В личности и деятельности Мозеса Гесса (1812–1875) встретились два мощных политических и идейных течения, захвативших первое поколение эмансипации: социализм и зарождение сионистской мысли. Гесс, однако, причастен и к тому и к другому, обе идеологии неразрывно сплелись в его мышлении. Когда он скончался, после многолетней деятельности в немецком и международном социалистическом движении, на его могиле на кладбище под Кельном была сделана надпись: «Отец немецкой социал-демократии»; после возрождения государства Израиль его останки были перенесены сюда, и теперь его могила высится над озером Кинерет, против Голанских высот, рядом с могилами основателей социалистического сионизма — Борохова, Сыркина, Берла Кацнельсона.
Большая часть письменного наследия Гесса хранится в Международном институте общественной истории в Амстердаме, но отдельные части находятся в Центральном сионистском архиве в Иерусалиме и… в Институте марксизма-ленинизма при Центральном Комитете Коммунистической партии Советского Союза. Кажется, не найдешь другого человека, чье наследие рассеяно по столь далеким друг от друга учреждениям, так же как нет другого мыслителя, чьи сочинения издаются Сионистской библиотекой в Иерусалиме — и Академией наук Германской Демократической Республики.
Это необычное сочетание требует более подробного освещения биографии и духовного развития Гесса. Мозес Гесс родился в традиционной еврейской семье, проживавшей в Рейнской области, однако, получив религиозное еврейское воспитание, он оставил родительский дом, увлеченный потоком политического радикализма накануне 1848 года в Германии. В юности он принадлежал к группе левых гегельянцев, утверждавших вслед за Энгельсом, что «социальная революция, основанная на общей собственности, — это единственное состояние человечества, отвечающее абстрактным принципам». Эта группа, в которую, кроме Гесса, входили Людвиг Фейербах, Бруно Бауэр, Арнольд Руге и Карл Маркс, взяла на себя задачу доказать, что возможно, как выразился Энгельс, лишь одно из двух: «Либо все усилия немецкой нации от Канта до Гегеля были бесполезны (или того хуже), либо они должны завершиться коммунизмом».
Особым вкладом Гесса в это радикальное духовное развитие, происходившее в младогегельянской школе, была разработка аспекта будущего в философской мысли. Как уже отмечалось в главе, посвященной Грецу, идея будущего в гегельянской школе была развита польским мыслителем Августом Цешковским. Гесс, находившийся под сильным влиянием его сочинений, продолжал разрабатывать вопрос об аспекте будущего и направленной в будущее общественной практике, поставив эти идеи в центр революционного мышления, основанного на учении Гегеля. В книгах и статьях Гесса конца 30-х — начала 40-х годов появляется радикальное требование социальной революции, основанное на отрицании буржуазного общества как противоречащего универсальным принципам гегельянского мышления. Перестройка мира в духе «гегельянского царства» стояла в центре рассуждений Гесса, под влиянием которых находился в начале своего пути и другой молодой гегельянец — Карл Маркс, впоследствии называвший Гесса «мой коммунистический рабби». Оба участвовали и в редактировании радикальной «Рейнской газеты».
В парижской и брюссельской эмиграции Гесс и Маркс были близки друг другу; в той же компании находился еще один их общий друг со сходным прошлым — Генрих Гейне. Гесс помогал Марксу и Энгельсу в работе над книгой «Немецкая идеология», хотя с философской точки зрения не разделял материалистических тенденций Маркса. По этому поводу он выслушал немало критических замечаний со стороны Маркса, который и в «Коммунистическом манифесте» не обошел Гесса язвительными насмешками за «абстрактный идеализм» его социализма, иронически названного им «истинным социализмом». И все же оба они сотрудничали в различных группировках немецких эмигрантов в странах Запада, включая «Союз коммунистов». Да и с созданием Первого Интернационала, в 60-е годы, Гесс сотрудничал с Марксом в качестве его связного в рабочих организациях самой Германии, а также пытался — не всегда успешно — улаживать разногласия между Марксом и Лассалем.
Таким образом, деятельность Гесса характеризуется, прежде всего, десятилетиями сотрудничества с революционным социалистическим движением, и вместе с Марксом, Лассалем и Энгельсом в нем можно видеть одного из основателей немецкой социал-демократии, что и начертано ее деятелями, как говорилось выше, на памятнике над его могилой.
Однако наряду с этой стороной его деятельности в социалистическом движении (с его универсальными основами) выделяется и другая сторона, нашедшая свое неожиданное и драматическое выражение в его книге «Рим и Иерусалим» (1862), где он призывает к национальному решению еврейского вопроса путем создания социалистической еврейской республики в Палестине. Об этой книге Герцль сказал, что если бы знал раньше о ее существовании, то не стал бы писать свое «Еврейское государство». Связь между социалистической деятельностью и созданием этой книги, более любого другого сочинения предвещавшей появление современного сионизма, породила ряд недоуменных вопросов и привела к немалым трудностям в понимании этого явления.
Некоторые говорят, что до написания «Рима и Иерусалима» Гесс отрекался от своего еврейского происхождения, до такой степени погруженный в космополитический социализм, что еврейский вопрос его попросту не занимал — вплоть до потрясений, приведших его в 60-х годах к написанию книги. Другие утверждают, что он опубликовал эту книгу, отчаявшись в осуществимости социалистической мечты, и что в конце своей жизни Гесс перешел от социализма к национализму.
Оба утверждения неверны. Несмотря на то что Гесс отошел от традиционного иудаизма в начале своего пути в качестве радикального гегельянца и коммуниста, еврейский вопрос затрагивается почти во всех его ранних сочинениях. Предлагаемое им решение — раствориться в социалистическом движении — отлично от того, что он предложит в 1862 году в книге «Рим и Иерусалим», но сознательное отношение к еврейскому вопросу и постоянные раздумья над его решением характеризуют всю его деятельность. Когда же Гесс приходит к предложению решить еврейский вопрос в национальных рамках, это делается не в форме отказа от социализма, а из убеждения, что национальное решение в Палестине — а не путем ассимиляции — верно с революционной и социалистической точек зрения и поэтому национальная еврейская республика, которая будет создана на исторической родине еврейского народа, должна зиждиться на социалистической основе. Кроме того, можно заметить, что и после опубликования «Рима и Иерусалима» Гесс продолжает как свою социалистическую деятельность, так и поиски путей поддержания еврейской национальной идеи. Причиной подобного сочетания является факт, что та же критика европейского капиталистического общества, которая привела Гесса к социализму, убедила его в невозможности решения еврейского вопроса иным путем, кроме создания еврейского общества в Палестине на национальной основе. Социализм и сионизм объединяются у Гесса в суровой критике современного общества: как не способно оно решить экономические проблемы, не прибегая к социализму, так же оно не сумеет разрешить еврейский вопрос, если не отнесется к нему как к национальной проблеме. Рассмотрим же это развитие мысли у Гесса.
Первое сочинение Гесса, изданное в 1837 году, носит название «Священная история человечества». Книга вышла в свет анонимно — в основном ввиду того, что Гесс опасался реакции отца и семьи. Автор скрывался под псевдонимом «Молодой ученик Спинозы». В дальнейшем мы увидим, что упоминание Спинозы имеет здесь определенное значение.
Это сочинение с теоретической стороны представляет собой сочетание младогегельянской историософии с общественным мировоззрением, частично почерпнутым из учения школы Сен-Симона. Основной тезис сочинения таков: человеческая история характеризуется периодами, когда поочередно наблюдается связь или разрыв между субъектом и объектом. Выражаясь языком сенсимонистов, история — это последовательное чередование «органических» и «неорганических» периодов. Те периоды, которые характеризуются единством субъекта и объекта, являются органическими, а те, где наблюдается разрыв и отчуждение между объектом и субъектом, — неорганическими. Гесс, рассмотрев, хотя иногда чересчур пространно и не всегда с достаточной исторической точностью, эволюцию таких периодов человеческой истории, доходит до нового, промышленного периода, который является очередным периодом разрыва между субъектом и объектом. Из этого разрыва (Zerrissenheit) индустриального периода вырастает предвидение нового, гармоничного будущего, основанного на ликвидации противоречий между индивидуумом и обществом, то есть на социальной гуманности, основой которой является отмена частной собственности.
Уже в этом сочинении Гесс сталкивается с еврейским вопросом, так как ясно, что в подобном историософском труде ему приходится коснуться вклада еврейства в историю. В основном проблема изложена гегельянским языком: главный вклад еврейства — это дарование миру монотеизма и введение духовного аспекта в религиозное сознание. Вершиной этой спири-туализации мира еврейством было явление Иисуса, и с момента его пришествия, особенно после его отвержения евреями, вклад еврейства в историю приходит к концу. Как пишет Гесс в том же сочинении, истории известны два народа, чей вклад был велик в прошлом, но будущего у них нет. Первый народ — еврейский, являющийся ныне духом без тела; второй — китайцы, представляющие собой тело без души; оба народа в равной мере лишены будущего.
Если у евреев есть будущее в новое время, то это — индивидуальное, а не коллективное будущее. Евреи как отдельные лица должны исчезнуть, растворившись в общей универсальности; поэтому Спиноза, по мнению Гесса, представляет собой наилучший образец для современного еврея. Он первым вырвался на волю, за стены еврейской замкнутости, оставил свое «племя» и был им отлучен, тем самым обратившись в гражданина Вселенной. Этим путем должен следовать современный еврей (то есть сам Гесс). Отсюда — смысл последней главы книги, главы, носящей название «Новый Иерусалим» и посвященной новому обществу, которое должно быть создано. Однако, как подчеркивает Гесс, «здесь, в сердце Европы, будет воздвигнут Новый Иерусалим». Здесь, в сердце Европы, а не в Палестине.
Подобные высказывания мы находим в его рукописи того же периода (1840) под названием «О поляках и евреях». И в этой рукописи Гесс обсуждает судьбу двух народов, чье прошлое великолепно, но современное положение проблематично. Основу произведения составляет различие, проводимое Гессом между поляками и евреями в смысле их возможностей достичь национального самовыражения в новое время. В то время как у поляков, согласно Гессу, есть будущее, так как они не примирились с разделом Польши и исчезновением польской нации, евреи, по его мнению, не обладают общественной силой, нужной для того, чтобы достичь национального самовыражения. Евреи страдают полным отсутствием национального сознания («Mangel an Nationalsinn»), и приводимый Гессом пример того — реакция евреев на Дамасский навет: вопреки протестам западного еврейства, даже потрясение, связанное с Дамасским делом, не привело к подъему общееврейского национального сознания.
В этой связи важно помнить не только тот факт, что Гесс затрагивает еврейские темы и в период, когда его мечтой был универсальный социализм, но и то, что даже в этих сочинениях он подходит к еврейству не только как к религии. Он оценивает будущее еврейства, исследуя не то, имеет ли оно будущее как религия, а то, возможно ли для него будущее как для нации. Ответ, правда, отрицателен, однако важно, что и в период полного отрицания Гесс подходит к оценке еврейства с национальной, а не религиозной меркой. В книге же «Рим и Иерусалим» ответ на вопрос о будущем еврейства как нации положителен, и в этом — ее новаторство; но само рассмотрение еврейства как понятия национального имеет корни уже в том периоде, когда Гесс отрицал возможность еврейского возрождения.
Вместе с тем следует отметить, что в тот период Гесс создал одно из самых резких произведений, когда-либо написанных евреем о еврействе, причем оно определенным образом связано с сочинением Маркса о еврейском вопросе. Работа Маркса «К еврейскому вопросу» написана в 1843 и вышла в свет в 1844 году. А 1845 году появилось сочинение Гесса под названием «О капитале», где содержались весьма резкие высказывания против евреев в духе отождествления еврейства с капитализмом. Лишь в последнее время доказано, что произведение Гесса предшествовало сочинению Маркса. Гесс написал его в 1843 году и послал Марксу, чтобы тот позаботился о его издании, но тогда этого не удалось сделать, и сочинение Гесса увидело свет только полтора года спустя; однако выясняется, что Маркс просматривал работу Гесса в то время, когда сам писал «К еврейскому вопросу», и большинство идей, появляющихся в сочинении Маркса, заимствовано из произведения Гесса. Более того, в сочинении Гесса «О капитале» имеются высказывания, гораздо более суровые, чем те, что мы читаем у Маркса. К чести Маркса, он не включил их в свою работу. Так, Гесс говорит, что вначале сыны Израиля были язычниками и главным их идолом был Молох, требовавший кровавых жертвоприношений. Гесс, знавший иврит (в котором слово «дамим» означает и «кровь», и «деньги») еще со времени обучения в хедере, воспользовался своими знаниями в этой работе, заявив, что с течением времени произошла сублимация и евреи перешли от кровавых к денежным жертвоприношениям, в чем и заключается источник еврейского культа капитала. «Маммона» (бог капитала) заменил Молоха, и на всем протяжении своего сочинения Гесс именует Бога Израиля «Молох-Иегова». Подобный пример коллективного «кровавого навета» трудно отыскать даже в антисемитской литературе самого низкого пошиба. Эти сентенции известны менее, чем сочинение Маркса «К еврейскому вопросу», но гораздо более резки и, как сказано, послужили Марксу источником при написании его работы.
Однако при всем этом следует подчеркнуть, что, в отличие от Маркса, которого не мучили (во всяком случае, внешне) вопросы личного самоопределения в качестве еврея (ведь, в конце концов, он родился в семье, принявшей христианство), для Гесса проблема универсального постулата была не просто отвлеченной мечтой, а решением вопроса своего собственного бытия и личного самоопределения. Поскольку он столкнулся с этой проблемой уже в начале своего пути, можно понять, какие последствия для его мировоззрения имела всякая неудача эмансипации.
Итак, в 1862 году вышла книга Гесса «Рим и Иерусалим», носящая подзаголовок «Последний национальный вопрос». В то время книга почти не вызвала откликов и быстро забылась. Друзья Гесса, социалисты, увидели в этом сочинении лишь странную причуду автора и не приняли его всерьез. Раввины-реформисты яростно критиковали книгу, а ортодоксальные раввины не могли не отнестись к ней весьма скептически.
Рим книги «Рим и Иерусалим» — это не Римская империя и не папский Рим, а «Третий Рим» (Roma terza) Джузеппе Мадзини и итальянских националистов, как видно из слов Гесса в предисловии к этому сочинению:
«С освобождением Вечного города на Тибре начнется и освобождение Вечного города на горе Мория; с возрождением Италии начнется и восстановление Иудеи. Осиротевшие сыны Иерусалима будут, как и прочие, вправе принять участие в великом Возрождении народов…» Несколько автобиографических высказываний Гесса в начале его книги производят глубокое впечатление, обнажая муки человека, открывшего свой народ, лишь пройдя через горнило некритически воспринятого универсализма:
«Вот я вернулся, после двадцати лет отчуждения, и стою средь своего народа, участвуя в его праздниках, радостях и днях скорби, в его воспоминаниях и надеждах, в его духовных войнах, как внутренних, так и ведущихся против культурных народов, среди которых он живет, но с которыми не может полностью слиться, хотя уже две тысячи лет существует и дышит одним с ними воздухом.
Одна мысль стоит предо мной, как живая, хотя я думал, что давно и навеки заглушил ее в своем сердце: это — мысль о моей национальности, о единстве, которое неотделимо от наследия моих предков, от Святой Земли и Вечного города, от места, где зародилась вера в Божественное единство жизни и в братский союз, который будет заключен между всеми людьми».
Теоретическая основа сочинения заключается в восприятии еврейства как нации и в рассмотрении еврейского вопроса как национального, а не вопроса равноправия и эмансипации религиозной группы. Особенность и новаторство Гесса кроются не только в том, что предлагаемое книгой сионистское решение проблемы направляет еврейский народ в Эрец-Исраэль, но и в том, что в понятийной системе Гесса евреи рассматриваются в рамках национально-освободительных движений XIX века.
Ясно, что с момента, когда Гесс усмотрел в еврействе национальное содержание, эмансипация уже не могла представляться ему приемлемым решением. Лишь если бы еврейство было религиозной группировкой, эмансипация могла бы разрешить его проблемы. Но, согласно концепции Гесса, эмансипация лишь порождает дополнительную напряженность в отношениях между еврейством и окружающим его, построенном на национальном принципе обществом, которое не видит и не может видеть в нем интегральную часть своей национальной культуры. Мир XIX века разрывается между различными принципами, и в их контексте происходит эмансипация, основанная на универсалистских принципах Французской революции; но она осуществляется в мире, основным элементом которого является подъем национальных движений, и таким образом эмансипация подобна пахарю, который запряг вместе вола и осла[8].
В результате Гесс видит яснее, чем многие другие представители его поколения, факт зарождения юдофобского расизма, особенно в Германии. Именно потому, что отправной точкой Гесса является не связанный с религией мир, он в числе первых осознал, что в период эмансипации и секуляризации происходит переход от прежних христианских антиеврейс-ких настроений к новому, национальному, расистскому юдофобству, то есть к современному антисемитизму. Хотя эти явления были еще в зародыше, Гесс уже в 1862 году сумел разглядеть опасность этого нового антисемитизма в Германии, так что его слова на эту тему звучат в немалой мере как пророчество.
Из взглядов Гесса на еврейский вопрос как на вопрос национальный вытекает и его критика реформистского движения в немецком еврействе. Основное обвинение, бросаемое им реформистам, весьма просто: реформистское течение отрицает еврейство как нацию, рассматривая его исключительно в рамках религиозных понятий; оно хочет превратить иудаизм в нечто вроде христианского протестантизма с иудаистским оттенком и этим выхолащивает историческую сущность иудаизма. Гесса не просто волнуют религиозные вопросы, и его спор с реформизмом ведется не по поводу либерализации религии. Он имеет в виду искажение исторического сознания еврейского народа, который реформистское движение укладывает на чуждое ему прокрустово ложе, и значительная часть книги «Рим и Иерусалим» стремится показать неоправданность надежды на долгосрочное решение проблем, если оно основано на религиозной эмансипации в ситуации, характеризуемой подъемом национальных движений. В этом вопросе Гесс близок к концепции Греца, и их переписка свидетельствует о глубокой духовной связи.
Решение, предлагаемое Гессом, — это создание социалистической еврейской республики в Эрец-Исраэль. По его мнению, евреи смогут помочь самим себе только в случае, если еврейский пролетариат пустит корни в рамках национального еврейского общества.
Итак, Гесс сознает, что евреи, которые поселятся в Палестине, выйдут не из средних классов и сословий западного еврейства. Не еврейская буржуазия Центральной и Западной Европы станет социальной основой еврейского социалистического общества Эрец-Исраэль. Согласно Гессу, еврейская республика в Эрец-Исраэль послужит ответом на трудное положение еврейских масс Восточной Европы и мусульманского мира. Понимание Гессом того, что две эти обширные группы — еврейство Восточной Европы и еврейство собственно «Востока» — явятся базой заселения Эрец-Исраэль, чрезвычайно важно для понимания того, каким ожидал Гесс увидеть еврейское национальное общество, которое возникнет в Палестине.
Социалистическая республика в Эрец-Исраэль будет зиждиться на общественном владении землей и средствами производства; не будет частной собственности на средства производства, а само производство будет организовано на кооперативных и коллективных началах. Одним из интересных элементов книги Гесса является его попытка, иногда довольно натянутая, интерпретировать историю еврейского народа в квазисоциалистических понятиях — метод, широко принятый впоследствии в сионистском рабочем движении, причем Гесс оказался здесь первым. Так, Гесс видит протосоциалистический элемент в традиционном еврейском общественном укладе. Христианство, согласно Гессу, индивидуалистично, и поэтому именно христианское общество породило капитализм (как далеки эти слова Гесса от его же высказываний в сочинении «О капитале»!); еврейство же, наоборот, основывается на семье, то есть единице, построенной на общественной солидарности. Более того, в нееврейском обществе, как языческом, так и христианском, центральной фигурой является мужчина, в еврействе же выделяется образ женщины (жены) и матери. Поэтому, если качества, поднимаемые на щит в нееврейском обществе, — это агрессивные начала, сосредоточенные в образе мужчины или отца, то специфически еврейские качества — любовь, терпение, готовность помочь ближнему и понять его — это свойства, связанные с еврейской матерью. Смешивая слова из разных языков, Гесс говорит, что «любая еврейская мать — это Матерь Страждущая» (Mater dolorosa)[9].
Все еврейские законы, связанные с субботой, субботним и юбилейным годами, Гесс объясняет в социалистических понятиях; он идет дальше, называя Закон Моисеев «социал-демократическим». Более того, Гесс расширяет буквальное значение сказанного в «Пиркей Авот»: «Если говорят: мое — мое, а твое — твое, — это правило посредственности, а некоторые полагают, что это — свойство Содома»; из этого высказывания, утверждает Гесс, можно сделать вывод, что еврейский уклад всегда с подозрительностью относился к индивидуализму, основанному на частной собственности.
Интересное замечание, помещенное в сноске, Гесс посвящает хасидскому движению, к которому он относится в соответствии с духом своей книги. Он противопоставляет движение хасидизма как органическое явление оппортунистическому индивидуализму реформистского движения в Германии. Гесс утверждает, что, хотя в хасидизме возникла целая система того, что он называет суевериями, все же интеграция хасидской общины, тот факт, что она живет не индивидуалистической, а общинно-коллективной жизнью, является еще одним свидетельством социального характера еврейского общества и может стать базой новой интеграции (не оставаясь лишь явлением истории) коллективистского общества в Палестине. Таким образом, Гесс демонстрирует способность сочетать критику со светских позиций тех или иных религиозных обычаев еврейской традиции с признанием их вклада в общественную структуру еврейского национального существования.
В целом понимание Гессом национального вопроса соответствует «гармонистическому» подходу Мадзини, сочетавшему национальный партикуляризм с универсалистскими взглядами: входя в состав нации, я являюсь тем самым сыном рода человеческого, и единственный путь принадлежности к человечеству — это принадлежность к определенной нации. Национализм и универсализм взаимно дополняют друг друга.
Этот вопрос имеет и другую сторону, которая со временем займет центральное место в сионистском движении: арабо-израильский конфликт. Гесс сознает, что весь Ближний Восток стоит перед взрывом национальных движений, направленных против Османской империи, которой суждено исчезнуть. Ободренный поддержкой, оказанной Францией итальянскому национальному движению именно в те годы, когда создавался «Рим и Иерусалим», — поддержкой, коренящейся в сочетании освободительных традиций Французской революции с политическим оппортунизмом французских государственных интересов, — Гесс надеется, что Франция возьмет под свою защиту как еврейское, так и арабское национальные движения, что приведет к освобождению Сирии и Египта от турецкого ига. Таким образом, «гармонистические» и универсалистские мечты Гесса не ограничиваются одним лишь еврейским национальным движением на Ближнем Востоке: его занимает и начало арабского национального пробуждения. Немалая ирония судьбы заключена в том, что один из первых мыслителей современного сионизма начертал на своем знамени поддержку арабского национального движения за много лет до того, как это движение превратилось в достаточно ощутимую реальность или значительный фактор политической и дипломатической истории Ближнего Востока.
Гесс стал социалистом, как и многие из его современников, под впечатлением социальных контрастов и отчуждения, вызванных промышленной революцией, грозившей превратить общественную арену в Европе в войну всех против всех. Индивидуализм, лежащий в основе буржуазного мировоззрения, противоречит, по мнению Гесса и всех тех, кто находился под влиянием учения Гегеля, общественному характеру человека как представителя родовой сущности (Gattungswesen), нуждающегося в поддержке ближнего и существующего исключительно в неразрывной связи с другими людьми.
В отношении евреев решение, предлагаемое эмансипацией, было органически связано с этой индивидуалистической концепцией и не оставляло места для приятия, в будущем, коллективного существования евреев: «Евреям как индивидуумам — все, евреям как сообществу — ничего». Итак, эмансипация сама по себе являлась внутренним противоречием: нееврейское общество видело в ней способ поглотить евреев, лишив их всех особенностей; сами же евреи полагали порой, что смогут убить двух зайцев сразу: получить неограниченный доступ к богатствам буржуазно-индивидуалистической Европы и в то же время сохранить свое коллективное существование, хотя бы его форма, а возможно, и содержание изменились. Гесс одним из первых понял таящиеся в этой попытке опасности и гораздо лучше других своих современников осознал осложнения, в которые она могла вовлечь евреев поколения, продвинувшегося с периферии европейской общественной жизни к ее интеллектуальному и экономическому центру. Даже социалистический вариант эмансипации был бы неприемлем для Гесса, ибо в нем скрыто внутреннее противоречие; эмансипация в основе своей индивидуалистична, социализм же имеет дело с коллективами. И если еврейский коллектив обречен на исчезновение, к какой группе примкнут евреи? Во имя какого принципа свободы или социализма можно требовать от них отказа от собственного коллективного бытия и растворения в коллективно-национальном существовании европейского общества?
Итак, предложенное Гессом решение — образование еврейского государства в Эрец-Исраэль — прекрасно сочетается с его социалистическим мировоззрением. Мы находим здесь не противоречие социализму, а воплощение идеи социалистического освобождения с учетом особенностей еврейского бытия.