Про железнодорожные войска

Картинка четвертая. "О младшем сержанте да о его сколупаторе"

Как и многие "младшие командиры", окончившие учебный полк, мы рассылались по дальним батальонам. Кому куда повезло, а скорее — и не повезло вовсе.

Поясню подробно. В учебном полку пытаются научить солдата (правда, там его называют курсантом) командовать и работать с какой-либо техникой. Поскольку от желдорбатов требовалось только выполнить план по отсыпке полотна либо по монтажу дороги, вопрос сей был актуальным. Надобно сказать, учили весьма качественно — не чета даже и ПТУ многим. База замечательная, практики навалом, и главное — не деться никуда. Учись — не хочу.

А "пытались" потому, что немалое количество курсантов было мало предрасположено к русской речи в частности, и к человеческой речи вообще. Им бы еще на деревьях вниз головой висеть да бананы жрать. Впрочем, хвоста не видел ни одного. Тех же, кто с дерева уже слез, и способен хотя бы понимать русскую речь, собирали в отдельные взводы и давали по две сопли на плече. "Младший сержант" — "МладшОй"

И вот, оттоптав положенные полгода и чему-то научившись, солдатики с трепетом ожидали распределения. Распределение состояло в рассылке по городам и весям. Городам, правда, реже.

В роте, с грустным приколом певали песню-переделку

Самое интересное, что был у нас Боря Кабанов, и поехал он именно на БАМ. Видимо, в штабе тоже певали эту песенку. Кто не знает, что такое БАМ, расскажу особо после. Кто постарше знает — "Байкало-Амурская магистраль". Взглянув на карту, понять можно многое. Не так далеко и край Колымский…

В общем, попали мы хоть и не на БАМ, но тоже не в Крым — хоть в Сибирь, но в западную, хоть в батальон, да на окраине города.

Пришло нас туда аж с десяток — я, тот самый К., еще один сержант с украинской фамилией, чечен молодой и горячий, с которым мы успели в поезде скорефанится — из под колес вагона его вытащил, и несколько веселых грузин.

Ну чечен — к чеченам, грузины — к грузинам, а нам куда? Вот сидим мы пригорюнившись, в подвале-штабе, на мешках своих, а вокруг, в тапочках, бродят борзые азерботы, чечены и других разных национальностей, которых мне и не выговорить даже. И базарят по своему — толкинист бы сказал, что на языке мордора, сплошь взрывные гласные, как грачи каркают — похоже, сил нет.

В первую же ночь, часа эдак в три, делается первая попытка "задрочить". То есть вновь прибывший, несмотря на свои лычки, поднимается с приказом подшить, постирать или еще чего сделать очередному борзому.

Послав и получив по этому поводу разбитую губу, отправляюсь спать. Драться в такой ситуации бесполезно — нужно просто молчать и ничего не делать. Найдут другого. Подчинившись же в первый раз, обрекаешь себя на каторгу. Кстати, ночной подъем весьма страшен психологически — поднятый стремится только поспать, мелко дрожит всем телом, и не способен сопротивляться. То есть если бы человек и мог бы дать отпор днем — здесь его не последует.

К., к сожалению, решил обойтись без конфликтов. То есть подшил воротничек борзому, и пошел спать, думая, что этим все и кончится. Ага.

С утра ему торжественно была вручена швабра, вернее, ее суррогат из двух неоструганных дощечек с намотанной на нее мазутной ветошью. Положение можно было спасти — однако он принялся драить пол, простите, размазывать толстый, в палец толщиной, жировой слой. То есть теперь, при всей роте, торжественно провозгласил себя задроченным.

Ну ладно, жизнь не стоит на месте, так прошла неделя, и наконец, дали К. собственный экскаватор. Экскаватор достался замечательный — чудо техники годов недавних, но мыслей древних. Назывался он ЭО-10011. В общем, большая будка на гусеницах, которые, ежели повезет, разгоняют машину аж до двух километров в час. Так как ходит он медленно, то обычно машинист прикручивает ручку проволокой, и идет по своим делам — можно и по дамам местным пройти, пока доползет. Правда, иногда бывают и казусы — при попытке влезть на гору срывает стопор, и, вместо того, что бы ползти перед, начинает бешено вращаться поворотная платформа — то есть стоит на месте и жутко крутит стрелой. Не подойти!!! И так, пока не кончится соляр в баке! Цирк, да и только!

Дык вот, допустили, значит, К. к сколупатору — а он его и полюбил, как женьщину. Сказали ему — грузи КрАЗы балластом. Ну — он и грузит. Балластом.

А дело, надобно сказать, было зимою. И морозы стояли крепкие — градусов до сорока. Пищу наш К. принимал так:

На станцию приезжала ПМ-ка (передвижная мастерская), в которой кормили. Ну там стол, термосы с чаем или компотом с мясом(червячки плавают), кашей и неким подобием супа. Войны в нее забирались, ели из местных тарелок, и сваливали. Тарелок на всех не хватало, ели по очереди — естественно, кто их мыть будет?

Наш же К. заимел где то мелкий тазик, заливал в него суп, кашу, и сверху прибавлял чаю. Что бы как-то добиться хотя бы внешнего вида, этта все перемешивалось. Затем он выскакивал на мороз и мчался к своему железному другу. Бежать было метров триста, а посему гастрономическое недоразумение покрывалось тонкой коркой льда, и приходилось его отогревать на двигателе — но К. был доволен. И то — пища богов, когда другой вокруг нет.

Я и сам, помнится, подобрав зимой на рельсах промороженное большое яблоко, с аппетитом его слопал. Кстати, весьма рекомендую.

Спал К. так. У двигателя, на железном полу был расстелен тюфячок, еще по весне добрым дембелем набитый какой-то ветошью вперемешку с соломою. На нем он и спал. Надобно сказать, что дизельные двигатели прошлых эпох постоянно источают из себя мазуту во всех ее проявлениях и направлениях, а она имела свойство подтекать на К. во время сна. Расходный топливный бак располагался под потолком, что тоже не способствовало дезодорированию весьма интимного ложа К. До весны двигатель на машине не глушился, так что видимо, было тепло спать — правда, несколько шумно. Пердит движет, гремят цепи, воет гидротрансформатор — дантов ад в мниатюре.

Раз в две недели К. устраивал помывки — грел на движке воду и пытался обтереться тряпочкой. Хотя я в этта и не верю. Что же касается грязи, которая там имеется — это не только мазута — этта еще и балласт, который состоит из гравия и асбеста. Тонкая пыль асбеста великолепно прилипает на мазут.

Раз в день к экскаватору подходит топливозаправщик. Машинист экскаватора сует в бак шланг, и соляр, заполнив бак, частенько вылетает мощьным фонтаном верх — на машиниста (кстати, я тоже разок не избежал сего удовольствия — попробуйте — вам понравится!).

К слову, о работе — работа проста — дергай рычаги и дави на педали тормозов.

В общем, о К. в роте уже и забыли все, как вдруг — О ужас, — его любимый и единственный экскаватор сломался! И его привезли в роту. После трех месяцев робинзонады! Хоть бы Пятницу себе нашел там, что ли.

Боже! Этта надо было видеть! Одежда была черно-серая. При попытке сесть на табурет на пол с К. начинал капать соляр. Волосы — пепельные, местами в разводах мазута. Трехмесячная небритость!!! Бушлат про@#ал, надета какая-то женская куртка, из за отсутствия пуговиц перевязанная цветным когда-то шарфом.

Волосы он не расчесывал все это время. Практически не мылся — вшей не было только по тому, что в экскаваторе их не было раньше. У валенок стерты подошвы полностью, обмотаны валенки вокруг тряпкой какой-то и закреплены проволокой.

Лицо синего оттенка — проглядывает именно синева из под пепельно-черного наслоения. Из под век лезет балласт. Про запах говорить просто не будем.

Двигался он как курица — повороты головы рывками, мелкая дрожь в руках.

В общем, мыли мы его в котельной струей горячей воды, терли золой, стригли машинкой (бороду поначалу тоже). Стирать одежду даже не стали — нашли старьё.

Вышел несколько похожим на человека — был бы французом, сказал бы "Шарман, мля!".

Но угораздило же человека родиться в совке, да попасть в желдорбат. И превратился в дикаря.

"Человек — это звучит гордо!" Да уж. Есть чем гордиться.

Налив чаю, начинаю вести рассказ о картинке пятой —