Картинка пятая. "О вертушке"

Впервые, услышав в батальоне это слово, вспомнил о автобусе, возившем нас на практику. Как оказалось, почти правильно. Она действительно возит. Но — не людей…

"Вертушка" в нашем батальоне была чем-то религиозным. И в то же время высшим достижением коммунистического труда. Она сплачивала всех и уравнивала каждого — будь то последний гусь или первый майёр.

"Вертушка" — небольшой, вагонов на 30–40 (а иногда на 60), состав, влекомый маневровым тепловозом из карьера. Вагоны эти называются "думпкар". В принципе, этта есть замечательное изобретение инженерной мысли. На раме укреплен кузов-самосвал, опрокидывающийся на сторону. Думпкары есть малые и большие. На 60 и 70 кубометров. Ежели пересчитать на плотность, будет что-то около ста тонн в одном вагоне. Грузят этта дело волшебной смесью под названием балласт. Им выстилают пути. Балласт состоит из мелкого и среднего щебня и асбеста. Этта сейчас мы знаем, что асбест — канцероген. Впрочем, использовать его в совке меньше не стали.

Думпкар грузят балластом, затем вертушка приходит на станцию, вагоны сваливают на сторону, в длинную, во весть состав, яму. В яме ходит огромный, 56 тонн, бульдозер Коматсу. Он сгребает сваленный балласт на гору в коце ямы. Там стоит экскаватор, который грузит этим балластом кразы. Кразы развозят балласт по станции.

Но хотели как лучше, а получилось как всегда.

Зима, 5 часов утра.

Подъем в 5 — значит, сегодня вертушка. Рота, поднимаясь, матерится. Одеваемся, жуем — в 7 должны быть на месте. На улице –37. Солнце красное. Садимся в ЗиЛы — пока едем на станцию, ноги каменеют. Ничего, сейчас разогреемся — и греться будем долго.

На морозе балласт в думпкаре смерзается одним многотонным комком. То есть кузов поднимается — круто, градусов на 60 — а ссыпается килограммчик пыли. Наша задача — чтобы эта ледяная глыба превратилась вновь в балласт и сползла в яму.

Задышал Коматсу. Работа началась. Рота разбивается по бригадам. В бригаде три человека, у двух штыковые лопаты, у третьего — лом либо кувалда.

Бригады рассыпаются по думпкарам — надо с разгону забраться на кузов, постараться забраться выше и ближе к борту. Лопатами отковыриваются борта, кувалдой что есть сил лупится по кузову. И все этта с острасткой зачастую все это дело ссыпается разом, одной глыбой — зазеваешься, откопать потом просто не успеют. Поэтому нужно быть ближе к борту — успеть схватиться.

Вот, пластами, балласт начинает сходить вниз. надобно удержаться на кузове, вызвать обрушение очередного пласта. Издали этта напоминает рубку сука, на котором сидя, вперемешку с толпой маньяков, пытающихся вызвать снежную лавину.

Нижние пласты — самые мерзкие. Там лед, его надо обстучать.

А мороз крепчает. Уже и офицеры взялись за лопаты — иначе замерзнешь. А толпа уже сбрасывает бушлаты — в одном пэша. Жарко.

Перекуров почти нет. Обед — полчаса.

Часов в пять начинает темнеть. Самое опасное время. Все время взад-вперед ходит мастодонт-бульдозер. Бывает, вместе с балластом сползает под него и боец. Спасенных не бывает.

Вид давленных кишков меня весьма отрезвляет — стараюсь перед проходом бульдозера прицепится к борту думпкара — жить все таки хочется.

Офицер по технике безопасности кричит, чтобы держались крепче — за каждый труп с него снимут процент зарплаты и придется дольше ждать следующего звания.

23 часа. Работа окончена. Едем домой. Победившей в соссоревновании бригаде замученные офицеры покупают торт. Все живы. В глазах асбест. Завтра весь день из под век он будет лезть наружу, и глаза будут набрякшие, как будто мы всю ночь пьянствовали. Рожи, волосы, форма — все мышино-серого цвета. Асбест влазит между волокнами ткани и плохо выбивается. А ведь в германии даже при съёме старых крыш из шифера рабочие работают в респираторах.

Час ночи. Часть бойцов уже спит. Дежурный по части "радует" нас вестью — завтра снова вертушка.

Загрузка...