Проклятье живой воды

Глава 16

Верна Чес сама не знала, зачем пришла сюда, к воротам фабрики. Многие женщины вот так, оказывается, часами поджидали на воротах — молчаливые, настороженные. Они несколько оживились, только когда услышали гудок, возвещавший конец смены. Еще немного времени спустя распахнулись ворота, вернее, одна небольшая калитка, через которую стали по одному выходить рабочие.

Толпа заволновалась. Женщины подались вперед, всматриваясь в лица тех, кто выходил. Вот одна вскрикнула, кинувшись к мужу. Вот вторая, третья… еще несколько мужчин, не встретивших своих жен или сестер, просто прошли мимо. Верна смотрела, наблюдая. Толпа двигалась медленно — через калитку одновременно могли пройти только двое, и каждый проходил мимо чистильщика, который тихо дотрагивался до рабочего. Большинство тут же проходили мимо, но вот однажды рука чистильщика замерла на плече человека. Тут же прозвучал высокий, не грани слуха, свист, и еще трое чистильщиков, возникнув как из-под земли, схватили удивленного рабочего за локти, оттаскивая в сторону. Тот коротко вскрикнул, сопротивляясь, но его просто-напросто уволокли прочь. Толпа заколыхалась, послышались голоса, где-то вскрикнула женщина, но минуту спустя все успокоилось и пошло в прежнем порядке.

Миссис Чес ждала. Люди проходили мимо. Одни — отработавшая свое смена — спешили по домам, другие — смена, заступавшая на работу — наоборот, торопились к другой калитке, где пропускной режим был не таким строгим. Там людей не встречали чистильщики, но и там толпились зрители, провожавшие входящих жадными взглядами. Безработные, надеявшиеся на удачу и шанс получить работу. Их не останавливал тот факт, что далеко не все рабочие возвращаются к своим семьям. Нищета, голод и высокая зарплата заглушали страх. Кроме того, всегда оставался шанс не заболеть…

Примерно через час все успокоилось. Одна смена ушла с фабрики, другая — пришла. Удалось просочиться внутрь нескольким безработным — им нашлись вакансии. Разошлись и встречавшие женщины. Одни увели своих мужчин домой, другие…

Другие остались стоять. По потухшим глазам, следам слез и печати безысходности на лицах Верна легко определила товарок по несчастью и нашла в себе силы порадоваться — значит, не одна она такая.

За воротами прозвучал еще один гудок — начало новой рабочей смены. За ворота вышла охрана, состоявшая из чистильщиков. Женщины попятились. Миссис Чес осталась стоять.

Вечерело. Стало холодать. Надо было идти домой, но почему-то не было сил. Что она станет делать в пустом холодном доме? Там все напоминало о сыне — если не уцелевшие его вещи, то разгром, учиненный чистильщиками. Останься кто-то в ее семье, женщина, может быть, и нашла в себе силы работать, жить. Но сейчас, в полном одиночестве… Даже соседи уже от нее отвернулись — пока шла сюда, никто из знакомых не поинтересовался, куда она идет. Даже миссис Тук лишь кивнула при встрече, но промолчала. А ведь раньше болтала без умолку… И если она не придет ночевать, никто не побеспокоится. Она никому не нужна.

Кроме сына.

Утро застало ее на ступенях проходной. Верна сама не заметила, как задремала, сидя на камнях и привалившись спиной к стене. Когда ее сердито потряс за плечо полисмен, женщина не сразу поняла, где находится.

— Здесь нельзя находиться, — сказал «бобби».

— Но мне надо… я по делу. — женщина с трудом поднялась. Болело все тело, особенно поясница. Она здорово продрогла и успела проголодаться.

— По какому такому делу?

— Я… — миссис Чес растерялась. Этот полицейский был посторонним человеком. Стоит ли его посвящать в свои проблемы? — Мне надо увидеть самого главного…начальника.

— Кого?

— Я не знаю. Мой сын тут работал…

— Вы пришли к сыну?

— Нет. Он…заболел, и я хотела… мне нужно к сыну, понимаете? Он заболел и его забрали чистильщики. И теперь я не знаю, где он и что с ним.

Ее беседа с полицейским привлекла внимание. Какой-то добротно одетый господин как раз в эту минуту выбирался из наемного экипажа и, проходя мимо, приостановился, уловив обрывок фразы.

— Ваш сын — мутант? — поинтересовался он.

— Да. Он…заболел. И его у меня забрали несколько дней тому назад.

— Все правильно. Согласно постановлению за номером три тысячи сто сорок шесть «О мутантах и лицах, по болезни к ним приравненных» все заболевшие, равно как и подозреваемые в наличии заразы подлежат изоляции от общества и помещению в карантин. Контроль за исполнением сего возложен на службу чистильщиков, — мужчина торжественно погрозил пальцем. — Согласно постановлению за номером… кхм… запамятовал… три тысячи сто сорок восемь… или девять… ну да не важно… Согласно этому постановлению родственникам мутировавших и зараженных должно выплатить компенсацию в размере одной месячной заработной платы без учета налогов и штрафов если в семье есть еще один кормилец и трех месячных зарплат, если других кормильцев в семье нет, а также премию… в случае добровольной сдачи мутанта властям. Вы живете одна?

— Да, — оторопела Верна перед этим напором. — Теперь одна. У нас с сыном больше никого нет и не было… давно…

— Так… детей у вашего сына тоже нет, как я полагаю?

— Нет. Куда ему? Виктору только недавно восемнадцать лет исполнилось… какие дети? Он сам еще ребенок.

— Не скажите. В его годы я уже был младшим письмоводителем… Так, значит, и других кормильцев у вас тоже нет?

— Нет…

— Хорошо. Пишите заявление по всей форме и приносите сюда. Обратитесь к мистеру Споку. Это я… кхм… мистер Бенджамен Спок, бухгалтер. Думаю, сэр Макбет не откажется выписать вам трехразовую компенсацию по утере единственного кормильца… Как, кстати, фамилия вашего сына?

— Чес. Виктор Чес. Он тут три месяца работал, пока это с ним не случилось.

— Хорошо. Мы поищем в ведомостях сведения о Викторе Чесе. Идите и ни о чем не беспокойтесь.

По-своему поняв последние слова, полисмен стал осторожно оттеснять Верну от проходной, куда вслед за мистером Споком уже подходили остальные. Для рабочих распахнули ворота, для клерков открыли двери проходной. Но женщина вырвалась и бросилась вслед за бухгалтером на крыльцо:

— Мне не нужны деньги. Я хочу вернуть сына.

— Боюсь, что это невозможно, миссис Чес. Он подлежит изоляции…

— Но я должна… я не могу его бросить…

— Увы, таков закон. Идите домой.

Полисмен крепко взял ее за локоть, потянул за собой.

— Где он? — воскликнула Верна. — Куда его поместили?

— Я не знаю.

— А кто знает? Где его содержат? Не может такого быть, чтобы никто не знал. Я только хочу найти сына. Господом богом вас заклинаю…

Полисмен тащил ее прочь, волоча безо всякой жалости. Верна вырывалась, как могла. Мистер Спок сердито скрипнул зубами и скрылся в дверях проходной, но прежде, чем полисмен успел утащить женщину прочь и сообщить ей, что она арестована за нарушение общественного порядка, как он вернулся. Быстро сошел с крыльца, подошел и еще быстрее, отстранив «бобби», сунул Верне в руку бумажку.

— Вот адрес. Его берут многие, кто, как и вы, хотят что-то узнать о своих родных. Там с вами будут разговаривать. А сейчас уходите.

Оцепенев, миссис Чес смотрела ему вслед.

— Мэм? — полисмен слегка дернул ее за локоть. — Вы в порядке?

— Да, — она кивнула, сглотнув комок в горле. — Да, ваша честь… Извините, я…

— Вам лучше уйти, мэм, иначе я буду вынужден отправить вас в участок. Это не самое лучшее место для…кхм… женщины ваших лет.

— Я понимаю, — она заставила себя разжать пальцы и развернуть бумажку. Стандартный бланк. Название конторы и адрес. — Только сначала… вы не подскажете, где это находится?

Следующие несколько дней слились для миссис Чес в один неимоверно долгий и запутанный день. Она провела все это время на ногах, обивая пороги, выстаивая в очередях, просиживая в приемных или томясь в коридорах. В тех редких случаях, когда ее пропускали в кабинет к очередному чиновнику, Верне приходилось рассказывать все с самого начала — как они с Виктором остались вдвоем, как они работали, чтобы свести концы с концами, как Виктор нашел работу а «Макбет Индастриз», как он работал там по двенадцати часов в сутки, но даже при таком режиме ее мальчик всегда находил время хоть немного поговорить с матерью. И как он заболел.

— Виктор не опасен, — завершала она всегда свой рассказ. — Он обычный мальчик, попавший в трудную ситуацию. Мы бы с ним справились…если бы нам дали шанс…

— Кому? — отвечали ей, если вообще снисходили до ответа. — Кому вы предлагаете дать шанс? Мутанту?

— Моему сыну.

— Ваш сын — мутант, хотите вы того или нет. А закон «О мутантах» суров и высказывается однозначно — все мутанты и приравненные к ним заболевшие неизвестной болезнью люди подлежали обязательной изоляции в специализированную клинику.

— Но мой мальчик не…

— С ним поступили по закону, только и всего.

— Арестовав, как преступника.

— Все мутанты — потенциальные преступники.

— Но мой сын никого не убивал.

— Миссис Чес, — чиновник устало потер переносицу. — Поймите, в парламенте сидят неглупые люди, которые знают больше вашего и пекутся о вашем благе. Они знают, что все мутанты рано или поздно превращаются в убийц. И толкает их на это отнюдь не жажда крови или ненависть ко всему роду человеческому. Их толкает на это голод. Да-да, обыкновенный голод. Мутантам хочется есть. Им хочется мясо. Много мяса, и оно напрасно пытается сопротивляться.

— Но мой сын никогда бы не стал есть… человеческое мясо.

Человеческое. А кошачье?

Вспомнилось исчезновение кошки соседей. Не Виктора ли рук дело? Только это было давно. Еще до того, как в качестве убежища был выбран подвал. Выбраться оттуда, чтобы поохотиться на кошек, Виктор определенно не мог. Значит ли это, что закон ошибается?

— Ваш закон ошибается. По крайней мере, мой сын не таков, чтобы подпадать под ваш закон. Он не опасен.

— Как вы можете так утверждать? — чиновник косился на дверь так явно, что и слепец бы понял — ему все надоело, и он просто ищет предлог, чтобы выставить гостью за порог.

— Могу. Я — мать. А мать лучше знает своего сына…

— Не скажите. Моя матушка, например, знает обо мне не все. И кое-какие мои дела и привычки привели бы ее в состояние шока. Например…

— Например, что вы берете взятки? — напрямик спросила Верна. — Да, это может шокировать. И я вас понимаю, когда вы хотите скрыть от матери этот факт. Однако мать всегда и всему найдет оправдание.

— Хватит. — чиновник хлопнул ладонью по столу. — Я вас понял и не смею больше задерживать. Вот вам пропуск, подниметесь на пятый этаж, левое крыло, кабинет номер пятьсот сорок два. Если там заперто, обратитесь в комнату пятьсот сорок три. Там вам помогут.

За последние несколько дней она так часто слышала эти слова: «Там вам помогут.» — что не придала этому значение. Уже было ясно, что никто ей помогать не будет.

Иногда во время бесконечных хождений из кабинета в кабинет, из здания в здание миссис Чес встречала других людей, чьи судьба была схожа с ее собственной. Родителей, потерявших своих детей. Жен, лишившихся поддержки мужей. Детей, оставшихся без отцов и матерей. Все эти люди находились в том же положении, что и она. У них была общая беда и нужда. Но реагировали все по-разному. Кто-то был бы рад ограничиться компенсацией. Кому-то просто хотелось свидания. Кто-то уже опустил руки и перестал бороться и тупо топтался на месте в надежде… на что? Что все это страшный сон и он вот-вот окончится, нужен лишь толчок извне. Они почти не разговаривали друг с другом, и лишь иногда, сталкиваясь в очередях перед очередными закрытыми дверями, коротали время за разговорами.

Верна отмалчивалась, а если молчать не получалось, отделывалась общими фразами: «Сын. Единственный. Заболел… увезли и не сказали…» Ей казалось, что ее собственная боль намного сильнее и правильнее, что только она имеет право на помощь и сочувствие. Ведь у всех этих людей остались родные и близкие. У нее не было никого.

И она продолжала ходить из кабинета в кабинет, в то время как остальные сдавались и, махнув рукой, уходили, чтобы вернуться к прежней жизни. Миссис Чес смотрела им вслед и думала, что, пожалуй, тоже пора уходить. Сколько еще будет продолжаться это бессмысленное кружение из кабинета в кабинет, из конторы в контору? Какое этим чиновникам до нее дело? Не пора ли сдаться и уйти?

Но в пятьсот сорок втором кабинете ее, оказывается, уже ждали.

— Миссис Верна Чес? — лысоватый, плотный мужчина с каким-то рыхлым лицом обмахивался веером бумаг. — Проходите. Присаживайтесь. Чего вы от меня хотите?

Верна открыла и закрыла рот. Во всех предыдущих кабинетах чаще от нее требовали длинных историй. Но как раз от этих историй она и устала больше всего.

— Верните мне сына, — выпалила она.

— Кого? — растерялся мужчина.

— Моего сына, Виктора Чеса. Он заболел, мутировал, а его у меня увезли в неизвестном направлении…

— Направление-то как раз известное, — перебил ее чиновник и отвернулся к окну.

Сперва Верна подумала, что она надоела со своими россказнями, но быстро выяснилось, что мужчина смотрел на кое-что другое.

— Вон там, за домами Яндроуза и прибрежными районами, — промолвил чиновник. Что там?

Верна тихо поднялась, подошла к окну. Всмотрелась.

— Море?

Горизонт был характерного зеленовато-голубого оттенка.

— А в море что? Не в курсе?

Тут пришлось подумать. И не только потому, что она слишком устала, чтобы понимать намеки.

— Там… острова?

Спросила больше наобум, просто потому, что знала — Британия тоже остров, а где один, там и другой, и третий… большие и маленькие. Они есть.

— Острова, — кивнул чиновник ей в ответ. — А на островах…

Верна промолчала. Так далеко ее познания не распространялись.

— Там живут…э-э…

— Мутанты. Их отвозят на остров… группу островов. Не так уж далеко от берега, но все-таки изолировано.

— В лечебницу или…? — про то, что по Темзе время от времени проходят в море и выходят из него тюремные баржи, она знала. Видела несколько раз. В них содержат особо опасных преступников, ведь сбежать по воде тяжелее. Толстый борт, обшитый железом, просто так не продолбить, а на воде беглец не такой уж проворный, враз пристрелят.

— Изолируют, — жестко повторил чиновник. — Мутанты опасны. Вы сколько угодно можете твердить, что ваш сын не такой. Можете плакать, вещать что-то про материнское сердце… думаете, вы одна такая, кто добирались до этого кабинета и принимались на коленях умолять меня о прощении вашему ребенку… как будто он совершил что-то преступное? До вас тут были десятки… сотни. И все твердили одно и то же: «Он не такой, верните его.» — наслушался, знаете ли. Так что хоть вы избавьте меня от этого спектакля.

Верна прикусила губу. Она не предполагала, что все так… серьезно.

— Мутанты должны быть изолированы, — жестко продолжал мужчина. — Это закон. Не важно, насколько опасен один мутант. Важно, что он мутант. Общество не допустит, чтобы эти существа бродили по нашим улицам. Даже если они и вполне безобидны. Им нельзя находиться рядом с людьми.

— Но людям можно находиться рядом с ними.

Слова сорвались с губ сухие и твердые, словно принадлежали не ей.

— Да? — чиновник посмотрел на нее с интересом. — И вы хотите…

— Послушайте, — перебила Верна, — я уже ничего не хочу. Мой сын заболел. Он работал на эту вашу… «Макбет Индастриз», будь она проклята. Делал эту самую… «живую воду» или как там правильно называется… Простой рабочий… грузчик. Он не виноват, что заразился. Это виновата сама ваша живая вода. Она убивает, понимаете? И она убила моего сына.

— Позвольте, но вы только что сказали, что он…вы хотели, чтобы вам вернули… умершего?

— Мой сын жив. — воскликнула она. — Я просто хочу… я запуталась, устала. Меня никто не хочет выслушать. Мне никто не хочет помочь. Я была в этой «Макбет Индастриз». До меня снизошел сам… сам сэр Макбет.

— Вот как?

Вот так. Она наткнулась на него случайно, когда явилась в контору к Бенджамену Споку. Столкнулись в дверях. Всесильный глава «Макбет Индастриз» куда-то торопился, разговор получился короткий и бессодержательный.

— Говорил что-то о прогрессе, необходимых и неизбежных жертвах, что ничто не обходится без потерь… что надо принимать жизнь такой, какая она есть… посоветовал обратиться сюда, — почти слово в слово пересказала она ответ ученого. — А здесь все то же самое…

Она всхлипнула, прижимая ладонь к щеке. Чиновник вдруг протянул ей платок, в который она осторожно уткнулась. Надо же, какая глупость. Расплакалась, как девчонка… Но остановиться было уже нельзя. Слезы так и лились, становясь еще горше от того, что рядом стоял этот чиновник и осторожно, как-то казенно, пытался ее утешать.

— Увы, все правильно вам сказали, миссис Чес. Новое всегда с кровью пробивает себе дорогу, и новый мир строится на костях старого. Когда мой отец был мальчишкой, начинали появляться станки — токарные, литейные, ткацкие, прядильные… Мой дед и бабка ходили их ломать. Люди жгли фабрики, убивали мастеров и тех рабочих, которые решались на этих станках работать. А некоторые работали нарочно, выжидая момента, чтобы начать ломать… Шли настоящие войны. Люди думали, что мир рухнет от того, что на смену человеку придут машины… Да, было много поломанных судеб. Многие потеряли работу потому, что одна, скажем, ткацкая машина заменяла пять ткачих, работавших по-старинке, на ручных станках. Была нищета и голод, была зависть к тем, кому повезло и ненависть к тем, кому не повезло. Но прошло время, все притихло. И теперь уже работают заводы и фабрики, и никого это не пугает и не удивляет. Более того, все довольны и счастливы. Точно также и здесь… вам это покажется странным и диким, но наступает новая эпоха. Эпоха пара. Машин становится все больше, им нужно топливо. Не топить же станки дровами? А уголь? Сколько угля может взять на борт дирижабль, чтобы долететь до цели? Столько, что для людей и грузов не останется места. «Живая вода» способна обеспечить его топливом легким, экономичным и… безотходным. Вам нравится уличная вонь и бесконечный смог над городом? Мне — нет. И многие со мной согласятся. Эти паромобили, которые ездят по улицам, конечно, здорово грохочут, но они не так воняют и не оставляют после себя столько навоза, как лошади. Я уж молчу про чистоту воздуха. «Живая вода» появилась всего несколько лет назад, но люди уже успели оценить ее преимущества. А что до недостатков… они есть у всего, созданного людьми. Ибо мы сами несовершенны. И если за наше несовершенство предъявлять претензии Творцу, по меньшей мере, глупо, то что до наших собственных творений… Вот тут мы можем и должны неустанно работать, чтобы достичь совершенства. Вы меня понимаете, миссис Чес?

— Признаться, не совсем.

— Это и не важно. Важно другое — прогресс не остановить. С ним надо только смириться и отдать все силы для грядущего процветания человечества.

— Мой сын отдал, — прошептала Верна. — А теперь этот самый прогресс забыл его…

— Нет, уверяю вас, — в голосе чиновника промелькнуло почти человеческое участие. — Наука не стоит на месте. Лучшие умы человечества сейчас заняты поисками лекарства. Ученые трудятся, не покладая рук, дабы вернуть заболевшим человеческий облик, вернуть в семьи отцов, мужей, братьев… сыновей и даже дочерей… Да-да, иногда бывает, что заболевают и женщины, заразившись от своих родственников. Надо только немного подождать…

— И мой сын ко мне вернется?

— Разумеется. Однажды настанет благословенный день, когда все те, кого мы потеряли, вернутся к нам. Надо только ждать и верить и…

— Я не могу ждать, — вздохнула Верна.

— Э-э… как это? Ведь все ждут и…

— Я не все. Я не могу без него, понимаете? Я должна быть с ним рядом. Ему плохо без меня, я чувствую…Помогите мне найти сына. — она невольно вцепилась в лацканы сюртука чиновника. Тот отпрянул, пораженный таким напором.

— Но это не в моей власти. Я мог бы только порекомендовать вам обратиться…

— Куда? Я побывала везде. Я несколько дней обивала пороги половины всех присутственных мест и контор Лондона. Я только и делаю, что хожу с адреса на адрес. И везде одно и то же: «Мы не в силах помочь, но позвольте рекомендовать вам обратиться по такому-то адресу…» Я устала. Я хочу к сыну. Только скажите мне, где он находится.

Она собиралась потрясти чиновника, как грушу, и тот еле вырвался, выкрикнув:

— Остров Таймленд… Но вам вряд ли это поможет.

— Остров… — руки Верны разжались сами собой.

— Остров Таймленд, выделенный правительством и частично выкупленный профессором Макбетом для того, чтобы было, куда свозить заболевших, — выпалил потрепанный чиновник. — Раз в декаду туда ходит пароходный катер. Отвозит новую партию заболевших и…кое-какой обслуживающий персонал, а также припасы. Но вам от этого пользы нет никакой, — тут же добавил он. — Я не знаю точно, откуда и во сколько отходит этот самый катер. Я понятия не имею, каков его номер и когда он отъезжает. Я не в курсе, берет ли капитан пассажиров, как не знаю и имени капитана. И тем более не представляю, как его отыскать… Я ничего не знаю кроме того, что только что вам сказал, миссис Чес. Поверьте, мне очень жаль.

— Это правда? — нахмурилась Верна.

— Поверьте, мне очень жаль, — повторил чиновник, прижимая руку к груди и одновременно пытаясь хоть как-то разгладить мятый сюртук. — И это вынужденная мера. Если бы вы, миссис Чес, имели представление о том, сколько народа ежедневно атакует и адмиралтейство, и пароходные компании, и нас, и адвокатов, и даже самого профессора Макбета с одной-единственной просьбой — помочь им перебраться на остров Таймленд. И у всех них разные цели. Кто-то ищет, как и вы, встречи со своим родственником. Кто-то мечтает посвятить себя заботе о тех несчастных, что заперты там, как в темнице… А кто-то спит и видит, как бы их истребить.

— Кого? Мутантов? — не поверила своим ушам Верна.

— Естественно. Кого же еще, — чиновник вполне оправился от потрясения и заговорил пренебрежительным тоном. — Когда они только появились, люди выходили на улицы, устраивали пикеты и марши протеста. Их приходилось разгонять конной полицией, ибо в городе начинались беспорядки…

Верна слушала и кивала. Она слышала об этом и даже как-то раз ее чуть было не затянуло в толпу, собиравшуюся для очередного марша протеста. С того смутного времени прошло около десяти лет…

— Люди требовали истребить мутантов, и правительство не могло не пойти им навстречу. Королева Анна только-только вступила на престол после своей досточтимой матери, ей надо было сделать что-то такое, чтобы завоевать сердца подданных, которые все еще скорбели по благословенному «золотому веку» Британии… Она подписала указ. А потом отдельным декретом даровала родственникам мутантов право самим определять свою судьбу. Ибо находились и такие, кто, подобно вам, пытались всего-навсего воссоединиться со своими близкими.

Сердце Верны отчаянно забилось. Она поняла, что наступает решительная минута.

— Профессор Макбет на свои деньги купил остров Таймленд, вместе с остатками сторожевой крепости и помог переселиться на другой остров и побережье тем семьям рыбаков, которые жили в расположенной там же деревушке. Он влез в долги — «Макбет Индастриз» тогда только-только вставала на ноги — но был готов продать последнюю рубашку, чтобы помочь этим людям… и нелюдям. Королева милостиво выкупила остальное, и остров Таймленд стал прибежищем мутантов… и тех, кто желает разделить с ними их участь.

— Я тоже хочу… разделить, — прошептала Верна. — Как это сделать?

— Увы, это гораздо проще на словах, чем на деле. Ибо, кроме вас, есть десятки тех, кто пытается проникнуть на остров не совсем с честными намерениями. Есть любители, мечтающие поохотиться на мутантов. Есть те, кто пытается мутантов воровать…

— Для чего?

— А мы знаем? Нет, следствие ведется, есть кое-какие зацепки, но это все проходит по ведомству контрразведки, и, сами понимаете, подробности не знает никто. Нам кинули кость — мол, работа не стоит на месте. — и мы должны довольствоваться этим. Так вот, на одного, так сказать, «нормального» посетителя приходится два-три опасных типа. Ибо есть и сумасшедшие, которые уверяют, что мутанты разумны, что с ними можно общаться на равных, что они такие же люди, как мы с вами, и что если удастся вступить с ними в контакт, то не понадобится лекарство. Катер исправно ходит на остров и обратно, но всякий раз он отплывает с разных пирсов, да и время сообщают буквально за полчаса-час до отплытия, чтобы уменьшить количество нелегалов. И, тем не менее, каждый раз на остров кто-то да просачивается. И поэтому с некоторых пор мы на всякий случай отказываем всем…

— Даже мне?

— Увы, миссис Чес. Таков закон. Уже полтора года, как на Таймленд запрещено доставлять пассажиров… кем бы они ни были. Именно я оформлял визы на остров, гостевые и поселенческие. И с принятием нового постановления именно я должен сообщать соискателям, что они зря проделали весь этот путь.

— Вы мне отказываете?

— Да. Вам лучше уйти. Иначе я буду вынужден вызвать полицию, и вас отсюда выведут силой.

Верне показалось, что земля разверзлась у нее под ногами. Чиновник еще что-то говорил, просил извинений, даже попробовал поцеловать ее запястье… женщина ничего не замечала.

Она сама не помнила, как выбралась из офисного здания на свежий воздух. Начинался июнь, было жарко, но со стороны Темзы дул ветер. Миссис Чес не замечала ничего. Она встала у широких ступеней крыльца, глядя в небо и беззвучно шевеля губами. Хотелось молиться, но слов не было. Была пустота.

Но она должна попасть на остров Таймленд. Попасть, во что бы то ни стало.

Она не заметила, как в отдалении остановилась карета с графской короной на дверце. Из нее выбрался стройный молодой человек в дорогом сюртуке и цилиндре и кивнув кому-то, оставшемуся в карете, легко, через три ступеньки, взбежал на крыльцо. Он промчался буквально в двух шагах от Верны, и скрылся в здании с видом человека, которому все в жизни легко удается.