Глава сорок третья

Я все еще пытался разобрать по полочкам все, что пораскидал у меня в голове недавний взрыв, когда из темноты вымахнул волк с темной шерстью и с силой разогнавшегося броневика врезался Мэдлин Рейт в грудь. Я услышал, как треснули от удара ее кости, и она отлетела в сторону, освободив меня.

Уилл не стал задерживаться. Он уже сбил ее с ног, и у него хватало ума не связываться в открытом бою с вампиром, пусть члены Белой Коллегии и слабее остальных сородичей в физическом отношении. Он приземлился и тут же снова исчез в темноте.

Мэдлин злобно взвизгнула от неожиданности, ее пистолет грянул несколько раз, но я бы не назвал это прицельной стрельбой. Она стояла на коленях, паля из старого, доброго «Дезерт-Игла» одной изящной девичьей рукой и держа в другой остатки разбитой бутылки из-под текилы, когда из темноты бесшумно вынырнула рыжевато-бурая волчица и полоснула ее клыками по руке, в которой та держала пистолет. Атака была проведена с почти хирургической точностью. Пистолет вывалился у Мэдлин из пальцев, она попыталась замахнуться на Джорджию битой бутылкой, но та стремилась к открытому поединку не больше, чем Уилл несколько секунд назад, и когда Мэдлин удалось повернуться в ее сторону, Джорджия уже отпрянула — а Уилл незаметно для вампира заходил для новой атаки.

Блеснули клыки. Брызнула бледная вампирская кровь. Двое волков налетали и отскакивали в безупречном ритме, не давая Мэдлин шанса достать одного из них. Когда до той наконец дошло, как они ее обрабатывают, она сделала попытку резко развернуться в момент, когда Джорджия начинала выход из атаки, чтобы перехватить Уилла — однако Уилл с Джорджией обучались своему ремеслу у настоящего волка, да и восемь лет боевой подготовки, на протяжении которых они защищали несколько кварталов вокруг университета от хищников — как сверхъестественных, так и смертных, — не прошли даром. Они распознали контратаку в зародыше, Джорджия резко развернулась и еще раз полоснула вампира со спины.

Мэдлин завизжала от злости и досады. Она была в бешенстве — и явно слабела. Вампиры Белой Коллегии — создания из плоти и крови. Они истекают кровью. Лиши их достаточной части крови, и они умрут.

Я с усилием заставил свой котелок варить хоть немного, одолев последствия опьяняющего поцелуя Мэдлин и шока от взрыва. Я сообразил наконец, что весь исцарапан, но серьезных травм избежал, а еще — что Вязальщик находится в какой-то паре десятков футов от меня.

— Уилл, Джорджия, — крикнул я. — Ружье!

Волки метнулись в сторону и скрылись в лесу, не потревожив ни одного листочка — за полсекунды до того, как с другой стороны из зарослей вынырнул Вязальщик с полуавтоматическим дробовиком наготове. Наемник тоже щеголял в гидрокостюме, поверх которого он нацепил бронежилет со всяческой амуницией в карманах; на ногах — солдатские бутсы.

Вязальщик нацелил дробовик на то место, куда скрылись Уилл с Джорджией, и принялся палить в лес — более или менее наугад.

Принято считать, что картечь разлетается из дробовика под каким-то неправдоподобным углом, так что если вы нацелите его на дверь гаража и нажмете на спуск, сквозь образовавшееся отверстие можно будет проехать на машине. Это не так, хотя разлет дроби или картечи у дробовика с коротким стволом, конечно, шире. Заряд, выпущенный из дробовика с длинным стволом, как у Вязальщика, на расстоянии в сто или сто пятьдесят ярдов дает разлет не больше моей растопыренной пятерни. Поэтому скорее всего он не зацепил никого — и с учетом своего опыта он, возможно, это понимал. Своей пальбой он просто отпугивал волков подальше.

В горячке боя трудно считать выстрелы, но я точно знал, что он стрелял восемь раз. Я знал, что на земле рядом с ним лежит восемь стреляных гильз из меди и пластика — это подсказывал мне Духоприют. Вязальщик стоял, заслоняя собой Мэдлин, и как раз полез в карман, предположительно, чтобы перезарядить ружье.

Я не дал ему такой возможности. Я достал из кармана плаща свой револьвер сорок четвертого калибра, сел и попытался перестать трястись. Потом прицелился ему в ногу и нажал на спуск.

Грянул выстрел, левая нога Вязальщика вылетела из-под него, словно по ней с размаху врезали двадцатифунтовой кувалдой. Он завопил — скорее от неожиданности, чем от боли — и кулем повалился на землю. Наступила недолгая, но неожиданно полная тишина. Признаюсь, мне было почти жаль бедолагу. У него выдалась пара нелегких дней. Я услышал, как он со свистом втянул в себя воздух и стиснул зубы, чтобы не взвыть от боли.

Мэдлин резко развернулась ко мне; роскошные волосы слиплись на дожде мокрыми прядями, глаза сияли свирепым белым светом — это сидевший в ней голодный демон пожирал все большее ее сил, овладевая ею. Черный гидрокостюм порвался в нескольких местах, и на неестественно бледной для человека коже блестела неестественно бледная для человека кровь. Она двигалась не с той легкостью, что прежде, но все же уверенно, хищно пригнувшись, и направлялась она ко мне.

Башка все еще гудела как котел, и я сомневался, что смогу прикрыться заклятием — у меня просто не хватило бы времени. Зато пистолет я держал наготове — было бы глупо не воспользоваться им.

Я прицелился туда, где по моим расчетам у нее находилось сердце, выстрелил и попал в живот, что с учетом обстоятельств было не такой уж и позорный промах. Мэдлин вскрикнула и припала на колено. А потом подняла на меня пустые, горевшие безумным белым светом глаза, встала и сделала еще шаг.

Я выстрелил еще раз и промазал, потом еще раз. В отчаянии я стиснул револьвер обеими руками и стиснул зубы, отчетливо понимая, что пуль у меня осталось всего две. Следующий выстрел вырвал из ее бицепса кусок размером с теннисный мяч, заставив ее еще раз припасть с криком на колено.

Прежде, чем она двинулась дальше, я прицелился и выпустил последнюю пулю.

Она попала ей в солнечное сплетение — точно между подхваченными гидрокостюмом грудями. Мэдлин дернулась и потрясенно охнула. Потом покачнулась, и на мгновение мне показалось, что она сейчас упадет.

Но она не упала.

Пустые белые глаза вампира снова уставились на меня, губы раздвинулись в безумной ухмылке. Она наклонилась и подобрала свой оброненный пистолет — правда, ей пришлось сделать это левой рукой. Правая была вся в крови и болталась безвольной тряпкой.

Поскольку выбор оружия у меня изрядно сократился, я швырнул револьвер ей в лицо. Она без труда отбила его своим «Дезерт-Иглом».

— Ты, чародей, — произнесла Мэдлин глухим, изрядно севшим голосом, — особо вредная разновидность герпеса. Ты неуместен, неудобен, пусть и не представляешь собой реальной угрозы, и ты от меня не уйдешь.

— Сука, — отозвался я. Я все еще не мог собраться с мыслями. Все ведь относительно, правда?

— Не убивайте его, — прохрипел Вязальщик.

Мэдлин смерила его взглядом, от которого замерзла бы водка.

— Чего?

Вязальщик сидел на земле. Дробовик отлетел в сторону, так что дотянуться до него он не мог. Должно быть, он сам отшвырнул оружие, потому что падал, еще держа его в руках. Сообразительный тип: до него явно дошло, насколько плохо для него оборачивается эта потасовка — он фактически обездвижен и вряд ли сможет бежать, — так что сделал все от него зависящее, чтобы не производить впечатления вооруженного и очень опасного.

— Смертное проклятие, — пояснил он, тяжело дыша. — Он им остров сравнять с озером может.

Я набрал в грудь воздуха, задрал подбородок и постарался сделать так, чтобы глаза не смотрели в разные стороны.

— Бум! — с серьезным видом произнес я.

Вид у Мэдлин был так себе. Должно быть, одна из пуль разворотила артерию. Трудно сказать: разглядеть точнее мешала темнота.

— Возможно, ты и прав. Вязальщик. Стреляй он поточнее, полагаю, мне бы могло что-нибудь грозить. Но так мне что-то не слишком страшно. — Глаза ее чуть расширились, язык змеиным движением облизал губы. — И мне нужно покормиться, чтобы привести себя в порядок. — Она опустила пистолет, словно он вдруг сделался слишком тяжелым. — Да ты не бойся, Вязальщик. Когда он начнет визжать, повторяя мое имя, это будет никакое не проклятие. А если и попытается… — Она поежилась. — Бьюсь об заклад, на вкус он просто неописуемый.

Она подошла ближе, вся из себя бледная кожа и израненная плоть, и мое тело вдруг словно обезумело от желания. Дурацкое тело. Правда, в этот момент его желания весили более обычного, потому что рассудок все еще отходил от последствий взрыва.

Я замахнулся кулаком, целя Мэдлин в лицо. Она без труда перехватила мою руку и поцеловала в запястье. Сладкая серебряная молния, пронзив руку, пробежала по позвоночнику. Все, что оставалось еще от моих мозгов, исчезло к чертовой матери, и все, что я соображал — это только то, что она прижималась своей грудью к моей, своими губами к моим, и медленно, томительно медленно, сокрушала меня.

И тут из леса вывалился горелый труп.

Никакими другими словами я это описать не могу. Половина тела была чернее гамбургера, свалившегося сквозь решетку на угли. Оставшаяся покраснела, побагровела и опухла, сплошь покрывшись ссадинами, кровавыми пузырями — только кое-где виднелись редкие клочки бледной, почти белой кожи. На черепе моталось несколько клочков темных волос. Пожалуй, я мог утверждать, что формально, чисто формально труп принадлежал прежде женщине, хотя с учетом всех ожогов и травм это мало чего меняло. От горелой плоти слегка пахло текилой.

Единственной его частью, которую я узнал сразу, были холодные серебряные глаза.

Глаза Лары Рейт посветлели от безумной ярости и чудовищного Голода. Обожженной, искалеченной левой рукой она схватила Мэдлин за горло и с чудовищной силой сдавила.

Мэдлин успела еще вскрикнуть, резко дернув головой назад — а потом уже не издала ни звука. Обожженный, почерневший труп, только что бывший Ларой Рейт, уперся обгоревшим бедром в спину Мэдлин, аккурат между лопатками, используя ее же позвоночник в качестве точки опоры.

Лара заговорила, и голос ее, казалось, исходит напрямую из Ада. Он звучал ниже, чуть более хрипло, но ничуть не менее привлекательно, чем раньше.

— Мэдлин, — промурлыкала она. — Я мечтала проделать это с тобой с тех пор, как мы были детьми.

Обожженная, чуть ли не до кости правая Ларина рука медленно, томно потянулась к напряженному животу Мэдлин. Медленно, очень медленно Лара вонзила пальцы в плоть прямо под нижнее левое ребро. Лицо Мэдлин перекосилось; она пыталась визжать, но не могла издать ни звука.

Лара повела плечами. Пальцы ее оставили в животе Мэдлин широкую, рваную рану, из которой вываливались красные и серые штуковины.

Ярко-розовый язык высунулся из почерневшего Лариного рта, и она коснулась им лба Мэдлин.

— Слушай меня, — прошипела она. Ее обгоревшая рука продолжала выдирать что-то из тела Мэдлин. — Слушай меня.

Жуткая сила вибрировала в этих словах. Я испытал безумное желание ползти к Ларе и отдать ей свои уши, при необходимости собственноручно оторвав их от головы.

Мэдлин трясло; силы окончательно покинули ее. Губы ее продолжали беззвучно шевелиться, но глаза ее при звуках Лариного голоса окончательно утратили осмысленность.

— Хоть раз в жизни, — продолжала Лара, целуя ее в горло обожженными, полопавшимися губами, — от тебя будет какая-то польза.

Глаза Мэдлин закатились, и тело бессильно обмякло.

С резким щелчком включился наконец мой мозг. Я откатился подальше от жуткого, тошнотворного, отвратительно-притягательного объятия Лары и Мэдлин. Вязальщик сидел, зажав уши руками и крепко-накрепко зажмурившись. Я ухватил его под руки и оттащил в сторону от кузин Рейт — ярдов на пятьдесят вниз по склону, через кусты и за упавший ствол старого орехового дерева. Мои манипуляции явно причиняли Вязальщику изрядную боль, но он помогал мне, пытаясь отталкиваться здоровой ногой.

— Сущий чертов ад, — выдохнул он, когда я отпустил его. — Сера и пламень, черт подери.

Я пошатнулся и сел, привалившись к стволу с другой стороны, пытаясь отдышаться и выкинуть из головы зрелище Лары, пожирающей Мэдлин.

— Какие уж тут шутки.

— Есть у меня знакомые, — пробормотал Вязальщик. — Кретины-кретинами. Все разглагольствуют, какие они бедные и несчастные, эти одинокие страдальцы-вампиры. Как они похожи на нас. Идиоты чертовы.

— Угу, — хрипло согласился я.

Мы помолчали немного. Сверху послышался негромкий, даже мягкий, но голодный вопль.

Мы вздрогнули и попытались сделать вид, будто ничего не слышали.

Вязальщик посмотрел на меня.

— Почему? — спросил он.

— Стоит Ларе войти во вкус, и она уже может не остановиться. Она бы сожрала и вас.

— Тоже верно, — с готовностью согласился Вязальщик. — Но я не об том. Почему?

— Должен же кто-то быть человеком.

Вязальщик посмотрел на меня так, словно я говорил на языке, в котором он не силен, и которого не слышал уже много лет. Потом резко отвернулся.

— Спасибо, приятель, — сказал он, не поднимая взгляда.

— Идите в жопу, — устало ответил я. — Сильно ранило?

— Задело кость, похоже, — сказал он. — Не навылет. Но ничего серьезного не порвало, а то бы я уже сдох.

Он успел перетянуть ногу выше раны жгутом, да и плотно прилегавший к телу гидрокостюм, возможно, тоже помогал сдержать кровотечение.

— На кого работала Мэдлин? — спросил я.

Он покачал головой:

— Она мне не говорила.

— Подумайте, — посоветовал я. — Хорошо подумайте.

— Все, что я знаю, — ответил он, — что это какой-то парень с уймой денег. Я с ним ни разу не общался. Когда она говорила с ним по телефону, они говорили по-английски. Только это не его родной язык. Говор у него такой… континентальный.

Я нахмурился. Благодаря телевидению большинство людей убеждены в том, что запросто угадают национальность человека по тому, как тот говорит по-английски. Однако в реальной жизни акцент может быть чертовски неясным, особенно если человек учился английскому не у англичанина. Попробуйте представить себе, например, каков будет акцент у поляка, которого обучал английскому немец, окончивший университет в Бельгии. Профессиональный лингвист, услышав такое, должно быть, рехнется.

Я внимательно посмотрел на Вязальщика.

— Сумеете выбраться отсюда самостоятельно?

Он поежился.

— Отсюда? Еще как, черт меня дери, смогу.

Я кивнул. Вообще-то Вязальщик нес ответственность за смерть Стража, но действия его не носили личной направленности. Я всегда смогу обвинить в ней труп Мэдлин Рейт.

— Попробуете вести дела у меня в городе или против Совета еще раз, и я убью вас. Ясно?

— Яснее не бывает, приятель.

Я встал и двинулся прочь. Я остался без посоха, жезла и пистолета. Все они лежали выше по склону.

Потом вернусь заберу.

— Постойте, — окликнул меня Вязальщик. Он с усилием расстегнул и снял пояс, и я едва не лягнул его в голову, решив, что он тянется за оружием. Но нет, он просто отдавал его мне. На поясе висел ничем не примечательный черный контейнер.

— Что это? — спросил я.

— Еще две динамитные шашки.

Я сложил в уме два и два. Мозги вроде снова работали.

— Надеюсь, это не вы поджигали ту, что едва не разнесла Лару, а?

— Верно замечено, — согласился он.

Я собрался было идти, но он дотронулся до моей ноги и подался вперед, ближе ко мне.

— Там, внутри карман водонепроницаемый, а в нем телефон. Леди-босс дала мне его на время драки. Он включен. Может, леди-копу это занятным покажется.

Секунду я пристально смотрел на него, потом кивнул.

— Если это сработает, — сказал я, — может, я и забуду сказать Стражам, что вы остались живы.

Он кивнул и опустился обратно на землю.

— Не горю желанием с вами встречаться, приятель. Ей-богу, не вру.

Я застегнул пряжку ремня и повесил его на плечо — так я мог при необходимости быстро сунуть руку в контейнер.

Потом занялся следующим пунктом программы — отыскать Уилла с Джорджией.

Оба лежали на земле ярдах в шестидесяти от того места, где я их видел в последний раз. Похоже, они огибали место битвы с Мэдлин, чтобы зайти с другой стороны. Я бесшумно пробирался сквозь кусты и наткнулся на них, уже в человеческом обличии.

— Уилл, — тихо прошипел я.

Он поднял голову и вяло огляделся по сторонам.

— А… Что?

— Это я, Гарри, — сказал я, опускаясь рядом с ним на колени. Сняв с шеи амулет, я засветил его — не ярко, совсем чуть-чуть. — Ты ранен?

Джорджия что-то недовольно пробормотала: ее раздражал свет. Черт, да они лежали, тесно прижавшись друг к другу в довольно интимной позе. Я вдруг почувствовал себя… гм… третьим лишним и убрал свет.

— Извини, — сонно пробормотал он. — Мы собирались вернуться, но тут… так мило. Странно…

— Я заблудилась, — сообщила Джорджия. — И упала.

Зрачки у них увеличились, сделавшись размером с четвертной, и до меня вдруг дошло, что с ними: кровь Мэдлин. Полосуя суккуба своими клыками, они неизбежно нализались ее крови, а это действует не хуже иного наркотика. Я слышал всякое про кровь вампиров Белой Коллегии, но доказательств до сих пор не находил, а Томас о таком распространяться не любит.

— Блин-тарарам, — не без досады пробормотал я. Похоже, Мэдлин имела привычку причинять большую часть ущерба не умышленно, а по чистой случайности.

Я услышал короткий, отчаянно ласкающий слух крик с той стороны, где, как я знал, лежали на земле Лара с Мэдлин — а потом наступила тишина.

И Мэдлин на острове больше не было.

Я поднял руку и негромко свистнул. Послышался шелест трепещущих крыльев, и в воздухе передо мной повис крошечный человечек, стараясь при этом приглушить свет, обыкновенно окутывающий их в полете. Это был не Тук-Тук, но один из его подчиненных.

— Выставьте охрану у этих двоих, — скомандовал я, показав ему на Уилла с Джорджией. — Спрячьте их и постарайтесь увести в сторону всех, кто окажется поблизости.

Крошечный фэйре дважды мигнул голубым огоньком в знак того, что понял приказ, и унесся в темноту. Мгновение спустя две дюжины новобранцев из милиции под предводительством гвардейца заняли позиции вокруг моих друзей.

На Тука со товарищи, как правило, можно положиться — в ограниченных пределах, конечно. Это задание было для них трудноватым, но я не знал другого способа помочь Уиллу с Джорджией, а безумие на острове не стихало. Охрана Маленького Народца, возможно, не самая надежная, но другой я не нашел. Мне оставалось только надеяться на лучшее.

Я собирался связаться с Духоприютом, чтобы выяснить, как обстоят дела у Эбинизера и остальных, когда мой мозг пронзило ощущение какой-то чудовищной неправильности, а спина похолодела от страха и чьей-то чужой, не моей злобы. Я попытался определить источник этих ощущений и вдруг понял, что это гневится дух острова, на котором объявился кто-то, особенно ему ненавистный. Он высадился на берег со стороны, противоположной Чикаго, и теперь быстро двигался через лес, таща за собой еще одно, полуживое тело.

Моего брата.

Нааглоши высадился на Духоприют.

Я стоял в ночи, лишенный союзников, лишенный большей части оружия, и меня мутило от страха, пока Перевертыш миновал бой у причала и направлялся прямиком к маяку на вершине.

К Молли. К Дональду Моргану. Полным ходом.

Я низко опустил голову, нашел самый быстрый путь на вершину и побежал вверх, молясь, чтобы я оказался у башни первым.

Загрузка...