"За морем житье не худо, есть такое в свете чудо" (с) А.С.Пушкин.
Чудес можно в ЖДВ увидеть буквально на каждом шагу — главное, глаз должен быть свежим. И, желательно, была бы возможность, а, главное, желание удивляться.
Был в нашей роте Мамед. То ли фамилия у него была такая, то ли имя никто уже и не помнил, все мамед до мамед.
Персонаж был весьма колоритен. Всем своим видом словно подтверждая тезис о славном пастухе, всю свою жизнь не сходившем с гор, а затем сошедший за солью — тут его поймали и в войска отправили.
Росту в нем было, может, метр сорок, а может, и все метр сорок пять… Весьма неслабое пузо, перехваченное солдатским ремнем с позеленевшей бляхой. Вечная капля под носом, воспаленные полузакрытые глазки. Всегдашняя небритость. Походка такова, будто в кальсоны засунуто по меньшей мере ведро картофеля, а в сапоги насыпана соль. Ноги гнутся слабо… На вопрос, ездил ли он на коне, он отрицательно качал головой, но сказать, что ноги колесом — значит, не сказать ничего. Видимо, в детстве рано пошел.
Мамед был — прям картинка. Но главное в человеке — не внешность, а его внутренние качества.
Мамед мог запросто навалить в штаны по большому за взводным столом во время обеда. Со всеми звуковыми, обонятельными и визуальными эффектами. Нормальным для него было разыскивать себе подворотничок среди уже выброшенных, выбирать портянки среди тракторной мазутной ветоши или побираться в столовой, выедая плохо отставшую от яиц скорлупу.
Ко всему прочему человек страдал нехваткой, и, обладая практичным характером Плюшкина, тащил объедки и огрызки не куда нибудь, а в свою кровать — под матрас. Верхом его великого плюшкинского таланта было положить себе под голову завернутое в солдатское белье филе из кишок селедки. Вся рота не могла продыхнуть целую ночь от вонищи и только к утру мы обнаружили источник вони.
Служба его была в основном в наведении порядка. Случались, правда, и исключения — на автогрейдере полетел фиксатор, и стали вылетать передачи. Мамед аж дня три поработал фиксатором — держал ручку коробки на передаче.
Но больше всего мне запомнилось групповое бритье Мамеда.
Надобно сказать, что среди южных народов весьма остро стоит проблема бритья — стоит побриться утром, а к обеду щетина уже вылезла на пол-сантиметра.
Вот и у нашего Мамеда была та же проблема. Но в совокупности с полнейшим отсутствием денег превращалось в муку. Он где то раздобыл обгрызенный станок, но лезвий взять было негде. А посему с утра начинались его поиски бритвенного лезвия.
Коронное место — умывальник, который по совместительству еще и туалет для малых нужд. Отработанные лезвия выбрасывались под ноги, в грязь и мочу, их то и собирал Мамед — и даже как-то брился.
Но однажды его поиски не увенчались успехом — лезвие он не нашел, а дневальный выкинул его собственные запасы.
Потому рота получила за небритого Мамеда нагоняй, и мы решили его побрить сами. Портянкой.
Конечно, просто нечистоплотный воин зачастую может быть побрит и просто вафельным полотенцем, но в роте не нашлось ни одного полотенца, которое бы гармонировало с великолепной, насыщенной цветовой гаммой мамедова лица.
Поэтому в качестве бритвенного инструмента была выбрана его же собственная портянка, кстати, весьма почтенного возраста. Цирюльник надел зимние варежки — что бы не получить от той портянки бубонную чуму или холеру.
Технология проста — воин садится на табурет, цирюльник встает на табуретку у него за спиной, упирается коленом в затылок бреемого.
Затем портянка охватывает подбородок, и цирюльник начинает быстро таскать портянку туда-сюда, не ослабляя нажим. Если волосы достаточно длинны, то они вылазят вместе с луковицами, и проблема бритья отпадает на довольно продолжительное время. Но, к сожалению, охват не стопроцентный, и обросший вновь подбородок кажется побитым молью.
Вот уж, на самом деле — "Облезешь, неровно обрастешь" (с) не мой.
Правда, у столь замечательного способа есть свои побочные эффекты, как и у любого лекарства. Мастерство цирюльника состоит в том, что бы выкатать волосы, но не снять кожу чулком. Но, в любом случае остаются весьма неслабые ожоги.
Портянка же выбирается в качестве инструмента еще и потому, что вызывает попадание весьма неслабого количества микроорганизмов в волосяные мешочки, которые превращаются в прыщи и вызывают отторжение волоса вместе с луковицей.
Что, впрочем, совпадает с основной целью.
Мамед, помнится, месяца два после того бритья ходил с опухшей физией, а отдельные прыщи были увезены им к себе на родину — разводить среди аборигенов.
Увольнялся Мамед празднично — вымыл всю роту с порошком, а особенно умывальник. На дембель ему была торжественно подарена пачка бритвенных лезвий "Нева" (кто не знает — они тогда уже назывались техническими, потому что бриться ими было невозможно). И еще — тройной одеколон!
Я аж прослезился.
На дембель Мамед уехал чисто побритым.