщиной, которую она победила? Но такое поведение не соответствовало образу журналистки, сражающейся за правду.
В любом случае, тут ее ожидало разочарование.
— Я ведь была права? — допытывалась Дана. — Вы ее коллега, но вы нормальный, я вижу, я людей читаю, как книги! Вот кто я для вас?
— Да самая обыкновенная мошенница…
Кирилл и сам не брался сказать, зачем ляпнул это. Ян ему сто раз говорил: если отправляешься на задание, засунь свою честность подальше. Она никому не нужна, ты никого не спасешь и не исправишь.
Ну и конечно, Дане не нужно было его мнение — ей нужно было повторение ее мнения. И Кирилл тут же пожалел, что ответил честно, но было уже поздно. От дружелюбия, которое он получил, назвавшись врагом Арсении, не осталось и следа.
Он предполагал, что Дана оскорбится или разрыдается, она делала такое на суде. Однако она неожиданно рванулась на него разъяренным быком.
— Ах ты мразь! Ты тоже меня подставить решил?!
Она двигалась с поразительной для такого человека скоростью. Кирилл ничего подобного не ожидал, да и отскочить здесь оказалось некуда: палата была совсем небольшой. Так что Дана попросту снесла его, как металлический шар сносит здания. Если бы Кирилл обладал худшей спортивной подготовкой, он бы и вовсе оказался на полу, под ногами разгневанной поэтессы. Но ему каким-то чудом удалось избежать падения, больно ударившись спиной о деревянную дверь.
Дана была значительно ниже его, но это ее нисколько не смущало. Пухлые руки без сомнений тянулись к его горлу, лицо побагровело и покрылось блестящей пленкой пота. Саму поэтессу Кирилл не боялся — но боялся, что она сейчас тут умрет, повиснув на нем. Основания для такого были: Дана хрипела все громче, она уже почти задыхалась.
К счастью, грохот, который она устроила во время атаки, все же привлек внимание санитаров. Они ворвались в палату, с трудом отстранили атакующую меценатку от жертвы, кое-как откатили на кровать. Да и Кирилл в палате не задержался, он поспешил выскочить в коридор.
— Вали отсюда! — вопила ему вслед Дана. — Или я сожру тебя, понял? Сожру!
Не верить ей в этот момент просто не получалось…
Он ожидал, что ему устроит выговор как минимум персонал больницы, а может, и к начальству отведут. Однако в коридоре его встречал на удивление флегматичный врач.
— Она предпочла орать, да?
— Предпочла? — переспросил Кирилл. — А что, были другие варианты?
— Плакать. Дана любит внимание. Она с готовностью рассказывает, чего она добилась и как спасла литературный мир. Но потом она обязательно начинает или кричать, или плакать. Правда, в драку обычно не бросается, тут вы рекордсмен.
— Все равно не понимаю, зачем ей это…
— Чтобы ее слова не были использованы против нее, — равнодушно пояснил врач. — Так она может болтать что угодно. При желании она могла бы освободиться. Но ей здесь понравилось, она получает все то, что и снаружи, с меньшими усилиями. И давит на жалость, утверждая, что ее заперли за активную жизненную позицию. Да и потом, с едой у нее большие проблемы. Она это понимает, ей спокойней, когда рядом постоянно находятся медики.
— Это правда, что к ней приходила Арсения Курцева?
— Я не знаю, кто это.
Кирилл открыл на смартфоне фото Арсении — прижизненное, конечно, лишний раз смотреть на статую без кожи не было смысла. Однако врач лишь покачал головой:
— Я не смотрю на тех, кто к ней ездит. Они бывают тут не так уж редко, если руководство это позволяет, мое какое дело? Я могу только сказать, что она здесь живет даже более насыщенной жизнью, чем на свободе.
В это Кирилл готов был поверить. Если Арсения действительно добивалась справедливости, а потом заглянула сюда, ее ожидало серьезное разочарование.
К машине он брел в паршивом настроении. Он-то надеялся предоставить Яну уже готовую версию, хотя дядя ничего такого не требовал, а тут все попросту разваливалось… Ему хотелось поехать домой и отдохнуть от всего этого, чтобы вернуться к расследованию завтра, со свежей головой.
Не вышло. Когда Кирилл добрался до машины, он сразу понял, что на ней уже никто никуда не поедет.
Над автомобилем знатно поработали. Все четыре шины оказались пробиты, окна залили белой краской, а на капоте теперь алела надпись, сделанная губной помадой: «Если не отстанешь, вместо шин будет твое лицо».
— А отец еще говорил, что это близнецы вечно влезают в какие-то неприятности, — проворчал себе под нос Кирилл. — Похоже, это все-таки заразно…