Призрак Тилацина

Глава 10

Минуты спокойствия стали редкими и особенно ценными. Ян никогда их не торопил, потому что знал, насколько скоро придется вернуться к привычному хаосу. Но здесь и сейчас он позволил себе верить, что зашел в гости к сестре, потому что родственники так поступают, а не потому, что ему нужно обсудить преступление.

Он наблюдал, как Нина возится с чайником, как достает с полки высокие фарфоровые чашки. Старшая сестра изменилась, и ему приятно было отмечать это. Нина выглядела более ухоженной, а главное, из ее движений исчезла нервная торопливость, а из взгляда — первые признаки затравленности. Алкоголя на кухне больше не было даже для гостей, здесь Нина давно не давала слабину.

Ян подозревал, что ему не понравится источник ее вдохновения, если он узнает все подробности. Поэтому он предпочел не спрашивать, с кем она встречается, когда и что планирует делать дальше. Он оставил выбор за ней.

Ну а потом Нина присоединилась к нему за столом, и к неприятному разговору пришлось возвращаться им обоим.

— Расскажи мне о людях, которые ходят на такие выставки, — попросил Ян.

— Зачем тебе? Того, кто сделал это с Арсенией, среди зрителей наверняка не было.

— Но ведь по какой-то причине он выбрал для нее именно такой финал… Да и вообще, мне любопытно. Я тут выяснил, что по миру сейчас катается с десяток «трупных» выставок. Насколько люди вообще двинулись и почему я этого не заметил?

— Не заметил, потому что вы с Александрой тоже не совсем эталон нормы, — улыбнулась Нина. — Как и вся наша семья. Что же до выставок… Нужно различать обычные выставки пластинированных тел и такие художественные эксперименты, как «Элементы Земли».

— По мне так обе тошнотворны.

— С обычными выставками все чуть сложнее… Часть посетителей, и значительная часть, — это просто люди, которым любопытно. Страшно и любопытно. Тема смерти веками была табуирована, и даже сейчас, когда вроде как все можно, страх перед ней остается вплетенным в инстинкты. Смотреть на смерть — все равно что смотреть на дикого зверя в клетке. Это в некотором смысле победа над собой, попытка познать то, что непознаваемо по умолчанию. Это ты видишь трупы чуть ли не каждый день, да еще мне радостно фотографии притаскиваешь. Для среднестатистического человека это событие.

Ян невольно вспомнил кадры с «Элементов Земли». Это были не просто тела — это были трупы, выставленные на потеху. Пластинация позволяла расчленить их, расслоить, изогнуть в любую форму. И даже на тех выставках, которые позиционировались как научные, мертвецов не выкладывали как медицинское пособие. Там они тоже застывали в причудливых позах, наблюдая за миром пластиковыми глазами.

— Еще одна группа — люди с чисто научным интересом, — продолжила Нина. — Но эти, как правило, по выставкам не ходят, у них есть другие пути получения информации. Еще есть те, кто находит это забавным, те, кто приходит покритиковать. И извращенцы.

— Моя любимая группа…

— Твоя целевая аудитория, я бы сказала, кандидаты на казенное проживание. Это те, кто считает смерть привлекательной и сексуальной. Для них подобные статуи — символ абсолютного контроля над человеческим телом, даже если в нем уже нет души. Душа им, в общем-то, без надобности. Некоторые просто за счет такого зрелища укрощают животные позывы. Некоторые все-таки начнут совершать преступления. Но тот, кто сделал это с Арсенией… Это не какой-нибудь извращенец. Это нечто большее и одновременно нечто меньшее.

— Звучит не так впечатляюще, как тебе кажется, — вздохнул Ян.

— Он нечто большее, потому что он сам выбрал, что с ней станет. Он контролировал ее жизнь, ее смерть, ее посмертное существование. Он наверняка испытывал удовольствие от того, что сделал с ней, но не обязательно сексуальное.

— И при этом он меньше, чем извращенец?

— Потому что даже в получении удовольствия он не теряет контроль и очень строго себя сдерживает. Он все продумал, такой человек никогда не позволит страстям погубить себя. И все же… Александра права, он мог убить эту женщину и уничтожить тело. Или провести пластинацию и оставить тело у себя на хранении. Но ему хотелось, чтобы тысячи людей видели ее такой, даже если это несло определенный риск.

— Ты же сказала, что он не рискует ради получения удовольствия…

— Обычно так и есть. Но, подозреваю, выставление тела Арсении на обозрение и было финальной точкой его плана. Более важной, чем убийство или превращение в статую как таковое.

Нина снова взяла со стола распечатанную на цветном принтере фотографию «Матери-Земли», внимательно посмотрела на нее, изучая детали. В этом тоже был прогресс: раньше она болезненно реагировала даже на менее жуткие снимки. Ей по-прежнему не нравилось то, что Ян притаскивал расследования в ее дом. Но теперь Нина стала достаточно спокойной, чтобы понимать, для чего это нужно.

— Александра считает, что это личное, а не профессиональное, — напомнил Ян.

— Одно не обязательно исключает другое. Для Арсении история могла начинаться чисто профессионально. Тот, кто ее убил, воспринял это как личное.

— Она к кому-то в Австралии вполне осознанно на свидания гоняла.

— Но мы ведь не уверены, что это он убил ее, правда? Возможно, тот, к кому она бегала на свидания, тоже выставлен в каком-нибудь музее — или закопан в Австралии. Я еще об этой беременности думаю… Понимаешь, уважение к беременности — это тоже чаще всего элемент подсознательного. Вот ты бы смог сотворить такое с женщиной, которая родила от тебя ребенка?

Ян окинул сестру тяжелым взглядом.

— Сразу нет. Причем «нет» на всю твою гипотетическую ситуацию. Я не хочу убивать женщин, даже незнакомых, и я тем более не собираюсь из них садовых гномов делать!

— Ладно, не будем пускаться в примеры, — сдалась Нина. — Будем говорить только об этой истории. Беременность и кормление маленького ребенка — те ситуации, которые на уровне инстинктов призывают нас быть милосердными. Как бы он ни относился к Арсении, ее тело было тем, что только что подарило жизнь. Нужно обладать серьезными психическими отклонениями, чтобы поступить так с матерью своего ребенка.

— А если это не его ребенок? — предположил Ян. — Если она забеременела от кого-то другого, а его это сильно возмутило?

— Тогда вероятность подобной расправы повыше. Она для него уже не мать, а шлюха, которая поступила неправильно и заслужила такую участь. Но, опять же, все это в пределах больного сознания. Если все было именно так, человек, которого вы ищете, настолько безумен, что это должно быть заметно окружающим.

— Это если мы говорим о мужчине… А могла такое сделать женщина?

Нина задумалась, медленно помешивая чай, потом кивнула.

— Да, это возможно… Ревность, зависть, соперничество — есть факторы, которые способны подтолкнуть к подобному поведению. Но, если честно, мне это кажется даже менее вероятным, чем убийство мужчиной.

— Почему?

— Потому что женщина сама мать. Для нее зарождение жизни еще более священно и интимно.

Ян мог бы предположить, что убийца попросту не знал, какую статую сделают из трупа Арсении, но этот момент он уже уточнил. Тело специально готовилось под этот проект. Убийца не слишком заморачивался тем, что Арсения не похожа на шведку Стину Линдберг — или что Стина не была беременна. Он пренебрег условностями, чтобы превратить свою жертву именно в такой экспонат. Для него все имело значение.

— Я, как и Александра, думаю, что это не просто личное, это интимное убийство, — подытожила Нина. — Но с учетом психического состояния убийцы, любую свою связь с Арсенией он мог придумать. Поэтому он не обязательно будет в кругу ее знакомых. Я понимаю, что расследованию это не поможет…

— У нас нет задачи подогнать детали под удобную нам версию преступления. Этим и так слишком многие занимаются.

Нина, конечно же, поняла намек. В его семье все знали о том, что происходит у Яна на работе. Нине он рассказал сам, Павел выяснил по собственным каналам. Да и потом, про историю с Максимом Холмогорцевым уже пронюхали журналисты — скорее всего, данные им слили родители пострадавшего. Скандал пока полыхал в полную силу, и полицейскому руководству никак не удавалось его потушить.

Однако скандал как таковой Яна не волновал, он даже на Костюченко, затаившегося в увольнении, махнул рукой. Его больше напрягало, что со всей этой шумихой прекратились поиски настоящего преступника. Если бы и Ян отстранился от случившегося, тот, кто стрелял в Максима и Эллу, вполне мог уйти безнаказанным.

Правда, пока усилия Яна ни к чему не приводили.

— Есть прогресс? — сочувствующе поинтересовалась Нина.

— Да не особо… Максим говорил только про отца — но по его отцу все чисто. Никаких крупных ссор у них не было, по крайней мере, таких, о которых знали бы другие. А главное, соседи видели этого отца дома как раз в то время, когда на Максима и Эллу напали. Короче, это еще не точно, буду проверять, если время найду…

— Не то чтобы Максим единственный, у кого есть отец…

— А других отцов в этой истории пока даже пунктиром не обозначено, — признал Ян. — Отец Эллы умер лет десять назад. Рядом с ними в том доме не живет ни одной семьи, мужчина из которой был бы отцом по статусу и возрасту. Они дружили с некоторыми семейными парами, но каковы шансы, что Максим своего ровесника воспринимал бы как отца?

— Это вряд ли, — согласилась Нина. — После травмы он был ограничен простейшими понятиями… Ты прав в том, что это было его подсознательное восприятие людей. Он мог приписать роль отца только тому, кто был старше.

— Вот и я о том, а старших мужчин там не было, только дед этажом выше, но совсем дряхлый. Тупик, короче. Еще и все навалилось…

— Я могу тебе как-то помочь?

— Ты уже помогаешь.

Ян и сам не отказался бы от возможности перебросить часть работы на кого-то еще. Но единственный человек, которому он доверял, как себе, оказался на другом континенте — и сам остро нуждался в помощи. В его распоряжении остался только Кирилл, однако парню, при всем врожденном уме, по-прежнему не хватало опыта.

Так что приходилось и дальше отслеживать жизненный путь Арсении Курцевой по ее журналистским расследованиям. Даже при том, что убийство было личным. Нина заметила верно: Арсения и ее убийца могли одну и ту же ситуацию рассматривать по-разному.

Поэтому сегодня Ян намеревался лично встретиться с Тимуром Вересневым — который лучше всего подходил на роль подозреваемого. Там и преступление было посерьезней, чем у остальных, и Вереснев не оставил Арсению в покое. Он даже после суда угрожал ей, хотя делал это анонимно. Ее преследовали, один раз напали, постоянно намекая, что это привет от него… Потом оскорбленный бизнесмен вроде как унялся. Или перешел к планированию чего-то посерьезней хулиганских выходок?

Когда Арсения занялась им, Вереснев был крупным бизнесменом, управлявшим сетью супермаркетов, ресторанов и кафе. Однако суд здорово по нему ударил. Даже избежав тюремного заключения, большую часть бизнеса он потерял. Из сферы общественного питания ему пришлось уйти сразу, рестораны и кафе человека, который осознанно закупал гнилье, пустовали. Вереснев сосредоточился только на торговле.

Но и там все шло не слишком хорошо. С каждым годом количество магазинов сокращалось, прибыли становилось меньше. Вереснев пробовал действовать методами девяностых: кого-то пытался подкупить, кому-то угрожал. Но это принесло ему лишь новые проблемы, да еще намек на то, что не удастся в новые времена жить по-старому.

Сейчас Тимуру Вересневу принадлежали три магазина, но и они выглядели не лучшим образом. Ян прибыл на разговор как раз в момент доставки новых товаров. Большая часть сотрудников посвятила себя перекуру, картонные коробки были оставлены на милость дождя и снега. Вереснев, который как раз работал в здании, мог бы хоть как-то повлиять на это, а он не спешил.

Долго искать причину такого поразительного безразличия не пришлось. Ян с первого же шага в кабинет понял, что владелец магазина безнадежно пьян. Вереснев не отключился, он даже способен был передвигаться самостоятельно и вполне связно говорить. Но по его мутному взгляду сразу становилось ясно: толковых решений от него лучше не ожидать.

Да, для него не рухнуло все во время журналистского расследования, однако угасание стало безнадежным. И сложно сказать, что милосердней: быстрый яркий финал или многолетняя агония. Правду про Тимура Вереснева уже поняли все. Он сам — потому и не позволял себе быть трезвым. Его сотрудники — потому и не напрягались. Они знали, что корабль идет ко дну, и стремились работать поменьше и красть побольше в ожидании неизбежного финала.

Это было плохо для бизнеса, но хорошо для Яна. Вереснев оказался как раз в том состоянии пьяной разговорчивости, которое лучше всего подходило для допроса. Он даже особо не интересовался, кто перед ним. Ему хотелось говорить об Арсении — перекладывая на нее всю вину за собственные неудачи.

Арсения связалась с ним вполне открыто, сделала вид, что хочет написать о нем статью. Если задуматься, она не соврала — написала ведь в итоге! Однако тогда Вереснев и допустить не мог, что в ее предложении скрыт какой-то подвох. Да, он нарушал закон, но он был уверен, что подстраховался, правду знают немногие… И даже они по отдельности не смогут ничего доказать.

— Доказательства у нее в итоге были, — напомнил Ян. — На суде их хватало.

— Да не знаю я, откуда они! У нее были данные сразу от нескольких человек, иногда даже распечатки с их компьютеров… А влезть туда она не могла, и никто не мог! Я же не дурак, я такие компьютеры не подключал к Сети… Она так и не сказала мне, как все это добыла, а я не смог выяснить…

— Может быть, они сами передали ей?

— Они сказали, что нет.

— Они могли соврать.

— Я умею задавать вопросы, — криво усмехнулся Вереснев. И по этой ухмылке было понятно, что допрос проходил явно не в стенах кабинета… Интересно, кто-нибудь вообще пересчитывал сотрудников после окончания суда?

Когда до Вереснева дошло, чем именно занимается Арсения, было уже поздно. Она собрала достаточно данных, чтобы разоблачить его махинации. Ну а после этого, как карточный домик, начала стремительно рушиться его империя. Кого-то из верных ему людей посадили. Сам Вереснев выкрутился, он думал, что справится со всеми бедами… Наивно. Проблема заключалась не только в его преступлении, но и в том, что его разоблачила даже не полиция, а обыкновенная журналистка! После такого никто не готов был связываться с Вересневым или хотя бы одалживать ему деньги. В какой-то момент разрушение его бизнеса стало необратимым.

— И ты не отомстил? — насмешливо поинтересовался Ян. Ему сейчас нужно было спровоцировать Вереснева на злую честность. — Серьезно? Какой-то телке — и не отомстил?

У него получилось: Вереснев ударил по стене с такой силой, что на светлой штукатурке осталось алое пятно. Сам владелец магазина этого, похоже, не заметил. То ли был слишком пьян, то ли гнев на Арсению затмевал даже боль.

— Я хотел, — процедил сквозь сжатые зубы он. — Но она знала, что я хочу… Она была осторожна. Пару раз ее удалось поймать, да только неудачно, ей помогли… По морде ей дали, а толку? За то, что она натворила, она заслужила большего!

— Ну, хотя бы невроз ты ей обеспечил…

Вереснев бросил на него удивленный взгляд, чуть пошатнулся — и громко, пьяно расхохотался.

— Куда там! Нервы у этой суки покрепче, чем у меня! Я ее встретил после того, как мои ребята тогда до нее добрались… Ты бы ее видел! Морда опухшая, битая, а все равно пялится на меня так, как будто это я насекомое какое-то… Она права — и все тут! Зато, говорит, я от тебя людей спасла! Спасла она! И ведь верила себе, дура недоделанная… Я ей сразу сказал: не я, так другие будут, схема рабочая… Хотя мне уже все равно… А ты кто, еще раз?..

— Я? Да, в общем-то, никто.

Никакого прорыва беседа с Вересневым не дала — только новое подтверждение того, что Настя Курцева была права насчет своей сестры. И все же… В этом ряду выбивалось дело Вадима Витько. Ян полагался не только на свою интуицию, ему удалось найти некоторых сотрудников, работавших на фармацевтическую компанию в то время.

Все они были уволены, и у них вроде как нашлись бы причины полить грязью бывшего руководителя. А вместо этого они в один голос твердили, что Вадим ни в чем не виноват, его попросту подставили. Они жалели его — и искренне ненавидели Арсению.

Ну и что в итоге? Арсения была права во всем, честна, действовала смело… А потом вдруг не просто подтасовала факты, она сломала человеку жизнь. С чего бы ей так резко менять собственные приоритеты? Только из-за любви? Ян сильно сомневался, что внезапное чувство, да еще и в не самом юном возрасте, могло мигом отключить ей и мозги, и совесть.

Слишком много ниточек тянулось в Австралию. Арсения побывала там накануне того, как занялась делом Вадима. И она улетела туда сразу же после завершения расследования, хотя с ее предыдущего отпуска и полугода не прошло. Начальству она наверняка заявила, что опасается преследования, и ее отпустили. Но Ян подозревал, что истинная цель ее поездки была совсем иной.

Увы, здесь он узнать ничего не мог, приходилось полагаться на сестру… Александра пока не отвечала на его сообщения, и они даже не были отмечены как прочитанные. Но Ян убеждал себя, что она просто занята, не заметила, да и Андрей тоже — потому что не отвечал и он… Но они, вне всяких сомнений, в порядке, в это нужно было просто верить. Больше ничего не оставалось.

Он как раз размышлял об этом, направляясь домой. Рабочий день уже закончился, а среди дел, которые он вел официально, сейчас не было таких, которые требовали бы его особого внимания. Там или все уже понятно, или вообще осталась только писанина… Поэтому Ян намеревался снова перебрать файлы по расследованию, связанному с Вадимом Витько, понять, что там не так…

Но для этого нужно было добраться до квартиры, а ему неожиданно пришлось остановиться. Темная фигура, ожидавшая чуть в стороне, в тенях, еще не преградила ему путь, но уже двинулась. Ян не собирался надеяться на удачу, он потянулся к пистолету, который больше не оставлял на работе… а потом убрал руку и раздраженно поморщился.

Потому что в свет фонарей вышел Леонид Костюченко собственной персоной. Ян давно его не видел — и не желал видеть. Новичку вообще не полагалось знать его домашний адрес, но выяснить это было не так уж сложно.

— Зачем ты это делаешь? — поинтересовался Костюченко.

Ян не стал указывать, что между ними не было подходящих воспоминаний или хотя бы достаточной степени приязни, чтобы перейти на «ты». Он вообще ничего не говорил, он пока просто разглядывал собеседника.

Сначала ему показалось, что Костюченко пьян. Не так, как Вереснев, но все же ощутимо. Движения какие-то резкие, суетливые, да и речь не слишком твердая. Но чем дольше он наблюдал за новичком, тем сильнее становились подозрения, что алкоголь тут ни при чем. У Костюченко был странный взгляд — зрачки слишком сильно расширены даже с учетом вечернего полумрака, глаза постоянно мечутся… Если окажется, что кроме всего прочего «наследник полицейской династии» еще и нарик, это станет вишенкой на торте.

— Ты чего молчишь? — оскорбился Костюченко. — Считаешь, что я недостаточно хорош для тебя?

— Вали отсюда, — посоветовал Ян.

— Нет, ты меня выслушаешь! Думаешь, я не знаю, чем ты занят? Ты же там шастаешь, вынюхиваешь… Вот зачем? Что ты за падла такая — своих топишь?!

— Тебя топить бесполезно, все равно не утонешь. Дело вообще не в тебе.

— Как не во мне, если это мое расследование? И я его завершил!

— Отправив единственного свидетеля в реанимацию?

— Он не свидетель! — неожиданно высоко воскликнул Костюченко. — Он подозреваемый… он убийца! Он однозначно убийца, только полный идиот может повестись на его россказни! Немедленно прекрати под меня копать!

— Но, если ты во всем прав, тебе бояться нечего, не так ли?

— И что? Меня бесит, что ты в команде не умеешь играть!

— Ты где слов-то таких набрался? — удивился Ян. — В перерывах между порно и комиксами? Мы не команда. Есть задача: разобраться, кто убил одного человека и ранил другого.

— Да там и так все ясно!

— Что тебе ясно?

— Холмогорцев ее убил!

— У него пуля в голове. В форточку залетела?

— Наверняка это погибшая в него стреляла! — заявил Костюченко. — Он напал на нее, она испугалась, он же был очевидно больше и сильнее! Она достала пистолет…

— Из какого места она достала пистолет?

— Она могла запастись заранее, если он не первый раз ей угрожал! Она выстрелила, попала, но он не умер… Ему хватило сил, чтобы забрать пистолет и убить ее! Потом только он отключился…

— И вот ты снова подгоняешь события под свою версию, — указал Ян. — Зачем ему стрелять в нее? Зачем ей запасаться пистолетом? Странные какие-то у нее припасы в твоем представлении… Соседи по дому говорят, что проблем с этими двумя не было. Обычная пара, никаких драк или шумных скандалов.

Костюченко раздраженно закатил глаза:

— Как будто соседи так уж хорошо их знали! А вот друзья утверждают, что они порой ссорились! Холмогорцев ревновал сожительницу к кому-то, хотя не говорил, что там за он…

— Был какой-то конкретный персонаж? — насторожился Ян. — Кто именно?

— Какая разница?

— Что значит — какая разница? Ты понимаешь, что это тоже возможный подозреваемый?

— Разве он виноват, что его кто-то там ревновал? Жила эта убитая с Холмогорцевым, а не с ним… Зачем ему убивать женщину, которая жила с другим?

— Про «не доставайся же ты никому» никогда не слышал? Не было этой истории среди веселых картинок, которые тебе в детстве показывали?

— Каких еще картинок… — растерялся Костюченко. Но тут же тряхнул головой, словно избавляясь от наваждения, сжал кулаки. — Прекрати меня запутывать! Тебе вообще это никто не поручал… Поклянись мне, что не будешь больше в это лезть!

— Иди лучше проспись.

— Поклянись! Прямо сейчас!

Их разговор все больше напоминал беседу взрослого и впавшего в истерику ребенка. Требование поклясться в чем бы то ни было стало последней каплей, Ян не собирался больше тратить на это время.

Он направился к подъезду мимо Костюченко. На новичка он больше не обращал внимания, всем своим видом показывая, что разговор закончен.

Однако Костюченко такой исход явно не устраивал. Он уже не пытался заговорить с Яном — он сразу напал. Даже если он был не совсем трезв, ударил он умело, и кто-то другой на месте следователя не уклонился бы. Да и Ян не брался сказать, каким чудом ему удалось вовремя уйти от удара. Видно, все, что произошло за последние годы, подарило больше опыта, чем он предполагал…

Сейчас думать о собственных достижениях не было времени, Ян смотрел только на новичка, пытаясь понять, насколько тот вообще вменяем.

— Ты что творишь?

— Я тебя заставлю слушать! — отрезал Костюченко. — Надо было просто пообещать мне…

— На крови поклясться, что ли?

— Если не можешь все сделать цивилизованно, придется учить тебя по-другому!

Ян не стал указывать, что любого рода клятвы — тоже не совсем цивилизованный подход. И так уже понятно, что новичка несет. Видимо, Костюченко и сам ошалел от собственной наглости, он бы не задумался о том, что творит, даже если бы еще был в состоянии трезво размышлять.

Он просто бросался в атаку снова и снова, как озверевшая дворняга. Ян несколько раз уклонился, давая ему последние пять минут, чтобы прийти в себя. Он понимал, что нужно помнить про разницу в возрасте, карьеру, связи и еще что-то там… Однако беспокоиться обо всем этом просто не осталось сил.

Последние дни выдались на удивление паршивыми — и во многом это было связано как раз с Костюченко. Ян слишком устал, чтобы нянчиться с ним. Поэтому, когда малолетка в очередной раз бросился на него, он ударил. Не в полную силу даже — но достаточно сильно, чтобы Костюченко полетел на землю, да еще и перевернулся в движении.

Кому-то другому это запустило бы мозги, а с новичком не сработало. Костюченко, видно, решил, что успех Яна случаен. Кто моложе, тот и сильнее, разве нет? Поэтому новичок, кое-как поднявшись на ноги, снова напал.

И снова получил. На этот раз Ян опрокинул его в клумбу — так, что лицо малолетки на пару секунд утонуло в смеси грязи и снега. Никакого торжества он не чувствовал, но и церемониться с новичком не собирался. В конце концов, кто-то должен был преподать ему урок…

Дело затягивалось, Костюченко, уже заработавший подбитый глаз и пускающий алые пузыри нос, не отступал. В любой момент могли появиться соседи, и Яну пришлось ускорить события. Когда новичок в очередной раз оказался на земле, старший следователь просто надавил ногой ему на шею — достаточно осторожно, чтобы ничего не повредить, но и достаточно сильно, чтобы Костюченко в ужасе замер, явно опасаясь за свою жизнь.

— Вот это место запомни, — велел Ян. — Научись себя вести, или будешь оказываться на нем снова и снова.

— Ты пожалеешь об этом, — тихо сказал Костюченко, но из-за дрожащего голоса прозвучало это не грозно, а жалко.

— Будут ли последствия, если ты побежишь матери под юбку? Может быть. Пожалею ли я? Ни шанса.

Ян наконец отступил, возвращая малолетке свободу. Внушение подействовало: Костюченко больше не бросался на него. Потирая шею, он поковылял прочь со двора, то и дело оглядываясь, словно ожидая, что Ян бросится в погоню.

Ян же не сомневался, что родня новичка об этом узнает — и попытается отомстить. Дальше все будет зависеть от их связей. Вот только… Ян чувствовал: он настолько устал и его настолько пугало затянувшееся молчание со стороны Александры, что на события завтрашнего дня ему было попросту плевать.