Не удалось.
Мэгги измаялась, сидя в карете. Каждая минута, которую сэр Джеймс проводил в управлении, казалась ей часом. Девушка не привыкла бездельничать, и то елозила по сидению, то грызла ногти, то колупала обивку, по одной вытаскивая ниточки, то просто принималась вспоминать формулы и составы различных реагентов.
Фигура на ступеньках привлекла ее внимание. Девушка узнала миссис Чес и невольно обрадовалась. Как-никак, знакомое лицо. Но что она здесь делает? Недолго думая, Мэгги выскочила из кареты и, не обращая внимания на окрик кучера, кинулась удовлетворять свое любопытство.
Верна Чес девушке не обрадовалась, даже когда та поведала ей, что тут делает. Наоборот, ощутила глухое раздражение и зависть — в то время как у нее, матери, отняли право увидеть сына, какая-то выскочка, которой графский племянник купил разрешение, отправится на остров. И пусть она что-то там вещает про поиски лекарства, про науку и важность миссии — факт остается фактом. Ее, Верну Чес, обманули. Все всегда достается только тем, у кого есть деньги. Наверное, в управлении просто ждали от нее взятки. Но что бедная швея с заработком всего в шесть шиллингов в неделю, могла им дать? Напрасно Мэгги пыталась ее уговорить, успокоить.
Тут, на крыльце, их и нашел Джеймс Фицрой, вышедший из здания. И, бросив взгляд на его лицо, Мэгги осеклась. Она уже почти решила попросить сэра Джеймса о содействии — и вот он идет навстречу такой мрачный и задумчивый, что слова застревают в горле.
— Что… случилось, сэр Джеймс?
— Отказали, черт побери. — выругался Джеймс, пристукнув тростью о ступени. — Какой-то новый закон, принятый почти полтора года назад, но ратифицированный только несколько недель тому… Теперь гражданские лица не допускаются на Таймленд ни под каким видом. Исключение для военных и проповедников Ордена Госпитальеров, а также для тех, кто родился на том острове и имеет соответствующие документы.
— И что же нам делать? Неужели нет выхода?
— О, за этим дело не станет, — невесело рассмеялся Джеймс. — Можно мне вступить в армию и надеяться, что именно наша часть рано или поздно будет вынуждена отправить на остров взвод солдат для обеспечения порядка. Вам же можно принять постриг и надеть серую рясу госпитальерки. А можно… кхм…
Он заметил Верну и замолчал. Мэгги тут же взяла женщину под руку:
— Сэр Джеймс, позвольте представить вам миссис Верну Чес. Ее сын… он тоже мутант…
— И, насколько я понимаю, вы тоже только что получили отказ?
Верна кивнула. Говорить она не могла, боясь не справиться со своим голосом.
— Я хотела… я только хотела… к своему мальчику, — с трудом выдавила она и расплакалась.
Мэгги тут же кинулась ее утешать, но ее спутник брезгливо поморщился и отступил на шаг, всем своим видом показывая, что не имеет никакого отношения к этой парочке. Подобное пренебрежение больно резануло Верну. Впрочем, этот сэр Джеймс наверняка из высшего общества. Ему близкие знакомства с работницами ни к чему. Он и так переступил через себя, общаясь с мисс Смитсон. Усилием воли она взяла себя в руки:
— Простите. Я пойду… прощайте.
Мэгги дернулась было следом, но ее удержали легким похлопыванием рукояти трости по плечу.
— Не стоит тратить время, — промолвил Джеймс.
— Но миссис Чес так страдает…
— Мы не можем себе позволить тратить время на утешение страждущих. У нас есть свои проблемы, которые намного важнее, чем утирание чужих слез. Вы получили задание. Извольте его выполнять, мисс Смитсон.
Девушка осталась, скрипнув зубами от досады и обиды. Как она могла забыть. Баронет, племянник графа Торнхильда. Он и так уже снизошел до простой лаборантки, исключительно потому, что самостоятельно не разберется во всех этих реактивах, пробах и эликсирах. Они слишком разные, Мэгги всего-навсего на него работает. И ей только что об этом напомнили.
Однако…
— Как раз о вашем «задании» я и думаю, — процедила она. — Сэр Джеймс, вы внимательно ее слушали? Хотя откуда… вы же подошли позже… Но какие-нибудь выводы должны сделать? Миссис Чес пришла сюда за тем же, что и мы. Она хотела добыть визу для посещения Таймленда. Как вы думаете, зачем? Ведь не нервишки себе пощекотать, устроив развлечение в уик-энд? Она пыталась пробраться к сыну. Ее сын — мутант. А нам как раз мутант и нужен. Другой мутант, не ваша…м-м… невеста. Только в крови другого мутанта могут найтись нужные антитела. — она ткнула пальцем вслед уходящей женщине. — Понимаете?
— Хм, — протянул Джеймс. — Должен признать, мисс Смитсон, в ваших словах есть резон. Однако если я буду тратить время на то, чтобы осчастливить всех, кто в этом нуждается, я рискую упустить шанс сделать что-то и для себя. Невозможно желать счастья другим, если ты несчастен сам.
— А вы… можете добыть нам визы? — догадалась Мэгги.
— Скажем так — у меня есть шанс и глупо им не воспользоваться.
Верна брела домой, как потерянная. Ей не хотелось возвращаться в пустую, неуютную комнату, где все напоминало о сыне. С некоторых пор она приходила сюда только поспать. Обивание порогов в различных управлениях и конторах съедало все время, так что ей пришлось бросить работу. Она только и смогла, что вернуть клиентам заказы, но поскольку у женщины не хватило силы воли сделать работу качественно и в срок, заплатили ей сущие гроши. Чтобы уплатить аренду, этого хватало. Чтобы купить пару пирогов и миску горохового супа на углу — тоже. Но вот про уголь придется забыть. А это не только тепло — сейчас же лето. — но и горячий чай. И то, оставшихся денег едва хватит до конца недели. А что потом? Не все ли равно?
Она так глубоко задумалась, что почти не обращала на окружающее никакого внимания. И то, что прошла мимо своего поворота, поняла лишь когда над головой потемнело.
Верна оказалась в тесном переулке, стиснутом каменными домами. Тут, видимо, когда-то стоял сарайчик для хранения инвентаря — занимаемое им пространство было слишком узким для отдельного дома. Потом сарайчик сломали или он сгорел, и в проулочек между домами приноровились стаскивать всякий мусор и отбросы.
Как бы то ни было, она забрела на чужую улицу. И, если не хочет ночевать прямо здесь или вовсе остаться под мостом, надо возвращаться к себе на Кейт-стрит. По дороге неплохо бы купить мисочку супа и пирог — она ничего не ела с самого утра, хождение по кабинетам отняло много сил, и сейчас голод напомнил о себе.
Женщина повернулась, собираясь вернуться тем же путем, и в этот миг чужая рука обхватила ее поперек туловища, а под подбородок ткнулось холодное лезвие.
— Деньги и побрякушки сюда. Живо.
Верна охнула. Не столько от страха, сколько от неожиданности. Осторожно, трясущимися руками, она достала кошелек:
— Бери. Только…
Кошелек перехватили так ловко, что она сама не заметила, как это получилось. Ни нож от шеи не убрался, ни захват поперек груди не ослаб…
— Можно попросить…
— Заткнись, сука.
— Убей меня.
— Что?
От неожиданности захват ослаб. Верна подумала, что сейчас ее зарежут, и нападавший просто хочет перехватить жертву поудобнее, и взмолилась:
— Быстрее. Только пусть не так больно, как… как Мясник-из-подворотни.
Несколько лет назад весь Лондон был взбудоражен серией убийств. Жертвами становились женщины разных возрастов, положения и профессий — проститутки, швеи, цветочницы, домохозяйки и матери семейств, даже одна монахиня. Общее у них было одно — всех их затаскивали в подворотню и разделывали уже там. Убийства прекратились после того, как повесили троих подозреваемых, но жуткие слухи о том, что среди них не было того, кто заслужил от газетчиков прозвище Мясник-из-подворотни, продолжали ходить.
И вот он вернулся?
— Ты ведь это сделаешь? — она попыталась, вывернув шею, заглянуть в глаза нападавшему.
— Совсем дура? — ее отпихнули так, что Верна, не удержавшись на ногах, отлетела к стене и ударилась о камни. — Или блаженная? Тебе чего, жить надоело?
— Да. Я не хочу жить. Пожалуйста. Убей. Что тебе стоит.
— Ну уж нет. Пеньковый галстук примерить неохота, — грабитель отступил в тень. Высокий чуть сутулый мужчина, чье лицо скрывали поля старой отвислой шляпы. Быстрым движением он вскрыл кошелек:
— Не густо. А с виду такая почтенная…
— У меня дома еще есть, — непонятно, почему сказала Верна. — Идем со мной, получишь флорин*.
(*Флорин — монета достоинством в два шиллинга. Прим. авт.)
Она сама не знала, почему соврала. В кошельке были ее последние деньги.
— И за что? За то, что тебя прирежу? Ты в своем уме?
— Прирежешь, — вздохнула Верна. — Потому что иначе я сдам тебя полиции. И будешь болтаться на виселице из-за нескольких пенсов и барахло, которое сплавишь старьевщику еще за пару фартингов.
— Ты сумасшедшая, — грабитель неожиданно попятился. — Чего тебе от меня надо?
— Мне надо умереть. Если бы ты знал…
Слова внезапно полились потоком. И, как настоящим потоком, она захлебывалась ими, торопясь высказать все, что наболело. Все, что не могла доверить чиновникам из управления и многочисленных контор, высказывалось сейчас. Почему-то перед незнакомцем, который никоим образом не был замешан в этой истории и ничего о ней не знал, выговориться оказалось легче. И, замолчав наконец, женщина ощутила внутри звенящую пустоту, как после очищающей молитвы. Она тихо всхлипнула, прислонившись к стене, чтобы не упасть.
— И теперь я… сам видишь…
— Эх ты, мамаша, — мужчина вздохнул. — И чего теперь думаешь делать?
— Я не знаю, — вздохнула Верна. — Деньги почти все кончились, работать сил нет, да и для чего? Правда, хоть ложись и помирай… Эх…
Отмахнувшись, она направилась было прочь, но тут же крепкие пальцы сомкнулись на ее локте.
— Погоди, мамаша, — грабитель смотрел на нее сверху вниз как-то странно, и Верна запоздало почувствовала страх. — Веди к себе домой.
И она пошла. Пошла в каком-то странном отупении, не чувствуя ни страха, ни нелепости ситуации.
Грабитель сперва держался позади и чуть в стороне. Верна даже пару раз бросила украдкой взгляд через плечо — нет, топает. Высокий, худощавый, в поношенной, но когда-то знававшей лучшие времена, куртке. Шляпа надвинута на глаза, да он еще и сутулится, так что хорошо виден только острый длинный подбородок и плотно сжатые губы под щеткой усов. Ножа не видно, да и зачем его демонстрировать?
На Кейт-роуд на нее уже давно не обращали внимания, окружив своеобразным коконом. И миссис Чес спокойно провела незнакомца к себе в комнату. Тот задержался на пороге, окинув обстановку цепким взглядом:
— Ну и ну…
— Да, я тут живу… жили с сыном…
— Ага. Так, стало быть, к нему хотела…
— К нему. Не могу я одна. Добром меня к нему не пустят. Лучше умереть. — она прошаркала в угол комнаты. Тайник под полом остался никем не замечен. Да и кто будет искать у вдовы денег? Достала последний флорин, протянула на ладони:
— На вот. Заработал.
— Да я ничего еще… — он немного отстранился. — А чего дашь, коли попадешь к сыну-то?
— Да все забирай. Что видишь.
— Ладно. Жди тогда.
Повернулся и исчез, не прибавив ни слова.
В нужный день и час она была на пристани.
Поначалу миссис Чес ругала себя последними словами. Нашлась дурочка — доверилась человеку, которого видела первый раз в жизни…
Нет, на самом деле во второй. Ибо этот тип потом вернулся. И не один. С ним пришли еще двое. Прокрались в сумерках, когда утомленная Верна уже прилегла на постель. Сперва она перепугалась, когда в окошко стукнули и попросили открыть дверь, но потом решилась. Для чего ей жить? Ради кого себя беречь? Убьют? Ну и пусть. Так и так помирать. Денег-то осталось всего несколько фартингов*, даже на пирог не хватит, чтобы завтра поесть.
(*Фартинг — здесь самая мелкая монета, ¼ пенни. Прим. авт.)
Незнакомец пришел не один. Двое темных личностей — в сумерках не разглядишь, но они все равно прятали лица — бегло осмотрели комнату, заглянули в подвал, зачем-то простучали полы и ушли. А этот тип задержался и предупредил, что, коли мамаша Чес не передумает, то пусть послезавтра придет к шестому причалу и будет ждать за старым складом, где свалены бочки. И ждет до полуночи.
И Верна пришла.
Сначала было страшно — одной, в темноте, в доках. Набережная уже заснула, город тоже успокаивался, только плескалась в камни парапета темная вода, да где-то вдалеке раздавались последние гудки, топот, грохот, лязг. Но здесь царила тишина. И каждый звук далеко разносился окрест.
Потом послышались шаги. Два или три человека шли не спеша, негромко переговариваясь шепотом. Верна затаила дыхание, вжалась в стену. Ей впервые за долгое время стало страшно. Не столько за свою участь, сколько за то, что вот сейчас ее действительно убьют, и она не дождется тех, кто позвал ее сюда.
Шаги остановились довольно близко.
— Где-то здесь?.. Миссис. — послышался шепот. — Эй, мамаша. Вы тут?
Голос был тот самый, из проулка.
— Здесь, — женщина осторожно выступила вперед.
— Хвоста не привела?
— Что-что?
— Посторонних, спрашиваю, никого не видала, мамаша?
— Да вроде бы нет.
— Ладно. Фред, проверь.
Ее давешний знакомец в широкополой шляпе кивнул и скрылся между складами. Его спутник, пониже ростом и потолще, в долгополом сюртуке старинного покроя, махнул женщине рукой:
— Идите за мной, миссис. И молчок.
Верна кивнула, продолжая чувствовать страх. Все это было слишком сложно. И ей до сих пор никто ничего не объяснил.
По счастью, уже через четверть часа все стало немного понятнее. Ее привели в какой-то склад, наскоро переоборудованный под контору. Приведший ее человек уселся за стол, придвинул к себе чернильницу и несколько листов писчей бумаги.
— Итак, миссис…
— Миссис Джордж Чес. Верна Чес… Я вдова.
— Итак, миссис Джордж Чес, вы желаете встретиться со своим сыном, увезенным на остров Таймленд, — важным тоном заговорил человек.
— Да, сэр.
— Насколько нам известно, вы обращались в морское управление и в некоторые другие конторы, но там вам не захотели помочь.
— Все так, сэр.
— Увы, государству нет дела до проблем маленьких людей. Маленькие люди должны либо не иметь проблем вовсе, чтобы не раздражать и не отвлекать государство, либо научиться свои проблемы решать самостоятельно, не беспокоя окружающих и власти. Как говорится, своя рубашка ближе к телу, и люди не так уж склонны делать что-либо для других без достаточного на то основания. Конечно, Господь учит, что надо помогать ближнему своему, но только в том случае, если ты в силах помочь. Если же сил и возможностей нет, отойти в сторонку и хотя бы не мешай тому, у кого этих сил достаточно. Так?
Верна, внимательно слушавшая речь, кивнула.
— Так вот, государству нет дела до наших проблем либо потому, что оно не собирается заниматься подобными мелочами, либо потому, что оно банально не может эти проблемы решить. И тогда нам, маленьким людям, приходится обделывать свои дела самостоятельно. По счастью для нас, это пока еще в наших силах. Вы хотите попасть на остров Таймленд? Мы можем предоставить вам эту услугу. За соответствующую плату, так сказать.
Верна похолодела. Она уже начала догадываться, куда клонит ее собеседник.
— Но у меня нет денег… ничего нет…
— А вот тут вы ошибаетесь, миссис Джордж Чес. У вас, насколько нас проинформировал наш человек, есть отличная комната с камином, расположенная на первом этаже в многоквартирном доме на Кейт-роуд. И даже с отдельным входом. И подвалом.
— Вы ошибаетесь. Мы с сыном снимали эту комнату много лет, но она мне не принадлежит. Арендодатель может нас выселить уже через несколько дней… если уже не выселил. Я не могу ее продать, подарить или завещать…
— Но вы можете пустить к вам постояльцев. И завещать кому-либо обстановку в комнате. И все то, что находится в подвале.
— А так можно сделать? — удивилась женщина.
— Можно и нужно… Мы вам, а вы нам. Все честно.
Буквально на глазах Верны был составлен акт передачи ею в обмен на некую услугу права проживания в ее доме. Тут же было сказано, что вся обстановка дома поступает в полную собственность некоего Питера Смита.
— Питер Смит — это я, — представился ее собеседник. — Поскольку именно мне придется иметь дело с вашим арендодателем. Подпишите здесь и здесь.
Верна выполнила все условия, которые ей надиктовал мистер Смит, даже особо не вникая в смысл произносимых им слов. К чему слова, к чему вся эта суета? Пусть теперь в Лондоне у нее нет ничего — кроме тех вещей, которые она принесла с собой — впереди ее ждало нечто большее. Впереди ее ждала встреча с сыном. Стоит ли оглядываться на дом, в который она не собиралась возвращаться? Да и зачем?
— Вот и отлично, — мистер Смит внимательно перечел написанное, посыпал песком и оставил сохнуть. — А теперь прошу вас за мной.
Из одного склада они перешли в другой, где Верне открылась странная картина. На нескольких ящиках и коробках, а также паре тюков и бочонков сидели люди. Их было около десятка, и все они имели одну общую черту — все были того же самого круга, что и миссис Чес. И у всех на лицах была одна и та же печать тревоги и нетерпеливого ожидания.
— Ждите здесь, — ее слегка подтолкнули в спину.
Верна тихо пристроилась на мешке рядом с женщиной, которая показалась ей наиболее близкой — по возрасту, положению и внешности.
— Добрый вечер. Можно присесть?
— Пожалуйста, — женщина подвинулась. Верна устроила свой узел рядом, огляделась. В помещении было прохладно, сумрачно и тихо. Люди помалкивали, а если и переговаривались, то короткими тихими фразами.
— Скажите, вы не знаете, чего мы все ждем?
— Сигнала, — коротко ответила незнакомка. На Верну она не смотрела, устремив взгляд в сторону массивных дверей, в которые могла, наверное, въехать целая подвода.
— Простите, а сигнала к чему?
На сей раз на нее посмотрели, но с таким выражением лица, что миссис Чес почувствовала себя глупо.
— Сигнала к отплытию.
— Отплытию? Простите, сударыня, не имею чести знать ваше имя, но не объясните ли вы мне получше? Я ведь ничего не знаю…
— Ха. — женщина скривилась. — Хотите сказать, милочка, что понятия не имеете, зачем и как сюда попали?
— Ну, меня пригласили… Составили договор… Ах, вспомнила. Я просила, чтобы мне помогли встретиться с сыном. Его увезли на остров Таймленд.
Женщина презрительно отвернулась, но Верна уже и так все поняла. Здесь собрались те, кто так или иначе хотел попасть на запретный остров. Государство отказывало этим людям в праве встретиться со своими родными и близкими, и тогда за дело взялись… кто? Верна поняла, что не хочет этого знать. Не все ли равно, кем были эти люди. Главное, что они ей помогут.
Где-то снаружи, за закрытыми дверями, послышался какой-то резкий звук. Потом двери распахнулись. Ночная тьма хлынула на склад.
— Скорее. Кто замешкается, ждать не станем. — возникший в проеме мужчина взмахнул фонарем. Люди повскакали с мест, поспешили к выходу. Верна кинулась вслед за всеми.
Бегом, толкаясь и тяжело дыша под тяжестью вещей, они пробрались вдоль стены склада, чуть ли не галопом пересекли открытое пространство и нырнули в узкий проход между двумя ангарами. Под ногами захлюпала грязь. Зловоние гниющих рыбьих останков и водорослей шибануло в нос. Верна задохнулась, но стоило чуть приостановиться, как ее без стеснения пихнули кулаком в спину:
— Пошла.
Двумя руками прижав узел с вещами к груди, она одолела последние ярды, пробежала по дощатому настилу и перескочила на борт низкого катера, который темной тенью выделялся на воде.
Она была в числе последних. Буквально за ее спиной что-то грохнуло, падая.
— Все на месте?
— Я считал. Девять, как договаривались.
— Отчаливай. А ты — пошла отсюда. — ее кто-то дернул за локоть, оттаскивая в сторону. — Вон туда, вниз, по лестнице.
Послышался плеск воды, что-то упало, загрохотало, заскрипело. Верна заторопилась в указанный ей темный провал. Крутая лестница уходила вниз, в черноту и неизвестность. В какой-то момент нога встретила пустоту, и Верна, не удержав равновесия, полетела вниз. Приземлилась на что-то твердое, больно ударилась бедром и локтем, вскрикнула и, пытаясь как-то отползти в сторону, с размаху врезала локтем второй руки во что-то мягкое.
— Тише вы. Смотреть надо, куда лезете. — прошипела темнота человеческим голосом.
В другое время Верна бы извинилась, но сейчас она устала, продрогла, была раздражена, и потому ответила резче, чем собиралась:
— А ты чего тут разлегся, как боров в луже? Мешаешь только всем.
— А тут попробуй не помешать, — злости и гонора в невидимом собеседнике немного уменьшилось. — Тут темень стоит, хоть глаз коли. И теснота. Развернуться негде, не то, чтобы прилечь.
— А ты… пробовал? — Верна присела на тот узел, где произошла короткая, но жаркая стычка.
— А чего тут пробовать? И так понятно, что мы тут как сельди в бочке. И как долго нам до Таймленда плыть — неизвестно. Может, пару часов всего, а может, и до завтрашнего вечера не доберемся.
Невидимого мужика нестройными голосами поддержали остальные. Верна огляделась. Мало-помалу глаза привыкали к темноте, и женщина начали различать отдельные темные пятна.
Трюм впрямь до отказа был забит какими-то ящиками, коробками и тюками, для людей оставалось не так уж много места. Но сейчас все это перемешалось между собой и немудреными пожитками пассажиров, чьи лица смутными расплывчатыми пятнами белели во мраке. Судя по количеству этих пятен, Верна догадалась, что пассажиров больше десятка. Значит, катер уже успел забрать кого-то до них. Но последние ли это пассажиры?
— А вы все, — она устроилась поудобнее, прижавшись к какому-то ящику и обнимая двумя руками свой узелок, чтобы не потерять в темноте, — тоже на остров собрались?
— А то куда же? Джон Русалка единственный остался, кто курсирует между «большой» и «малой землей». Только он людям и помогает. Прочие их корабли не слишком приспособлены. Да и тех так налогами задавили, что капитаны предпочли в принципе свернуть лавочку.
Все понемногу включились в диалог. Каждый спешил высказать свое мнение или заставить переубедить противника. Миссис Чес только успевала прислушиваться. Как, оказывается, все сложно. Выходило, что государство нарочно мешало людям.
Спор продолжался до тех пор, пока наверху не распахнулся квадрат нижней палубы.
— А ну, тихо там, стая крысюков. Разгалделись… Сейчас патрули проходить будем. Один звук из трюма, и за борт отправят всех. Нам не нужны проблемы.
Крышка трюма захлопнулась. Снова вокруг была непроглядная темень. Но теперь уже глаза немного привыкли, и сквозь нее стали проглядывать окружающие предметы — или, по крайней мере, что-то похожее.
Верна поелозила, устраиваясь поудобнее. Кругом молча сопели и возились, занимаясь тем же самым. Наконец, женщина нашла удобное местечко и смогла даже принять удачную позу — ничто не давило ни на спину, ни на бока. И ниоткуда не дуло… Разве что только запах тут стоял ужасный. Интересно, что так может пахнуть? Гнилью и… мускусом.
Впрочем, ей-то какое дело? Она в пути, отправилась вместе с остальными на остров Таймленд. Еще немного, и она сможет встретиться с сыном.
Воспоминания о прошлой счастливой жизни нахлынули внезапно. Думая о том, как им прежде хорошо жилось, Верна сама не заметила, как задремала.