Продажная шкура

Глава сорок пятая

Нааглоши подошел ко мне и остановился, улыбаясь. Теперь он снова сделался почти похожим на человека. Возможно, ему просто легче было так говорить.

— Это было не так уж и позорно, — хмыкнул он. — Кто одарил тебя огнем Души, мелкая смертная вошь?

— Сомневаюсь, чтобы ты его знал, — ответил я. Даже речь давалась мне с трудом, но я привык производить впечатление хитрожопого типа и не собирался изменять своей привычке. — Он бы тебя в труху растолок.

Улыбка Перевертыша сделалась шире.

— Мне представляется поразительным то, что ты, способный черпать из самых огней Творения, начисто лишен веры, позволяющей их употреблять должным образом.

— Блин-тарарам, — пробормотал я. — Меня тошнит от садистских уродов вроде тебя.

Он склонил голову набок и пошваркал когтями о камень, затачивая их.

— А?

— Тебе нравится смотреть, как кто-то другой извивается на крючке, — сказал я. — Это тебя возбуждает. Но стоит мне умереть, и конец развлекухе. Поэтому ты тянешь время глупыми разговорами.

— Тебе так не терпится уйти из жизни, смертный? — ухмыльнулся нааглоши.

— Если альтернатива — болтаться здесь с тобой, то даже сомнений, черт меня подери, нет, — отозвался я. — Давай кончай или угребывай.

Он сделал почти незаметное, по-змеиному быстрое движение когтями, и мое лицо вдруг обожгло огнем. Больно было так, что я даже крикнуть не сумел. Я сложился пополам, прижав руки к правой щеке и скрипя зубами.

— Как хочешь, — сказал нааглоши, пригибаясь ближе. — Но позволь мне подбросить тебе одну мысль, маленький заклинатель духов. Ты думаешь, что одержал победу, вырвав фага из моих рук. Он пробыл у меня больше суток, и я ничего не оставил. У тебя слов не найдется для того, что я с ним делал. — Я услышал, как ухмылка его сделалась еще шире. — Он голодает. Обезумел от Голода. И я унюхал в этой хибаре молодую самку-заклинательницу. — Он буквально замурлыкал от удовольствия. — Я как раз думал, не бросить ли фага туда, к ней, но ты был так добр, что избавил меня от хлопот. Подумай об этом на пути в вечность.

Даже боль и страх не помешали моему желудку застыть ледяным комом.

О господи.

Молли.

Правым глазом я ничего не видел, да и чувствовать ничего не чувствовал кроме боли. Я вывернул голову как мог вправо, чтобы левый глаз сфокусировался на нааглоши — тот склонился надо мной, шевеля окровавленными когтями прямо-таки с сексуальной чувственностью.

Я не знал, бросался ли кто-либо прежде смертным проклятием, усиленным огнем Души. Я не знал, означает ли использование собственной души в качестве топлива для финального костра то, что она никогда не попадет туда, куда положено попадать душам, когда они покончат с земными делами. Я знал только одно: как бы все ни обернулось, терпеть боль мне осталось не так долго, и я очень хочу стереть эту ухмылку с физиономии Перевертыша, прежде чем все закончится.

Не знаю, насколько дерзким можно выглядеть, глядя одним глазом, но я постарался как мог, даже готовя плюху, которая наверняка вытянет из моего тела остаток жизни.

А потом что-то замерцало и пролетело над спиной нааглоши. Тот охнул от неожиданности, резко выпрямился, отвернувшись от меня в поисках источника света. На спине его, поперек плеч темнела длинная, узкая рана — такая узкая и ровная, словно ее нанесли скальпелем.

Или макетным ножом.

Тук-Тук заложил боевой разворот, как пику выставив перед собой окровавленный макетник. Он прижал к губам крошечную трубу и протрубил сигнал — точь-в-точь команду кавалерийской лаве, только на несколько тональностей выше.

— Прочь, злодей! — выкрикнул он пронзительным голосом и снова устремился на Перевертыша.

Нааглоши взревел и взмахнул рукой, но Тук увернулся и прочертил ему ниже локтя еще одну кровавую полосу длиной дюймов девять.

Страшила в ярости повернулся к крошечному фэйре. Тело его снова изменилось, приобретя кошачьи очертания, только с длинными передними конечностями. Он размахивал когтями, пытаясь зацепить Тука, но мой маленький гвардеец каждый раз на волосок опережал удар.

— Тук! — заорал я во весь голос. — Улетай отсюда!

Нааглоши произнес какое-то зловещее ругательство — Тук в очередной раз увернулся от его когтей. Он взмахнул рукой, словно разрубая пустой воздух, и прошипел несколько слов на каком-то диком языке. Из ниоткуда налетел злобный шквал, подхватил крошечное тельце Тука и швырнул его в кусты ежевики на краю поляны. Он с треском врезался в заросли, и окружавший его шар света окончательно и бесповоротно погас.

Нааглоши повернулся и швырнул в ту сторону задними лапами несколько комьев земли. Потом, злобно скалясь, направился обратно ко мне. Я смотрел, как он приближается, понимая, что сделать больше ничего не могу.

Что ж, по крайней мере я отбил у этого ублюдка Томаса.

Желтые глаза нааглоши горели ненавистью. Он приблизился и поднял когти.

— Эй, — негромко произнес новый голос. — Ты, урод.

Я повернул голову одновременно с Перевертышем.

Не знаю, как Индейцу Джо удалось прорваться сквозь кольцо нападавших и подняться на холм, но он это сделал. Он стоял на краю поляны в мокасинах, джинсах и рубахе из телячьей кожи, украшенной всякими там костяшками и бирюзой. Длинные седые волосы его были по обыкновению заплетены в косички, костяное ожерелье почти светилось под луной.

Нааглоши, не шевелясь, смотрел на старого знахаря.

Все на вершине холма стихло и замерло.

Слушающий Ветер улыбнулся. Он опустился на колени и погрузил руки в грязь и рыхлую землю, тонким слоем покрывавшую кое-где гранит. Сложив руки лодочкой, он зачерпнул землю, поднес ее к самому лицу и потянул воздух носом, принюхиваясь. Потер ладонь о ладонь, как человек, готовящийся к тяжелой, рутинной работе, и встал.

— Мать говорит, — произнес он негромко, — что тебе не место здесь.

Нааглоши оскалил клыки. Он зарычал, и эхо этого рыка вернулось к нам, отраженное от деревьев и башни.

В небе полыхнула молния, но удара грома за ней не последовало. Мгновение Перевертыш стоял, залитый зловещим зеленоватым светом. Слушающий Ветер запрокинул лицо к небу, чуть склонив голову набок.

— Отец говорит, что ты урод, — сообщил он. Потом прищурился и расправил плечи, глядя на нааглоши в упор. Гром наконец докатился до острова, эхом вторя голосу старого знахаря. — Я дарю тебе шанс. Уходи. Сейчас же.

— Старый заклинатель, — прорычал в ответ Перевертыш. — Невезучий хранитель умерших. Я не боюсь тебя.

— А стоило бы, — заметил Слушающий Ветер. — Мальчик тебя почти одолел, а ведь он даже не знает Искусства, не говоря уже о Старых Обычаях. Изыди. Последний шанс.

Нааглоши издал заливистый рык, и тело его изменилось, на глазах раздаваясь вширь, набирая вес и мощь.

— Ты не святой. Ты не следуешь Благословенным Путем. У тебя нет надо мной власти.

— Я не собираюсь ни связывать тебя своим законом, ни изничтожать тебя, старый дух, — сказал Индеец Джо. — Просто натяну тебе жопу на уши. — Он стиснул кулаки. — Начнем?

Перевертыш взревел и выбросил руки вперед. Две ленты непроглядной черноты сорвались с них, на лету дробясь на десятки и сотни черных змей, и все они темным облаком неслись на Слушающего Ветер. Знахарь даже не моргнул. Он поднял руки к небу, запрокинул голову и запел что-то на языке индейских племен. Дождь, который почти перестал к этому времени, снова стеной обрушился на землю — не на всю, только на небольшую часть поляны ярдов десять в поперечнике. Рой черного колдовства врезался в эту стену и словно растворился.

Индеец Джо опустил взгляд на нааглоши.

— И это все, на что ты способен?

Нааглоши прорычал еще несколько непонятных мне слов и начал швыряться энергией — обеими руками. Вслед за огненными шарами вроде того, что я уже видел в Шато-Рейт, полетели брызжущие искрами голубые шары поменьше, а потом зеленые, из какой-то желеобразной субстанции, от которых едко пахло серной кислотой. Его способности как заклинателя впечатляли. Я бы не удивился даже, если бы в Слушающего Ветер полетела вдруг, скажем, взявшаяся из ниоткуда кухонная мойка. Нааглоши словно с цепи сорвался, обрушив на маленького, пожилого, морщинистого знахаря столько энергии, что можно было бы сровнять холм с морским дном.

Я не имею ни малейшего представления о том, как Индейцу удалось это отбить — и это при том, что все происходило у меня на глазах. Он снова запел, раскачиваясь всем телом взад-вперед, и на сей раз время тоже замедлялось и ускорялось в такт его песне. Двигался он не быстро, даже слегка скованно из-за возраста, но движения эти все равно сплетались в танец. На лодыжках у Индейца Джо были повязаны ленты с бубенчиками, и еще две на запястьях, и они тоже звенели в такт песне.

И вся эта обрушивавшаяся на него энергия не могла отыскать брешь в его обороне. Огонь обтекал его раскачивавшееся в танце тело, не опалив ни волоска. Сыпавшие электрическими искрами шары просто исчезали, не долетая до него нескольких футов, и снова возникали в нескольких футах за его спиной, продолжая свой полет как ни в чем ни бывало. Шары зеленой кислоты меняли траекторию и с шипением, в клубах едкого пара разбивались о землю, не причиняя ему никакого вреда. Он защищался красиво. Вместо того чтобы отражать силу силой, он прикрывался от нее совсем другой магией, и то, каким беспомощным оказалось перед ней черное колдовство Перевертыша, казалось совершенно естественным, словно по-другому и быть не могло.

Однако нааглоши, осыпая Слушающего Ветер градом смерти и боли, постепенно подвигался вперед, пока не оказался в какой-то паре десятков футов от старого знахаря. Глаза его полыхнули жутким восторгом, и он с громким ревом прыгнул на старика.

Сердце застыло у меня в груди. Возможно, в деле Моргана Слушающий Ветер оказался и не на моей стороне, но он не раз помогал мне в прошлом, и он был одним из немногих чародеев, кого Эбинизер Маккой по-настоящему уважал. Он был достойный человек, и я не хотел, чтобы он пострадал, защищая меня. Я попытался крикнуть, предупреждая об опасности, и даже открыл уже рот, но тут вдруг увидел его лицо и осекся.

На лице у Индейца Джо играла свирепая волчья ухмылка.

Нааглоши летел на него; рот его на лету вытягивался, превращаясь в звериную пасть; лапы тоже удлинялись, выпуская когти, и все это хищно тянулось к старику.

Слушающий Ветер произнес всего одно слово, но так властно, что воздух завибрировал от напряжения, а потом уже его фигура изменила очертания — быстро, текуче, словно он весь состоял из жидкой ртути и сохранял человеческий облик только усилием воли. Его тело превратилось в нечто иное с такой легкостью, как обычный человек делает вдох.

Нааглоши описал в воздухе дугу и приземлился. Но не на морщинистого старика в мокасинах и джинсах.

Вместо этого он оказался нос к носу с бурым медведем размером с микроавтобус.

Медведь испустил рык, от которого леденела кровь в жилах, и ринулся вперед, опрокинув нааглоши напором и весом. Если вам доводилось видеть такого зверя в деле, вызнаете, что описать это словами — дело почти безнадежное. Громкость рыка, движения мышц под толстой шкурой, блеск белых клыков, багровый огонь в глазах соединяются в нечто большее, чем просто сумма составляющих. И ужас это вселяет первобытный, въевшийся в генетическую память человека с доисторических времен.

Нааглоши отчаянно завизжал и замахал когтистыми лапами. Тут, однако, у него вышла неприятность. Его длинные, острые когти, идеальные для расчленения мягкотелых людей, не в состоянии были пробить даже толстой медвежьей шкуры с густым мехом, не говоря уже о защищавшем мускулатуру слое подкожного жира. С таким же успехом он мог бы примотать к лапам пластмассовые расчески.

Медведь стиснул зубами череп Перевертыша, и на секунду мне показалось, что бою пришел конец. Однако нааглоши дернулся, там, где только что находилось обезьяноподобное существо, мелькнул ярко-желтый мех, и длинный, гибкий, похожий на огромную ласку зверь вывернулся из медвежьих лап, торжествующе взвизгнул и отпрянул в сторону.

Но Индеец Джо тоже не собирался сдаваться. Медведь подпрыгнул высоко в воздух и приземлился стройным, стремительным койотом. Едва коснувшись земли, койот оскалил зубы и бросился за лаской, которая резко развернулась и злобно оскалилась — все шире, шире, до тех пор пока навстречу койоту не распахнул пасть поросший редкими клочками желтого меха аллигатор. Койот летел прямо ему в зубы и свернуть уже не успевал.

Волчье тело дрогнуло, изменяясь, и чернокрылый ворон, пролетев сквозь частокол зубов, вылетел с другой стороны крокодильей морды. Пасть захлопнулась прямо у него за хвостом. Ворон оглянулся, издал каркающий издевательский смех и заложил вираж над поляной.

Аллигатор содрогнулся и превратился в золотого, стремительного сокола; клочки желтоватого меха торчали по бокам точь-в-точь как уши нааглоши в его человекообразной форме. Он со сверхъестественной скоростью устремился за вороном, на лету прикрываясь завесой.

Ворон, пару раз взмахнув крыльями, начал осторожно кружить над поляной, высматривая противника — и тут в спину ему впились соколиные когти. Оцепенев от ужаса, смотрел я на то, как крючковатый клюв, вынырнув из ниоткуда, стремительным движением ударил в спину схваченного ворона…

…и наткнулся на покрытый шипами, твердый как камень черепаший панцирь. Кожистая голова на длинной шее повернулась, и челюсти, которые запросто перекусили бы среднего размера силовой кабель, сомкнулись на ноге сокола-нааглоши. Тот испустил вопль боли, и оба камнем полетели на землю.

Только когда до земли оставались считанные футы, черепаха обернулась кем-то вроде белки-летяги, широко растопырила лапы и перевела полет из отвесного пике в пологое. Коснувшись земли, она покатилась клубком, гася инерцию. Соколу повезло меньше, а может опыта не хватило. Он начал преображаться, но врезался в каменистую землю прежде, чем этот процесс завершился.

Белка повернулась, прыгнула и, превратившись в прыжке в горного льва, обрушилась всей массой на бесформенную, оглушенную мешанину перьев и желтого меха. Клыки и когти впились в нааглоши, тот жутко завизжал, и на землю брызнула черная кровь. Нааглоши превратился в какой-то кошмар на четырех лапах, с кожистыми перепончатыми крыльями, весь усеянный глазами и ртами. Рты визжали что-то одновременно на дюжину разных голосов. Каким-то образом он вывернулся-таки из львиных когтей и понесся, спотыкаясь и едва не падая, по поляне. Набрав скорость, он начал тяжело подпрыгивать, хлопая крыльями. Больше всего он напоминал альбатроса, которому никак не удается взлететь из-за отсутствия встречного ветра. И все это время горный лев гнался за ним по пятам, полосуя заднюю часть тела когтями и зубами.

Нааглоши исчез в темноте, только вопли, почти плач доносились до нас, пока он спускался по склону к озеру. Духоприют реагировал на его бегство с несомненным удовольствием, и я не могу винить его за это.

Перевертыш бежал с острова. Некоторое время ночной ветер доносил еще издалека его вопли, потом стихли и они.

Горный лев смотрел вслед нааглоши еще несколько долгих секунд. Потом сел, опустив голову, встряхнулся и снова стал Индейцем Джо. Старик сидел на земле, опираясь на нее обеими руками. Он медленно, словно у него затекли ноги, встал; одна рука, похоже, была сломана чуть ниже локтя. Еще некоторое время он смотрел вслед бежавшему противнику, потом фыркнул, повернулся и не спеша направился ко мне.

— Уау, — негромко сказал я ему.

Он чуть вздернул подбородок. На мгновение глаза его осветились гордостью и могуществом, потом он устало улыбнулся мне и снова превратился в обычного, усталого на вид старика.

— Ты установил с духом священную связь? — спросил он.

Я кивнул.

— Вчера ночью.

Он смотрел на меня так, словно не мог решить, рассмеяться ли мне в лицо или хорошенько стукнуть по мозгам.

— Ты ведь никогда не вляпываешься в неприятности наполовину, а, сынок?

— Явно нет, — пробормотал я, сплевывая кровь. Ее к этому времени набралось во рту достаточно. Лицо не стало болеть меньше только оттого, что нааглоши исчез.

Индеец Джо опустился рядом со мной на колени и с профессиональной сноровкой осмотрел мои раны.

— Угрозы для жизни нет, — заверил он меня. — И нам нужна твоя помощь.

— Вы смеетесь, — прохрипел я. — Я же размолот в труху. Я даже идти не могу.

— Нам нужна только твоя голова, — успокоил меня он. — Там, внизу, у места боя растут деревья. Им сейчас тяжело. Можешь их ощутить?

Он еще не договорил, а я уже ощутил их через духа острова. Точнее говоря, речь шла о четырнадцати деревьях — старых ивах, по большей части растущих у самого берега. Ветви их склонялись к воде под чудовищной тяжестью.

— Угу, — сказал я. Голос мой доходил до меня словно со стороны и звучал неестественно спокойно.

— Остров может очень быстро избавиться от тех, кто на них сидит, — сказал Индеец Джо. — Для этого достаточно ненадолго убрать воду из земли под ними.

— И что? — спросил я. — Как, вы думаете, мне…

Я осекся, не договорив, потому что Духоприют отозвался на эту мысль. Казалось, он ухватил суть сказанного Индейцем Джо, но я сразу же сообразил, что это не совсем так. Дух понял не слова Слушающего Ветер, а мысли, посеянные этими словами у меня в голове. Связь посредством звуков представлялась духу острова столь неизящной, громоздкой и неестественной, что произнесенные слова он игнорировал. Другое дело — мысли.

Я практически собственными нервными окончаниями ощущал, как чуть подвинулась, устраиваясь по-новому, земля, когда остров вытянул воду из грунта под теми деревьями. Побочным эффектом стало именно то, на что рассчитывал Индеец Джо. Стоило почве у древесных корней пересохнуть, как она начала сосать влагу из самих деревьев — начиная с конца ветвей. Листья и ветки почти мгновенно лишились влаги…

…и утратили гибкость.

Снизу, со стороны берега, донесся громкий треск. Множество ветвей сломалось практически одновременно, словно взорвалось несколько ящиков петард. И почти тут же этот треск сменился грохотом выстрелов и раскатами грома, а низкие тучи озарились отсветами багрового огня.

Я попытался сосредоточиться на других ощущениях острова и тотчас почувствовал и их: потоки высвобожденной там, внизу, энергии, лужи какой-то странной крови под поврежденными деревьями — которую те, страдая от внезапной жажды, мгновенно высосали. Стражи наступали в направлении деревьев. Вампиры неслись перед ними с легкостью бегущих по кровавому следу хищников. А в деревьях гибли десятками сраженные пулями и разрядами магической энергии какие-то странные, непонятные мне твари.

Остров осветился — яркая серебряная звезда на несколько секунд зависла над ним сигнальной ракетой.

Увидев это, Индеец Джо словно обмяк немного и с облегчением вздохнул.

— Вот и хорошо. С ними все в порядке. — Он покачал головой и посмотрел на меня. — Ну тебе и досталось, парень. У тебя есть здесь где-нибудь аптечка?

Я сделал попытку сесть и не смог.

— Молли, — пробормотал я, с трудом ворочая языком. — Томас… вампир. — Я спохватился и повернул голову в сторону кустов, где лежал мой преданный маленький гвардеец — тот, что подарил мне несколько бесценных секунд в самом разгаре боя. — Тук… — Я начал подниматься на ноги.

— Спокойно, — произнес Слушающий Ветер. — Спокойно, спокойно, сынок. Ты ведь не можешь…

Он говорил что-то еще, но голос его утонул в оглушительном реве, и все, все мысли и страхи разом стихли у меня в голове. Наступила просто… тишина. Восхитительная тишина. И ничего не болело.

Я успел еще подумать: а вот это могло бы мне понравиться.

А потом ничего.