Глава 12

Сэр Генри был в библиотеке, когда к нему заглянул лакей. И по тому, как тот замялся в дверях, переминаясь с ноги на ногу, как кусал губы, что немыслимо для вышколенного слуги, граф Фрамберг понял, что случилось нечто из ряда вон выходящее.

— Что происходит, Джон?

Всех лакеев в их дома всегда звали Джонами или Мэтью, чтобы не путаться и не тратить время на запоминание новых имен. Точно также все горничные звались Мэри, а камеристки жены и дочери — Джейн или Джен.

— Сэр, — Джон облизнул губы и продолжил уже спокойнее, — там прибыл… отряд зачистки.

— Что?

— Чистильщики, сэр.

Газета, которую просматривал сэр Генри, внезапно показалась ему такой тяжелой, словно каждая буковка была не отпечатана, а отлита из свинца и приклеена к бумаге. Пришлось положить ее на стол.

— Чистильщики? Откуда они взялись?

— Не могу знать, сэр. — лакей вытаращил глаза, расправляя плечи и замирая по стойке «смирно». Впрочем, что с него взять? Типичный служака, ничего не в состоянии понять и уяснить, кроме своих обязанностей.

Да, но чистильщики… Будучи членов палаты лордов, сэр Генри Фрамберг в свое время голосовал за создание службы контроля и зачистки, которая изначально создавалась как вспомогательный отряд полиции, специализирующийся исключительно на мутантах. Кого в нее будут набирать, как обучать и кому служба зачистки будет подконтрольна, а также ее внутренний устав и распорядок работы утверждался отдельно, в Министерстве внутренних дел совместно со Скотланд-Ярдом. Сэр Генри не вникал во все эти тонкости, и сейчас корил себя за рассеянность. А ведь надо было поинтересоваться ее работой. Хотя бы уточнить, кому чистильщики подчиняются и, самое главное, как и кто может их вызвать. Ведь не сами же они явились сюда.

Обо всем этом сэр Генри думал, спускаясь на первый этаж. Лакеи не осмелились не впустить незваных гостей, но остановили их в холле у самого порога. Для любого другого гостя это было неслыханное оскорбление, даже полицейских, хоть и пускали с черного хода, провожали в одну из малых гостиных и могли даже напоить чаем в буфетной. Но проводить чистильщиков в гостиную. Но предложить чистильщикам чаю.

Бригада была невелика. Впереди замер невысокий худощавый бледный тип в плаще до пят, с надвинутой на глаза плоской шляпой, делавшей его похожим на сельского священника. То есть, он должен быть бледным, если судить по заостренному подбородку — все остальное скрывала носатая полумаска, словно нарочно, сделанная довольно уродливо. Чистильщик держал обе руки в карманах плаща и поводил носом из стороны в сторону, словно что-то вынюхивая и высматривая. За его спиной замерли трое громил высотой не менее шести футов, да еще с двумя-тремя дюймами сверху. Их наряд чем-то напоминал жандармские мундиры, разве что без шевронов и знаков отличия. Между ними топтался священник, который единственный во всей группе выглядел удивленным и явно недоумевал, что происходит.

Но это все было потом. Спускаясь, сэр Генри столкнулся с женой. На леди Элинор не было лица, она ломала руки, не находя себе места.

— Что происходит, Генри? — отчаянным шепотом вопросила она. — Кто все эти люди? Зачем они здесь?

— Я не знаю, дорогая, — ответил тот. — Но собираюсь все выяснить…

— Пожалуйста, Генри…

Но граф только отмахнулся от жены, оставив ее на лестничной площадке между первым и вторым этажами и спустившись к чистильщикам в одиночестве.

— Здравствуйте, господа. Чем обязан? — холодно поинтересовался он.

Низенький человечек в плаще кивнул головой, что должно было означать приветствие.

— Сэр Генри Фрамберг, восьмой граф Торнхольд? — произнес он невыразительным голосом.

— Да, это я. А…

— Шестой отдельный отряд зачистки, — чистильщик небрежным жестом указал на своих спутников. — Поступила информация о том, что в вашем доме находится мутант…

Голос его замер на вопросительной ноте — мол, мы сами удивлены, как такое могло случиться.

— Мутант. И…

— Согласно постановлению правительства и личному указу Ее Величества королевы Анны, в целях обеспечения безопасности граждан Британии и в целях воспрепятствования распространения заразы, все мутанты подлежат обязательной депортации за пределы острова и строжайшей изоляции. Мы прибыли для того, чтобы произвести изъятие упомянутого мутанта и препровождения оного в резервацию вплоть до особого распоряжения или выздоровления оного.

— Кто вам сообщил о наличии… упомянутого мутанта? — сэр Генри постарался добавить в голос побольше сарказма.

— Увы, кодекс запрещает нам разглашать некоторые сведения. Буде информатор откажется сообщать свое имя, мы обязаны пойти навстречу пожеланиям информатора.

Что ж, умно. Особенно если информатор боится мести.

— Сударь, вас ввели в заблуждение. Никакого опасного мутанта в моем доме нет. Есть моя дочь, мисс Роза Фрамберг…

— Да-да, нам о ней и сообщали — мол, дочь графа Торнхольда больна и представляет угрозу для окружающих не только как источник заразы, но и как…м-м… агрессивно настроенная сущность. Доказано, что мутанты разной степени заражения опасны для людей, они нападают на них, в результате чего бывают человеческие жертвы…

— Роза не представляет опасности…

— Позвольте с вами не согласиться, — маленький человечек говорил тихим ровным голосом, и от этого мороз бежал по коже. — За последние полгода было зарегистрировано девяносто четыре случая нападения мутантов на людей. В девяноста двух случаях имели место человеческие жертвы… среди мирного населения. В общей сложности пострадало триста семнадцать человек. Большинство были убиты или скончались позднее от тяжелых ран.

— Но Роза пока не… — сэр Генри осекся, сообразив, что чуть было не подписал своей дочери приговор. Одно-единственное словечко «пока…»…

— Роза находится под строжайшим присмотром. — отчеканил он. — Ей обеспечен надлежащий уход.

— Строгий присмотр и действительно надлежащий уход заболевшему мутанту может быть обеспечен только в резервации и одном из расположенных на ее территории изоляторов. Здесь вы просто не сможете создать нужные условия…

— Мы постараемся.

— Сэр Генри, вы умный человек. Вы должны понять, что это — единственный выход. Мы явились, чтобы забрать мутанта…

— Вот и забирайте где-нибудь еще, — отрезал тот. — А Розу я вам не отдам. Я не допущу, чтобы мою дочь поместили в какую-то резервацию, словно нелегальную эмигрантку.

— Но таков закон.

— Закон в моем доме — я. И я приказываю вам немедленно удалиться.

— Глупец…

— Вы забываетесь. Я могу приказать слугам вышвырнуть вас вон. — сэр Генри нарочно повысил голос, чтобы домашние могли услышать хотя бы часть диалога.

— Это неразумно, — маленький человечек, тем не менее, попятился, — вы не отдаете себе отчета… Закон на нашей стороне. Если мы и удалимся, то только для того, чтобы вернуться. Уже с приказом об аресте упомянутого мутанта.

— И кем будет подписан этот указ? Премьер-министром? Старшим инспектором Скотланд-Ярла? Министром внутренних дел? Лично ее величеством? Так или иначе, я знаю всех этих людей и найду, что вам противопоставить.

— Его светлостью сэром Джоном Макбетом.

Имя заставило сэра Генри удивленно оцепенеть. Выходит, недавно мало, кому известный алхимик — лет двести миновало с той поры, как Макбеты последний раз играли значительную роль при дворе, но потом их звезда закатилась, и если бы не «Макбет Индастриз», не воссияла больше никогда — был сильнее самой королевы?

— Хорошо, — услышал он свой голос. — Я встречусь с лордом Макбетом. И тогда посмотрим, кто кого.

Чистильщик лишь поклонился, сгибаясь чуть ли не пополам.

— Мы не прощаемся, — только и изрек он.

Священник выходил последним. Он обернулся на сэра Генри, шевельнул губами, словно пытался что-то сказать, но осекся. Хлопнула дверь.

Несколько секунд сэр Генри стоял, словно оглушенный тишиной, а потом повернулся и медленно стал подниматься на второй этаж.

Навстречу ему бросились леди Элинор и Джеймс Фицрой.

— О, Генри, мы слышали, — женщина стиснула руки. — Но я мало, что поняла. Что произошло?

— Произошло то, что только что чистильщики хотели забрать в резервацию нашу дочь, — ровным голосом промолвил тот. — А я не дал им этого сделать. Я не желаю…

— Но Генри. — ахнула леди Элинор. — Как ты мог? А вдруг ей там будет лучше?

— Я не желаю, — голос сэра Генри чуть дрогнул, и женщина втянула голову в плечи, понимая, что перебила супруга, — чтобы моя дочь обитала в какой-то резервации. Моя дочь должна оставаться рядом со мной. Только так я смогу ее защитить…

Сэр Генри прошел мимо жены и племянника, обойдя их, как пустое место, и направился в комнату дочери.

Еще на подходе его поразил тяжелый удушливый запах. Едко пахло чем-то гнилостным и в то же время звериным. Граф невольно достал платок, прижав его к лицу. «Надо приказать чаще проветривать помещения.» — мелькнула в голове мысль.

На стук отворила мисс Браун. Лицо сиделки было до половины замотано повязкой, от которой исходил запах каких-то едко пахнущих трав.

— Что вам угодно, ваша светлость? — прогнусавила она из-под повязки.

— Я пришел проведать свою дочь, — ответил сэр Генри.

Женщина встала так, чтобы скрыть от посетителя происходящее в комнате. Но она не могла скрыть ни запаха, который в комнате был еще сильнее, ни странного хлюпанья и возни.

— Не надо.

— Почему? — он достал из кармана надушенный платок, приложил к лицу. — Я отец, я имею право…

— Отец? — казалось, мисс Браун впервые слышит это слово.

— Да. Я отец этой девушки и желаю видеть свою дочь. — сэр Генри понимал, что голос его из-под платка звучит не слишком грозно, но был готов прорываться с боем. — И я войду в комнату, чего бы мне это ни стоило.

Еще несколько минут тому назад он не был готов к столь решительным действиям, но беседа с чистильщиком и возражения сиделки подстегнули его решимость.

— Ну, — сиделка как-то странно замялась, — ежели вам это непременно надо, то так уж и быть, проходите. Только потом не говорите, что вас не предупреждали и не отговаривали.

Она посторонилась. Сэр Генри сделал шаг.

Он сам не знал, что толкает его сюда. Роза заражена. Она изменилась. Ее тело мутировало до неузнаваемости. Теперь это было что угодно, только не его девочка. Самым правильным было отдать ее чистильщикам, после чего проветрить комнаты, прибрать весь мусор и… и что? Забыть весь этот кошмар? Жить, как ни в чем не бывало, отказавшись от единственной дочери? Бросить своего ребенка только потому, что ребенок попал в беду? Когда-то сэр Генри не мог смириться с тем, что вместо сына-наследника у него будет всего одна дочь. Сейчас он точно также не мог смириться с тем, что дочери у него не будет.

Она валялась на полу за постелью. Неестественно розовая туша и серыми пятнами, напоминающими паршу или экзему. Голова почти слилась с раздутым туловищем, конечности колыхались, словно лишенные костей щупальца морских анемон. Существо скребло ими по полу, тщетно пытаясь за что-нибудь зацепиться короткими отростками, которые еще недавно были тонкими девичьими пальчиками. Внутри туши что-то булькало, плескалось, шевелилось, как в мешке, полном живой рыбы.

Но самое жуткое было то, что почти полностью уцелело ее лицо.

Сэр Генри невольно задержал дыхание, когда среди складок рыхлой, сочащейся слизью плоти внезапно увидел глаза своей дочери. Глаза, сохранившие форму, цвет и даже сильно поредевшие, но все-таки ресницы. Остался на месте и нос, хотя стал меньше и словно растекся, сливаясь со щеками, на которых насмешкой над судьбой виднелись ямочки. И губы… то, что теперь было ртом его дочери, окружали губы того самого нежного оттенка, которому не нужна помада.

— О, господи. — невольно прошептал сэр Генри, усилием воли заставив себя остаться на месте. — Роза…

Мутный бессмысленный взор знакомых глаз завораживал и пугал сильнее самого жуткого уродства. Будь на их месте пустые бельма или какие-нибудь наросты, граф не так бы испугался. Оставаться на месте его заставила одна трезвая мысль — как-никак, он мужчина и не имеет права носиться по дому, ломая руки, как барышня в истерике.

А потом глазные яблоки внезапно пришли в движение, и зрачки уставились на него.

Взор прояснился. Их взгляды встретились. И сэру Генри показалось, что он сходит с ума, когда утробное ворчание, клокотавшее где-то в недрах существа, сменило тональность.

— Роза…Дочка…

— Она вас не слышит, — сзади подошла миссис Браун. — Весь день валяется вот так, только иногда сучит конечностями и… прошу прощения, ходит под себя. А убирать… ее же надо с места сдвинуть…

— Замолчите. И… оставьте нас.

Проворчав что-то себе под нос вроде «Воля ваша, милорд.» — сиделка отступила.

— Роза, — повторил граф, снова ловя взгляд этих чудовищных невозможных глаз. — Роза, ты… как?

Вопрос был глупым, но сэр Генри готов был прозакладывать правую руку, когда снова ощутил, как изменилась тональность ворчания существа.

— Роза, — тверже повторил он. — Я… все сделаю для того, чтобы ты поправилась. И ты обязательно поправишься, клянусь. Даже если мне…

На ум пришло банальное сравнение с адом, но граф себя вовремя одернул. Если ад и существует, то здесь и сейчас. И хуже вряд ли будет.

— Я этого так не оставлю, — вместо этого пробормотал он. — Ты мне верь, Роза. Я… — ему понадобилось несколько секунд, чтобы собрать силы для того, чтобы выдавить: — тебя люблю.

Глухое ворчание, бульканье и клекот в недрах существа ничуть не изменились. Но сэру Генри на миг почудилось, что в уголке одного глаза что-то блеснуло. Однако тратить время и присматриваться он не хотел. Запах тут действительно стоял убийственный, от него уже становилось дурно, и, почти выбегая за порог, граф подумал, что, пожалуй, стоит немного повысить жалованье мисс Браун. Хотя бы за то, что терпит эту вонь.


В реторте наконец-то началась реакция, и по лаборатории пополз запах чеснока.

— Да-да, похоже, что это он, — сэр Макбет склонился поближе, щуря глаза и рассматривая завихрения жидкости сквозь толстые стенки сосуда. — Цвет… запах… осталось проверить вкус и консистенцию и можно считать, что мы получили опытный образец. Не так ли, господа?

Ответом ему было молчание. Его собеседниками были несколько портретов на стенах и обитатели парочки клеток. И если изображения мужчин и женщин, столь же уместные в алхимической лаборатории, как и на поле боя, безмолвствовали, то обитатели клеток отреагировали ворчанием, гневным клекотом и утробными булькающими звуками.

— Ну, — сэр Макбет улыбнулся, осторожно пробуя стеклянной палочкой содержимое реторты и взмахами ладони направляя поближе к своему носу волну запахов, — кто желает быть первым испытуемым?

Желающих не было. Впрочем, кто их будет спрашивать? Тем более что вопрос был в большей степени риторическим. Желающий был. Даже не один, а двое. Всего двое. Из десятка. Так много и так мало.

Не во всех клетках сидели существа, которые даже при наличии самой буйной фантазии можно назвать людьми. Глыбы плоти, украшенные наростами, щупальцами и тем, что когда-то было конечностями. У двоих они вообще усохли и отвалились, причем один при этом превратился в нечто шарообразное, а другой, наоборот, стал напоминать короткую раскормленную змею. Но в самых дальних клетках находились «счастливчики».

Два мальчика из десяти, чудом перенесшие предыдущее «вливание». Одному малышу, лет трех-четырех, было совсем плохо. Он лежал пластом, еле дыша раскрытым обветренным ртом. Второму было около семи или даже девяти лет. Эти трущобные дети так плохо растут… Он сидел, привалившись боком к прутьям клетки, и взгляд его лихорадочно блестевших глаз остановился на подошедшем человеке. В них мелькнула тревога.

— Хочешь хлеба? — поинтересовался сэр Макбет, доставая из кармана халата бумажный сверток, в котором восхитительно пах сэндвич с ветчиной. Помахал им перед прутьями клетки, привлекая внимание мальчика. — Он весь будет твоим… твоим и твоего братца… если ты протянешь руку.

Мальчик прикусил губу. Несмотря на то, что он не умел ни читать, ни писать, разума ему было не занимать — в трущобах другие не выживают. Кроме того, он сидел тут не первый день и кое-что успел понять.

Сначала их была почти дюжина — мальчишек и девчонок от трех до десяти лет. Кого-то просто притащили с улицы, кого-то за кусок хлеба или бутылку джина продали пьяницы-родители. В трущобах часто пропадают дети, и далеко не все родители тут же спешат на розыски. Некоторые вздыхают облегченно — лишний рот не кормить… Всех детей на новом месте сначала несколько дней хорошо кормили, некоторым вместо лохмотьев давали другую одежду, поновее… Дети думали, что попали в сказку.

А потом им давали выпить какую-то странную воду. И дети начали умирать. Одни умирали сразу, корчась в жутких болях. Другие оставались в живых, но облегчения это не приносило. Потому как за первой порцией через два-три дня следовала другая, затем третья, четвертая… И каждый раз выживших становилось все меньше и меньше. Пока из дюжины не остались двое. Причем, наверное, уже один, потому что младший мальчик уже ни на что не реагировал.

— Так ты не хочешь хлеба? — сэр Макбет снова покрутил пакетом, надорвал, позволив запаху сэндвича просочиться наружу. — Надо всего лишь протянуть руку…

Мальчик молчал. Есть хотелось ужасно. Вчера им на двоих бросили одну корку, и почти все он забрал себе, поскольку малыш был слишком слаб, чтобы бороться за еду. Но если он поддастся слабости, этот человек опять заставит его проглотить какую-то гадость и тогда…

— Не хочешь? Твое дело.

Сэр Макбет обошел клетку, приблизившись к тому углу, где лежал младший мальчик. Косясь на старшего, примерился и, внезапно выбросив руку вперед, цапнул лежащего за ногу, подтягивая к решетке. Ребенок судорожно дернулся, но не смог оказать сопротивления, когда мужчина быстро воткнул ему в ногу шприц, полный свежего препарата. Надавил на поршень, вгоняя раствор в кровь, отступил. Должно пройти несколько минут прежде, чем станет известно, действует новый состав или нет. Но организм испытуемого крайне слаб. Он может просто не выдержать…

Сэр Макбет не испытывал угрызений совести. Цель оправдывает средства. Детская смертность в трущобах крайне велика. До года доживает только два ребенка из пяти. До пяти лет доживает трое из пяти. До десяти лет уже четверо, но все равно даже подростки не застрахованы от смерти. Голод, болезни, несчастные случаи, даже убийства, когда пьяный отец не рассчитывает удара и проламывает череп собственного сына… По сути, лишь один из двадцати новорожденных доживает до такого возраста, когда сам может стать отцом или матерью. Причем с девочками это случается раньше. Нередки двенадцатилетние матери, которые частенько умирают при родах вместе с младенцем. Эти бедняки плодятся, как крысы, от которых недалеко ушли. Не зря же несколько улочек носят имя этого пронырливого и живучего грызуна — Крысиная улица, Крысиный тупик, Крысятня… Он лишь вносит свой вклад в печальную статистику детских смертей. Сейчас его не понимают, могут даже проклинать, но настанет тот день, когда все поймут, что взошла заря новой эры. И благословят его. Ждать осталось недолго. Первые шаги уже сделаны. Живая вода входит в обиход. На ней работают первые, пока еще немногочисленные, паромобили, она заставляет двигаться дирижабли и корабли ее величества. Многие механизмы тоже не могут без нее обойтись. С каждым днем живая вода завоевывает позиции. Грядет эра воды и пара. Прогресс шагает семимильными шагами, его не остановить. И на новом пути не обойтись без жертв.

Мальчик и мужчина следили друг за другом. И сэр Макбет уже собирался, отбросив сомнения, просто войти в клетку и насильно вколоть испытуемому препарат, когда далекий стук в дверь заставил его встрепенуться.

В лаборатории он был один. Вернее, в этой ее части. Но была и другая, так сказать, общая. Все были уверены, что здесь находится просто комната отдыха, куда гений удаляется, чтобы предаться размышлениям о смысле жизни. И все также знали, что беспокоить профессора, когда он находится здесь, можно лишь в крайнем случае — война, пожар, визит королевы, атака пришельцев из космоса…

— Сэр Макбет? Сэр Макбет? — к стуку присоединился высокий молодой голос. — Вы здесь?

— Черт побери, — выругался тот. Проще простого было не отзываться, но если его видели входящим сюда, в покое точно не оставят. — Что там?

— Вас зовут. К вам… посетитель.

— Черт побери, — профессор выпрямился, бросил на забившегося в дальний угол мальчишку быстрый взгляд. — Тебе повезло, паршивец. Ты получил отсрочку… Но вот поможет ли тебе это? Посиди и подумай…

Пакет с сэндвичем убрался в карман халата. Ничего. Поголодает пару часиков и станет сговорчивее. А если нет — что он, с сопляком не справится? Жаль только одного — реакция у младшего подопытного может наступить с минуты на минуту, не хотелось бы пропускать финальную часть эксперимента.

Он тихо погасил несколько газовых фонарей, погрузив большую часть лаборатории в сумрак, задвинул ширму, отгораживая клетку с подопытными образцами, прикрутил парочку фитильков, чтобы не выкипал раствор и только после этого отпер дверь в небольшой тамбур, соединявший две лаборатории.

Там его ждала ершистая девица в рабочем халате поверх униформы. Сэру Макбету понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить, что эта девушка была в лаборатории на положении помощницы, которой доверяют только сбор материала и помощь в подготовке экспериментов.

— В чем дело, мисс? — запоминать имена младшего обслуживающего персонала профессор считал ниже своего достоинства.

— К вам пришли.

— Кто?

— Из палаты лордов. По личному вопросу.

Профессор задумался. Неприятно, когда тебя отрывают от работы в разгар проведения эксперимента. Но, пока он не обрел всю полноту власти, пока не достиг вершин, стоит считаться с окружающими людьми. Сильные мира сего по-прежнему способны уничтожить талантливого выскочку. Как только они поймут, какие на самом деле эксперименты он проводит…

— Проси… Хотя…

Решительным жестом отстранил ершистую девицу, прошелся взглядом по лабораторным столам, отмечая, где что стоит.

— Почему образцы не подписаны? И что это за беспорядок? Кругом пыль, какие-то бумажки… Немедленно все убрать. Распустилась.

Девица сумрачно кивнула и принялась за работу.

— И смотри у меня. Где остальные?

— На перерыве…

— Перерыв закончен. Хватит отдыхать.

С этими словами сэр Макбет вышел в переднюю комнату, где его ждал посетитель. Профессор нахмурился. Этого человека он не помнил.

— Добрый день, сэр…э-э…

— Генри Фрамберг, восьмой граф Торнхильд, — тот коснулся двумя пальцами края цилиндра. — К вашим услугам.

— Джулиан Макбет. Чем могу служить?

— Ваша живая вода…Несколько лет назад вы представили свой проект, который был одобрен большинством голосов. Я был в числе тех, кто голосовал «за». И, должен заметить, что прогресс с тех пор шагнул далеко вперед. Паромобили прежде были экзотикой, диковинками и забавными игрушками, которым место в паноптикуме или на арене для развлечения детворы. А сейчас их все больше и больнее на наших улицах. Дирижабли стали летать дальше и выше и значительно реже стали взрываться… они стали доступнее для населения… Про флот Ее Величества я вообще молчу. Британия — морская держава и ее мощь небезразлична каждому истинному британцу…

— О да, — улыбнулся профессор. — Но это не предел. Мы постоянно проводим опыты, изучаем свойства воды, дабы живая вода нашла применение во всех сферах нашей жизни. Ведь мы окружены водой. Она повсюду, даже в воздухе, которым мы дышим, тоже есть вода. Большая ее часть не принадлежит никому. На нее не распространяется право частной собственности. Можно оградить реку, перекрыв подходы к ее берегам, наставив заборов и охранников. Но вода, которая течет меж этих берегов, свободна. Если ее задержать, можно уничтожить реку… Поэтому вода, как и воздух, принадлежат всем в равной степени. И все в равной степени должны будут пользоваться благами нового мира, на пороге которого мы сейчас находимся.

Сэр Макбет разошелся, чего с ним давно не бывало. Сказывалась мысль о том, что перед ним, возможно, меценат и денежный мешок, от которого может многое зависеть. Может быть, он хочет сделать большой заказ. С таким предложением к нему уже подходили, и поначалу ученый профессор отнекивался — мол, благо человечества для меня важнее блага отдельного человека. — но потом одумался. Осчастливить все человечество за пару лет невозможно. А вот осчастливить за тот же срок всего одного человека — вполне реально. И с некоторых пор он уже внимательно выслушивал всех посетителей.

— Блага, — прищурился сэр Генри. — Да, блага цивилизации… Кому-то они несут богатство и процветание, а кому-то разорение и гибель.

— Простите, — сэр Макбет словно споткнулся, — что вы имеете в виду?

— Мутантов.

Ах, вот оно что. Об этом он мог бы догадаться. Эти мутанты… с тех пор, как они стали появляться, общественности не было покоя. Законы, принятые палатой лордов и одобренные палатой общин и королевой, ограждали людей от них, ограничивали свободу одних и защищали права других, регламентируя обязанности. Отряды чистильщиков, организованные как особое подразделение Скотланд-Ярда, налог на мутантов, дополнительные курсы для молодых врачей, которым приходилось сталкиваться с этим «заболеванием», создание резервации для заболевших и ассигнования на уход и поиски средств лечения. Это была лишь малая толика того, что сделано.

— Увы, за прогресс приходится платить, — вздохнул сэр Макбет. — К сожалению, технология очистки и перегонки воды оставляет желать лучшего. На определенном этапе метаморфоза живая вода несет смертельную опасность. Вдыхание ее паров приводит к неожиданным и чаще всего нежелательным последствиям…Но мы в лаборатории постоянно ищем пути усовершенствования технологии, но пока… мы ограничены в средствах…

— Вы получите деньги, — перебил сэр Генри, и его собеседник изумленно заморгал, не ожидая столь быстрого ответа на незаданный вопрос. — Если создадите лекарство…

— Простите?

— Ваша живая вода… она несет не только жизнь, но и смерть. То, что благо для механизмов, что заставляет их работать лучше, быстрее, сильнее, долговечнее, оказывается враждебно людям… их природе.

— Да-да, понимаю, но…

— Моя дочь. Она не имеет никакого отношения к вашей фабрике. Она никогда не бывала на ее территории. Она тем более не принимала участия в этих ваших… очистке и перегонке воды. И, тем не менее, она заболела. Заразилась, случайно столкнувшись с этой вашей живой водой.

— Это исключено. Утечек не было, я бы знал.

— Мне все равно, была утечка или нет. Мне необходимо, чтобы вы сотворили лекарство для моей дочери. Верните мне мое дитя — и вы получите деньги. Столько, сколько надо. Плюс все мое влияние в правительстве. Ведь у меня есть шанс стать премьер-министром…

Шанс был, на самом деле, невелик, но в эту минуту сэр Генри думал только о судьбе Розы.

— Ну, — сэр Макбет кинул на собеседника оценивающий взгляд, — если вы так ставите вопрос… Но, надеюсь, вы понимаете, какая перед нами стоит сложная задача? Нам придется совершить ни много, ни мало, невозможное.

— Мне все равно, — нахмурился сэр Генри. — На кону жизнь и здоровье моей дочери. Неужели нельзя создать что-нибудь… скажем, «мертвую воды», которая сводила бы на нет все изменения, которые вызвала «живая вода»?

— Эм… понимаете… исследования ведутся… многими специалистами. Я же, со своей стороны, занят поисками новых возможностей, новых свойств моего детища. Я знаю, что она вызывает… кое-какие изменения. Мне бывает интересно, какими они могут быть…

— Не юлите, — перебил его граф. — Лучше скажите коротко и ясно — лекарство для моей дочери будет?

— Эм… ну… такое возможно… — сэр Макбет никогда не давал обещаний. Почему-то все они сводились к двум результатам — ты либо, как ни стараешься, не можешь их выполнить, либо тебя заставляют их выполнять, несмотря на активное сопротивление. Тут он не знал, что предпочесть.

По счастью или несчастью, сэр Генри понял его по-своему.

— Отлично, — он пристукнул тростью по полу. — Даю вам неделю… нет, десять дней срока. Через десять дней вы обязаны предоставить мне действенное лекарство…и в обмен получить либо неограниченный кредит, дабы могли продолжать свои исследования, либо вам придется плохо. Вы поняли? В таком случае, не смею вас задерживать.

Загрузка...