Проект Х

Глава 4

Спустя час непрерывного, изматывающего марш-броска (никак иначе эту бешеную беготню по буеракам и назвать было нельзя) я осознал, как же сильно ошибался насчет расстояния до цели. А безжалостная зверюга регулярно словно издеваясь убегала вперед и потом возвращалась вопросительно глядя на меня, мол, чего ты так медленно? При этом я четко понимал — если псина пропадет — мне уже дороги назад не отыскать самому. И каждый раз, когда светлый загнутый крючком светлый хвост исчезал далеко впереди, на душе становилось кисло. Но даже ругаться сил не было. И поэтому я ограничивался мысленными проклятиями в адрес прыгучей скотины. В конце концов, запас сил просто иссяк. Я в отчаянии махнул на все рукой и надсадно хрипя, улегся прямо на землю. Плевать! Да пусть и бежит к своему дорогому хозяину, мне то что? Да пусть подавится им! Нашли болвана! А сам-то хорош, спасатель хренов! Вот не идет мне, дурню, наука впрок!

Дружелюбно оскаленная морда появилась откуда-то сверху и нагло лизнула шершавым языком в нос. Тьфу! Отпихнув приставучую рожу от себя, перекатился на бок и с горечью высказался о наболевшем:

— Ты понимаешь, что у меня нет сил? Куда ты вчесал, бестолковка? Я тебе что кричал? Стой, не убегай, а ты? Типо не понимаешь, да? Все ты понимаешь хитрая твоя морда. Когда тебе надо. Значит, слушай сюда. Плевать, как я доберусь до озера, но если ты, засранец, еще раз убежишь от меня, твердо тебе обещаю, развернусь и пойду назад. Понял? — Псина попыталась снова полезть целоваться и я, с трудом оттолкнув радостно скалящуюся морду, в сердцах добавил. — А, чтоб тебя, животное! Сделаю так и все. И не подлизывайся! — И сам же рассмеялся, вот ведь до чего довел, аж каламбур ненароком получился.

Полежав минут десять, не больше, почувствовал угрызения совести. Пес спокойно сидел, даже хвостом почти не крутил. Неужели бывают такие умные твари? Прям неловко даже, что так его обругал — такого гения. Пришлось подниматься и пусть без прежнего темпа, но продолжать движение.

Шли еще долго, полчаса не меньше. И вот вдалеке возникли невысокие красноватые скалы. Пес сразу оживился и рванул вперед. Спустя пару минут я услышал звонкий лай, а вскоре и сама лайка припрыгала ко мне, настойчиво зовя за собой. Не откликнуться на эту бурю чувств было нельзя. Я перешел на рысь и вскоре разглядел среди стволов небольшой костерок, а рядом с ним мужика с короткой седой бородой, который лежал у огня. Вот значит, к кому меня вел пес. Что же случилось?

— Здравствуйте, меня Славкой зовут. — Я протянул ему руку, получив в ответ крепкое рукопожатие, сила у мужика есть — это уже хорошо.

— Меня Ердеем кличут.

— Что с тобой случилось, дядька Ердей? — Имечко у мужика интересное… Или не стал мне настоящее говорить, или угодил я к каким то тунгусам. Да и на вид не слишком на русского похож. Сухощавый, светлокожий и докрасна загорелый, с широкими ярко-синими глазами, тонким носом и удивительно густой шевелюрой серебристо-белого от седины цвета. Интересный типаж. Голос хрипловатый и с каким-то неуловимым акцентом.

— Да вот, упал случаем не так. Ногу сломал совсем. Руку левую рассадил крепко. Идти не могу. Мадху послал, он тебя, Слав, привел.

— Сильно поломал? Может, я тебя перевяжу?

— Сам сделал. Надо идти домой, Арана ждет, идти не могу.

— Ясно. Как же я тебя потащу? Ты мужик не слабый по виду, далеко я тебя на горбу не сволоку, я ж не Шилов…

— Не надо горб, волокушу надо.

— Точно, как я не подумал!? — Оживился я сразу. — Пойду, отыщу подходящие деревца, у тебя топорик найдется, дядька Ердей?

В ответ он, молча вытянул откуда то из-за спины неширокий, легкий на вид топорик с узким, напоминающим клюв лезвием и протянул его мне. Вещь была просто на загляденье. Во-первых, явно кованная, во-вторых, черненая сталь с чеканным серебряным узором матово светилась. Чуть искривленное топорище гладко отполировано и покрыто тонкой резьбой для ухватистости. Оружие — а то, что это именно оружие не приходилось сомневаться, уж слишком смертоносно выглядит — само легло в руку, захотелось дать какой-нибудь мерзкой твари по башке…

Ладно, лирику отложим на потом. Сейчас есть дела посущественнее. Оглядевшись, быстро отыскал требуемое. Топор рубил отлично. Несколько ударов и гладко срезанное деревце валится наземь. Обрубив ветки, приволок к стоянке. Ердей молча передал длинную крепкую бечевку, которой я и связал концы жердей и нижнюю поперечину. Настала очередь одеяла, которое я закрепил сверху, так что в итоге получилось некое подобие носилок для одного тяглового животного, то есть меня.

— Что, дядька Ердей, загружайся, да поехали? Чего тянуть? — Энтузиазма после многочасового бега я не испытывал совершенно, но дело есть дело. Ничего не попишешь.

«Тунгус» лишь коротко посмотрел на меня и указал рукой на землю рядом с собой.

— Садись, Слав. Время всегда есть. — Он достал из поясной сумки кожаный мешочек, раскрыл его, я уж было подумал, что нам предстоит выкурить трубку мира и собрался твердо отказать. Но выяснилось другое.

— Дай руку, Слав.

Я с некой долей опаски протянул раскрытую ладонь, на которую тут же упали три янтарно-золотистые горошины.

— Возьми это. Жуй долго. Это кетас. — Важно проговорил он, с таким видом, что спрашивать чего это за таблетки мне стало неудобно.

Тщательно разжевал смолистую фигню, рот наполнился сумасшедшей смесью вкусов. На время небо и язык почти онемели, словно я хватил слоновью порцию ментола, потом побежал жар. В голове прояснело и мне захотелось что-то сказать, но охотник, приложив палец к губам, подал знак к молчанию. Ладно, не вопрос. Помолчим. Жуем дальше. Как звонко поют птицы, а оттуда, с востока, тянет сыростью, значит, речка поблизости. Захотелось встать, но вредный дед опять тормознул. Не вопрос, сидеть, так сидеть. И чего я такой послушный стал? Ладно, потом… По всему телу пошла волна тепла, захотелось закричать на всю тайгу, вот он я, смотрите! Но неотрывный взгляд спокойно-уверенных синих глаз тормознул меня и на этот раз. И разом все схлынуло. Осталась только свежесть и уверенность в своих силах и некий кусок странной жвачки во рту, который приятно было перекатывать по языку.

— Пока не растает совсем — сила не уйдет. — Почему-то шепотом сказал Ердей.

— Кто ты, дядька Ердей? — Зашептал я в ответ. — Шаман что ли? Чем ты меня подлечил так знатно?

— Кетас. Наш род получил его от самого бога.

— Ого, да, серьезные у вас тут дела. Так что, пора в путь?

— Теперь время. — Согласно кивнул охотник. И тихо свистнул псу, который подхватившись с места, тут же отбежал в сторону, и замер, ожидая нас.

Осторожно уложив, оказавшегося на удивление не тяжелым Ердея с его шмотками на волокушу, я впрягся и пошел следом за лайкой. Как там сказал «тунгус» — Мадху? Значит, за Мадху. И в голову пришла мысль. Может не так и легок старик, как заборист кетас? Ну что ж. Кончится жвачка и узнаем.

Вот дотащусь и помру. Лягу на сыру мать-землю и умру. А если выживу — любого кто лошадку ломовую, самую затрапезную посмеет обидеть — убью сразу. Или вот — создам профсоюз ломовых лошадей и буду их права отстаивать. Должен же в этой чертовой тайге быть хоть один профсоюз, вот и будет — лошадиный, а что, Калигула вроде коня в сенат, а я — лошадей в профсоюз.

Сил смеяться не было совсем, поэтому я просто задавленно кашлянул, с почти немыслимым трудом переставляя ноги. Тащить по лесу волокушу с раненым мужиком — это вообще не для слабых духом. Другой на моем месте, не обладай таким вот немыслимо-ослиной упертостью, давно бы плюнул. Но не таков Славян, не того замеса. Вот и пру. И вроде пора уж передых устроить. А только сказал Ердей — хитрый «тунгус», что совсем уже близко дом его. Вроде чуток дотащить и аллес. К слову, к тунгусам таки он никак не относится. Народ их зовется дахар, а сам Ердей относится к роду машкут. Названия эти мне ничего не говорили. Поведал мне эти важнейшие сведения он в начале нашего пути, но потом затих, видно уснул. А я продолжал тащить его, топая вслед за шустрым животным с бубликом вместо хвоста.

Спустя несколько часов пути, очнувшийся от забытья Ердей сообщил, что таки дом близок. И тут волшебная жвачка кончилась. И мне поплохело. То есть не то чтобы стало плохо, просто усталость навалилась страшно. Да еще темнеть начало заметно. Ноги сами собой начали запинаться за корни, ветки упорно цеплялись за одежду и норовили хлестнуть по лицу. Но и оставаться посреди дикого леса на ночь глядя в свете недавних «разборок» с гиенами совсем не хотелось.

Еще спустя десять бесконечных минут я понял — все, капут. Не могу ни петь, ни свистеть. Как Шилов тогда, на склоне горы. Только вот никакой красной конницы вдали, никаких друзей на авто, мирно пылящей по грунтовке. Да и самой дороги тоже нет. Отпустил волокушу и сел на мох, привалясь к стволу сосны спиной. Стемнело уже так, что я и лица старика почти не видел, лишь светлое пятно бороды белело.

— Ердей, — просипел еле слышно, — кетас… еще… дай.

— Нельзя, Слав. Шибко много дал уже. День, два, третий — тогда можно еще кетас.

— Так не дотащу, — с безразличием ответил я.

— Мадху пошлю.

Старик, свистом подозвал пса и бросил несколько слов не по-русски. Лайка в ответ разинув в собачьей улыбке пасть, полную белоснежных клыков и вывесив розовый язык (ага, таки притомилась, скотина терминаторская) в три прыжка унеслась куда-то вдаль. Вот тебе и устала. Нет, определенно, с этой псиной что-то не так. Может ее с детства кетасом откармливали? А хорошо бы и мне сейчас горошинку разжевать… От одной мысли о чудо-средстве закружилась голова, а в «зобу дыханье сперло». Нормально, а ведь по ходу дела мне некое зелье дали с эффектом привыкания… Может потому и нельзя больше? Тогда и фиг с ним. До двадцати пяти огурцом проходил — ни пил, ни курил и дальше не планирую. Стало интересно, а каков отходняк от такой дозы…. Ладно, прорвемся. По скромным прикидкам «под кетасом» мы одолели не меньше десяти километров. Но что если, зелье не только сил придает, но и искажает чувство времени?

— Слышь, Ердей, сколько мы прошли?

— Много. Ты сильный Слав. Думал, завтра еще идти.

— Это я молодец, получается, хммм. — И чтобы не путать охотника, пояснил. — Да это я шучу над собой. Вроде как лошадью поработал.

— У нас, Слав, раньше, пока русы не пришли, конь не было. Все на себе возил.

— Ты сам возил? — С этого места мне вдруг стало очень интересно.

— Нет. Сам нет. Русы давно пришли, отец, дед — тогда.

— И что, ничего такого, лосей впрягали бы? Или волов… Бизонов, блин, шерстистых.

— Да, Слав, у ясыгов есть ездовые рогачи, а у нас — дахар — нет. Зато мы собак учим особо.

— Да, заметил. А что за ясыги? Расскажи. — Разговаривать лучше, чем тащить опротивевшие жерди, стершие мне руки в кровь. Опять же интересно послушать.

— Ясыги — воины. Ходят из степи к нам, в лес. Дед был — тогда брали у нас соболя, лису, куницу, такду — бобра по-русски.

— Знаешь, Ердей, не хорошо они делают, эти ясыги. И что, теперь иначе?

— Слава Богу, давно не берут. — И охотник, не спеша, стянув шапку, перекрестился. — Редко наскочат, да их и погоним.

— Ты что же, во Христа веруешь, дядька Ердей?

— Верю, отчего нет? Русы рассказали, добрая вера, сильная.

— Это точно. Я тоже христианин, православный. Так что мы получается, одного народа — христианского.

Старик в ответ скупо улыбнулся и склонил согласно седую, в густых кудрях голову. За кустами послышался звонкий лай и на полянку выскочил Мадху, весело заплясавший вокруг нас. Всем видом он выражал — задание выполнено, помощь близка. Ну что, посмотрим, кого Бог послал на этот раз. Но разглядеть лицо пришедшего, я не смог. В глаза ударил яркий сноп света от лампы, которую этот некто нес в руке. Прикрыв сослепу глаза я неподвижно сидел, дожидаясь пока зрение вернется, прислушиваясь к происходящему.

— Что случилось, дедушка? — Голос взволнованный и слегка запыхавшийся от бега. Звучит звонко и чуть ломко — совсем юный. А по-русски говорит чисто.

— Упал, зашибся. Ногу побил. Слав помог, дотащил.

— Слава Богу, дедушка. Давай я тебя потяну?

На этом я решил вмешаться в разговор.

— Не знаю, кто ты, малец, но деда тебе не дотянуть. Так что пожди малёха, я отдышусь, да побредем еще, далеко до дому-то?

— Близко совсем, дядька Слав, — без малейшего напряжения или скованности, но вместе с тем уважительно и степенно ответил парень.

— Лады, тогда дай мне еще десяток минут и двинем. Ердей, ты как, не против двинуть?

В ответ молчание. Ну и не надо. Снова закрываю глаза и отключаюсь. Может от кетаса, но в голове кружат странные образы, накатывая волнами. То девушка, увиденная на хуторе, ее синие глаза, то лесная дорога, петляющая среди холмов, то почему-то Митрий, с опущенной головой, стоящий посреди просторной избы, последним из видений стала оскаленная морда гиены. От такой картины дремать разом расхотелось, и я поднялся, отряхиваясь. Сказать, что сил прибавилось, было бы откровенным самообманом, но и той смертной слабости не было, значит, можно идти. А то помстится такое — рдеющие глаза хищников в ночной тьме леса совсем рядом.

— Эй, малой, давай вперед, свети своей лампой, а я следом с дедом потащусь.

В ответ тишина, но яркое пятно света без промедления двинулось вперед, а я — впрягшись в волокушу — следом.

Сколько шли — сказать не берусь, но и, правда, не долго. Сгрузили охотника и осторожно затащили в дом. Пройдя темные сенцы, оказались в тесноватой избе, точно посередине которой стояла беленая печь, на нее и уложили Ердея. Паренек, почему-то шепотом узнав, хочу ли я есть и, получив в ответ твердое нет, сразу указал на нары, куда я и повалился не раздеваясь. Только затылок коснулся подушки, сознание отключилось.

Проснулся я от внезапной боли, жестоко скрутившей тело. Словно все мышцы разом одеревенели, причиняя чудовищные нестерпимые страдания. Я попытался заорать, но сведенные судорогой челюсти не дали выйти крику, получилось лишь невнятное мычание. Но и того хватило, чья-то легкая рука легла на лоб и спустя несколько мучительных секунд стало легче. Сначала голова, потом шея, плечи, грудь и руки, и последними ноги. Судорога уступила место сильному жару в натруженных мышцах. Я попытался подняться, но тело взвыло, видно мышцы я перегрузил вчера до упора.

— Не вставайте, дядька Слав. Я вам отвара принесу, дедушка сказал — как проснетесь напоить, а потом в баню, всю немочь паром горячим и выгоните. — Говорил парень уверенно и спокойно, словно заранее все знал. Ишь ты, грамотные… Лекаря.

В ответ я беспомощно моргнул глазами, соглашаясь принять что угодно, лишь бы отпустило, и без сил откидываясь обратно на ложе. В меру теплый напиток оказался неожиданно приятным на вкус. Юный лекарь заставил выпить всю кружку до дна и, настояв, чтобы я не двигался и еще полежал, отошел в сторону. Спустя несколько томительных минут боль начала отступать и я решительно уселся на кровати. Хватит всяких сопляков слушаться — я великий победитель гиен и бандитов — а он мелочь худосочная. Теперь самое время оглядеться и понять, куда я на этот раз угодил.

Сам я на нарах, сколоченных из толстых досок, сижу, сверху еще одна лежанка и такая же пара, напротив, стоит. Застелены шкурами. Между ними стол длинный. Перед ним — окно, в которое бьет яркий, солнечный свет. В красном углу икона — складень, В средней части Спас, а на боковых досках — Богородица и Святой Николай Чудотворец, епископ Мирликийский. Ниже лампада висит на цепочках, красивая такая. Видно, правда дед христианин. Я медленно поднялся и, перекрестившись, поклонился Господу. Спаси и помилуй! В ногах все же слабость, пришлось снова сесть. Продолжим. Печь, похожая на ту, что была в избушке промысловой, только размером побольше, стояла ровно посередине хаты. Помню, что вход через короткие сенцы шел справа. А по левой стене, как раз, где я и сижу, нечто вроде кухни. Стол, полки с посудой, что-то вроде плиты рядом с устьем печи. Толково. Электрической лампы, радио и вообще признаков цивилизации нет совсем. Понятно. Вставать больше пока не хотелось, дождусь парня, там сразу в баню, а уж потом и жить можно будет.

Почему-то вспомнилась мама, перед отъездом заботливо советовавшая поберечь ноги. Вот, родная, знала бы ты, как придется твоему сыну по лесам бегать — ни за чтобы не отпустила из дому. В горле поднялся ком, черт, только разнюниться теперь и не хватает! Елки, как же хочется домой! Неужели нет пути? Раз сюда угораздило попасть, значит и обратно можно! Ведь где вход, там и выход! Лучше думать о том, как вырваться домой, чем впадать в тоску. Надо бы старика расспросить, уверен, должен он что-то знать.

— Дядька Ердей, ты не спишь? — Вопрос в пустоту, точнее, в беленую стенку печи.

— Нет, Слав, нет еще.

— Знаешь, Ердей, а ведь я чужой в ваших краях, совсем чужой.

— Знаю, Слав.

— Откуда? — Я даже опешил слегка. — То есть… — В замешательстве я даже потерял нить разговора.

— Подожди, но я не просто чужой, я из другого мира, понимаешь? — Опять молчание. — Чего ты молчишь?! Я домой хочу! Может, знаешь, как мне вернуться, а? — На миг захлестнула такая глупо-наивная волна надежды, что вот прямо сейчас старик скажет — да, и завтра, ну край — через день, я буду на своей родной Земле.

— Нет, Слав, того не ведаю.

— Куда мне идти, что делать? Я ведь один совсем, ни кола, ни двора, даже смены белья и той нет. — И откуда столько горечи в голосе прорезалось? Зачем я вообще ему это говорю? Жалуюсь… Стыдно должно быть, но почему-то стало даже чуточку легче.

— Не спеши. Мне помог, ты — гость в доме. Теперь устал. Лежи, ешь, потом говорить будем.

— Скажи хоть, далеко ли люди? Город, село? Может, ты других землян встречал? Вот иконы у тебя наши.

— Встречал. — И разом, как отключили, замолчал. Вот и поговорили, содержательно.

Погостить предложил и то хлеб. И, правда, отлежусь, осмотрюсь, а там решим. Но дед не прост. И на этот раз я в молчанку играть не буду — вытяну все, что смогу. А то ведь как слепой, никуда не годится. Почему они все такие молчуны или мне просто везет как утопленнику? Чего таят, скрывают? Не по-русски, ей богу. Попади ко мне человек, не стал бы ему мозги греть, помог бы толком. С другой стороны, кто я им? Вообще никто. И Ердею, мало ли, дотащил до дома, не велика услуга, так он наверно думает. Вот и помогай людям! С другой стороны, ты ведь не потому его на себе волок, чтобы плату получить, тогда сразу, на месте надо было договариваться. Потому и ждать ничего не буду, не таковский!

Дверь негромко хлопнула, и появился малец — паренек лет тринадцати, стройный, даже тонкий, сероглазый и почти иконописно красивый. Дела. Да, качественный здесь народ, вот, и Ердей — колоритный дед, девушка та, синеглазая, даже Митрий — просто на загляденье. Я не художник, но душа — не камень.

— Баня готова. — И протянул мне длинный рушник и настоящее исподнее, верно, дедово.

Длинные, на завязках нижние штаны из белого льна и такая же рубаха на тесемках. Папа рассказывал, что раньше такие носили в армии заодно с портянками, сапогами и гимнастерками с воротником-стоечкой, когда он служил. Прихватив бельишко, и медленно ковыляя, выбрался вслед за юным проводником на двор. Лепота. Солнышко, деревья вокруг, тишина и благодать. Тепло. Паренек указал рукой на низкое, белеющее свежим срубом зданьице, над короткой черной трубой которого вился серый дымок. Добре. Махнув на прощание рукой, прошлепал до двери. В предбаннике с удовольствием разделся. С некоторой опаской и сомнением развязал повязку на предплечье, ожидая увидеть воспаление (привык за эти дни к неприятностям, валящимся на голову с избытком). Но вместо того обнаружил лишь бледную розовую полоску тонкого шрама. Интересно, это кетас так помог или иное что? Ладно, не о том сейчас, исцелилась рука и прекрасно! Собравшись с духом, шагнул в жар.

Парился долго, лежа на верхней полке и лишь когда становилось вовсе невмоготу, сползая вниз. Доведя себя до полуобморочного состояния, принялся нещадно нахлестывать себя парой отличных веничков. Лупил до тех пор, пока большую часть листьев не сорвал, так что под конец уже почитай розгами себя бил. Но и это в радость. Какое-то остервенение напало на меня, и я с веселой злостью в две руки охаживал себя по бокам, плечам, спине и ногам, возвращаясь к жизни и не забывая регулярно выливать на раскаленные камни очередной ковшик воды, поддавая пару. Вымыв голову некой жидкой штукой, отдаленно напоминающей мыло, облился парой ведер холодной воды. Аж дыхание пресеклось на миг. От же сила в воде какая! Елки палки.

Выбравшись в предбанник, долго просто сидел, приходя в себя. Славно! А тут еще и бадейка с неким кисловатым напитком обнаружилась. Жадно прильнув, выдул разом целый ковшик, и все равно не хватило, зачерпнул второй и уже с удовольствием, не спеша, выцедил и его. Хорошо.

Одевшись в чистое, побрел к дому, но внутрь заходить не стал — мошкары нет, погода шепчет, куда торопиться? Можно и на свежачке посидеть, позагорать от души. Довольно щурясь на слепяще-яркие лучики солнца, пробивающиеся сквозь густую листву, сидел, привалясь к теплой бревенчатой стене, чуть не мурлыча как кот.

Вроде на минутку глаза прикрыл, а что-то изменилось. На полянку в гнетуще-грозной тишине выезжали всадники на диковинных зверях. Огромных, ростом под два метра в холке, чем-то напоминающие разом и лося, и лошадь, с хитро изогнутыми, острыми рогами и с рыже-золотистыми блестящими шкурами. Первый из воинов, с широкой золотой гривной на шее и тяжелым взглядом пронзительно-черных глаз, поднял короткое копьецо и почти без замаха метнул в меня. Удар пригвоздил меня к стене! Боже, я умираю!

— Дядька Слав, проснись. К столу пора. — Долетело откуда-то издалека.

Я со стоном открыл глаза и увидел перед собой мальца, осторожно трясущего меня за плечо. Фуххх. Кошмары опять снятся. Так и на самом деле помереть можно! Называется прикемарил чуток…

— Тебя как зовут? А то неловко… — Только и нашелся, что ляпнуть.

— Саша. — Короткий ответ.

— Русское имя? — Кивок. — Крестильное? — Еще кивок. — Значит, Александр полностью? — Снова почти неуловимо короткий наклон головы, правда, с почти незаметным замешательством. Может, врет? И никакой не Александр, а просто не хочет настоящее имя раскрывать? Дело его, мне все равно.

— Доброе имя, тезка Александр Сергеичу Пушкину. Слыхал про такого?

— Да.

— Хмм, разговор не клеился… — Прокомментировал я вслух. — У вас тут принято так отвечать? Односложно? — Видя, что паренек затрудняется с ответом, я поднялся и, хлопнув его по плечу, добавил, — не парься, это я так, наблюдение из жизни, отвечать не обязательно. Пошли, поедим, давненько я нормально не обедал.

Зайдя внутрь, отметил для себя почти нарочитое отсутствие оружия на стенах. Ничего серьезнее ножика не видно. Какой же старик охотник? Не похож… Да и тогда в лесу — ни ружья, ни патронов, ни на худой конец, лука со стрелами, не отмечалось. Можно предположить, что Ердей взглядом убивает, но тогда… Ладно, посмотрим.

Никакого изобилия на столе не наблюдалось. Да и хлеба не было. Стояла большая миска с кашей, исходящей ароматным паром. Всего-то? Не густо, а я раскатал губу на разносолы. Я помог старику встать и постарался усадить его за стол, на услужливо расстеленную Сашкой поверх лавки шкуру. Но Ердей отказался садиться. Опершись о мое плечо он широко перекрестился на образа и тихо проговорил слова молитвы. Я неловко повторял за ним.

Рассевшись за столом, начали трапезничать. Иначе я этот процесс назвать не могу. Ели, не спеша и не жадничая, черпая ложками по кругу из миски. Каша, щедро сдобренная неизвестными мне приправами и корешками, а может и еще кучей разных даров леса, оказалась и вкусной, и удивительно сытной. Черпали до упора, пока не выскребли дочиста дно. Наелся я капитально. Поблагодарив Сашку за обед, я решился задать мучивший меня вопрос.

— Ердей, помню, ты про ясигов рассказывал, что у них звери особые, рогачи, так ты говорил?

— Ясыги, — поправил меня Ердей, — да, есть рогачи. — И снова молчок.

Ну, я уже был готов к тому, что старик будет лапидарен, и отступать не собирался.

— А как эти рогачи выглядят? Насколько большие? Выше меня ростом? А шкура? Пятнистая? А рога? Витые и назад отогнутые?

— Ты, говоришь, ты знаешь о рогачах. — Понять, что выражает лицо Ердея сложно, а вот мальчишка — у того даже глаза загорелись, видно — интересно ему. Дела, получается сон мой не просто так?

— Откуда? Ничего я не знаю. Я три дня как угодил к вам с Земли! И с той ночи бегаю как сайгак по тайге. Но вот только что, после бани, видно, задремал, и привиделись мне всадники. На рогачах. И главным у них был такой черноглазый, с гривной золотой на шее. Очень мне интересно, кто бы это мог быть. Ты, Ердей, случайно не знаешь?

Старик долго молчал. Но и я отступать не хотел, потому «держал» паузу тоже. Ждал. И дождался.

— Не всем люба власть русов, Слав. Ясыги — вольный народ. Нашелся у них вождь, поднял стяг войны. Тот, кого ты увидал — Кута, убийца русов. За ним сорок сотен всадников. Если увидишь его — беги, Слав.

— А куда бежать, не подскажешь? Прости, не о том хотел спросить. Ответь, а этот Кута, он к тебе приезжает, наведывается?

— Редко.

— А что ему от тебя нужно, дядька Ердей? Уж не кетас ли?

Молчание в ответ. Хммм. Походу я попал. Теперь бы понять, сколько времени осталось.

— Уважаемый, скажи, а когда этот Кута снова нагрянуть может? Надо ведь успеть лыжи навострить…

— Не скоро, Слав. Не держи страх, в моем доме Кута тебе не враг.

— Спасибо на добром слове, но что-то мне с этим черноглазым убийцей русов встречаться не охота. А, Сашка, как думаешь? Или наоборот, пускай приедет, посидим, поговорим, глядишь, и поменяет свои кровожадные планы?

Парень неожиданно прыснул в кулак, видно очень смешным ему показалось мое высказывание, ну вот и ответ.

— А где русские живут? В поселке они есть? И сколько их?

— Русы широко живут. И в Алтыне их не мало.

— Алтын? Это так поселок называется? Интересно, случайно золото там не добывают?

— Там нет. Дальше на север. Там старатели зимуют, запасы покупают.

Ого, так я все же угодил в район золотых промыслов… Правду Митрий говорил… А ведь это чертовски опасно. Люди вообще от золота ум теряют и режут друг дружку как курей, а мои современники и вовсе… того… К слову, вот что надо спросить.

— Скажи еще, среди русских много таких, кто недавно к вам угодил, вот как я? Или все много раньше появились?

— Много новых, старых еще больше.

— А как давно русские пришли к вам, Ердей? Десять, двадцать, сорок, может, сто лет назад?

— Давно. При деде моем. Потом еще. И вот теперь, последние лет пять прибыло руссов изрядно.

— Вот значит как… — Вслух поразмыслил я. — Добре, тогда чуток еще отдохну, день-два, если ты не против и двину дальше. Подскажешь, как до поселка добраться?

— Рано о том речь вести. Нет нужды спешить. Живи с нами.

Я посмотрел на старика и парня, хорошие лица, хоть и не понятные до конца. Так и быть, спешить не буду.

— Добре, дядька Ердей, поживу малеха, да и по хозяйству помогу, чем сумею. Заодно Сашок, может, подучить всякие ваши блюда готовить, вон каша, какая знатная получилась — просто объедение.

Паренек, засмущавшись и покраснев до ушей, склонил голову, а старик лишь усмехнулся себе в бороду. Ну и славно. Вот тебе и дом, пусть и на малый срок.